Три секунды (отрывок)

Теодора Димова. Три секунды (перевод с болгарского). 

Я горжусь только тем, что могу любить ужасно сильно. Любовь не план: сначала вы замечаете друг друга, какое-то время встречаетесь, потом знакомитесь с семьей. Нет. Все происходит за три секунды. И никто не знает, что это, кроме тебя и человека напротив.

Чочо Попйорданов.

Они столкнулись у выхода из театра, это был почти лобовой удар, она уходила с репетиции, была переутомленной и сверхвозбужденной, голодной, ей предстоял тяжелый и долгий объяснительный разговор по телефону, в голове кишели реплики, роль, разборы и капризы режиссера, отвратительные крики и препирательства ее коллег, они всегда нервные, всегда куда-то спешат, всегда не там, где они находятся, а где-то еще, бывали дни, когда она ощущала на себе их руки, будто они попрошайки, эти руки стремились прикоснуться к ней, хотя бы только прикоснуться, а каждое прикосновение ее измучивало и отягощало, отнимало у нее какую-то часть, обнажало ее, она спускалась по аварийной лестнице театра, будто хотела сбежать, сесть на скамейку, не двигаться, не думать, ни к чему не стремиться, только дышать, ощущать только его, свое дыхание, она забывала, кто она такая во время репетиций, во время представлений, нужно было время, чтобы вернуться к самой себе, вернуться в свою собственную кожу, вспомнить, кто она, будто репетиции или представления были сном, после которого сложно проснуться, требовалось усилие, чтобы вернуться в свою жизнь, и в этом устремлении в ничью землю между образом очередной главной героини и самой собой она неожиданно налетела на него, почти врезалась в него, врезалась в какого-то незнакомца у выхода из театра так, как она спускалась, почти бегом по аварийной лестнице, влетела в него прямо, внезапно, всем телом, со всей своей устремленностью сбежать, сесть на скамейку в парке, дышать, только дышать, а столкнулась с ним, он отступил назад и поднял обе руки, как будто хотел остановить ее, помочь ей или обнять, это движение рук было необычным, то ли он защищался, то ли останавливал ее, что делал этот мужчина, который стоял перед ней, кто он, она была ошарашена столкновением, ударом, будто ей снился сон или она еще была на сцене, она не могла понять, что происходит, она откуда-то знала этого мужчину, но постоянно забывала лица людей, извините, простите, она отступила на два шага назад, правда, извините меня, повторила она еще раз, я вас совсем не заметила, я задумалась, и она приготовилась снова полететь со всей устремленностью человека, который бежит, который как можно скорее должен сбежать от всего, и он отступил не назад, а вбок, как-то вбок, наклонил лицо, повернул его вниз так, будто она его ударила или чем-то оскорбила, он был похож на человека, который сжался после неожиданного и коварного удара, я вас ударила, спросила она и приблизилась к нему, в ужасе от себя, от своей невнимательности, от своего затуманенного невидящего взгляда, которым она смотрела сквозь людей, я, видимо, сильно вас ударила, похоже, вам больно, мне так жаль, я такая невнимательная, он вдруг поднял лицо к ней и впился взглядом в ее глаза, нет, нет, я хотел, он замолчал, хотел… и снова замолчал, и на его лице изобразилось страдание, он хотел сказать что-то важное, что-то невероятно важное и не мог, внутри велась отчаянная борьба, чтобы сказать это что-то важное, самое важное, а у него не получалось и не получалось уже десять, двадцать, тридцать секунд, вот уже минуту, уже почти две у него не получалось преодолеть молчание, было мучительно и стыдно, молчание продолжалось слишком, слишком долго, нельзя было больше молчать, нельзя двум незнакомцам стоять друг напротив друга, впившись взглядом друг в друга в ожидании, что будет сказано что-то, произойдет что-то, это окаменение, это обледенение друг напротив друга у выхода из театра сводило с ума, мимо проходили люди и смотрели на них, будто они разыгрывают этюд, будто они играют роли, ее коллеги посмеивались, но на них это не производило никакого впечатления, в театре можно насмотреться на всякое, он не отрывал глаз от нее и она вглядывалась в него, пыталась его узнать, вспомнить, где она его видела и не могла, может быть это просто какой-то известный человек, политик или кто-то, кого часто показывают по телевизору, но он не был похож ни на политика, ни на звезду, он был необыкновенно красивым мужчиной с зелеными глазами, с проседью в волосах и в бороде, с обаянием мужчины, не испорченного любовными историями, от него исходили сила, интеллигентность и очарование, ни разу в жизни я не встречала такого, думала она обескураженно и все с большим любопытством и удивлением его рассматривала, я могла бы влюбиться в этого человека…

Теодора Димова. Три секунды (машинный перевод).

