Сказание о Лиловом Драконе

Сказание о «Лиловом Драконе»

Ста сорокалетию Александра Грина (Лилового Дракона») посвящается.

«Нет ничего страшного. Не бойтесь; это – мечтатель». Руна Бегуэм о Друде из книги «Блистающий мир». А.Грин

Да, читатель, именно так мне хочется назвать свое эссе, посвященное писателю Александру Грину. Этого творца, мечтателя, символиста, родила эпоха Серебряного века. Вспомните плеяду блестящих писателей и поэтов того времени. И вдруг – никому не известный мечтатель из Вятки появляется на ярком литературном небосклоне начала двадцатого века. Кто он? Даже сказать затруднительно.

Гриневский Александр начал создавать свою взрослую жизнь, как авантюрный роман. С детства мечтал стать «дьявольским» моряком. Но море его не приняло. Дальнейшие приключения напоминают скорее ранние произведения Максима Горького, чем героическую морскую поэму: голод, нищенство, ночлежки, Стал солдатом, но не на долго. Неуемная душа нашего героя привела его к социалистам-революционерам. Но и в этом движении он не нашел романтики, а террор был не для него. Эсеры дело для него нашли. Гриневский представлял собой хороший материал для партийных агитаторов: он писал листовки и обладал ораторским даром.

Современники вспоминают. Видный эсер Наум Быховский прочел довольно «кудрявую» листовку, написанную Грином. И вдруг сказал: «А знаешь, мне кажется, из тебя мог бы выйти писатель». Грин признается: « Это было как откровение… Я затрепетал. Зерно пало в мою душу… Я нашел свое место в жизни». Исследователь творчества Грина С.Мартынчик, больше известная под псевдонимом Макс Фрай этот миг называет рождением «Лилового Дракона». «Родился в год Дракона, так же был не счастлив… ненавидел/не умел подчиняться… дракон это не альфа, вся их сила осталась на той стороне… Они абсолютно не приспособлены к жизни, причем ни с кем… Мне кажется, такие люди не попадают случайно «Туда», они как раз выпадают «Оттуда». Только зачем они здесь? С писателями все понятно — они мосты, но вот остальные, с другим окрасом… при общении с Драконом нужно помнить, что непобедимый Дракон по китайскому гороскопу — это иллюзия. Дракон — существо карнавальное и, по сути дела, несуществующее. Весь его лоск — всего лишь внешнее проявление. Внутри он — воздушный шарик. Это иллюзия».- Развивает мысль о нестандартности появления такого персонажа исследователь.

Солдат-дезертир, беглый эсер появляется в редакции с небольшим сборником рассказов. На вопрос как бы он хотел подписать свой первый рассказ, который редактор решил «тиснуть» для пробы, тогда еще Гриневский Александр заявил — «Лиловый Дракон». Вот так. Ни много не мало. Редактор отговорил амбициозного молодого человека от громкого псевдонима, посоветовав ему подписаться скромнее: «А. Грин». Но «Лиловый Дракон» был выпущен на свободу, озаботив своим появлением не одно поколение критиков и литературоведов.

На первые его солдатские рассказы Короленко В.Г. дал короткий отзыв: «жизни мало». Промолчал и основоположник социалистического реализма А.М.Горький. Ахматова была более категорична: «Я сама долго не могла понять и с трудом догадалась – я не понимаю, с какого языка он переведен». Корней Чуковский «не рекомендовал издавать его книги».

-«Мне трудно. Нехотя, против воли, признают меня российские журналы и критики: чужд я им, странен и непривычен», — писал о себе Александр Грин. Кто он? Беглый ссыльный, живущий под чужой фамилией, уже не считающий себя революционером, писатель, который еще не состоялся. Грин стоял особняком от писателей начала двадцатого века. Даже когда, благодаря Горькому, получил комнату в «Доме искусств», в которой прожил с 1921-го по 1924 год, он не сблизился с соседями. Ими по «Дому» были Н. Гумилев, М. Шагинян, В. Мандельштам.

Да и внешне симпатий Грин не вызывал. «Он мне сначала показался похожим на католического патера: длинный, худой, в узком черном с поднятым воротником пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким, как мне тогда показалось, извилистым носом. – Делится своими первыми впечатлениями его супруга Н.Н.Грин. Сам Грин, смеясь, добавлял: С лицом, похожем «на сильно мятую рублевку».

