Станко Нацев. Надгробный памятник

Под вечер в пустеющий парк приходит пожилая пара с велосипедом. Жена крутит педали, а муж семенит рядом, поддерживая ее, чтобы не упала. Через несколько минут у мужчины перехватывает дыхание, и он садится на скамейку, а она продолжает робко сжимать руль.

– Не найдется сигареты? – спросил меня побледневший мужчина, усаживаясь рядом. – Мне нельзя курить, потому что у меня астма, но каждый раз, когда мы приезжаем сюда на велосипеде с супругой, я очень волнуюсь, и мне необходимы две-три затяжки, чтобы успокоиться. Вам, наверное, смешно, что мы в таком возрасте учимся кататься на велосипеде, но мы мечтали об этом с детства. У наших родителей в свое время не было денег на велосипеды, а мы так хотели мчаться наперегонки с ветром!

Сейчас государство вернуло мастерскую моего отца, и мы решили взять оттуда небольшую сумму и, наконец, осуществить свои детские мечты. Отец был скульптором и владел небольшим ателье на улице Цветна градина. Он лепил гипсовых амурчиков и балерин. Они хорошо раскупались, но после 9 сентября 1944 года спрос на них упал, так как всё это объявили буржуазной сентиментальностью.

Тогда отец начал отливать Георгия Димитрова и Сталина. Он обходил школы, заводы и фабрики и предлагал их бюсты директорам. Большинство отнекивались и говорили: «Мы наполнили классы, цехи и кабинеты товарищами Сталиным и Димитровым. Есть и десяток лишних…» «В таком случае, – перебивал отец, подпишите вот здесь, что отказываетесь покупать бюсты вождей наших народов, устремленных к светлому будущему, а уж я-то знаю, что делать с этими расписками!»

Директоры начинали дрожать от страха и раскошеливались на гипсовые отливки отца. Я не хочу создать у вас впечатление, будто бы мой отец был каким-то вымогателем и мошенником. Просто его подучили коллеги похитрее, как заработать один-другой лишний лев.

Однажды отец принес откуда-то бюст Гитлера из первоклассного мрамора. Он решил переделать его в Сталина и продать какому-нибудь партийному комитету. На свой день рождения, выпивая с кумом за здоровье, отец похвастался этой идеей, а на следующее же утро его арестовали. Кум сдал его милиции.

Когда мы виделись с отцом в последний раз, он рассказал, что в государственной безопасности его спрашивали: не поддерживает ли он связь с какой-нибудь секретной диверсионной фашистской группой? И еще: не считает ли он кощунством из материала, из которого сделан Гитлер, преступник, ваять образ руководителя мирового пролетариата? Главный упрек – циничное отношение к светлому идеалу человечества!

Мой отец не был циником. Он был настолько стыдлив, что даже не пожелал, чтобы женщина, которая позировала ему для обнаженной Венеры, разделась. Он был, скорее, наивным и добродушным человеком.

После его ареста мы с матерью остались одни. Она шила юбки и блузки женщинам нашего квартала, а я начал мастерить надгробия. Я унаследовал талант отца. Мои работы пользовались большим спросом, потому что только я мог отливать на надгробиях ангелов, которые, казалось, вот-вот расплачутся. Кроме того, я так правдоподобно высекал перья на их крыльях, что они могли взлететь при первом дуновении ветерка, если бы не цемент, который крепко держал их ноги на постаменте.

В прошлом году сын доносчика пришел ко мне и сказал: “Цыгане переплавили бронзовый бюст с могилы моего отца. Сделай ему другой, из мрамора, чтобы его не могли больше украсть. Я хочу, чтобы ты изваял его со всеми орденами и медалями – пусть каждому, кто взглянет, станет ясно: он был не простым человеком!”

Я предложил сделать бюст из черного мрамора (как душа его отца). Но он не согласился. Потом я придумал сделать рот кума из мраморной пыли и гипса, которые рассыплются через год, оставив страшное зияние – недвусмысленный намек, что покойный при жизни был доносчиком. Но я передумал – слишком уж сложно. Легче потом пойти на кладбище и обезобразить физиономию этого человека молотком. Но и это было бы бессмысленно, так как его сын тут же бы заказал другой памятник.

В конце концов, мне пришла в голову идея сделать памятник полым. Я набил его изнутри сахаром – приманить подземных червей и других ползучих гадов, чтобы они наполнили белый мрамор гнусным содержанием. Снаружи кум будет выглядеть победоносно и гордо, а на месте его сердца кишат черви, ящерицы и змеи. Это мое сыновье возмездие. Потому что нельзя построить счастье на несчастье разрушенной тобой судьбы! Преступление покупать белый хлеб детям, обрекая чьих-то мальчишек и девчонок на голод...

Старик сильно закашлялся и покачнулся вперед. Его жена подбежала с велосипедом и сказала: “Ну всё, пойдем! Ты что, опять рассказывал историю своего отца? Забудь об этом! Все давно прошло”. “Не могу забыть, – ответил скульптор надгробий. – Это жжет меня изнутри, словно пылающий уголь”.

И, схватив руль велосипеда, он с женой побрёл к выходу из парка.