Я горжусь только одним — что я могу любить много. Любовь — это не план — ты сначала встречаешься, потом идешь вместе, потом встречаешься со своими родственниками. Нет. Все происходит за три секунды. И никто не знает, что это, кроме вас и человека против вас.

Чочо Попйорданов

Они столкнулись у входа в театр, почти лобовой удар, она выходила из репетиции, она была перегружена работой и взволнована, голодна, ей пришлось вести скучный и долгий разговор с разъяснением по телефону, ее голова кишела репликами, ролью, режиссерским анализом и капризами, уродливые крики и постоянные ссоры между ее коллегами, всегда огорченные, всегда спешащие куда-то, не всегда туда, где они есть, и в других местах, были дни, когда она могла чувствовать руки всех своих, как руки нищих, стремящихся к прикоснись к ней, хотя бы просто прикоснись к ней При каждом прикосновении она терзала и скучала, отнимая ее части, порхая, спускаясь по аварийной лестнице театра, как будто она хотела убежать, сидеть на скамейке, не двигаться, не думать, не стремясь ни к чему, только дышать, только чувствовать, ее собственное дыхание, забывая, кто она на репетициях, во время выступлений, ей потребовалось время, чтобы вернуться в себя, войти в ее собственную шкуру, чтобы вспомнить, что это было, как будто репетиции или спектакли были сном, от которого трудно разбудить, требовалось попытка вернуться к своей жизни, и в тот момент в ничейной стране между изображением следующего главного героя и себя она неожиданно столкнулась с ним, почти столкнулась с ним, столкнулась с незнакомцем у входа в театр, как она почти сбежала по аварийной лестнице и ударила его прямо, внезапно, всем своим телом, со всеми ее стремлениями убежать, сидеть на скамейке в парке, дышать, только дышать, и врезаться в он отступил назад и поднял обе руки, как будто хотел остановить ее, помочь ей или обнять, это было необычно этот подъем обе руки, защиты, остановки ее, что этот мужчина делал с ней. кем он был, она была ошеломлена столкновением, ударом, как будто она мечтала или все еще находится на сцене, не в состоянии ориентироваться в происходящем, она откуда-то знала этого человека, но было трудно вспомнить лица людей, извините, извините, она бросила два Шаги назад, извините, действительно, повторила еще раз, я вас вообще не видела, я была из ниоткуда и готова снова вылететь с этим стремлением бегущего человека, который должен скорее сбежать от всего, и он отступил, но боком, как-то боком, он согнул лицо, он был отверг это, как будто он ударил или оскорбил его, это было появление человека, который рухнул после неожиданного и коварного удара, я ударила вас, спросила она, и подошла к нему, испуганная собой, своей собственной из-за паутины пропустили невидимый взгляд, через который он проходил, я, должно быть, сильно ударила вас, должно быть, вам было больно, мне так жаль, я так невнимательна, он внезапно повернулся к ней и посмотрел ей в глаза, нет, нет Я хотел… и заткнулся, я хотел… и снова он молчал, и страдания были написаны на его чертах, требование он собирался сказать что-то важное, что-то необычайно важное, и он не мог, он был в отчаянной борьбе, чтобы сказать эту важную, самую важную вещь, и он потерпел неудачу в течение десяти, двадцати, тридцати секунд, уже минуту, уже почти двое не могли преодолеть свое молчание, оно было мучительным и сбивающим с толку, молчание длилось слишком долго, слишком долго, не могло молчать, ни один незнакомец не мог стоять друг против друга, глядя друг на друга в ожидании чего-то сказать, что-то должно было случиться, эта ошеломляющая вещь была сумасшедшей, она замерзла находится у входа в театр друг против друга, люди проходили мимо и смотрели на них, как будто они играли эскиз, как будто они играли роль, ее коллеги смеялись, но это не производило на них особого впечатления, вы можете посмотреть все в театре, он смотрел на нее, и она смотрела на него, пытаясь узнать его, помнить, где она видела его и не могла, может быть, он была просто знаменитостью, политиком или чем-то, что они часто показывают по телевизору, но он не выглядел ни политиком, ни звездой, он был необычайно красивым человеком с зелеными глазами, с пестрыми борода и волосы, с сиянием мужчины, не потревоженные любовными историями, излучающие силу, интеллект и обаяние, я никогда не видела такого живого экземпляра, подумала она в замешательстве, с растущим любопытством и удивлением, могу я влюбиться в этого человека...

Теодора Димова. Три секунди.

Гордея се само с едно - че мога да обичам ужасно много. Любовта не е план - първо се срещате, после излизате заедно, след това се запознавате с роднините. Не. Всичко става за три секунди. И никой не знае какво е то, освен ти и човека срещу теб. 

