Во имя жизни...

Во имя жизни...

Рассказ основан на реальных событиях.


25-го апреля 1945-го года 6-й гвардейский механизированный корпус 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта форсировал реку Хафель и, соединившись с частями 328-й дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта, замкнул кольцо окружения вокруг Берлина. Началась заключительная операция Великой Отечественной войны. Берлинская группировка противника насчитывала не менее двухсот тысяч солдат и офицеров, трёх тысяч орудий, 250 танков, плюс Красной армии сопротивлялись подразделения фольксштурма – немецкого народного ополчения. Фашисты тщательно продумали и подготовили оборону города: в её основе лежали укреплённые опорные пункты и узлы сопротивления. 26-го апреля силами четырёх ударных, при содействии двух танковых армий 1-го Белорусского фронта и при помощи 28-й армии и двух гвардейских танковых армий 1-го Украинского фронта советская армия начала штурм логова зверя.

Ещё до первой атаки противник перекрыл улицы заграждениями и баррикадами, толщина которых доходила до четырёх метров. Прорываясь к центру города, нашим солдатам приходилось обходить с флангов – выбивать гитлеровцев из соседних зданий, проламываясь сквозь них при помощи артиллерии и танков. Но обороняющиеся имели более выгодные для городского боя позиции и большое количество фаустпатронов*, которые оказались грозным противотанковым оружием. Кровопролитные схватки шли днём и ночью. Боясь возмездия за злодеяния на территории СССР, враг отчаянно сопротивлялся, и наши части несли тяжёлые потери. Однако к исходу 27-го апреля линия обороны противника занимала уже лишь узкую полосу: шестнадцать километров в длину, пять в ширину, в некоторых местах – два-три километра.

***
Перед военкором газеты «Правда» – Борисом Николаевичем Полевым, который к тому времени стал известным писателем, поставили задачу: написать заметку о действиях советских штурмовых групп на улицах столицы третьего рейха. 29-го апреля он оказался в штабе 301-й стрелковой дивизии. Она, как и другие части, старалась не терять темп наступления и несла в городских боях ощутимые потери. На командном пункте репортёра встретили с радущием, он рассказал о задании, и его в сопровождении двух автоматчиков провели на передовую.

На узкой улочке Эльзенштрассе, что пролегала в районе Трептов на юго-востоке Берлина, в одном из домов Полевой оказался среди бойцов сильно поредевшей штурмовой роты – от её штатного состава осталось лишь пятнадцать человек. Вражеские пулемётчики вели по советским позициям огонь с такой интенсивностью, что наши солдаты, не желая рисковать понапрасну, ответного огня не открывали и терпеливо ожидали подкрепления.

Борис нашёл командира роты – старшего лейтенанта, молодого человека лет двадцати-двадцати двух, протянул удостоверение и представился:
— Здравия желаю, военкор «Правды» – Борис Полевой. У меня задание написать о вас.
— О нас? — удивлённо спросил офицер, изучая документы Полевого.
— Да, о тех, кто забивает последний гвоздь в гроб фашизма.
Комрот** внимательно посмотрел на репортёра, отошёл в сторону, затем вернулся и протянул Полевому ППШ***, на прикладе которого виднелись следы ещё не засохшей крови:
— Возьми автомат Сергеева, ему он уже не понадобится. Если немцы, не дай Бог, контратакуют, — офицер кивнул на кобуру на поясе Полевого, — с ТТ**** ты здесь долго не протянешь.
Он, стараясь не испачкаться ещё не высохшей кровью, взял оружие, отсоединил магазин в виде барабана и проверил патроны. Офицер заметил его удивление и кивнул в сторону немецких позиций:
— С той стороны снайпер работает. Это он Сергеева подстрелил, так что не высовывайся и пригибайся возле окон. Если сможешь, напиши, как ему не хотелось умирать. Да и кому хочется, когда победа вот она – у нас в руках!
— Напишу, обязательно напишу! — пообещал Полевой.
Внезапно лейтенант опёрся спиною о стену и задумался. На его глазах блеснули слёзы, и бывалому военкору стало не по себе. Он понимал чувства офицера, и как тому тяжело – война почти закончена, и в последние дни его подразделение понесло такие большие потери. Внезапно лейтенанта позвали к линии связи с командным пунктом дивизии, и, когда он удалился, к Полевому подошёл один из бойцов.
— Здравствуйте, товарищ военкор!

