Последний бой Волошина

Последний бой Волошина

Командировка подходила к концу, практически закончилась. Новый отряд уже был в Моздоке и сегодня после обеда прибудет на место. Два, ну три дня на смену, три-четыре дня пути и дома. 
  — Всё, похоже, спор у запмполита я выиграл, — с улыбкой подумал Волошин. – И то, не чего спорить со старыми, жизнью умудрёнными.
Пару недель назад, как обычно бывает перед концом командировки, по отряду поползли слухи, что смены во время не будет, что новый отряд то ли ещё не собрали, то ли не успели обучить, по этому, нам ещё пару недель, как минимум придётся службу тащить сверх плана. Даже замполит на эти стандартные байки купился:
  — Как думаешь, сменят во время? — Пристал он к Волошину.
  — А куда денутся, конечно, сменят, не гоняй Володя, к восьмому марта дома будем, жёнам в подарок.
  — Хорошо бы, а то бойцы нервничают, устали все за полгода, домой хотят. А мне вообще этот Кавказ уже поперёк горла, не моё это, я же гуманитарий, три образования гуманитарных имею, какая война. Приеду домой и рапорт на пенсию, хватит, выслуга есть, свой служебный и гражданский долг исполнил честно, жена дома, дочь… Так думаешь сменят во время и восьмого точно, дома будем?
  — Точно, тебе говорю. Не веришь, – давай забьёмся. 
    — Давай, — согласился замполит, — на что?
  — Да на что хочешь.
  — На один зелёный, американский рубль.
  — А чего на один-то, может на сотенку, — поднял Волошин ставку.
  — Не, сотни у меня нет, а один дома лежит, на развод. Да и была бы сотня, отдавать жалко, а так доллар, всё по-честному и не накладно. – Привёл свою аргументацию Володя.
И вот смена уже на подходе. При таком раскладе дома будем даже числа шестого марта, закончилась командировка.  С точки зрения службы, прошло всё нормально, даже можно сказать удачно, пара стычек с какими-то индейцами не в счёт, да и обошлось без потерь.  А так обычная рутинная работа, блокпосты, проверки на дорогах, уничтожение подпольных мини заводиков по перегонке нефти. Главное, целы и едем домой.
    А вот с психологической точки зрения, командировка действительно выдалась тяжёлая, нервная, да и длинная, по шесть месяцев ещё не ездили. Случай с майором-«предателем», тридцать лет честно отслужившем  и не заработавшем квартиры, как то наводил на мысли не радостные, квартиры у Волошина не было тоже. Был правда домик в деревне, требующий огромного ремонта, а лучше перестройки, да у жены маленькая служебная двушка в гарнизоне. 
Лучше конечно, чем у майора, но всё же не богато. Замполит вон на пенсию собрался, а Волошин его на пять лет старше.
   Подрыв машины земляков-СОБРовцев, очень грустная страница, жалко ребят, жалко семьи.
Но больше всего выбила из колеи встреча со старшим сыном Славкой. О такой встрече Волошин не мечтал ни когда, просто не мог себе представить. Всё ясное и понятное до сей поры – рухнуло, провалилось, покрылось неизвестностью и непредсказуемостью. Осознать, что его дети могут оказаться здесь, в этой непонятной мясорубке было выше его сил. Что-то пошло не так, что-то надломилось и заныло как застрявший в плоти осколок. Завтра, всегда понятное и чёткое, как будто затуманилось и растворилось.