Чочо Попйорданов 

Сблъскаха се на входа на театъра, почти челен удар, тя излизаше от репетиция, беше преуморена и свръхвъзбудена, гладна, трябваше да проведе отегчителен и дълъг, обяснителен телефонен разговор, главата ѝ гъмжеше от репликите, от ролята, от режисьорските анализи и капризи, от грозните викове и непрестанните спречквания между колегите ѝ, винаги са изнервени, винаги бързат за някъде, винаги не са там, където са, а другаде, имаше дни, в които усещаше ръцете на всички по себе си като ръце на просяци, които се стремяха да я докоснат, поне само да я докоснат, а всяко докосване я измъчваше и отегчаваше, отнемаше части от нея, разгалваше я, спускаше се надолу по аварийните стълби на театъра, като че ли искаше да избяга, да седне на пейка, да не се движи, да не мисли, да не се стреми към нищо, само да диша, само това да усеща, собственото си дишане, забравяше коя е по време на репетиции, по време на представления, трябваше ѝ време, за да се върне към себе си, да дойде в собствената си кожа, да си спомни коя е, все едно че репетициите или представленията бяха сън, от който трудно се събуждаше, изискваше се определено усилие, за да се върне в своя си живот, и в този свой устрем в ничията земя между образа на поредната главна героиня и самата себе си тя неочаквано налетя на него, почти се сблъска с него, блъсна се в един непознат на входа на театъра така, както се спускаше почти тичешком по аварийните стълби, и се удари в него директно, внезапно, с цялото си тяло, с цялата си устременост да избяга, да седне на пейка в парка, да диша, само да диша, а катастрофира в него, той отстъпи назад и вдигна и двете си ръце, като че ли искаше да я спре, да ѝ помогне или да я прегърне, беше необичайно това вдигане и на двете ръце, отбраняваше ли се, спираше ли я, какво правеше този мъж пред нея. кой беше, тя беше зашеметена от сблъскването, от удара, като че ли сънуваше или беше още на сцената, не можеше да се ориентира какво ставаше, тя познаваше този мъж отнякъде, но трудно помнеше лицата на хората, извинете, прощавайте, тя отстъпи две крачки назад, извинете наистина, повтори още веднъж, изобщо не ви видях, бях се отнесла нанякъде и се приготви отново да полети навън с онази своя устременост на човек, който бяга, който час по-скоро трябва да избяга от всичко, и той беше отстъпил не назад, а встрани, някак встрани, беше навел лицето си, беше го извърнал надолу така, все едно че тя го беше ударила или оскърбила с нещо, имаше вид на човек, който се свива след неочакван и коварен удар, ударих ли ви, попита тя и се приближи до него, ужасена от себе си, от своето недоглеждане, от премрежения, недовиждащ поглед, с който преминаваше през хората, сигурно много съм ви ударила, сигурно ви е заболяло, толкова съжалявам, толкова съм невнимателна, той изведнъж извърна лицето си към нея и впи погледа си в очите ѝ, не, не, аз исках… и млъкна, исках… и пак замълча и по чертите му се изписа страдание, искаше да каже нещо важно, нещо необикновено важно и не можеше, в него се водеше отчаяна борба да успее да каже това важно, най-важно нещо, а той не успяваше и не успяваше вече десет, двайсет, трийсет секунди, вече минута, вече почти две не успяваше да преодолее мълчанието си, беше мъчително и конфузно, мълчанието продължаваше прекалено, прекалено дълго, не можеше да се мълчи повече, не можеше двама непознати да стоят един срещу друг, впили поглед един в друг в очакване нещо да се каже, нещо да се случи, беше налудничаво това вкаменяване, това замръзване на входа на театъра един срещу друг, минаваха хора и ги заглеждаха, като че ли разиграват етюд, като че ли са в роля, подсмихваха се колегите ѝ, но не им правеше кой знае какво впечатление, в театъра можеш да се нагледаш на всичко, той не откъсваше очите си от нея и тя се вгледа в него, опитваше се да го разпознае, да се сети къде го е виждала и не можеше, може би просто е някоя известна личност, политик или нещо, което дават често по телевизията, но не приличаше нито на политик, нито на звезда, беше необикновено красив мъж със зелени очи, с прошарена брада и коса, с излъчването на самец, неопорочен от любовни истории, излъчваше сила, интелигентност и чар, не съм виждала на живо такъв екземпляр, мислеше си тя объркана и с все по-голямо любопитство и удивление го разглеждаше, бих могла да се влюбя в този човек...

Яна Скалкина, Россия, город Москва