Рыжий

Машка взгромоздилась на перила и оттуда бесстрастно воззрилась на Рыжего. Был он, конечно, никакой не Рыжий, а самый обыкновенный блондинистый Егор. Классе в пятом прямо на школьном дворе на Егора свалилась банка краски, которая предназначалась для школьной крыши. Лето близилось к концу, на школьный двор никого было не затащить силой, но прямо под отсыревшей от времени глухой стеной водились самые жирные черви. Этих представителей насекомых Егор не любил больше других (а не любил он даже бабочек), зато они во все времена приманивали лучших окуней на местном озерке.

В разгар охоты на червей на несчастную егорову голову и свалилась банка с ярко-рыжим содержимым. Каким-то чудом голова не пострадала – потом шуток по этому поводу было гораздо больше, чем про потрясающий цвет, которым вмиг засияла шевелюра. Краска оказалась качественной. Вывести ее пытались всем семейством Кошкиных, но когда бабушка принялась откручивать крышку с загадочной бутыли без опознавательных знаков, приговаривая при этом зловещим голосом «от бабушкиного средства еще никто не уходил», тело у Егора выдало «sos!», и он взмолился о пощаде.

С кожи краска сползла к концу недели, однако учебный год принял его в новом виде: Егор с новым цветом волос стал главной темой первого сентября. Апельсиновый оттенок со временем превратился в ржавый, но полностью так и не исчез – на солнце в волосах нет-нет да и вспыхивали огненные оттенки. А кличка «Рыжий» прилипла намертво. Что уж греха таить, даже в учительской забыли о его фамилии и настоящем имени.

Последнее школьное лето что-то повернуло в его малюсеньком мире, Егор и сам не почувствовал, как это произошло. Просто как-то они пересеклись с Машкой в парке, а потом неожиданно попали на рок-фестиваль в десяти шагах друг от друга, и еще долго ехали на соседних сиденьях в автобусе к озеру. И Рыжий влюбился.

Машка с высоты своего насеста стрельнула глазами:

— Что смотришь? – Она хмурила брови совершенно по-взрослому. Она вообще вся была какая-то слишком уверенная в себе.

— Красивая ты, — ляпнул Егор. Ляпнул, и тут же понял, что Машка и вправду красивая. Не такая, конечно, как в фильмах. Но ему так даже больше нравилось.

— Все же крепко приложило тебя той баночкой.

Каждый раз, когда он пытался заговорить с Машкой, она над ним подшучивала, вспоминая эту злополучную краску. Каждый раз! Раньше в толпе одноклассниц, дразнивших его, Машкин голос всегда был самым звонким, и Егор подозревал, что именно Машка и была главной зачинщицей и подстрекательницей. Когда за давностью лет тема стала всем неинтересной, Машка осталась едва ли не единственным человеком в мире, постоянно дергающим Егора по этому поводу. И делала она это очень обидно. Егор злился, решал больше никогда не заговаривать с заносчивой девицей, но продолжал ходить за ней следом и глотать обидные шутки. Как сейчас.

— Слушай, Рыжий! Тебе не надоело за мной ходить?

— Нет, не надоело.

— А мне надоело. Ты мне надоел! – Машка вдруг заговорила громким злым шепотом. – Ну что ты ко мне привязался! Ходит и ходит. Ты не понимаешь, да? Я видеть тебя не могу! Ты Рыжий, Рыжий!

И вдруг заплакала, сразу сильно, горько, как маленькая. Егор оторопел.

— Машка…Машка…Ты чего…Если ты не хочешь…Ты прости меня тогда…Я не буду…Я не знал…

Егор отвернулся и побежал.

Утром Егор не вышел к завтраку, и мама с тревогой стала ощупывать лоб.

— Мааааам, все хорошо, у меня просто упадок сил.

— Какой упадок сил в твоем возрасте с утра? Начитался глупых статеек. Или поднимайся и дуй завтракать, или к врачу.

— Мам, я правда не могу сегодня.

Мама полминуты смотрела ему в глаза, потом вздохнула, еще раз пощупала голову и ушла на работу.

Егор остался один на один с мыслями. Весь день он слонялся по их маленькой квартирке. Места для этого занятия было немного, мыслей было куда как больше, они не умещались ни в этой квартире, ни в голове. Часам к пяти вечера Егор понял, что не выдерживает. Схватил ключи и вышел, так хлопнув дверью, что соседская кошка на лестничной площадке сползла с подоконника.

Он понял, что пришел к Машкиному дому, только когда стал нажимать кнопку лифта. Адрес он помнил с тех пор, когда в начальной школе (он тогда еще был Егором Кошкиным) Машка сильно заболела, и они классом ходили ее навещать.

— К Маше? А ее нет. Она же по средам и субботам в питомнике подрабатывает, приходит чуть ли не к полуночи. А я тебя помню. Ты ведь Рыжий.

Оххххх, и здесь.

Питомник располагался на старом стрельбище на другом конце города. Дорога от автобусной остановки очень напоминала проселочную, а от недавних проливных дождей ее прилично размыло. До ворот питомника кроссовки Егора дотянули в плачевном состоянии.

«Ну и плевать, — подумал Егор, — давно надо было их выбросить».

