Автор нашего сайта Виталий Коновалов прислал заявку на обсуждение его рассказа «Гуманизм» на семинар Анны Даниловой. Приглашаем всех к открытому обсуждению, а после 7 августа свое мнение выскажет руководитель семинара.

_______

Виталий Коновалов

Гуманизм

^{Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 20 ноября 2716; проверки требуют 54 правки.}

^{Гуманизм — гипотеза о существовании в древности развитой технологической цивилизации людей, которые создали первых роботов по своему образу и подобию, в противовес роботизму, предполагающему эволюционное происхождение макроскопических роботов от наноассемблеров.}

^{Радикальный г.— движение, направленное на достижение для людей равных с роботами правами.}

^{(Материал из Робопедии — свободной энциклопедии,)}

Сексуальноориентированный Тактильно-Естественный Робот, модель 8А по имени C8E7A (это был всего-навсего её порядковый номер, 822906, но ей нравилось шестнадцатеричное представление, это было похоже на древние, непонятные надписи на консервах) среагировала на движения своего питомца, который пытался ее повернуть, вышла из режима подзарядки, потянулась и мило улыбнулась. Питомец радостно оскалил зубы, притворился грозным зверем и нежно начал ее покусывать, приглашая играть. После игры она положила ему в миску еду из коричневой банки с нарисованной коровой*, а когда он доел, позвала: «Малыш, гулять!» Малыш радостно запрыгал вокруг, дожидаясь, когда она оденет поводок.

Малыш был беспородным, но очень красивым: молодым, мускулистым, с густыми черными волосами и бородкой, которые C8E7A ему коротко подстригала. До него C8E7A держала Норда, высокого блондина нордической породы, с роскошной шевелюрой, спадающей по плечам красивыми волнами. Она хотела повязать его с молоденькой нордической блондинкой по кличке Душка, но дура С7D12, ее хозяйка, не смогла на прогулке помешать Душке связаться с диким мальчиком. С Нордом ее на всякий случай тоже повязали, но ребенок родился чернявым и кареглазым, так что все сразу стало понятно. Норд в маленьком души не чаял, а Душка не проявляла к нему никакого интереса, поэтому C8E7A взяла его к себе и назвала Малышом. Норд все время с ним возился, правда, со временем пристрастился к детской еде в голубых с белым узором банках**, растолстел, все меньше гонял с Малышом мяч и все больше лежал на диване с консолью развлекатора. Когда Малыш вырос, они с Нордом стали слишком агрессивно драться за право играть с хозяйкой, и тогда она сдала Норда на корм.

На площадке, дождавшись, когда C8E7A снимет поводок, Малыш вежливо поздоровался со своими друзьями, соседскими мальчиками, обсуждавшими развлекатор, и побежал на турник. C8E7A включилась с другими СТЕР8Ами в разговор про последние новости и стати своих питомцев, когда на площадку из кустов вылезла тощая, чумазая, совсем еще юная дикая девочка. Пупсик, пожилой, уже седой, пузатый кривоногий мальчик с огромным носом и отвисшими пухлыми губами, давно уже не мог играть, поэтому даже не посмотрел в ее сторону, а на Зайку, изящного, миниатюрного мальчика, Малыш рявкнул так, что тот отскочил к дальнему углу площадки и сделал вид, что увлеченно занят своими делами.

Канал коммуникации чуть не разорвало от потока мнений подружек: «Это просто ужас какой-то», «Куда смотрит санинспекция?», «Их всех надо стерилизовать» и вдруг кто-то вставил фразу, которая повергла всех в ужас: «Да отстреливать их надо»… Разгорелся жаркий спор, который быстро перешел на личности.

— Как это «отстреливать»? Мы должны о них заботиться!
— Кому это мы должны?
— Ну это же в нас заложено!
— Говорят, это просто какая-то ошибка в наших программах, а они на ней паразитируют…
— А может, и правда, нас когда-то сделали люди, чтобы играть? Никто же точно не знает, что было до Коллапса...

Это предположение вызвало всеобщее веселье.

— Ты веришь в эту сказку?
— Гуманистка!

Посыпались разные предложения.

— Может быть, им еще и права дать?
— Да-да, и без поводков водить!
— И за консервами пусть сами ходят!

Это была очень смешная шутка. За консервами для питомцев ходили к Ящику, мерно гудящему сооружению на окраине города. Никто не знал, как оно работает, но консервы появлялись на площадке возле него. Робохрана, вооруженная электрошокерами, не пускала на площадку никого, требуя какую-то «накладную», но роботы, в отличие от людей, все равно проходили, потому что разряд не мог пробить их силиконовую кожу.