Он с удивлением взглянул на подошедшего. Перед ним в форме старшего сержанта стоял Трифон Лукьянович, после их последний встречи заметно постаревший. Они познакомились, когда после освобождения Молдавии Лукьянович лежал с тяжёлым ранением в госпитале. От удивления у репортёра перехватило дыхание – он не ожидал этой встречи. Полевой точно помнил, что в прошлый раз Лукьяновича ожидала врачебная комиссия и демобилизация.
— Здравствуй, Трифон! — поздоровался он и осторожно спросил: — Почему ты здесь? Тебе же сказали, что после ранения ты уже не годен к службе!
— Узнали! Ну, тогда оба будем живы! — не ответив на вопрос, Лукьянович налил из фляжки в её крышку немного спирта. — Выпьем за встречу, не думал вас ещё раз увидеть.
Оба отпили по чуть-чуть, и у Полевого вновь перехватило дыхание, но не от глотка, от волнения. Переведя дух, он повторил вопрос:
— Почему тебя не комиссовали?

Лукьянович внимательно посмотрел на Полевого и рассказал:
— Да нет, как и положено, демобилизовали по ранению. Я вернулся в Минск, где до войны работал на радиозаводе, вместо дома – поросшая бурьяном яма и голый пустырь… Соседи рассказали, что в конце июня 41-го, через пару дней, как я ушёл на фронт, сюда попала авиабомба. Жена, две дочурки и тёща – погибли сразу, на следующий день немцы уже вошли в город. Я метнулся в деревню к родителям, там тоже никого. Каратели повесили отца, мать и сестру за связь с партизанами. Что мне оставалось делать? — сержант посмотрел в сторону немецких позиций и злобно сплюнул на пол. — Я бросился догонять свою дивизию. Нагнал только в Польше, поговорил с командованием и объяснил ситуацию. Комдив понял меня, в нарушение устава поставил на довольствие и разрешил остаться в части. Потом бои на Висле, на Сандомирском плацдарме, после которых стал старшим сержантом, — Трифон хлопнул себя ладонью по погонам, — ну а дальше… бил немцев до тех пор, пока не оказался здесь, в Берлине.
Полевого потрясла судьба человека, с которым его свела жизнь. Военкор задумался и предложил:
— У меня задание написать о штурмовых группах. Не против, если о тебе тоже напишу?
— Как хотите, — согласился Лукьянович и, замолчав на пару секунд, спросил: — Слышите?

Неподалеку, метрах в ста от них, шёл ожесточённый уличный бой. Одинокими гулкими выстрелами по целям работала СУ-152*****.
— Слышу, рядом работает самоходка.
— Да нет! «Пилы Гитлера»****** на той стороне замолчали! Видать, либо стволы пулемётов перегрелись, и смертники сейчас их меняют, либо они перезаряжаются. Эх, сейчас бы атаковать, да жаль, не выйдет – силёнок маловато…
— Смертники?
— Ну да, — согласился Лукьянович, — на таких огневых точках сидят либо «власовцы»*******, либо остатки украинской дивизии СС «Галичина». Они не успели покинуть Берлин и сдаться союзничкам, им терять нечего – у нас их так и так либо расстреляют, либо повесят. Хотя бывает, немцы приковывают к пулемётам и своих – штрафников, которые, пока есть патроны, ведут огонь, и потом стреляются.
— Где же остальные части СС?
— А как думаете? Эти так и так смертники. Пока мы пробиваемся сквозь них, «настоящие арийцы» готовят нам новые «сюрпризы».

Лейтенант вернулся на позицию и, повторив слова Лукьяновича насчёт атаки, добавил:
— Через десять минут подойдут два взвода подкрепления, пара снайперов, самоходка, тогда и начнём.
— Смотрите! — внезапно крикнул боец, следящий за противником.
Стараясь не подставиться под вражеские пули, солдаты осторожно выглянули на улицу. То, что они увидели, потрясло каждого до глубины души. Воспользовавшись затишьем, из подъезда дома, что стоял напротив, вышла молодая женщина с ребёнком на руках. Она испуганно осмотрелась и осторожно стала переходить улицу. Как только немка дошла до середины мостовой, с вражеской стороны раздалась короткая автоматная очередь, и она, не выпуская дитя из рук, упала на брусчатку. Лукьянович посмотрел на Полевого и зло спросил:
— Видели? Разве это люди?
— Люди есть везде, так же, как и нелюди, — ответил он и задумался о том, что произошло.
Размышления прервал ещё один окрик бойца-наблюдателя:
— Братцы, смотрите, ребёнок-то живой!
Полевой, старший сержант и солдаты ещё раз осторожно выглянули и от картины, что предстала их взгляду, у людей, которые не раз целовались со смертью, кровь застыла в жилах!