        Смена между тем подъезжала, это были три зелёных вагона, подцепленные к бронепоезду «Козьма Минин». Волошин и два бойца изображающие почётный караул, сопровождение и охрану, к встрече нового отряда вышли на перрон. У перрона остановился сам бронепоезд, из штабного вагона выскочил командир, в полосатой майке и чёрном берете:
  — Привет, Волошин, я тебе смену привёз, с тебя пузырь, только давай там, выгружай их по живее, мне ещё до Ханкалы надо засветло, — поздоровался на ходу и побежал к линейщикам, база которых находилась на вокзале.
  — В твоей консервной банке пузырь разобьётся, нас обратно повезёшь, в грелку налью, — крикнул ему в след  Волошин и заторопился к вагонам.
Тут чуть не произошла первая накладка, из-за которой спор замполиту, а так же зелёный американский рубль можно было и проиграть. Первым из вагона выпрыгнул боец, в бронежилете, каске и с автоматом, за ним полковник, в такой же экипировке, да ещё и со «Стечкиным» в деревянной кобуре. Не иначе воевать собрался серьёзно. Потом на землю спустился ещё один полковник, этого Волошин знал, один из замов начальника управления Заимов – сопровождающий. Волошин представился.
  — А где командир? – поздоровавшись спросил Заимов. Видимо встречающий начальник штаба высокий чин не устраивал.
  — Командир с частью отряда выехал в Моздок, товарищ полковник.
  — Как в Моздок, — полковник озадачился. – Он должен с нами ехать в Ханкалу, для проведения процедуры смены отрядов.
  — Какая Ханкала, товарищ полковник, — теперь уже озадачился Волошин. – Отряд базируется здесь, пересменка здесь, новый командир отряда после смены съездит в Ханкалу сам, представится руководству группировки. Надо выгружать отряд, следовать на базу и готовить смену блокпостов. Завтра до обеда надо всех поменять и нашему отряду с бронепоездом убыть в Моздок.
  — Нет, — упёрся Заимов, — у меня приказ следовать в Ханкалу.
  — Так Вы можете следовать, товарищ полковник, — Волошин понял, что смена может задержаться на неопределённое время. – А отряд-то куда тащить, его там никто не ждёт, поймите.
    — Ну не знаю, — сопровождающий был в растерянности,  — ты что думаешь, — обратился он к командиру нового отряда.
  — Я как Вы, товарищ полковник, приказ был – смена в Ханкале, — с готовностью выпалил полковник со «Стечкиным».
Волошин готов был взвыть трёх этажным матом, но всё вышло гораздо эффектней. От вокзала бежал командир бронепоезда, размахивая руками и крича. В переводе на цензурный язык, речь его была следующего содержания:
  — Вы чего тут митингуете клоуны, Мне ехать надо, сапёрная разведка час как прошла, на фугас меня хотите отправить, недоумки, пятнадцать минут вам на разгрузку, или я отцепляю ваши вагоны к чёртовой матери. Пятнадцать минут и не минутой больше, поняли? Идиоты. -
С этими словами он развернулся и побежал к своему бронепоезду.
Полковники застыли с круглыми глазами, первым очнулся Заимов:
  — Это кто?
  — Командир бронепоезда – полковник Свищёв, — пояснил Волошин.
  — А чего это он, странные тут у вас взаимоотношения.
  — Нормальные, товарищ полковник, им ещё до Ханкалы ехать, а фугасы в этих краях ставить любят, так что понять можно, кому хочется ночь у подрыва стоять, в степи.
  — Ну что встал, — перекинул своё внимание на командира прибывшего отряда Заимов, — не слышал, пятнадцать минут на всё про всё, командуй выгрузку.
Всё закрутилось, бойцы начали быстро выгружаться из вагонов, выносить вещи, ящики и коробки, дело сдвинулось. Когда было всё уже закончено, со стороны соседнего села два раза громко ухнуло и началась беспорядочная автоматная стрельба. Вновь прибывшие насторожились. Но командир отряда не дал времени на осмысление происходящего, а выскочив из вагона, где видимо проверял всё ли выгрузили, что есть воздуха в легких заорал:
  — Отряд, занять круговую оборону, приготовиться к бою!  — И сам первым плюхнулся на насыпь. Бойцы Волошина переломились пополам со смеху. Некоторые, из нового отряда последовали примеру командира, но большинство оставалось стоять, ни чего не понимая.
  — Товарищ полковник, — Волошин, сдерживая смех, присел перед командиром, — вставайте, не надо круговую оборону, пойдёмте на базу.
  — Так стреляют, — не понял веселья полковник.
  — Это не нам стреляют, это в соседнем селе, далеко. Веселятся может, или наоборот, взгрустнулось, здесь так бывает, не обращайте внимания, поднимайте отряд.