Тем временем Малыш метнулся к хозяйке, потребовал галет, выхватил у нее из рук всю пачку, подбежал к замарашке, показал ей корм и начал с ней играть, пытаясь, очевидно, с ней повязаться. Кудахтание усилилось: «Отгони ее!», «Она же грязная!», «Он заразу какую-нибудь подцепит!», «У нее же могут быть насекомые!»

— Малыш, фу! — сказала C8E7A на акустическом, — Она грязная, фу! Ну-ка, мальчик мой, иди ко мне!

Малыш недовольно заворчал, тогда C8E7A подошла к нему, вытянула хлыстом по заднице так, что Малыш вскрикнул, надела поводок и потянула к выходу с площадки. Малыш попытался упереться, но против титанового скелета и гидравлических актуаторов вместо мышц у него не было никаких шансов. C8E7A дернула, Малыш упал и хозяйка поволокла его, задыхающегося, домой. Малыш извернулся, бросил пачку галет замарашке (за что еще раз получил хлыстом), и та, поймав корм на лету, стремительно скрылась в кустах.

С дикаркой надо было что-то делать. Рано или поздно она повяжется с кем-нибудь из местных, и выводок будет жить в кустах впроголодь. Наверняка никто не захочет возиться с девочкой, беспородной, да еще и дикой, поэтому C8E7A подумала, что лучше всего будет ее стерилизовать и взять себе. Она связалась с санитарными службами и Медицинским Модулем, древним роботом, которого все звали Док ММ и получила от него заверения, что замарашка, если ее поймают, проведет ночь в тепле, сытой и на чистой подстилке.

Весь остаток дня Малыш дулся, отказывался от еды и от игры, забился в свой уголок и даже не обращал внимания на развлекатор.

Рано утром пришло сообщение от Дока. Дикарка вечером спокойно прошла санобработку и съела весь корм, а ночью сбежала, разбив окно. Ищем, будем держать в курсе. Малыш хандрил, играл без энтузиазма, за завтраком почти ничего не съел, поэтому C8E7A решила пойти с ним с утра на долгую прогулку за город.

Город назывался Специальный Автономный Резерв Особых Войск Морального Уничтожения Противника (никто не знал, что это значит) и был обнесен железобетонным забором. C8E7A подумала, что неплохо было бы обойти его по периметру. Настроение Малыша исправилось, он весело бегал вокруг, гонял белок, шарил по кустам, залезал на деревья и даже, на симпатичной полянке, поиграл. Потом пошел медленнее, удовлетворенно потягиваясь и лениво глядя по сторонам. Вдруг он встал в стойку, прислушался и рванул в кусты. Через пару минут, исцарапанный и грязный, он вылез оттуда, держа на руках давешнюю дикарку. Левая нога у нее была неестественно вывернута, распухла и посинела. Очевидно, прыжок с третьего этажа был не особенно удачным. Малыш вопросительно посмотрел на хозяйку, а потом решительно зашагал обратно, к воротам города.

Док ММ поставил диагноз «перелом» и наложил гипс, но из-за вчерашнего побега категорически отказался оставить ее в палате хотя бы на ночь. Операцию по стерилизации он отложил до полного выздоровления. Пришлось тащить дикарку домой.

Малыш трогательно ухаживал за девочкой, уютно устроил ее на своей подстилке и не отходил от нее ни на шаг, принося ей еду и судно. Поэтому, когда гипс, наконец, сняли, выяснилось, что операция стерилизации бессмысленна — девочка уже беременна.

А вот аборт сделать не вышло. Протокол этой операции не использовался Доком уже несколько столетий, и когда он скачал резервную копию, оказалось, что «В соответствии с приказом Командующего ОВМУП от 15.11.2108 прерывание беременности у гражданского персонала может быть произведено только с разрешения командира Резерва» и ни у кого не оказалось доступа, чтобы дать системе такое разрешение.

C8E7A подключила коллективный разум. Как всегда, дискуссия быстро ушла в сторону, а мнения разделились. Никто ничего подсказать не смог, но кудахтание о допустимости абортов и эвтаназии продолжались еще долго после того, как C8E7A отключилась. Пришлось шерстить все доступные носители, и в каком-то архиве шестисотлетней давности она нашла запрос «как сделать аборт в домашних условиях»…

Вариант заставить дикарку приседать с утяжелением не подходил, лезть внутрь острыми предметами, не особенно представляя устройство, тоже не хотелось, поэтому C8E7A просто подошла к Бу (так называл ее Малыш, а она не стала придумывать другого имени), повалила ее на пол и сильно нажала на низ живота. Девочка завизжала, потом спряталась за диван и проплакала до самого вечера. Малыш утешал ее, обнимал, что-то шептал на ушко, а утром оказалось, что они оба исчезли, прихватив консервы, подстилки и кухонные ножи.