Писал он много, печатал по 25 рассказов ежегодно. «Меня прозывали „мустангом”, так я был заряжен жаждой жизни, полон огня, образов, сюжетов. Писал с размаху, и всего себя не изживал. Я дорвался до жизни, накопив алчность к ней в голодной, бродяжьей, сжатой юности, тюрьме. Жадно хватал и поглощал ее. Не мог насытиться».- Сообщает о себе Грин.

Вскоре от очевидного стало не отмахнуться: — никому не известный провинциальный пьянчуга, пишущий странные вещи, ведущий себя нелепо, смешно, грубо, а то и глупо, сделался популярен». — Сообщает Ника Батхен в статье «Грин без грима. Как угрюмый пьяница создавал романтические феерии». О нем заговорили как о « оригинальном и талантливом российском литераторе». В этих ранних рассказах формируются черты вымышленной страны, которая литературоведом К. Зелинским будет названа: «Гринландия». «Гринландия — это мироздание, … вселенная, Гринландия — это предельно обобщающий, романтически-условный миф ХХ века, имеющий символическую природу».- Добавляет исследователь творчества А. Грина Т. Загвоздкина. Это начало романтизма приведет Грина к «Алым парусам». Преддверием послужит повесть- фейерия «Корабли в Лиссе». Это рассказ воображения о людях из страны придуманной, где все так же, как в реальной жизни, и все-таки не так. Герой Грина еще не научился быть счастливым. Но — «мечта разыскивает путь». Следующей будет повесть-фейерия «Алые паруса», которая буквально взорвет читающий мир. Повесть «Алые паруса», Виктор Шкловский, писатель, литературовед, назвал «пленительной сказкой русской литературы».– У Грина есть свой мир, Если Грину что-нибудь не нравится, он уходит в свой мир. Там хорошо, могу вас заверить».- Сказал писатель

Романтизм Грина оказался созвучен своему времени. Вместе с рассказами Горького, стихами Блока романтическое творчество Грина пробуждало в человеке веру в собственные силы, желание борьбы и победы. В статье «Литературные силуэты» было дано определение гриновского романтизма: «Романтика романтике рознь. И декадентов называют романтиками». У Грина романтизм другого сорта. Он сродни романтизму Горького… Он дышит верой в жизнь, жаждой здоровых и сильных ощущений.

Полный счастья Грин создает «Алые паруса», «Золотую цепь», «Бегущую по волнам» — удивительные и прекрасные истории о чудесах, происходящих с теми, кто этого заслуживает. О честных добрых людях и о поисках простого человеческого счастья. «Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками…». – Пишет Грин.

В творчестве того времени особняком стоит роман «Блистающий мир». «Самое его существование — абсурд, явление нетерпимое», — эта цитата из романа не только описывает реакцию испуганного обывателя на Друда, летающего «Человека Двойной Звезды», но и в полной мере показывает место самого Александра Грина в русской литературе. Друд – это образ художника-творца, творческой личности. Грин придумывает другую вселенную, которая даже важнее, чем Гринландия, потому что Гринландия какой-то пуповиной еще связана с землей, а «блистающий мир» — он прекрасен. О Грине заговорили как о писателе – символисте.

Юрий Олеша, восхищаясь «Блистающим миром», назвал идею летающего человека «блестящей фантастической выдумкой», Грин почти обиделся. «Это символический роман, а не фантастический!» – Возразил он. – «Это вовсе не человек летает, это парение духа!». Его не поняли, да мне, кажется, не понимают до сих пор. Вспомним реплику Руны Бегуэм о Друде: «Нет ничего страшного. Не бойтесь; это – мечтатель».

В конце 20-х годов Союзу писателей СССР стало понятно, что «Грин — вот этот самый возмутительно несоветский писатель. Грин стали постепенно замораживать», — сообщает Фокин А.Н. писатель в своей «Портретной галерее культурных героев рубежа XIX–XX веков».

— «Дайте на темы дня» — ругались издатели, отодвигая рукописи Грина на край стола. А он на темы дня написать не мог, напишет только на «темы души». Грин выдал роман «Дорога никуда». Словно в насмешку, когда страна шла семимильными шагами в коллективизацию, индустриализацию. С этого момента он заказал себе «дорогу никуда».

Началась атака критиков. Фантазии Грина назовут инфантильными. Читайте, Лелевича, влиятельного критика: — «то, что было терпимо до Октября, стало совершенно несносно в наше время». То есть он отказал Грину в праве именоваться советским писателем. Дальше — больше — «Творчество Грина чуждо нашей современности». Самое безобидное, его просто стали включать в список «книг, не рекомендуемых для массовых библиотек».