     На следующий день, с утра, новый отряд поменял блокпосты и внутренний караул. Сменившиеся, после обеда, загрузились в вагоны и счастливые, что командировка закончилась, отправились в Моздок. Больше неожиданностей не было, в Моздоке пробыли ещё сутки и уже обычным поездом, без брони, выехали в сторону дома. До Москвы доехали быстро, Волошин напомнил замполиту про должок, тот не возражал, возвращение домой, да ещё к женскому празднику, того стоит. Но с Москвы снова что-то пошло не так, возможно, чей то хитроумный план, но скорее обычное головотяпство. Потолкав ночь  вагоны по тупикам, наконец, к кому-то прицепили и поезд поехал. Каково же было удивление, когда на следующий день отряд оказался в своих вагонах, загнанных в тупик, на не известной станции. Отобрав наиболее трезвых и опрятных бойцов, выслали разведку. Вернулась разведка быстро, выяснив, что находимся мы на станции Бологое, а больше никто ничего не знает.
    Командир отряда, никогда не терявшийся, ни при каких обстоятельствах, в этот раз похоже происходящего не понимал:
  — Какое Бологое, это же в другую сторону, они чего нас, через Питер отправили, такой крюк. – И кивнув Волошину, — пойдём, надо прояснить, ерунда какая-то получается.
Ни начальник станции, ни военный комендант толком пояснить ни чего не могли, откуда, зачем и главное, что теперь делать с отрядом никто не знал. Начались звонки и переговоры с железнодорожным начальством, а прибытие отряда домой к международному женскому дню, похоже снова оказалось под угрозой. Вместе с тем, под угрозой оказался и зелёный американский рубль, почти уже выигранный в споре с замполитом. Тогда командир, умнейший всё же человек, пошёл на хитрость:
  — Послушай, товарищ начальник, — начал он ласково, наклонившись над столом главного станционного руководителя, — у меня сто вооружённых бойцов, которые шесть месяцев провели в окопах, в боевых условиях. Сейчас они сообразят, что их завезли куда-то не туда, они же в мыслях уже почти дома, не знаю, как их удержать от необдуманных поступков. Может ты, дорогой начальник, найдёшь какой никакой паровоз, и отправишь нас от греха по быстрее. Ну зачем вам тут сто вооружённых бойцов, подумай, а?
Вежливость и задушевность командира на станционных подействовала. Не более чем через час, вагоны с отрядом были прицеплены к тепловозу и ночью доставлены в Ярославль. И уже следующим вечером седьмого марта, поезд с отрядом переезжал Северную Двину, дома.