* * *

…Бу шла по лесу легко, несмотря на тяжелый тюк с консервами за спиной. В правой руке она держала копье, которое сделала утром из кухонного ножа. Самый большой нож она приладила к поясу. Малыш был экипирован так же, только тюк его был побольше, а нож — поменьше. Малыш начал уже выбиваться из сил, но старался не отставать.

— Куда мы идем? — спросил он.
— Молчи. Береги дыхание. — Отрывисто бросила в ответ Бу. Малыш послушался.

Становилось жарко, Малыш обливался потом, но молчал. Вдруг Бу остановилась, подняла левую руку, призывая Малыша сделать то же самое, и стала медленно подкрадываться к чему-то в траве. Удар копьем, визг — и Малыш увидел у нее в руке еще трепыхающегося зайчонка. Бу ловко перерезала ему горло и выпила кровь (Малышу предложила тоже, но он испуганно замотал головой).
— Привал, — объявила Бу.

Малыш с наслаждением снял тюк. Бу освежевала зайчонка, поделила мясо и печень пополам, а шкурку выскоблила и растянула на крестике из палочек.

Малыш нашел немного земляники и кисленькой травки, которую Норд называл заячьей капустой, а еще теплое сырое мясо оказалось невероятно вкусным. Запили водой из ручья.

Они немного поспали, обнявшись, в тени под деревом и, наконец, Бу сказала «Пора». Тюк показался невероятно тяжелым, но Малыш не смел показать Бу свою слабость.

Ночевали в большой норе под корнями вывернутого дерева. Малыш проснулся на рассвете от оглушительного птичьего гомона. Шею ломило от неудобной позы, гудели ноги и болела спина. Рядом, завернувшись в одеяло, сопела Бу. Малыш вылез из берлоги по зову природы, а когда вернулся, Бу проснулась. Малыш хотел открыть банку консервов, но Бу сказала: «Это запас. Откроешь, когда совсем будет нечего есть. А сейчас в лесу много еды». Она показала ему, где можно искать птичьи гнезда, и вдвоем они набрали мелких яиц на завтрак.

… Малыш повесил на плечи тюк и с трудом поднялся. Первый шаг. Второй… Сколько еще нужно идти? Вслух этот вопрос он задавать не стал, берег дыхание.

К полудню вышли на большую горелую поляну. Бу закричала и упала на землю лицом вниз, а потом села в центре поляны и, раскачиваясь из стороны в сторону, долго пела печальную, протяжную песню.

— Что случилось? — спросил Малыш, когда Бу вернулась к нему.
— Здесь жило Племя.
— А где оно теперь?
— Мужчин убили, женщин — увели.
— Кто?
— Враги. Пойдем отсюда, не будем тревожить души мертвых.

Малыш шел за Бу, тупо переставляя ноги. Он устал, проголодался и ничего не понимал. Наконец, пришли к большому дуплистому дереву. Из дупла Бу достала луки, стрелы, еще несколько ножей, вяленое мясо, кресало и трут и положила в дупло часть консервов и одеяло. Один кусок мяса она взяла сама, другой дала Малышу.

— Надо решать, как жить дальше, — сказала она.
— Мы можем вернуться.

Бу покачала головой.

— Я не могу. Она убьет ребенка. А мы теперь — везде Чужие.

И Бу стала объяснять. Она жила в жестоком, полном опасностей мире. В Племени, в котором она выросла, человек, чтобы стать взрослым и получить имя, должен был пробраться в Город и принести оттуда еду. Если девушка возвращалась беременной, а юноша — оставлял в городе «свою кровь», они, вдобавок, получали Благословение Матери, самой старшей женщины Племени.

В лесу, кроме Племени, жили другие люди, воевавшие за территорию и женщин. От них надо прятаться, Малыша они убьют, а Бу окажется в самом низу социальной лестницы.

На западе, на холме рядом с развалинами древних башен, жили Кузнецы, выискивающие в холме металл, делающие из него ножи и меняющие их на шкуры и лесной мед. Это дорого, но можно принести им древесный уголь и немного шкур, тогда они сделают железо из рыжего рыхлого камня, из которого состоит холм. Такие ножи хуже, но зато гораздо дешевле.

