Потерявшаяся бусинка

Летом 2014- го года мне довелось устроиться воспитателем в детский лагерь «Гвоздика», неподалёку от Кирилловки, что на Азовском море.

За двадцать пять лет учительствования я встречал разных детей: злых и добрых, весёлых и грустных, шумных и тихих, нередко даже загадочных. А сейчас речь пойдёт о Настюше. Назвать худенькую, хрупкую, совсем невысокого роста третьеклассницу без двух передних, молочных зубов, но с длинными, русыми, зачастую распущенными волосами Настей, почему-то, язык не поворачивался. Только: «Настюша» и никак иначе,-решил я сразу для себя и всю смену обращался к девочке именно так. Искренняя, но, вместе с тем,

неуверенная, растерянная улыбка и такая же неверная озорность во взгляде, казались всегда ни к месту грустными. Но в первый же вечер лагерной смены причина этого открылась просто. Когда дети уже укладывались, пережив начальный, суматошно-крикливый и, как обычно, до бестолковости сумбурный, «Гвоздиковский» день, ко мне кто-то постучал. У двери стояла десятилетняя Аня, соседка Настюши по комнате. Она очень серьёзно сказала:

— А вы можете зайти к нам ?

— Могу,- ответил я,- а что случилось ?

— Настя там какая-то, ну, я не знаю как обьяснить, не такая она как надо,-несколько испуганно заявила Аня.

Когда я вошёл в детскую комнату, Настюша не плакала, а сидела посередине кровати маленьким комочком, в позе йога, замотанная в простынь. Сразу взглянув на меня, не ожидая вопроса, произнесла спокойно, очень медленно и задумчиво :

— Я видела сейчас свою маму. Она умерла год назад от рака крови.

— Видела? — задал я нелепый вопрос.

— Да,- ещё тише ответила девочка.

На несколько секунд я растерялся, но потом, абсолютно не кривя душой, тоже негромко сказал:

— Это же хорошо, Настюша! Ведь мама всегда помнит о тебе, даже на небесах. Она была, есть и будет, потому что душа человеческая бессмертна. Понимаешь?

Девочка утвердительно кивнула головой.

— Ты в Церковь ходишь?

— Редко. Только с бабушкой,-еле слышно произнесла малышка почти по слогам.

— И Слава Богу, что бываешь в Храме.

Я погладил ладонью ребёнка по голове и вышел из комнаты.

За годы работы с детьми и в школе, и в детских лагерях познал в полной мере смысл слов из песни, которую впервые, с другими своими однокурсниками исполнял на сцене перед ребятишками в соврешено другом лагере, будучи ещё вожатым, а не воспитателем, в студенческие годы: "… ты и папа, ты и мама, ты и няня, ты и друг, а короче говоря- вожатый..." Конечно, никакие педагоги не заменят ребёнку матери, но осознавая это, не попытаться хоть чуть-чуть согреть раненную душу маленькому созданию я не мог.

С того вечера Настюша привязалась ко мне. Пришлось и учить её плавать в море, и, при случае, зашивать футболки и тапочки, и смешить, особенно по вечерам или ранними утрами, когда девочка грустила особенно сильно,

выпадая из водоворота дневной суеты. Понятно, что привязалась бы девочка и к любому другому взрослому услышавшему её, а не только слушающему. Из-за привязанности такой она редко выпускала мою руку, всегда крепко держась за неё своей маленькой ладошкой, как за соломинку дарящую, может и обманную, но надежду.

На четвёртый день пребывания детей в «Гвоздике», уютно утопающей в тени неожиданно зелёных для выгоревшего, выцветшего лета высоких кустарников и стройно-величавых тополей, проходил грандиозный, в масштабах детской здравницы, танцевальный конкурс. Аж девятнадцать отрядов пытались представить зрителям своё видение танца, под час до наивности открытое. Все стили на импровизированной эстрадной площадке перемешивались и такая музыкально-зрелищная бессистемность рождала ощущение карнавала. Настюша, сидевшая рядом со мной, погрузилась в праздничную атмосферу и внимательно наблюдала за происходящим. Внезапно девочка решительно сжала мою руку и не отрывая взгляда от сцены тихо произнесла:

— А у моей мамы есть такие модные, цветные штанишки как у той длинноволосой девочки, что только что выступала. Мама ж маленького роста. А купили мы их на базаре, на Барабашовке, в Харькове, когда ездили туда прошлым летом за школьной формой для меня.

Похоронив много лет назад свою маму, а позапрошлым летом лучшего друга, встречаясь за годы преподавательской работы с бедой не единожды, не думал, что в свои сорок семь внутри меня еще может что-то оборваться от разговора с ребёнком. А вот оборвалось. Не знал я, как ответить малышке, а просто погладил её по руке и промолчал, понимая веру Настеньки в то, что мама не оставила ее на Земле, отправившись на небеса, что она жива и ждёт её дома. Конечно, так не могло продолжаться долго. Потом жестокая реальность должна была вернуться, безжалостно стерев доброе видение.

Девочка продолжала смотреть на сцену как ни в чем не бывало. Или это было иллюзией ?

«Вернулась она уже в сегодняшний день или пока ещё там, на летней, жаркой, прошлогодней Барабашовке ходит с мамой между рядов торговцев ?»,- не мог я себе ответить, глядя на Настюшу.

Вечером того же дня я подарил ей Молитовник, маленькую, синенькую книжечку, купленную за несколько месяцев до того в Киево-Печерской Лавре. В нем были и молитвы за упокой, и другие. Девочка с пониманием приняла подарок. А затем каждый день лагерной смены я видел, как по вечерам Настюша внимательно читала Молитовник. При этом казалось, что она излучала мягкий но ненадежный свет как мерцающая, потерявшаяся бусинка.

Юрий Токарь