***

Машинный перевод: ПАМЯТНИК

Вечером, когда парк становится пустынным, на велосипеде приезжает пара постарше. Женщина крутит педали, а мужчина бежит мимо нее, не давая ей упасть. Через несколько минут мужчина задыхается и садится на скамейку, а она продолжает сжимать руль.

— У тебя есть сигареты? — спросил белый человек, когда сидел рядом со мной. «Я не должен курить, потому что у меня одышка, но когда я прихожу сюда с женой и рулем, я очень волнуюсь, и мне приходится два или три раза выходить из дыма, чтобы успокоиться.

Может показаться смешным, что в эти годы мы учимся ездить на велосипеде, но это наша детская мечта. У наших родителей не было денег, чтобы вовремя купить свои колеса, и мы очень хотели бегать на ветру! Теперь мы взяли немного денег в отреставрированной студии моего отца и решили наконец исполнить наше мальчишеское желание.

Мой отец был скульптором, и у него была небольшая студия в Цветочном саду. Он изготавливал гипсокартонные шкафы и балерины. Раньше они покупали много, но после 9 сентября 1944 года их спрос уменьшился, потому что они были объявлены буржуазной сентиментальностью. Вместо этого он начал разорять Георгия Димитрова и Сталина. Он ходил в школы, фабрики и фабрики и предлагал их руководителям. Большинство из них тянули и говорили: «Мы заполнили классные комнаты, мастерские и классные комнаты товарищами Сталиным и Димитровым. У нас также есть дюжина излишков… »« В таком случае, — перебил мой отец, — подпишите здесь, что вы отказываетесь покупать бюсты лидеров наших народов, стремящихся к светлому будущему, и я знаю, что делать с этими квитанциями! »Директора тряслись. боюсь и зарабатывать деньги, чтобы купить гипсовые слепки моего отца.

Я не хочу, чтобы у меня оставалось впечатление, что мой отец был неким шантажистом и мошенником. Его более хитрые коллеги только что научили его зарабатывать еще льва.

Однажды папа откуда-то принес бюст Гитлера из первоклассного мрамора. Он решил преобразовать это в Сталина и продать это некоторому партийному комитету. В свой день рождения, когда они искали здоровья со своим крестным отцом, он хвастался этой идеей и был арестован на следующее утро. Крестный отец передал его в полицию.

Когда мы в последний раз видели его, он сказал нам, что служба государственной безопасности спросила его, поддерживает ли он связь с какой-либо тайной, диверсионной фашистской группой? И снова: не считает ли это богохульством материал, из которого сделан преступный Гитлер, чтобы лепить образ главы мирового пролетариата? Главный упрек был циничным по поводу яркого идеала человечества!

Мой отец не был циником. Он был настолько застенчив, что даже не хотел раздевать женщину, чтобы позировать ее обнаженной Венере. Скорее он был наивным и добродушным человеком.

После его ареста мы остались наедине с мамой. Она шила юбки и блузки соседским женщинам, и я начал делать надгробия. Я унаследовал талант моего отца. Я очень хотел, потому что я был единственным, кто мог сделать надгробия ангелам, которые были готовы плакать в любой момент. Кроме того, я сделал перья их крыльев настолько реальными, что они могли улететь при первом бризе, если бы я не схватил их ноги за крепкий цементный постамент.

В прошлом году сын Кума пришел ко мне и сказал: «Цыгане выплавили бронзовый бюст из могилы моего отца. Я хочу, чтобы ты сделал его мрамором, чтобы они больше не могли его украсть. Я хочу, чтобы вы ваяли его со всеми его орденами и медалями, чтобы всем, кто смотрит на него, было ясно, что он не случайный человек! "

Я предложил ему черный мраморный бюст (как и его душа), но он не согласился. Затем я планировал сделать мраморную пыль и гипсовую пасть, которая будет разрушена через год, и будет образовано уродливое отверстие, однозначно указывающее, что поздняя жизнь была мошенником, но я сдался из-за большой сложности работы. Проще всего было бы вовремя пойти на кладбище и изуродовать этого человека молотком, но это было бы бессмысленно, поскольку его сын немедленно заказал бы новый памятник.

Наконец, у меня возникла идея сделать памятник пустым. Я наполнил его сахаром, чтобы заманить подземных червей и других крипов и заставить их заполнить белый мрамор отвратительным содержанием. Снаружи крестный отец выглядит победоносным и гордым, а на месте его сердца черви, ящерицы и змеи будут топтать. Это месть моего сына. Потому что вы не можете построить свое счастье на страданиях человека, разрушенного вами! Покупать белый хлеб для своих детей — это преступление, голодать чужих мальчиков и девочек ...

Старик сильно кашлянул и покачнулся вперед. Его жена подбежала к колесу и сказала: «Поехали! Вы, должно быть, снова рассказали историю своего отца? Забудь об этом! Это давно прошло. "" Я не могу забыть это, "сказал надгробие. «Деньги внутри меня, как живой уголь».

Схватив руль велосипеда, он и его жена помчались к выходу из парка.

