Она была

Что есть любовь и как отгадать ее приход? Как не пропустить ее в суете убегающих дней, не спутать с мимолетностью увлечения, не упустить с невнимательностью неоцененного?..

Дни за днями идут… У приходящего нет своей приметы, уходящий похож на предыдущий. Ее почти нет в его мыслях, лишь отдаленно мелькающей мушкой в занятом мозге сверлится упрямая мысль, не имеющая материального воплощения, и эта мысль о ней. Она есть, где-то далеко, даже странно представить где, так далеко, и так давно он не видел ее лица, не смотрел в ее глаза и не слышал ее голоса… Но она есть… Он помнит ее волосы, непослушные и растрепанные, почему-то ее румяные щеки и горящие счастьем глаза. Он помнит и не помнит. Была ли она? Но сейчас он очень занят, и ее нет. Вообще.

Сегодня нужно вспомнить старое — поработать менеджером, составить списки востребованной продукции, забрать с базы новый привоз товаров, встретиться с тремя клиентами и забрать дочку из садика. И сегодня в мыслях ее нет, и не будет. День в заботах, редкий перекур, смех за спиной, сборы на день рождения сотрудника, и суета, суета, суета…

Пять часов, а дочка все еще в садике! Какой суетящийся день, но – пора-пора-пора! Мчащаяся «Калина» — и вот — улыбающаяся, бегущая навстречу дочка! Машинальное приветствие воспитателя, спешное одевание девочки, и теперь – домой.

В малогабаритной двушке – толкотня: отец, жена и он пришли с работы одновременно. Малюсенький коридорчик трещит по швам от возбужденных разговоров, приветствий, звонкого говорка дочки и мяуканья проголодавшейся Ларисы.

Бабушка кормит внучку, пока взрослые успевают переброситься парой фраз о прошедшем в суетах сует рабочем дне. За ужином он все время прокручивает в голове разговоры с последним клиентом, решая, как удобнее будет присоединить его заказ к еще не ушедшим, завтра с утра, до обеда, если Виктор не уедет еще с заказным листом… Жена что-то говорит о расширении и, кажется, о том, что нужно подписать какой-то договор с условиями о продолжении работы… Иринка шумно смеется у телевизора с диснеевскими мультиками, громко повторяя за Гаечкой распоряжения Дэйлу, он думает о ближайшей командировке, а также о том, как найти базу без посредников и сократить расходы на аренду…

В комнате тоже горит телевизор, он с сосредоточением рассеянности смотрит новости дня уходящего, а мысли не прекращают своего течения ни долю секунды… и ее в них нет…

Взорвался автобус, упал самолет, где-то в Африке выпал снег, а погоду обещают прескверную, и еще завтра нужно будет кому-то сходить на родительское собрание Ирочки. Как же все мелькает и навязчиво потрескивает маячком в левом виске!

Ванная свободна – о душ, за которым он испытывает минуты отдохновения! О благословенная тишина, и покой, и уединение! Из зеркала на него смотрит утомленное худощавое лицо растерянно-равнодушного еще молодого человека с серо-голубыми работящими глазами с покрасневшим за день белком, и зубной щеткой в руках. Он внимательно останавливает взгляд на этом уставшем знакомом лице без чувств и желаний и смотрит в свои порядочные честные глаза… Словно улыбка нечаянно скользит по его прищуренным векам, улыбка зеркала, хранящего ее взгляд. Да, она смотрелась в него, всего однажды, и так давно, что он не помнит, в яве это было, или только легкий, волнующий, прекрасный сон посетил его в один из таких вот вечеров первого хрустящего месяца зимы… Она была так далеко, так прекрасно далеко и так недосягаемо далеко, что ее будто бы не было… Но она была, и даже (о, так ли?) она была здесь, и это помнит старое, видавшее виды зеркало в новой оправе и новой ванной, так, что едва ли помнит и он…

Это дуновение прошлого так волнительно и так скоро, так неуловимо и так конечно, что пора отпереть прекрасное уединение и вернуться вновь в суету и привычность летящего прочь бытия … Из зала раздается громкий капризный плач Ирочки, ловко торгующейся с утомленной длинным днем мамой о завтрашних теплых колготках. Она получит свое – пойдет в тонких, так как у нее «теплое осеннее пальтишко». Жена уложит дочку спать, и он тоже поцелует ее невинно детский лоб белейшей слоновой кости, и в доме водворится такая странная и каждый день непривычная временная тишина, тишина отдохновения, тишина ночи…

Его отяжелевшая голова легко коснется самой любимой на всем белом свете мягкой и такой всегда долгожданной подушки, и он даже забудет поцеловать на ночь жену, погрузившись в тонкий, но забирающий все силы сон… И во сне опять придет она – едва узнаваемая, такая далекая, такая далекая, что, кажется, и ненастоящая… И он встретится с ней всего на чуть-чуть, какие-то доли секунды быстрого сна… Она улыбнется и исчезнет, и ее глаза, такие большие и такие недосягаемые, растворятся в темноте, которая разольется вокруг как-то все-таки неожиданно и точно не вовремя… Но… сон…

Утро ворвется дерзко-неожиданно, и как всегда полновластным хозяином вступит в свои права, громким звонком мобильного влившись в тонкий и безмятежный сон ночи. Суетная толкотня в уборной и нудная очередь в ванную, машинальное одевание среди холодных стен неприветливых утренних комнат, поцелуй жене, и, со спящей Ирочкой за ручку, огромные шаги и мелкие перебежки к замерзшей и все еще дремлющей с утра «Калине». Занявшие очередь среди спящих машин еще спящего утра, Ирочка и папа – каждый в своем маленьком утреннем мире… В садике – заметно вытянувшаяся за три года Ирочка одна из первых, привычным шагом идет в группу, спящей рукой машет папе из окна, и медленно исчезает из вида садящегося в авто папы.

А у него снова рабочий день, в заботах и суете, и ни один мускул на его лице не даст вам (да и ему самому) понять, что он помнит ее, что он любит (или только любил?) ее, что он скучает по ней, такой далекой, такой далекой, что, кажется, даже и не существующей, с большими любимыми глазами, от которых (он знает это, но почти не помнит) бывает так тепло, но которые уже тысячу лет его не греют. И лишь редкое дуновение воспоминания говорит о том, что она была, была в его жизни, и… (как горько, но редко это воспоминание) могла в ней остаться, но не осталась, потому что он не удержал ее, не подобрал слов любви и нежности, которых она была достойна, и которые он знал, но так и не смог тогда произнести………