ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛЬДИНЕ

Шестилетний Митька жил с родителями и старшим братом Фёдором в рыболовецком селе в низине реки Волги. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, мальчишки частенько ссорились. Фёдор, которому шёл девятый год, был немногословен, поджарый и длинный, как жердь. Местные задиристые пацаны дразнили его:

Федька-редька – каланча

Проглотил два калача!

Что, Федул,

Губы надул?

А Митя – егоза, минуты на месте не усидит! Невысокого росточка,  взбитенький, будто тесто на опаре. Бабушка по отцу, улыбаясь,  приговаривала:

– Ты, Митя, в нашу породу пошёл – в Демьяновых. Мы с тобой два бублика из одной муки.

Дом Татьяны Евдокимовны стоял рядом с домом сына и невестки. Сколько Митька помнил, у бабушки всегда водилась разная пернатая живность: индейки, гуси, куры. Самой важной птицей в бабушкином птичнике мальчик считал петуха Степана. Утро начиналось с его задиристого петушиного крика. Степан забирался на насест в курятнике,  вытягивал шею, хлопал крыльями и звонко горланил:

–  Ку-ка-ре-ку!

Ох уж ему доставалось от бабы Тани за вылазки  в огород! Но даже тогда, он удирал с высоко поднятым гребешком, словно спешил по неотложным делам. 

Время от времени Митька заглядывал в курятник и  наблюдал за крошечными желтыми цыплятами, которые бегали за курицей и пищали.  Забавляли его и смешные серые гусята. Оглядывая всё вокруг, они шагали за гусыней  на речку, плюхались в воду и плыли, ловко загребая лапками. А вот гусака Гаврюшу мальчик побаивался. Старый шипун был гонористым. Когда Митька вприпрыжку носился по двору, гусь исподтишка норовил ущипнуть его. Вытянет шею, цапнет в бок или за руку и давай шипеть.  

Бабушка, созывая птиц на кормёжку, кричала курам: «Цып-цып-цып!»,  индейкам: «Гуль-гуль-гуль!», а гусям: «Тега-тега-тега!». Куры спешили  к корыту с кормом, словно на пожар! Квохтали,  хлопали крыльями! Белый индюк, нахохлившись, вместе с индюшками следовал по-хозяйски вальяжно. Гуси шли гуськом и громко гоготали.

 С живностью бабы Тани постоянно случались какие-нибудь забавные истории. Как-то ранней весной у бабушки  из птичника пропали гуси. Она и во дворе всё просмотрела, и в сарай заглянула, за калитку вышла  – нет гусей и всё тут! Тогда баба Таня и Митька сели в бударку и   поплыли вниз по течению реки. Бабушка шлёпает вёслами по воде, а внук во все глаза смотрит по берегам, на речку. Из зарослей осоки показался водяной пастушок. В длинном немного изогнутом клюве он держал свою добычу – малька.  По Волге неспешно проплывали одинокие льдины. Какие-то из них были причудливых форм, другие похожи на белоснежные облака. Чуть заметная волна набегала на песчаный берег и оставляла на суше ледяную крошку. Всё вокруг словно притаилось в ожидании долгожданного тепла: наполненная талой водой река, выхолощенная ветром земля, домики со снежными латками на крышах. «Как вкусно пахнет весной. Ещё немного и весь лёд растает», – подумал Митя.

–  Вот я слепая карга! – сокрушалась баба Таня. – Как не углядела, что калитка открыта?!

 – Ты греби быстрее, может, ещё догоним гусей, – деловито проговорил  Митька.

 –  Теперь ищи свищи ветра в чистом поле!

Бабушка вздохнула, сильнее налегая на вёсла.

Немного проплыв по реке, мальчик увидел на одной из льдин белых птиц. Они сбились в стайку и с любопытством глазели по сторонам.

– Вон они, бабуля!

Баба Таня развернула лодку бортом вдоль заснеженного, ледяного плота  и принялась звать сбежавших путешественников:

– Тега-тега-тега!

Гуси, услышав знакомый голос,  загалдели и попрыгали в холодную воду.

– Я кому сказала: Домой! Шибче, шибче! – прикрикнула бабушка.

 Птицы расправили  крылья и поплыли к берегу. 

Во дворе пропавших бродяг встречали: петух Степан, несколько курочек и индюшки.

–  Ах вы, негодники! – ворчала баба Таня, загоняя птиц в гусятник, но по всему было видно, что она повеселела.  – Митенька, чем я тебя сейчас угощу! 

Бабушка приготовила на скорую руку драчону, сдобрила её сливочным маслом и хорошенько посыпала запеканку из яиц и молока сахаром. Достала припрятанное на особый случай клубничное варенье и бублики с корицей.

–  Митя, что сиднем сидишь? Кушай драчону, а то остынет! Чаёк я с душицей заварила, сейчас мигом согреешься.

Внук повертел чашку в руках и, шмыгнув носом, улыбнулся.

–  Бабуль, а ты в детстве бедокурила? 

–  Случалось, тихоней я точно не была! От отца доставалось за проказы. Однажды стащила из дома его старую фуфайку. Как он  меня ругал, ой, мамонька моя!

– Зачем тебе фуфайка-то понадобилась?  – удивился Митя.  

– А вот понадобилась! Я её на игрушки обменяла, – ухмыльнулась  бабушка. – К нам в село каждый год в тёплое время приплывала  осламка  – небольшое парусное судно.  Оно ходило по Волге до взморья и обратно. Ребятишки, завидев осламку, бежали к реке и радостно кричали: «Осламщик  приехал! Осламщик приехал!».  Торговец принимал у сельчан утиль, взвешивал его на напольных весах,  что стояли на палубе, и обменивал ненужное в хозяйстве барахлишко на товар. Закрома осламщика были полны: тканями, керосиновыми лампами,  недорогой бижутерией, игрушками. Детвора, спускаясь в трюм осламки, готова была отдать все свои тряпки за куклы, игрушечные пистолеты, петушки на палочке! Однажды я решила, во что бы то ни стало  заполучить мячик на резинке и  свистульку – яркую глиняную птичку. Недолго раздумывая, я сдала торговцу фуфайку, что висела у нас в сенях. Отец спохватился о пропаже  лишь через месяц.

– А откуда эти богатства у осламщика? Он что был пиратом?! – Митька затаил дыхание. 

– Нет, он простой торговец. Сдавал утиль в городе, закупал ходовой товар и отправлялся по реке на деревянном  судёнышке. 

– Я тоже мечтаю путешествовать под парусом на море! –  мальчик  невольно расправил плечи и вскинул голову.

Бабушка заботливо поправила внуку воротничок рубашки.

– Сколько лет с того времени прошло… Вот и ты, когда подрастёшь, обязательно вспомнишь, как мы гусей-бродяг искали и слова мои: Мы с тобой два бублика, –   проговорила баба Таня.

А Митька продолжил:

–  Из одной муки.

Бабушка кивнула в ответ, обняла внука и протянула плетеный бублик с корицей.