        Оркестр грянул «Славянку». Перрон заполнен встречающими родственниками, милицейскими и городскими руководителями, прессой. Навстречу встречающим, из вагонов повалили бойцы отряда. Смех и слёзы, визг детей и вспышки фотоаппаратов, оркестр надрывается бравыми маршами, праздник,  не сравнимый ни с чем праздник встречи. Волошин оказавшись на перроне, ищет глазами и не может найти Татьяну. Что такое, жена не приехала встречать, такого ещё не бывало. Не знать о времени прибытия отряда, она работая в отделе, точно не могла, наоборот, должна была оповестить других. Что случилось? И тут Волошин увидел. Татьяна стояла у самой лестницы, позади всех встречающих, прислонившись к перилам, такая маленькая, худенькая, и плакала. Даже не плакала, просто слёзы текли непрерывными капельками по лицу и падали в снег. Волошин рванул, навстречу потоку, через встречающую толпу:
  — Ну, ты что Тань, всё хорошо, я дома, приехали, нормально всё Тань, ты чего.
Татьяна уткнулась в бушлат продолжая плакать.
  — Что случилось, чего ты? Ну не надо, сейчас, вооружение сдадим, и домой, чего ты? Праздник завтра, я вина привёз, разливного, отметим, не плачь.
  — Я так устала, если бы ты знал, как я устала – всхлипнула Татьяна. – Конечно, всё хорошо, ты дома, и праздник, всё хорошо.
     Домой Волошин ехал с каким то смутным предчувствием тревоги, как встретила жена настораживало.
  — Может на работе какие проблемы, — думал он, — мало ли, или дети что.
Войдя в квартиру, бросил сумку в прихожей:
  — Там в стирку всё, Тань, я помоюсь, долго ехали, кругами какими-то, — а сам украдкой заглянул в лицо, глаза сухие, уже хорошо.
Из кухни вкусно пахло жареным мясом и печёным:
  — Нормально всё, — подумал, — ждала, готовила.
Стол как всегда был хорош, умеет Татьяна готовить. Волошин достал полторашку домашнего вина, подаренную муллой Адамом, разлил по бокалам.
  — Ну, за встречу. – Выпили, помолчали.
  — Когда обратно? – Татьяна смотрела в упор.
  — Куда обратно? — Не понял Волошин, — я только приехал.
  — Туда, туда, на войну, когда снова поедешь?
  — Да я как-то не думал.
  — А ты подумай, когда мне снова отправлять, когда ждать, как? Ты подумай, не думал он. Ты вообще думаешь когда нибудь, о нас например, или только о себе, только о своей службе, о бойцах своих, а мы есть в твоей жизни? – Татьяна говорила резко, как молотком по гвоздям.
Такого от своей мягкой и покладистой жены Волошин не ожидал.
  — Ты чего Тань, ты же сама офицер, понимаешь, служба есть служба.
  — Да я то понимаю, и службу свою исполняю, подшиваю бумажки, в сейф складываю, сроки соблюдаю. А ты? Тебя кто гонит в эти командировки, пятый десяток разменял, не навоевался, не наигрался в войну. Белый уже весь, а всё надо, не уймёшься ни как. Для тебя тут дел нету? Кого ты там защищаешь? А кто нас защитит тут? Думал об этом.
  — Вас что, обидел кто? – Волошин не мог понять такого поворота событий.
  — Да никто нас не обижал, не в том дело. Устала я, устала и вымоталась вся. Ждать, бояться, переживать, ночей не спать устала. Это вам там хорошо, привыкли, скачете по своим горам, как козлы.
  — За козлов ответишь, — попытался пошутить Волошин. Татьяна шутку не приняла.
  — Отвечу, я за всё отвечу, а вот ты мне ответь, ты знаешь, как на каждый звонок подпрыгивать, как домой бежать с работы быстрей, новости посмотреть, как письма ждать и получать бояться, знаешь? А когда машину вашу подорвали, знаешь сколько я успокоительного выпила, а уснуть всё равно не могла?
  — Это не нашу, это СОБРов.
  — А мне кто об этом сказал? Мы из новостей узнали, что машина наша. На работе неделю телефон разрывался, об этом ты знаешь, думал? Славка твой там, Серёга в училище, офицером будет, тоже туда?
  — Таня, не дави на мозоль.
  — Мозоль говоришь, да у меня вся душа мозоль, куда не прикоснись – везде больно. В общем так, Волошин, я долго думала, долго и трудно, пора тебе делать выбор, или война, или семья. Нет больше другого выбора, нет и быть не может, не тот у нас уже возраст, что бы сердце друг другу рвать. Такой мой тебе сказ.
  — Покурю пойду, — Волошин взял сигареты и вышел на площадку.
Закурил. Мысли в голове скакали как сумасшедшие, с одного на другое.
  — Хорошо, что ещё не знает, что мы в другой машине ехали. И про Славку, зря я ей рассказал, лишнее расстройство. Вон как прорвало, прямо битву при Ватерлоо мне устроила, долго копила, вот и выплеснула. А с другой стороны, я больше и не собирался никуда ехать, хотя после каждой командировки так думал, потом ехал всё равно. Может правда, пора завязывать, права Татьяна, пятый десяток, не те годы.
   По лестнице поднимается сосед сверху:
  — О, здорово Петрович, с возвращением.
  — Здорово, спасибо.
  — Ну, как там, в тёплых краях, у нас вон, снегу по уши, а там, небось и нету.
  — Нормально там, и снегу нету.
Сосед поняв, что к разговору Волошин не расположен, пошлёпал дальше.
  — Нет, а всё же права, наверное, Татьяна, что мы знаем? Как им тут без нас? Я солдат, а что-то как узнал, что Славка на войне, места себе не находил, а тут женщина, — продолжал свои мысли Волошин. – Точно права, не поеду больше никуда, да и вообще, пора на пенсию. Домик надо ремонтировать, огород, курочек завести, а может и кроликов. Выслуги то лет тридцать со всеми льготами наберётся, хватит.
Затушив третий окурок в консервной банке, стоящей на подоконнике, Волошин вернулся в квартиру:
  — Всё Тань, решил, твоя победа в этом бою, больше никуда не еду. Будем дом ремонтировать, лето скоро, хватит на самом деле.
Татьяна в первые с момента встречи улыбнулась, уж кто-кто, а она то знала, раз сказал, значит решил, так и будет.

     Через два года Волошин ушёл на пенсию, всё-таки обычная служба, без командировок, была пресновата. А ещё через два года у Волошиных родился сын, маленький непоседыш. Значит всё правильно, значит жизнь продолжается, и свой последний бой Волошин проиграл не зря.
 

 

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+1
16:08
1492
RSS
10:58
Очень! Почему-то на последних строчках мурашки по спине побежали.