Посреди улицы, рядом с убитой матерью, ползал ребёнок трёх-четырёх лет. Он тормошил мать и, не понимая, почему та молчит и не двигается, плакал и громко кричал:
— Мama?! Мutter?! Mutti?!********
Судя по одежде, это была дочь убитой немки, которая пыталась перейти на советскую сторону. Первым отреагировал лейтенант:
— Сашкин, Пырца!
Бойцы подбежали к офицеру, и тот указал, где им следует занять позиции с ручными пулемётами Дягтерёва. Затем он обернулся к оставшимся и приказал:
— Перепроверить, зарядить оружие! Приготовиться к бою! Военкор?!
Он подошёл к лейтенанту и тот, протягивая каску, предупредил:
— Не забывай про снайпера на той стороне – сильно не высовывайся!
Полевой надел каску и вопросительно взглянул на командира роты. Тот на секунду замолчал, и затем прокричал так, чтобы его услышал каждый боец:
— Пулемётчики работают по первому, второму этажу, остальные – по окнам сверху! Прикрыть ребёнка! Не дайте снайперу голову поднять! Огонь по команде!
— Эх, не успеем! — с надрывом прохрипел Лукьянович.
Он перекинул автомат за спину, выбежал из укрытия и, прижавшись к мостовой, быстро пополз в сторону убитой женщины.
— Сержант, назад! — крикнул лейтенант, но тот в ответ лишь махнул рукой и продолжал ползти к своей цели. — Рота, огонь! Не жалейте патронов, братцы!

Плотным огнём бойцы прикрыли Лукьяновича. Благодаря их поддержке, он дополз до убитой немки, подтянул к себе плачущую девочку, прижал её к себе и повернул назад. С трудом преодолев несколько метров – было видно, как ему неудобно ползти, Лукьянович поднялся на ноги и, подняв ребёнка на руки, побежал в сторону их дома. Как только он оказался у окна и передал свою ношу товарищам, с вражеской стороны прозвучал один единственный выстрел – немецкий снайпер решил не упускать лёгкую цель. Пуля попала Лукьяновичу в спину, ноги подкосились, и он упал на брусчатку мостовой. Солдатам удалось затащить Лукьяновича в дом и осмотреть – тот был тяжело ранен. Бойцы перевязали рану и остановили кровь, но, чтобы сохранить ему жизнь, его нужно было срочно доставить в медсанчасть.

***
Пока все думали, как это сделать, за окнами раздался лязг гусениц и рёв двигателя подошедшей самоходки, и с чёрного входа в подъезд стали вбегать бойцы долгожданного подкрепления. Со стороны внутреннего двора подъехал «Виллис»*********, который подвёз боеприпасы. Лейтенант приказал двум бойцам взять плащ-палатку и перенести Лукьяновича и немецкую девочку в автомобиль и как можно быстрее доставить их к медикам. Взглянув на прощание, словно в последний раз, офицер обратился к военкору:
— Думаю, материала на заметку у тебя уже хватит! Через пару минут мы начнём атаку. Прошу, помоги – доставь сержанта в медсанбат! Приказывать не могу, но ты известный журналист, но с тобой это будет быстрее и проще.
— Помогу, товарищ лейтенант, конечно, помогу!

Как только Полевой с раненым, ребёнком и парой автоматчиков отъехали от передовой, позади послышались оглушительные выстрелы самоходки и звуки начавшегося боя. Через десять минут раненого с ребёнком передали санитарам. В тот же день Полевой по линии спецсвязи отправил в редакцию «Правды» заметку о действиях советских штурмовых групп в Берлине. Через пять дней, военкор с набросками очерка о подвиге Лукьяновича на руках, решил проведать старшего сержанта. Отыскав временный военный госпиталь, в который доставили Лукьяновича, Полевой поинтересовался его самочувствием, но ответом было молчание, и репортёра перенаправили к начальству.