Кроссовки были старые. А Егор расстроился, сам не зная почему.

Машка сидела прямо на голой земле (мама бы за такое по головке не погладила!), а вокруг нее крутились и пищали четыре абсолютно черных комочка шерсти. Машка брала их поочереди, тискала, чесала животики. Комочки урчали от удовольствия и начинали пищать, как только их опускали на землю. Машка могла так сидеть часами.

— Маш…

Машка вздрогнула и вскочила на ноги, так и не выпустив очередного щенка из рук. Егор. Стоит, весь нахохлившийся, взгляд затравленный. Пришел обиды высказывать, не иначе.

— Машка, ты мне друг?

Вот это поворот.

— Отвечай! – Взгляд упрямый, не отстанет.

Машка тяжело вздохнула:

-Какой я тебе друг? Мы даже не разговаривали толком ни разу.

-А я знаю, что друг. И…даже больше, чем друг.

Глаза у Машки стали почти черные. И что в них? Злость? Страх? Отчаяние? Егор сделал два уверенных шага вперед, взял ее за плечи и встряхнул.

-Ты же знаешь, что я не отстану! Знаешь!

— Ты не понимаешь…

— Да, я не понимаю. Скажи.

Машка проснулась от ноющего тревожного чувства под ложечкой. Открыла глаза. Ночь. Вроде тихо, но…Нет, звуки. Машка подскочила. Вчера их домашняя любимица, красавица-сеттер по кличке Рыжая, принесла сразу семерых. А сейчас Рыжая скулила. Тихо, почти неслышно. Но Машка услышала. Рванулась на кухню. Дверь закрыта, а под дверью Рыжая, нос присунула к едва заметной щели между дверью и полом. На кухне горит свет и какие-то хлюпающие звуки. Машка рванула дверь. Отец. Стоит над большим ведром. На ведре крышка. Рыжая дернулась к ведру, по пути сбивая Машку с ног. Отец схватил собаку за ошейник и тащит из кухни в коридор. Рыжая вырывается до хрипа. Машка идет к ведру. Не снимай крышку, не надо…

Через две недели Рыжая умерла. Ветеринар сказал, что от послеродового осложнения. Но Машка-то знает: от тоски. Машка тоже хочет умереть от тоски. Она не может спать. Закрывает глаза – а там Рыжая. И ведро. Она первый раз почувствовала, что такое ненависть. У этого чувства лицо ее отца.

Егор молчал. Он чувствовал, как горечь растекается по телу, и даже на языке горький привкус.

-Понимаешь, каждый раз, когда тебя кто-то зовет, у меня все внутри сжимается. И сразу эта картина…

— Но я ведь Егор…

— Знаю…Но ты давно уже больше Рыжий, чем Егор. Я не хочу…

Он снова повернулся и побежал.

-Егор, что происходит?? Что это за безобразие???

Ее единственное чадо только что вернулось откуда-то и теперь стояло перед ней, излучая самодовольство. Голова чада была небесно-голубого цвета.

-Егор, ты мне ответишь?? Что это? Завтра учебный год начинается…

-Мам!

-… у тебя выпускной класс! Мы столько денег заплатили за эту школу. Стоило отцу уехать в командировку, и ты …

-Мам, ты мне веришь?

-Чтоооо?- Лицо мамы вытянулось.

-Нуууу…- Егор замялся. Нужные слова никак не шли, а ему очень надо было, чтобы мама поняла. – Ты веришь, что хорошо воспитала своего сына, и он не может сделать ничего плохого?

Мама схватилась за сердце.

-Егор! Прекрати сейчас же!

-Мам, я все сейчас расскажу.

Она шла по коридору и не верила сама себе. Маргарита Кошкина, сорока четырех лет отроду, шла к директору школы просить за будущие хулиганства сына. Егор шел рядом и по-прежнему сиял.

Через десять минут не самой простой беседы она вернулась в коридор. Выдохнула.

-Получилось. – Сын буквально набросился на нее с объятиями.- Но! Уговор есть уговор. Четыре недели ты сам – я подчеркиваю!- сам готовишь завтраки, обеды и ужины. Я заслужила отдых.

Машка не верила глазам. Неделю Егор ходил со светло-синими, по-девчоночьи мальвинскими волосами, потом два дня был зеленым, а сегодня заявился с ярко-розовой шевелюрой. Розовой! Что поражало, так это поведение учителей: ни один не сделал замечание. И к директору не отправил. И это в школе с самыми строгими правилами!

Все это время Егор не обращал на нее внимания. Как будто не было никакого разговора в питомнике. Машка пристально смотрела на него при любой возможности, но Егор не замечал или делал вид, что не замечает. Машке вдруг показалось, что из ее жизни ушло что-то тихое и ясное.

На большой перемене она сама подошла к нему.

-Что происходит?

Егор приподнял правую бровь:

-А что происходит?

-Я спрашиваю, что все это значит? – Ткнула пальцем ему в голову.

Егор схватил ее руку:

-Маш, я не Рыжий. Все это уже увидели. И ты тоже увидишь. Я буду Черным, Зеленым, Серо-буро-малиновым в крапинку. Хочешь, я вообще «под ноль»?

Машка попыталась выдернуть руку.

-Ты еще не поняла? Я тебя не отпущу.