ТАЙНА НА ТРОИХ

В первых числах декабря было слякотно. Отчего-то зима хандрила, и морозы в низовье Волги не спешили приходить.  Лёд на реке местами  слегка подмерзал, но день, другой и снова таял.

Митя со старшим братом Фёдором гуляли у реки, кидая камушки в воду. Митька пытался бросить камушек, как можно дальше, но ничего не выходило. Фёдор, который был ловчее и на голову выше, обыгрывал с лёгкостью младшего брата почти во всех соревнованиях.   

– Мазила! – язвительно произнёс Федька.

Митя насупился.

– Скучаете, пацаны? – услышали мальчишки голос отца.

Они обернулись и подбежали.

– Зима на носу, а у бабушки  опавшие листья во дворе валяются. Пойдите соберите,  – сказал отец.

– Федя, пошли, – проговорил Митька и потянул старшего брата за рукав.

Тот отдёрнул руку и, увидев, что верхняя пуговица куртки расстёгнута, неспешно стал застёгивать её. Потом сделал несколько шагов к реке и заходил взад-вперёд.

 – Федька, что ты вошкаешься? Как бабка с зимбилём! – прикрикнул отец.

Тот сгорбился, уклоняясь от ветра, и направился к дому бабы Тани. Митька побежал следом.

 – Какие молодцы, вдвоём пришли. Так и надо друг друга держаться, вы же родные братья! – радовалась бабушка.

Она снабдила внуков метлой, лопатой и поспешила в сельсовет.

Жёлтые и багровые листья рваными заплатками лежали на земле. Одинокая ворона не далеко от бани выковыряла из-под земли грецкий орех. Она, зажав его в клюве, взлетела на орешник и с высоты принялась бросать орех на землю.

На улице было зябко и сыро. Федька и Митя быстро собрали во дворе листья и побежали в дом погреться, ожидая бабушку.

– Ух ты, сколько мёда! – воскликнул Митька, подбегая к стеклянной бутыли с узким вытянутым горлышком, которая стояла в углу коридора.

 – Больше на подсолнечное масло похоже, – ответил Фёдор.

 – Какое ещё масло?! Это – мёд, вот увидишь сейчас! – заспорил младший брат и попытался открыть бутыль.

Фёдор вызвался помочь ему.

– Дай открою, – сказал он.

Федька наклонил одной рукой бутыль, а другой стал снимать крышку.

– Тяжёлая шельма! – произнёс он.

– Я сам открою, я первый увидел – заканючил Митька, дёргая крышку бутыли.

В конце концов, сорванная с горлышка крышка упала на пол, а бутыль выскользнула из рук Федьки и покатилась по коридору.

– Так и знал, что это – масло! – воскликнул он.

Митя бросился собирать  в ладонь подсолнечное масло, но поскользнувшись, упал.  Он проехал несколько метров на спине и снова вскочил на ноги, которые разъезжались в разные стороны на скользком полу.

 – Вот это умора! – воскликнул Федька, и лёжа на пузе, покатился вслед за братом.

– Я тоже так хочу! Ой-е-ей! – укатываясь со смеху, закричал Митька и шмякнулся снова на пол.

Все перемазанные в подсолнечном масле мальчишки весело хохотали и катались по дощатому крашеному полу то на пузе, то на спине! Туда-сюда, туда-сюда!

Баба Таня возвращалась  с сельсовета в приподнятом настроении. Она успешно порешала свои вопросы с главой села и теперь торопилась к внукам домой.

– Играетесь? –  как гром среди ясного неба, услышали мальчишки голос бабушки.

Федя и Митя как вкопанные застыли на месте.

Баба Таня, почуяв неладное, внимательно оглядела их.

– Вы что блестите, как начищенные самовары? – строго спросила она.

Взгляд её скользнул на валявшуюся в углу коридора бутыль.

– Забери вас мамо холера! – взвилась бабушка. – Головы ваши садовые! Все мои запасы на зиму медным тазом  накрылись!

– Я куплю тебе масло, у меня есть деньги в шкатулке, – навзрыд завопил Митька, глотая слёзы.

– Что ты буровишь? Помалкивай лучше, деньги он даст! Какой барин выискался! Бог с ним с этим маслом, но вы же одёжу свою попачкали! Все ваши хурды-мурды теперь только выкинуть, –  раздражённо закричала бабушка.

Митька всхлипывая, закрыл лицо руками, явно переживая из-за случившегося. 

– Бабуль, ты только папке не рассказывай! Брат маленький, а мне опять всех больше достанется! – заныл Федька.

– Хватит кундить, как девчонка! Набедокурил – отвечай. Мокроту они развели, без вас на улице сыро.

Фёдор, потупив взгляд, замолчал.

Но Митька знал: бабушка, как чайник, покипит, покипит, выпустит пар и остынет. Баба Таня отругала мальчишек, а потом начала прибираться  в доме.  Федьку с Митей она отправила купаться в баню.  Мыть испачканный в подсолнечном масле деревянный пол было делом нелёгким. Его перемывали с мылом втроём раз пять.

– Задали вы мне сегодня работёнку, – осуждающе произнесла баба Таня,  – разливая горячий чай по чашкам.

– Зима нынче совсем никудышная!  – в сердцах проговорил Фёдор, – Ни на коньках, ни на санках не покататься!

– Да сейчас зимы не то, что раньше были, – отозвалась  бабушка. Такие морозы стояли, что воздух звенел.  От нашего дома до бревенчатой школы было рукой подать, но пока доберёшься,  как сосулька, обледенеешь.  Помню как-то раз, у нас в школе из-за морозов даже уроки отменили. Чернило в чернильницах замёрзло, в классах такой колотун, будто печник с утра и не топил вовсе печку. Детвора на радостях на улицу высыпала: кто в снежки играть, кто с камышитовых заборов в сугробы прыгать, кто кататься с ледяной горки на ранцах, чунках, а ещё на льду до одури на карусели. 