— Добрый день, могу я проведать старшего сержанта 301-й стрелковой дивизии Лукьяновича Трифона Андреевича? — спросил Полевой начальника госпиталя. — Пять дней назад на улице Эльзенштрассе он получил тяжелое ранение, и его переправили к вам.
Пожилой главврач, на военной форме которого сквозь распахнутый халат виднелись ордена, внимательно посмотрел на репортёра и поинтересовался:
— Простите, с какой целью интересуетесь?
— Военкор «Правды» – Борис Полевой, — представился он и протянул удостоверение. — Принёс наброски статьи о нём. Хотелось бы, чтобы Трифон Андреевич взглянул на них: не ошибся ли я, описывая его биографию.
— К сожалению, это невозможно. Сегодня ночью он скончался, ранение оказалось слишком тяжёлым. Ещё раз простите.
От такой новости Полевой едва удержался на ногах.
— Ребёнок? Мы доставили его в медсанбат с маленькой немецкой девочкой, которую он спас, — с волнением спросил репортёр.
— Не знаю, — ответил главврач, — скорее всего, её переправили в специальные центры, где помогают пострадавшим жителям Берлина. Почему она вас так интересует?
— Хотелось узнать судьбу той, ради кого погиб этот славный человек… — тихо произнёс Полевой.
— Извините, ничем не могу помочь, — также тихо ответил начальник госпиталя. — Простите, но мне надо работать, очень много раненых… — и он вежливо попрощался с Полевым.

Военкор вышел на улицу, достал портсигар с трофейными папиросами, прикурил и, присев на скамейку, задумался. «Не успел… Не успел!» — на его глазах выступили слёзы. «Всё равно напишу об этом случае и этом замечательном человеке...» — решил Полевой и, как только он поднялся со скамейки, к нему подошла молодая медицинская сестра.
— Извините, это вы Борис Полевой?
— Да.
— Хорошо, что успела вас догнать. Семён Сергеевич, наш главврач, попросил передать это, — девушка протянула папку.
— Что здесь?
— Не знаю, но он сказал, что это вам пригодится…

***
Полевой открыл папку и увидел десятки листов с множеством фамилий раненых, напечатанных на пишущей машинке через «копирку»**********. Возле каждой записи стояла дата, начиная с 28-го апреля и заканчивая сегодняшним днём. На листах с текстом, которые, как он понял, должны быть приобщены к личным делам военнослужащих, побывавших в госпитале, были сотни имён и фамилий с указанием званий, воинских частей, дат рождения и ранений, а также диагнозы и результаты лечения на момент печати документа.

Как только Полевой снова присел на скамейку и начал изучать бумаги, ему опять стало не по себе. На первом листе было напечатано:

«1. Исаков Андрей Николаевич, 1912-1945 гг., старший лейтенант, командир 8-го ударного танкового взвода 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта. 28-го апреля во время поддержки атакующих штурмовых групп остался без боеприпасов. При возвращении в часть обеспечения для пополнения боезапаса бронёй машины прикрыл более сорока мирных жителей: женщин, стариков и детей, пытавшихся выйти в безопасное место. При возвращении в боевые порядки танк Исакова столкнулся с подразделением СС, был подбит фаустпатроном. Экипаж выбрался из горящей машины, принял неравный бой. Обороняясь, танкисты не дали группе противника выйти в тыл штурмовым частям. Во время боя получил тяжелое ранение в лёгкое. Доставлен в госпиталь в ночь на 29-е апреля 1945-го года. Скончался на операционном столе.

2. Стахеев Александр Фёдорович, 1920-1945 гг., рядовой 3-го стрелкового батальона 184-й дивизии 47-й армии 1-го Белорусского фронта. 28-го апреля во время штурма моста через городской канал реки Шпре выводил гражданских из домов, прилегающих к району боевых действий. Ранен в спину из пистолета десятилетнего мальчика, семью которого перевёл в безопасное место. Скончался на операционном столе.

3. Шаров Алексей Михайлович, 1922-1945 гг., рядовой…»

Далее шли списки раненных умерших в госпитале, и каждая запись сопровождалась пометкой: получил в городских боях тяжёлое ранение с указанием места и времени спасения мирных жителей. Военкор насчитал не менее 138 фамилий погибших военнослужащих, которые с 28-го апреля при штурме Берлина спасали и выводили мирных жителей города в безопасные места.


Чем дальше читал Полевой, тем сложнее было сохранить спокойствие. От душевной боли хотелось завыть, да так, чтобы все здания Берлина рассыпались в пыль. Он вспомнил о своём НЗ, достал фляжку и сделал пару глотков трофейного шнапса. Спиртное успокоило нервы. Отложив папку в сторону, Полевой снова закурил – прочитанное его потрясло. К скамейке, на которой он сидел, подошла молодая немка и знаками попросила не выкидывать окурки –видно, она собирала их либо для себя, либо на продажу. «И эти люди считали себя «высшей нацией»? — подумал Полевой и отдал ей свою пачку с папиросами.

