Обнаженная мадемуазель Анна

ОБНАЖЕННАЯ МАДЕМУАЗЕЛЬ АННА

Эту женщину я заметил в кафе, за стойкой. Она была очень занята, подавала кофе c ромовыми бабами, взвешивала мятную карамель, отсчитывала сдачу. Мне было безумно сложно изъять ее из этого замкнутого мирка, пропитанного ароматами кофе и теплого теста, взять за руку и повести за собой в дождь, в ночь, в неизвестность. Я ничего не знал о ней, но предчувствие, что очень скоро эта женщина, совершенно обнаженная предстанет перед моим искушенным взглядом, переполняло меня и делало счастливым. Я набил ромовыми бабами пакет, рассовал по карманам лимоны и крохотные коробки с зеленым чаем. Было самое время что-то сказать, и я пробормотал:

— Знаете, я зашел сюда по поручению одного моего старинного приятеля. Он ждет вас сегодня в девять часов возле главпочтамта. Вы знаете, о ком идет речь… — И я вышел из кафе.

А в девять часов, когда город практически опустел, когда мирные обыватели, забившиеся в свои теплые квартирки, млели от уютного чувства, что они в тепле, к серому, тонущему в черной сети дождя  зданию главпочтамта подошла высокая полная женщина в желтом плаще и белой шелковой косынке. Щеки ее, несмотря на унылое голубоватое освещение одинокого фонаря, горели теплым малиновым светом, словно угольки, глаза блестели.

— Это вы? — Она разочарованно осмотрела меня с головы до ног. Я видел, как погрустнели ее влажные добрые глаза.

— Вы можете уйти сейчас же, — поспешил я успокоить ее. — А можете пойти со мной. Мне понравилось ваше лицо. Вы удивительно похожи на мадемуазель Анну.

— На какую-такую мадемуазель? — Она приоткрыла губы и выпустила, как веселую солнечную птицу, улыбку.

И мы направились в сторону потемневшего, искрящегося под рассеянным светом фонарей бульвара. Там, неподалеку стоял и мой дом. Перескакивая грациозно через лужи, моя спутница чему-то тихонько смеялась, то и дело всматриваясь мне в глаза.

— Вот тут тапочки, обувайтесь. Плащ повесьте сюда, вот так, чтоб подсох… Чай я уже заварил, между прочим, тот, что купил в вашем кафе.

— Вы что же, знали, что я соглашусь?

— Нет, но очень хотел этого.

— Понятно, — она улыбнулась, и ее ярко-красные, как яблочная кожура, щеки мягко образовали ямочки. — А чай-то дрянь, — и она откровенно рассмеялась.

Я провел ее в свою комнату, усадил в кресло и положил ей на колени альбом «Жизнь Ренуара».

— Посмотрите в самом конце репродукцию 37.

Моя гостья, полистав альбом, нашла нужную страницу и молча уставилась на изображенную там женщину.

— Похожа, правда? — Мне захотелось закричать от

удовольствия. все во мне ликовало. Вечер, обещавший быть очередным серым звеном в цепочке тихих осенних дней, преисполненных одиночества и тоски, заиграл яркими бликами приятных предчувствий.

— Сначала я испугалась, — мадемуазель Анна говорила

медленно, аккуратно проговаривая каждый слог, и голос у нее

был какой-то ровный, будто смазанный маслом, приятный до восторга. Вся она, казалось, была сложена очень добротно, со вкусом, цветовая гамма этой пылающей здоровьем прекрасной плоти радовала мое эстетическое чувство и вызывала трепет.

Под косынкой, шелковой бабочкой теперь расцветшей на затылке, блестящие каштановые волосы. Я застонал.

— А зачем вы пригласили меня сюда? Да еще так поздно?

— Хотел показать двойника. Не знаю, как вы, а я очень и

очень рад.

— Неужели это и все, что вам от меня было надо? — Она

приняла из моих рук чашку чая. Она не переставала улыбаться,

хотя к ее улыбке примешивалась осторожность взгляда, мягкие,

словно беличьи кисти, брови были немного приподняты. Как она

была хороша!

— А у вас действительно есть такой человек, ради которого вы

бы пришли к почтамту в такой дождь?

— Есть, — она опустила глаза, и щеки ее еще больше

раскраснелись.

— И как же его зовут?

— Коля. Мы познакомились с ним в августе, на теплоходе. Он

обещал позвонить и не позвонил. Он знает, что я в «Фиалке»

работаю, но почему-то ни разу не зашел. Забыл меня,

наверное. А я так обрадовалась, даже мужу позвонила, чтобы

он дочку к матери отправил, а сам с ночевкой на дачу поехал.

Стольким наврала, — она, словно извиняясь, обняла себя за плечи и вздохнула. — И все напрасно.

— Может, еще позвонит?

— Не знаю… Говорю же — забыл. А мы с ним, знаете,

целовались. Я мужу-то почти не изменяю, а Колю как увидела,

так что-то со мной сталось. Так крепко он меня обнял… Да

что я вам все рассказываю?! Мне пора домой… — Она сделала

попытку подняться, но я слегка надавил на ее плечо. — Прошу

вас, не торопитесь… я потом провожу вас...