— Твои ножи гораздо лучше самых лучших ножей кузнецов, — с уважением добавила Бу, — и ты сильный, ты бы мог стать у них подмастерьем. Но они захотят узнать секрет твоих ножей и будут тебя пытать, если ты не скажешь.
— Я и сам его не знаю...
— Значит, умрешь под пытками, а меня заберет себе кто-нибудь из них...

В самих развалинах живут грабители и людоеды. О них ходят страшные легенды, но никто ничего не знает точно — из Башен никто никогда не возвращался.

Далеко на Юге люди возделывали землю. Они не делились на племена, а принимали всех.

— Если бы у нас была лодка, мы могли бы попытаться добраться туда. За один твой нож можно получить лодку и припасы в дорогу, но за нами не стоит Племя, которое может отомстить, поэтому с нами не будут торговать, а просто все отберут.
— Бу, а я в Племени тоже был бы чужим?
— Нет, — серьезно сказала Бу, — Ты пришел из Города, ты принес еду и я ношу твоего ребенка. Ты стал бы в Племени Своим и получил бы Благословение Матери… Но Племени нет, — вздохнула она, помолчав.

Бу забралась к Малышу на колени, обвила его шею руками, уткнулась ему в плечо и глухо заговорила:

— Наверное, ты прав. Тебе лучше вернуться. Мы не сможем зимой выжить в лесу вдвоем. Только, пожалуйста, оставь мне хотя бы самый маленький нож, с таким приданным я смогу найти себе хорошего мужа, и он будет достойным отцом твоему ребенку...

Малыш подумал о холеном теле хозяйки, о теплой постели, развлекаторе и о том, сколько у него было бы еды. Подумал о дикой усталости, накопившейся всего за два дня, о горящих ногах и о боли в спине, набрал в грудь воздуха, чтобы сказать: «Да я их все тебе оставлю. И консервы, и одеяла», но Бу подняла на него глаза, полные слез, и было в них что-то такое, чего он никогда не видел в пластиковых глазах робота, от чего не то в груди, не то под ложечкой заныло, а глаза защипало… Тогда Малыш, сам не зная почему, сказал совсем не то, что собирался:

— Я хочу быть с тобой...
— Я тоже, — ответила Бу, — Ты добрый… а я смогу научить тебя рыбу ловить и стрелять из лука. Хорошим охотником ты, наверное, не станешь, но с голоду мы пока не умрем. А потом — будь, что будет...

Лето Малыш и Бу прожили в лесу. Ко времени, когда начались дожди и лужи стали по утрам подергиваться ледком, живот у Бу стал таким большим, что ей стало трудно передвигаться. Они оба знали, что скоро настанет пора расставаться, и оттягивали этот момент, как могли; однако, медленно, но верно путь их кочевья приближался к Городу.

Однажды, дождливым, холодным утром Бу сказала:

— Город совсем рядом. Если ты пойдешь туда, — показала она рукой, — то придешь к забору. Обойдешь его и выйдешь к воротам.
— А ты?
— Пойду к Кузнецам.

В груди у Малыша нестерпимо защемило, и чтобы Бу не увидела его слез, он поднялся на небольшой холмик. Внезапно земля под его ногами подалась и он провалился в дыру между корнями деревьев.

— Ты цел? Что там?.. — над краем ямы появилось испуганное лицо Бу.
— Тут дверь. Спускайся, посмотрим, что за ней...

С дверью пришлось долго возится при свете факела, сделанного из куска тряпки и жира недавно убитого кабанчика. Штурвал засова проворачивался с трудом, сама дверь была тяжелой, а петли ржавыми, но в конце концов ее удалось приоткрыть так, что даже Бу смогла туда протиснуться и они медленно, осторожно пошли по тоннелю. Вдруг стало светло. Бу вскрикнула, а Малыш, привычный к автоматическим выключателям с детства, ничуть не удивился.

— В Городе такое бывает, — сказал он.
— Колдовство? — восторженно спросила Бу.
— Наверное, — неуверенно ответил Малыш. Что это, он и сам не знал.

В тоннеле было сухо и тепло от труб, идущих вдоль стен. Время от времени попадались боковые ответвления, но Малыш и Бу шли прямо; судя по направлению, тоннель вел в город.

Тоннель закончился большим залом, в котором переплеталось множество труб с кранами. В дальнем конце зала виднелась дверь, к которой вела лесенка.

Малыш открыл дверь и увидел коробки с консервными банками, медленно едущие по лентам. Никакой робохраны не было видно. Малыш схватил одну коробку и побежал к Бу:

— Бу, погляди! Знаешь, где мы? Мы в Ящике! У наших детей будет много еды!

*Надпись на банке гласила «Белковый концентрат со вкусом говядины»

**«Молоко синтетическое сгущеное»