Перед возвращением в Москву он подробнее изучил сводки боёв в столице Германии и так же нашёл описания более сотни подобных случаев, когда бойцы, рискуя жизнью, спасали мирных жителей Берлина. Особенно ему запомнился подвиг старшего сержанта 79-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта Николая Ивановича Масалова. Он напомнил подвиг Лукьяновича. Тридцатого апреля Масалов вытащил из-под моста трёхлетнюю девочку, ползавшую по телу убитой матери. Несмотря на плотный огонь противника, он с ребёнком на руках добрался до своих и передал девочку в штаб полка.

Полевой написал отдельную статью для «Правды» про эти случаи, чуть позднее в «Комсомольской правде» вышел очерк о Трифоне Лукьяновиче и его подвиге – «Помни имя твое». Советские граждане, которые выживали на оккупированных территориях, прочитали его статьи и поразились силе духа и благородству своих солдат по отношению к немцам. На здании Минского приборостроительного завода, где до войны работал Трифон Лукьянович, в его честь установили памятную доску. В микрорайоне Зелёный Луг города Минска, где в довоенное время жил Лукьянович, появилась улица, названная его именем.

***
В августе 1946-го года после Потсдамской конференции у маршала Климента Ефремовича Ворошилова появилась идея создать в берлинском Трептов-парке на месте захоронения советских воинов мемориал в честь павших. Ворошилов рассказал о задумке знакомому скульптору – фронтовику Евгению Викторовичу Вучетичу, и тот создал несколько вариантов будущего памятника. Один из них представлял собой фигуру Сталина, держащего в руках земное полушарие с изображением Европы. Но позже Вучетич вспомнил описанные Полевым случаи, когда советские солдаты, рискуя жизнью, спасали детей и близких тех, кто принёс на нашу Родину столько горя. Подвиг наших бойцов настолько его вдохновили, что он создал и другой образ: фигуру солдата с ребенком на руках. Сначала это был простой боец, в одной руке он держал маленькую девочку, второй сжимал ППШ. Оба варианта представили Сталину. Он выбрал второй вариант, настояв на том, чтобы автомат заменили более символичным оружием – мечом, разрубающим фашистскую свастику.

В 1949-м году в Ленинграде на заводе «Монументальная архитектура» изготовили памятник Воину-освободителю. Скульптура получилась внушительной: высотой в двенадцать метров и весом более семидесяти тонн. Монумент доставили в Берлин на место установки уже в разобранном виде. Восьмого мая 1949-го года генерал-майор Александр Георгиевич Котиков – советский комендант Берлина, торжественно открыл в Трептов-парке монумент советскому бойцу. Памятник напоминает окружающим об истинном характере, гуманизме и силе духа советского солдата. Он напоминает европейцам о том, что наш боец пришел не убивать, не мстить, а защищать, в том числе и детей отцов, которых принесли его родной стране столько горя и слёз.

10.05.2019

* Фаустпатрон – лёгкий немецкий ручной гранатомёт;
** Комрот – командир роты;
*** ППШ – 7,62-мм советский пистолет-пулемёт системы Шпагина;
**** ТТ – штатный армейский пистолет, разработанный в СССР в 1930-ом году советским конструктором Фёдором Васильевичем Токаревым;
***** СУ-152 – тяжёлая советская самоходно-артиллерийская установка времён Великой Отечественной войны со 152-мм гаубицей-пушкой;
****** «Пила Гитлера» – немецкий скорострельный пулемёт MG-42 калибром 7.92 мм. с темпом огня 1200 выстрелов в минуту, из-за чего пулемётчикам приходилось во время боя заменять раскалённый ствол пулемёта на запасной. Назван «пилой Гитлера» из-за характерного звука, издаваемого при ведении огня;
******* «Власовцы» – нарицательное название соотечественников-предателей. Пошло от названия членов Русской освободительной армии, воевавших на стороне противника под руководством Власова Андрея Андреевича – бывшего командующего 2-й ударной армией, попавшей в апреле 1942-го года на Волховском фронте в окружение. Власов был задержан силами самообороны (полицией) и согласился на сотрудничество с Третьим рейхом. По приговору трибунала расстрелян в августе 1946-го года;
******** Мama?! Мutter?! Mutti? (нем.) – Мама?! Мама?! Мамочка?!;
********* «Виллис» – американский армейский внедорожник времён Второй мировой войны, поступавший в СССР с 1942-го года по ленд-лизу;
********** «Копирка» – бумажная прослойка, пропитанная чернилами, которая вставлялась в пишущую машинку между листами бумаги для изготовления копии документа.

Не возражаю против объективной критики:
Да

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+1
17:04
1099
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!