– На какой такой карусели? – спросил Митя.

– Карусель пацаны каждую зиму мастерили. Мальчишки с вечера пешнёй пробивали во льду лунку, в неё вставляли брёвнышко, которое за ночь примораживалось. Чуть погодя на брёвнышко прикручивалось колесо от телеги, а уже на колесо привязывалась жердь. С короткого конца на неё всей гурьбой налегали, раскручивая её, а за длинный конец цеплялись чунки. Их пускали по кругу. Карусель во всю мощь вращалась до тех пор, пока лежащий в чунках, не вылетал из них и, катился по скользкому льду с оглушительными воплями, – ответила бабушка.

– Я бы прокатился на такой карусели!  – сказал Федька.

– А я нет. У меня голова начинает кружиться, когда кручусь вокруг, – отозвался Митя и деловито подпёр голову рукой.

– Ничего ты не понимаешь, малёк! Нам бы такую зиму, и чтобы уроки отменили!  –  воскликнул Федька.

– У меня, Феденька, в детстве зимой не только развлечения на льду были, – сдержанно произнесла бабушка. – Нужно было печь  дровами топить, во дворе дорожки чистить от снега, каждый день с речки воду таскать. Бывало, отец запряжёт в сани верблюдицу, и еду я с бугра к реке. Вокруг всё белым-бело, под полозьями снег скрипит, а через рукавицы холодом пальцы обжигает. Когда с верблюдицей Маней первый раз к проруби отправились, я перепугалась за неё не на шутку.

 – А что случилось? – поинтересовался Федя.

– Да вот какая штука вышла. Я из проруби в бочку воду набрала, села в сани, и стали мы с верблюдицей на бугор забираться. Дорожка за ночь вся заледенела. Маня согнула свои длинные ноги в коленки плюх и упала на снег. Я в санях сижу, держусь крепко за поводья  и кричу ей: «Чу-чу! Манечка, миленькая, что с тобой?!». А она неторопливо стала по мёрзлой дорожке на карачках ползти. Оказывается, ей так проще было на бугор залезать, – объяснила бабушка. – До сих пор помню её глаза: большие, тёмные, немного грустные с длинными, мохнатыми ресницами.

– Какая умная верблюдица, – заметил Фёдор.

–  А сколько смешных случаев было в детстве, – весело проговорила бабушка. – Как-то зимой мы с отцом собрались в гости к его сестре и моей тётке. Мама укутала меня хорошенько, постелила в чунки тёплую козью шкурку. Папа привязал к своим валенкам круглые, железные бузлуки с шипами. Их одевали зимой для того, чтобы ноги не скользили по льду. И отправились мы с ним в соседнее село.  Отец по льду замёршей речке бежит, а я в чунках кочусь. Почти у противоположного берега он обернулся и глазам своим не поверил – чунки пустые! Пригляделся:  я на льду сижу и хнычу. Остаток пути папа меня на закорках нёс. Позже мы с ним этот случай часто с улыбкой вспоминали. Как тяжело не было, а зиму с Рождеством, я как чуда ждала! На живую ёлку можно было тогда лишь в доме культуры поглазеть, поэтому дома мы с мамой и сестрой Варей наряжали нашу любимую розу, что в деревянной кадке росла. Из бумаги вырезали разные фигурки и снежинки, из ячной скорлупы делали курочек и петушков. Новогодние украшения осторожно вешали на ветки цветка, так чтобы не задеть красные большие лепестки розы, похожие на граммофончики.

В  Рождество мама с бабушкой пели песнопение «Рождество Твое, Христе Боже наш», а я и Варя ранним утром спешили на улицу. Вместе c соседскими детьми мы гурьбой ходили по дворам. Первым шёл звездарь. Это был одноклассник сестры. Голосистый и кучерявый  Терентий  помнил  столько колядок, сколько никто из ребят сроду не знал. Он нёс на посохе восьмиконечную  звезду  украшенную блестками. Следом шёл звонарь. Меня пару раз выбирали на роль звонаря. Я бойко звонила в колокольчик и пела:

Колокольчик наш звенит,
Добрым людям говорит,
Мы пришли колядовать,
С Рождеством вас поздравлять.

Потом должен был следовать мехоноша, вооружившись мешком из яркой полотняной ткани.  Но у нас каждый просто носил свою котомку. Шумная толпа детей забегала в дом и распевала  колядку:

Маленький вьюнчик сел на стульчик.

В дудочку играет, Христа забавляет. 
Хозяин с хозяюшкой сходите в сундучок, 
Принесите пятачок 
Нам на орешки, а вам для потешки. 

За старания нам давали мелкие монетки, лепёшки, пышки и конфеты.

– А кто такой вьюнчик?  – поинтересовался Митька.

– Это мальчик непоседливый, как ты, – с улыбкой ответила баба Таня.

Федя и Митька рассмеялись в ответ.

– Бабуль, прости нас. Мы ничего такого не хотели. Митька думал, что это мёд, – робко произнёс Федя.

Неожиданно вырвавшаяся просьба о прощении осталась без ответа.  За окошком смеркалось. Мальчишки засобирались домой. Баба Таня нежным взглядом посмотрела сначала на одного, потом на другого и проговорила:

 – Наказать бы вас надо, да ладно. То, что сегодня произошло, я никому не расскажу. Пусть это будет нашей тайной на троих.

Федька от радости захлопал в ладоши, а Митька встал на носочки и поцеловал бабулю в щёку. Старший брат взял Митю за руку, и зашагали они домой.