Грина его роман «Дорога никуда» добьет. По отзывам критиков – это самая разрушительная из книг Александра Грина. Классический, узнаваемый сюжет: одинокий мечтатель скитается по миру в поисках двери, которая приведет его в волшебную страну; в конце концов, после множества передряг он добивается своего. «Прощай и ты — я сам, который там был, — ты тоже прощай. Было слишком хорошо, чтобы могло быть так долго, всегда». Так прощается со своей волшебной страной Тиррей Давенант. Одновременно так прощается с жизнью писателя автор романа, Александр Грин. Прощается еще не с самой жизнью, но с Лиловым драконом точно. Жизнь уходила, а она была полетом Лилового дракона.

Казалось бы все. Инквизиторы из Союза писателей отказали Грину в самой малости: помощи для покупки хлеба насущного и лекарств. А он, вопреки болезням, охватившим его, банальному недоеданию, берется за роман «Недотрога», который не смог дописать. Грин говорил жене: «Теперь «Недотрога» легла во мне ясно, все туманности исчезли; как только наберу сил — начну писать». И потом, совсем незадолго до смерти: ««Недотрога» окончательно выкристаллизовалась во мне. Некоторые сцены так хороши, что, вспоминая их, я сам улыбаюсь». Но сил хватило только на самое начало. Но и этого достаточно: Лиловый дракон вернулся. Зря мы поверили, будто «Дорога никуда» увела его навсегда. Так не бывает. Возвращаемся к тому, с чего начали: «Самое его существование — абсурд, явление нетерпимое». То есть, чудо.

В 1930 возможность публиковаться для «безыдейного космополита» свели к минимуму: один роман в год и никаких переизданий. Грин устало говорит жене: — «Амба нам. Печатать больше не будут». На просьбу о пенсии от Союза писателей ответа не было. Член правления Союза советских писателей Лидия Сейфуллина заявила: — «Грин — наш идеологический враг. Союз не должен помогать таким писателям! Ни одной копейки принципиально!». В письме Грина Горькому, датированном августом 1930 г., слышится подлинное отчаяние: — «…отказалось… вообще издавать меня, – не по тиражным соображениям, а по следующему доводу: «Вы не хотите откликаться эпохе и, в нашем лице, эпоха Вам мстит». – Сообщает литературовед Ковский В.Е. знаток русской советской фантасмагории в своих исследованиях. С ним согласна М.Фрай, добавив: «Месть удалась вполне. Это как-то совсем нечестно. Так не должно быть. Но было – именно так». Не помог и Максим Горький. Грина оставили в одиночестве медленно умирать.

Грин в отчаянии берется за «Автобиографическую повесть». Эта повесть-реквием его жизни. По словам Варламова А. –«это исповедь, это покаяние. Это такая работа над ошибками». Попытка человека разобраться в том, почему его жизнь не удалась. Зачем же он взялся за столь неприятную для себя работу. Ему, мечтателю и волшебнику, которому так нравилось дарить своим героям счастье, приходилось детально вспоминать злоключения какого-то Александра Гриневского из Вятки.

Безусловно, Грин был «не от мира сего». «Не тот материал» — говорит Макс Фрай. Сам того еще не понимая он уже в детстве выстраивал собственную систему координат. Координат Лилового Дракона. Отправной точкой он выбрал море. Кто понял душу вятского мечтателя так это Паустовский К.Г. Что любил Грин в детстве? Из того, что видел и знал, — ничего. А любил то, чего никогда не видел, — море. Грин мечтал стать «дьявольским моряком», но он не видел, не знал моря и не выдержал первых трудностей. Паустовский К.Г. писал — «Грин любил не столько море, сколько выдуманные им морские побережья, где соединялось всё, что он считал самым привлекательным в мире». Нет ничего зазорного, что Грин «испытал отвращение к матросскому труду». Одно дело работать в трюмах, работать до полного изнеможения на веслах, другое — создавать иллюзии морской романтики. Да, он убежал из тихой и скучной Вятки в поисках приключений и, если не нашел их то выдумал такое, что поражает воображение уже нескольких поколений читателей. Этот одинокий и замкнутый человек всегда следовал своему же собственному совету: «Став капитаном, не сбивайтесь с пути и не слушайте никого, кроме себя». За то и пострадал — современники его верность самому себе не поняли и не простили. А Грин искал свое море. Были Баку, Урал, золотые прииски, лесосплав, год солдатчины, ячейка эсеров и виток революционной работы. Там – то Наум Быховский и «благословил» его в литературу.

