"Проклятие Клеопатры"

Она давно уже не обращала внимания на зевак, на удивленные, восхищенные или завистливые взгляды тех, кто окружал ее во время московских пробок. Она крепко держала руль своего автомобиля, белого, открытого, и наслаждалась тем, как легкий ветерок развевал ее длинные светлые волосы, приятно холодил лицо. Она давно уже жила в своем мире, где ей было комфортно, хорошо, и где она точно знала, что ей нужно от этой жизни и что она может дать этому миру сама.

Мысленно она отгородилась ото всех прозрачным куполом, который сотворила сама, и куда практически никого не впускала. Единственный человек, которого она готова была принять в свою жизнь и любовь к которому согревала ее и придавала сил, был очень далеко. Если и вообще был. Быть может, она придумала его сама? Очаровалась им? Все может быть. Но пусть даже придуманный, он наполнял ее жизнь смыслом.

Иногда рядом с ней опускалось стекло какой-нибудь машины, и она слышала очередное предложение или пошлый комментарий. Это были мужчины, особое племя людей, которых она не понимала и считала их существами низшего порядка. Конечно, были и исключения, и она воспринимала их, как особую касту. Это были талантливые, наделенные особыми способностями и душой личности, и многие их них входили в ее близкий круг, четко очерченный ею. Но их было так мало.

В тот день на ней была белая шелковая блузка, поверх которой она набросила голубой джемпер. Голубые джинсы, белые мокасины. В ушах — яркая бирюза серег, на пальцах — бирюза, оправленная в золото. День был солнечный. Хотя и ветреный.

 — Как ты, Лора?  — она повернулась и подмигнула собаке, черному кокер-спаниелю, с шелковистой, блестящей на солнце шерстью. Расположившись на заднем сидении, Лора послушно переносила пробку и мысленно, наверное, злилась на всех тех, кто забил машинами широкий проспект.

 — Хочешь арию царицы ночи?  — спросила Зоя и, не дождавшись ответа, включила Моцарта. Тихо, чтобы не дразнить всех тех, кто слушал поблизости режущую ухо попсу.

Сколько еще продлится это мучение? Может, книжку почитать. Агаи Карола выводила свои трели не хуже соловья.

Зоя прикрыла глаза, и почти тотчас царица ночи, словно споткнулась, трели начали искажаться, и вот на самом высокой ноте оборвались, уступая место хрипловатому, с эстрадным душком, голосу, который выводил пошловатый текст…

Она распахнула глаза и увидела перед собой грязное, поливаемое дождем, ветровое стекло, за которым тянулась серая, в сельских декорациях, дорога. Зоя тряхнула головой, снова закрыла глаза и открыла их. Пейзаж не менялся. Она осторожно повернула голову и увидела сидящего на водительском месте мужика. Недельная щетина на впалых смуглых щеках, крупный нос, во рту сигарета. На нем была зеленая куртка, худую шею обнимала горловина серого шерстяного свитера. Салон старого, местами в проплешинах синей изоленты, автомобиля заполнялся горьким табачным дымом и вульгарной музыкой.

 — Где я?

Мужик, бросив на нее унылый взгляд, хмыкнул и покачал головой:

 — Очнулась… Ты кто такая-то?  — голос был неприятный, гнусавый.

 — Я?..  — Зоя осмотрелась. На заднем сидении сидела белая кошка. Зеленые ее глаза глядели на нее встревоженно.  — А ты кто?

 — Олег.

 — И что? Куда мы едем?

 — Домой, куда же еще?

 — Куда домой? К кому домой?

 — Ты чокнутая, что ли? Ко мне домой, конечно!

 — А как я оказалась в твоей машине?

 — Ну ты, мать, сбрендила окончательно. Что, крышу сорвало?

 — Останови машину. Немедленно!

 — Да, прямо сейчас и остановлю. А потом кто заводить-то будет? Ты, что ли?

Она ничего не понимала. Совсем.

 — Мы знакомы?

 — Ну, если ты скажешь мне, как тебя зовут, то будем считать, что мы знакомы.

Она силилась вспомнить свое имя, но так и не смогла.

 — Я не знаю…

 — Говорю же, крышу снесло. Капитально.

 — Как я оказалась здесь?

 — На дороге подобрал. Валялась, как труп, блин. Я вообще думал. Что не довезу тебя. Но, слава Богу, очнулась. Откуда ты такая?

 — Ниоткуда.

Зоя была так слаба, что даже говорить не было сил. Голова страшно болела. Она потрогала ее руками — вроде бы раны нет, крови тоже. Слабый аромат духов начал было продвигать ее сознание куда-то вглубь, в какой-то цветной тоннель, но очень скоро все оборвалось.

 — Где мы?

 — В России, мадам.