Приезжай

Эвтерпа февраля

Дописана последняя глава
о снах. Скитаний путь неблизок.
И ручкой, неуверенной в словах,
бессонница рисует одалисок.

Сжимая пожелтевшие листы
заходит, притворяясь Мельпоменой,
укутанная в шубу темноты,
под спудом славы,
в отсвете измены.

На пару с ветром, в облаке моём,
ты будешь холодна и непокорна,
пока грустит, налившись, окоём
и пришлым снегом,
и зимою чёрной.

И повторится всё

Где ночь легка, однако глубока,
И цокотом звенит издалека,
Лечу впотьмах петровским иноходцем,
Но конь троянский в глубине колодца
Все ждёт меня, желанного дружка.

О, улица моя, ты не моя,
Испорчена родная колея.
Лирически во тьме подходят трое,
Чтоб закурить и разделить со мною
Кирпич краеугольный бытия.

Фонарь под глазом создает уют,
Но электричества недодают,
Твердят, как попки: — Выход есть из мрака.
Затем печальной павловской собакой
Глядят в глаза
И стылой правдой врут.

Я снова трезв,
А Родина — пьяна,
Белугой поднимается со дна.
Не мы немы, — ревёт она в испуге.
Уже не плавники, ещё не руки
Разводит в изумлении она.

Плывёт, отдав концы, за край угла,
Там, где земля полынью изошла
И лучший выход — притвориться снулым.
Река не спит,
Она не утонула
В той женщине, которая метла.

Да есть ли, право, совесть у меня?
Нырнуть в канал?
Желания звенят:
Попить, поесть
Шампанского и мидий,
Игриво обновить набор хламидий...

Зимой каналам не до человеков.
Кричишь в тоске: — Аптеку мне, аптеку!
ОтдАл бы за аптеку полконя!

Приезжай

Приезжай.
И вспомнишь, может статься,
Пятую оградку от стены.
Помолчишь, тут есть где отлежаться,
Тут у нас истоки тишины.

Лопухи да камни у заборов,
Облака — до Золотой Орды.
Заберешься в глушь — ни триколора,
Ни следов рубиновой звезды.

А заснешь — пригрезятся исходы.
В сучий век домой возврата нет.
Вымершею бабочкой свободы
На асфальте гусеницы след.

Приезжай.
Прикинься инородцем,
Будто с государством не знаком...

Родина — она со дна колодца
Смотрит ввысь Иваном-дураком.