Оригинал: НАДГРОБЕН ПАМЕТНИК

Привечер, когато паркът опустее, идва едва възрастна двойка с колело. Жената натиска педалите, а мъжът подтичва край нея, придържайки я да не падне. След няколко минути мъжът се задъхва и сяда на пейката, а тя продължава страхливо да стиска кормилото.

— Имате ли цигари? – попита ме побелелият човек, докато се настаняваше до мен. – Не бива да пуша, защото имам задух, но когато дойдем тук със съпругата ми и с колелото, много се вълнувам и трябва да дръпна два-три пъти от дима, за да се успокоя.

Сигурно ви е смешно, че на тия години се учим да караме велосипед, но това е нашата детска мечта. Родителите ни нямаха навремето пари да ни купят колела, а толкова искахме да се надбягваме с вятъра! Сега взехме малко пари от реституираното ателие на баща ми и решихме да осъществим най-накрая хлапешкото си желание.

Баща ми беше скулптор и имаше малко ателие на улица “Цветна градина”. Изработваше гипсови амурчета и балерини. Много се купуваха, но след девети септември 1944 година търсенето им намаля, защото ги обявиха за буржоазни сантименталности. Вместо тях той започна да прави бюстове на Георги Димитров и на Сталин. Ходеше по училища, заводи и фабрики и ги предлагаше на директорите. Повечето от тях се дърпаха и казваха: “Напълнихме класните стаи, цеховете и кабинетите с другарите Сталин и Димитров. Имаме и дузина в излишък…” “В такъв случай – прекъсваше ги баща ми – подпишете тук, че отказвате да купите бюстовете на вождовете на нашите устремени към светлото бъдеще народи, пък аз знам какво да правя с тези разписки!” Директорите се разтреперваха от страх и вадеха пари да купят гипсовите отливки на баща ми.

Не искам да останете с впечатлението, че баща ми е бил някакъв изнудвач и мошеник. Просто така го бяха научили по-хитрите му колеги, за да изкара някой и друг лев в повече.

Веднъж татко донесе отнякъде бюст на Хитлер от първокачествен мрамор. Реши да го преработи в Сталин и да го продаде на някой партиен комитет. На рождения си ден, когато се чукаха за здраве с кума си, той се похвали с тази идея и още на следващата сутрин го арестуваха. Кумът го беше предал на милицията.

Когато го видяхме за последен път, той ни разказа, че в Държавна сигурност са го питали дали не поддържа връзки с някоя тайна, подривна фашистка група? И още: не смята ли за кощунство от материала, от който е направен престъпникът Хитлер, да извае образа на ръководителя на световния пролетариат? Главният упрек бил в цинично отношение към светлия идеал на човечеството!

Баща ми не беше циник. Той беше толкова свенлив, че дори не пожела да съблече жена, за да му позира за гола Венера. По-скоро беше наивен и добродушен човек.

След задържането му останахме сами с майка ми. Тя шиеше поли и блузи на жените от квартала, а аз започнах да правя надгробни паметници. Бях наследил таланта на баща си. Търсеха ме много, защото аз единствен можех да правя надгробни ангели, които бяха готови всеки момент да се разплачат. Освен това изработвах перата на крилете им толкова истински, че можеха да отлетят при първия полъх на вятъра, ако не бях прихванал краката им към постамента със силен цимент.

Миналата година синът на доносника кум дойде при мене и рече: “Циганите са претопили бронзовия бюст от гроба на баща ми. Искам да му направиш друг, от мрамор, за да не могат повече да го крадат. Искам да го скулптираш с всичките му ордени и медали, за да е ясно на всеки, който го погледне, че не е бил случаен човек!”

Предложих му да направя бюста от черен мрамор (като душата му), но той не се съгласи. После намислих да изработя устата на кума от мраморен прах и гипс, които след година ще се разрушат и ще се образува грозен отвор, подсказващ недвусмислено, че покойният приживе е бил доносник, но се отказах поради голямата сложност на работата. Най-лесно щеше да бъде след време да отида на гробищата и да обезобразя физиономията на този човек с чук, но това щеше да е безсмислено, тъй като синът му моментално щеше да поръча нов паметник.

Накрая стигнах до идеята да направя паметника кух. Натъпках го отвътре със захар, която да привлече подземните червеи и другите гадини, и те да изпълнят белия мрамор с гнусно съдържание. Отвън кумът изглежда победоносен и горд, а на мястото на сърцето му ще се тъпчат червеи, гущери и змии. Това е моето синовно възмездие. Защото не можеш да градиш щастието си върху нещастието на съсипан от тебе човек! Престъпление е да купуваш бял хляб на децата си, обричайки на глад нечии чужди момчета и момичета…

Старецът се закашля силно и се люшна напред. Жена му дотича с колелото и каза: “Хайде да си вървим! Ти сигурно пак си разказвал историята на баща си? Забрави я! Това е отдавна минало.” “Не мога да я забравя – отвърна надгробният скулптор. – Пари ме отвътре като жив въглен.”

И като хвана кормилото на велосипеда, двамата с жената се затътриха към изхода на парка.

Перевод Мосинец Анастасии

Россия, Санкт-Петербург