Исследователи творчества писателя в один голос утверждают, что в этом месте «биография Александра Гриневского превращается в историю рождения «Лилового Дракона». Становится ясно, что «Автобиографическая повесть», это история формирования «Лилового Дракона», человека, парящего над действительностью, создающего нереальные государства с вымышленными городами, несуществующими людьми. Александр Гриневский шел всю свою жизнь к этому. «Сидеть – и улетать в окно, и путешествовать. Сидеть – и драться, и убивать, и спасать, и стоять на реях, и спускаться в страшные подземелья, и даже бегать по волнам…» пишет Недошивин В. Вся «Автобиографическая повесть» построена на контрасте между «идеальными», романтическими представлениями о жизни и её суровыми реальными картинами, которые изображаются с натуралистической беспощадностью.

Грин писал эволюцию Лилового дракона. Писал и не заботился о том, что его поймут. Он был занят не столько автобиографией, сколько анализом самого типа формирующейся творческой личности романтика. — «Эпоха мчится мимо. Я не нужен ей — такой, какой я есть. А другим я быть не могу. И не хочу», — писал о себе Александр Грин.

Пришло время спасать писателя. Помог возродить память Грина Паустовский К.Г. Их даже знакомыми назвать нельзя. Они виделись только один раз в 1924 году, Грин оказал сильное влияние на формирование молодого Паустовского. «… мне страшно хотелось сказать ему, как он украсил мою юность крылатым полетом своего воображения …».- В последствии писал Паустовский К.Г.

Константин Паустовский при участии Юрия Олеши восстановил память Грина. Но как! Они превратили его в автора сказок. Не думаю, чтобы Грин обрадовался такому эпитету. Горький вообще заявил: — «Полезный сказочник, нужный фантазер». Это о символисте Грине. Но сторонникам Грина нужно было, чтобы Грин занял нишу советского писателя. Даже было «обыграно» его эсеровское прошлое. романтика революционного подполья, и если он и состоял в боевых организациях, так только из любви к приключениям. А вот если их герой умеет летать, а героиня спокойно разгуливает по воде! Навряд ли Грину понравилось, что он стал просто сказочником. Где «Лиловый Дракон» и где сказка. Но советское литературоведение сочло по своему: мало ли кто кем себя считает. Паустовский К.Г. и Юрий Олеша, сделали все, чтобы окончательно и бесповоротно перевести невозможного Лилового дракона в кажущееся безопасным пространство «несерьезной», «фантастической» литературы. И книги Грина снова начали выходить. Но ненадолго. С 1941 года повторный запрет. Только после 1953 года его произведения вновь популярны.

В «Литературных портретах» Паустовский К.Г. дает ответы на многие вопросы о мятежном писателе. В 1906 году никто еще не знал, что из Грина-блина вырастет «Лиловый дракон», созданный для полета, мечтатель. Понимание его придет гораздо позже, когда он напишет «Блистающий мир». Слышатся восклицания: — Как не могли понять великого фантаста! А кто понимал Друда из «Блистающего мира»? До него ли было когда пришли к власти дети Каперны. Вспоминайте, что делали обыватели «Блистающего мира» с Друдом.

Хочется сказать, что человек взлетел. Но правильнее говорить не о летающем человеке, а «о парении духа». Так говорит о себе уже не романтик, а символист Грин в романе «Блистающий мир». Кажется, все, Грин нашел себя. Отныне он увлекается символикой воздушного пространства, мотивами полета. Символизирует безграничность мира духа, «духовный» полет героя. Но он не понят в своих символических изысканиях. — Снова Лиловый Дракон, его видно издалека,- сообщает нам исследователь. Грин всегда был максималистом. Он и с морем поступит также: — «Раз море не такое, я отвертываюсь от него».

В те годы каждый писатель выживал, как мог. Это — «каждый», а Грин — Лиловый Дракон. Он умер, не приняв реалии жизни. «Жизнь,- написал сам Грин, — это черновик выдумки». «Черновик» у него оказался уж очень черным.

— «Если Грину что-нибудь не нравится, он уходит в свой мир. Ушел из жизни непонятым. Грин умер, оставив нам решать вопрос, нужны ли нашему времени такие неистовые мечтатели, каким был он». -Написал К.Г.Паустовский в «Литературных портретах».