— Когда потом? — Она занервничала.

— Понимаете, я хотел бы вас сфотографировать.

— Зачем? — Ее глаза стрельнули испуганным блеском.

— У меня коллекция, — я принес из спальни альбом с

фотографиями. — Смотрите, вот, к примеру, женщина, играющая

на гитаре, найдите ее под номером 64. Ну как?

Анна была поражена схожестью портрета и фотопортрета.

— Это потрясающе! А где же вы взяли такое платье?

— Да это обычная простыня и кусок оранжевого шелка от

портьеры. Гитара моя, вот она, висит на стене.

— Но я не могу раздеться перед вами.

— А вы передо мной и не раздевайтесь. Я выйду, а вы

разденетесь, сядете вот тут, возле торшера, и, когда будете

готовы, крикните меня. Все произойдет очень быстро, вы даже

не успеете застесняться.

Моя гостья задумалась. Я же, пользуясь моментом, установил софиты, приготовил фотоаппарат и, подмигнув смущенной Анне, вышел из комнаты.

Я вернулся через полчаса. Очевидно, меня следует казнить за мою жестокость. Я стоял в подъезде, разглядывая пузырящиеся лужи, и думал о мадемуазель Анне. «Да чего ослепительна эта плоть. Просто хочется ее погладить», — вспомнил я Ренуара.

Поднимаясь по темной лестнице к себе, я мог только предполагать, как встретит меня моя гостья. Я тихо отворил дверь и едва слышными шагами подошел к двери, ведущей в комнату. Мадемуазель Анны я там не обнаружил и тогда устремился в спальню. Приоткрыв дверь, я замер, вглядываясь в полумрак, пока не почувствовал совсем близко присутствие в комнате женщины.

Она сидела на маленьком пуфе перед зеркалом, в темноте, она была обнажена, и когда мои глаза привыкли к темноте, я мог убедиться в том, что она по-настоящему прекрасна. Она задумалась. Ждала-ждала меня, замерзла, наверно, решила немного пройтись, забрела в спальню и, только увидев себя в зеркале, поразилась в очередной раз своей схожести с молодой француженкой Ренуара.

— А, это вы? — очнувшись, сказала она и с готовностью поднялась с пуфа. — А я тут задумалась и забыла вас позвать.

— Вы уже не стесняетесь меня?

— Знаете, нет. Я прочитала в вашей книге, что портрет этой женщины висит в Пушкинском музее, в Москве, представляете, сколько человек рассматривают ее? А здесь вы один, почему же я должна вас стесняться? Фотографируйте поскорее, да я пойду? Мне завтра вставать рано, у нас в кафе учет.

Я жестом пригласил ее в комнату, усадил на стул.

— Как вы думаете, Коля позвонит мне?

— Конечно, — ответил я и сделал первый кадр.

— Может быть, он в командировке или заболел, — рассуждала она, — ведь может же случиться такое?

— Может, — я сделал еще один кадр.

— А вам я нравлюсь? — О, что это был за взгляд!

Я защелкал фотоаппаратом, моля бога, чтобы получились эти волшебные кадры. Мадемуазель Анна, между тем, вдруг засобиралась, подняла ворох одежды и бросилась в спальню одеваться.

— Я вспомнила, что сегодня ко мне должна прийти Катя, она, наверное, сидит сейчас у соседки ждет меня. Как бы им не пришло в голову обзванивать больницы, спрашивается, куда это я делась?

Она метнулась в прихожую и принялась зашнуровывать высокие кожаные боты. От нее по-прежнему пахло кофе и карамелью. Мне показалось тогда, что попытайся я лизнуть ее розовое сливочное ухо, как оно окажется сладким и душистым. Я обхватил ее сзади за плечи и прижал к себе.

— Вы действительно замужем, Анна?

— Я не Анна, но действительно замужем. — Она часто задышала. — Помните, как сказала актриса Жанна Самари: «Ренуар не создан для брака. Он сочетается со всеми женщинами, которых пишет через прикосновение своей кисти». — Она улыбнулась. — Вот так. Помогите мне, пожалуйста, надеть плащ. Спасибо. Так что не обижайтесь, но вы сочетаетесь посредством фотоаппарата.

Мы вышли из подъезда. Дождь отлакировал улицу до блеска, влажный воздух приятно остужал щеки. Я был словно пьян или возбужден, слово, мне было удивительно хорошо.

В такси она сказала мне:

— Знаете, моя подруга Катя, которая ждет меня сейчас, очень похожа на молодую женщину с птицей. Я вам приведу ее для вашей коллекции, а вы уж найдите клетку и цветок, ну и птицу, конечно… И еще, — она придвинулась ко мне, и  ее мягкие круглые колени коснулись моих. — Я скажу, но только вам: я ведь с Колей не только целовалась. Это было в его каюте, его друг вышел поужинать в ресторан, и его очень долго не было… Вот и все. Кто знает, если бы этого не было, может, Коля и позвонил бы...

Она вышла, махнула рукой и скрылась в подъезде своего дома.

Я вернулся домой, допил чай и полез в кладовку — за клеткой.