Зря мы это делаем...

— Не успеем загрузиться, кидаем рюкзаки в вагон, потом сами, — сказал Петрович, — и метнул свой походный рюкзак в раскрывшуюся дверь подошедшей электрички.

Слово «страйк» легло в основу кадра, выходящих из электрички двух студентов, щуплого мужичонки и полного гражданина с усами. Рюкзак пробил брешь между студентами, раскидав их в разные стороны, прошел по плечу мужичонки и добрался до усов. Горизонт был чист. Пошел второй «шар», исполнял его тот же Петрович, которого ничуть не возмутила эта ситуация, и он будто бывалый мастер, продолжал направлять рюкзаки в открытую дверь. Пятнадцать рюкзаков с тем же количеством человек, четко в отведенное нормативное время посадки, сели в зеленое чудо техники на электрической тяге.

Так произошла загрузка нашей студенческой группы в состав, следующий до нашего заветного, долгожданного походного отдыха. Петрович откупорил бутылочку шипящей газировки и уселся на длинный деревянный стул электрички. Метатель рюкзаков имел небольшой рост, спортивную фигуру и титул кандидата в мастера спорта гимнастических изысков. Восемнадцатилетний юноша внешне вызывал исключительно приятные эмоции и при общении обволакивал обаянием окружающих.

— Ну что, едем? – ласково спросил Петрович, хитро прищурившись.

Ему явно доставляла удовольствие ситуация с удачным временным интервалом загрузки компании в вагон.

— Едем, — сказал я, получая свою долю хорошего настроения.

— Где гитара? – спросила Вика, в надежде, что инструмент был загружен в соответствии с правилами осторожности.

Гитара для студенческого похода – это не просто фанерка с шестью струнами, это целый культ, к которому во все студенческие времена относились с особым трепетом. В каждой компании всегда находились люди, способные извлечь из недр деки звуки. Мастерство игры подавалось по-разному, в зависимости от степени подготовки исполняющего. Так и у нас в компании был квартет разноподготовленных.

— Здесь, — сказал Дмитрий, который являлся хранителем шестиструнного чешского фанерного шедевра, и входил в элиту бардов студенческого походного движения.

Дмитрий великолепно владел гитарой, имел музыкальное образование и мог легко за вечер собрать ведро слез с неподготовленной к его репертуару аудитории. Далее по ранжиру мастерства следовал Петрович, за ним я и замыкал квартет Тобол. Тобол, получивший прозвище от своей фамилии в соответствии с математической производной, слыл исполнителем народно-юмористического жанра. Песнь «Я в шестнадцать лет первый раз дала, первый раз дала… клятву верности», открывала, закрывала и шла линией по всем нашим посиделкам. Ну а мы с Петровичем старались не отстать от Дмитрия и не скатиться к Тоболу, в общем, тоже пели, как могли.

— Nungut, — сказала Вика на немецкий манер и облегченно вздохнув, перевела взгляд в окно, за которым удалялся городской муравейник. В голове у Вики решался сложный вопрос: кого же усадить на белого коня, следующего маршрутом до ее сердца. Петровича или Дмитрия? Этот выбор не оставлял ее неделю, так как поход приближался и надо было что-то решать с клятвой верности. Петрович презентабелен, статен, умеет преподать себя в компании. Дмитрий интеллигентен, спокоен, но немного скучноват. Ладно, решила Вика, пусть решится само собой. В конце концов, она же женщина, вот и пусть мальчики проявят прыть удалецкую и покажут себя сами во всей красе, тем более что знаки внимания с их стороны уже обозначились.

— Что будем петь? – спросил Тобол, расчехляя инструмент.

— А есть выбор? – спросил я.

Расправив плечи, Тобол громогласно выпалил, что выбор есть всегда, чем привлек внимание всей компании и вагонных попутчиков.

— И? – вопрошалось в каждом.

И автор анонсировал произведение: — А я бегу по кукурузе…!!!

Сделано это было нараспев, так, как объявляется опус Вивальди в зале консерватории для благородной публики.

Дмитрия немного перекосило, но он нашел в себе силы задать уточняющие вопросы:

— Слова народные? Какие аккорды? В До мажор?

К чему был вопрос про аккорды, не понял никто, ведь Тобол всегда задействовал в своем репертуаре только три «блатных». Видимо, новизна песни подразумевала нотное разнообразие, и Дмитрий понадеялся на перемены.

— Слова народные, — продолжал Тобол, — Аккорды вы знаете.

Вопрос с До мажором повис в воздухе. Грянул первый «блатной» и на всю электричку разнеслось:

А я бегу по кукурузе,

Сшибаю жопой кочаны,

А на моем обвисшем пузе,

Висят разорванные штаны…

Окружающих явно заинтересовала история бегущего и все, оторвавшись взглядами от своих дел, устремились вниманием в сторону исполнителя, который уже входил в образ центрирующего пупа земли. Взобравшись на деревянную лавку ногами и упершись головой в полку, дабы не испытывать силу инерции вагона, Тобол продолжал:

А мы лежали на песке,

Твоя нога в моем носке…

На этом месте его тело согнулось пополам, руки устремились вверх и, приняв параллельное полу положение, Тобол устремился вдаль, к вагонной стене, которая приняла его, остановила и познакомила с третьим законом Ньютона. Причиной параллельно-пространственного движения тела явилась все та же сила инерции, задействованная машинистом в экстренном торможении.

Оказавшись на полу, он не сразу понял, что произошло. Первой мыслью было то, что кто-то из сокурсников отработал на стоп-кране аварийное торможение. За эту шутку Тобол готов был объяснить обидчику местонахождение зимующих раков, но постепенно приходя в себя, и вникая в обстановку, понял, объяснения излишни.

— Где гитара? – испуганно спросила Вика.

— Здесь, — оповестил, явно довольный собой, Дмитрий.

В момент небесного планирования Тобола, Дмитрий вовремя подхватил выпавший инструмент из рук товарища и водрузил его вверх на вытянутой руке, оберегая его от валившихся на него противосидящих тел. Вагон понемногу приходил в себя, ощупывания конечностей показали, что могло бы быть и хуже. Но все окончилось без травм, по крайней мере, в нашем вагоне. Подошедший после удачного полета Тобол сел на свое место, молча, полез в свой рюкзак, достал оттуда стакан, зачем-то дунул в него, будто в рюкзаке он мог запылиться, жестом фокусника извлек бутылку Зубровки, открыл, налил, выпил. Все происходило под полное молчание всей компании. Прошло еще несколько секунд после пустого стакана, и он выдал:

— Дураки умирают по пятницам, а кто же будет умирать, когда впереди такое мероприятие.

Все облегченно выдохнули, заулыбались и полезли по рюкзакам за закуской.

— Предлагаю тост, — сказал Петрович, поднимая стакан – пусть нам достанется самая красивая поляна в лесу. И чтоб рядом было озеро.

Не согласиться со столь радужной картиной было невозможно и под всеобщий перезвон стаканов содержимое полилось внутрь, разогревая тела и мысли. Ехать оставалось недолго и остаток маршрута был проведен в песнопении хитов советской эстрады. Особо удался хит Леонтьева про дельтаплан, в котором Тобол акцентировался на словах: «…когда внизу плывет земля…». Пелась эта фраза с таким придыханием, что каждый понимал, так может петь человек, действительно ощутивший подобное.

Платформа приняла разгоряченный коллектив, электричка сомкнула двери и поехала дальше по маршруту.

— Итак, — начал я, — наша задача найти место для отдыха с желаемым водоемом, начинаем расспрос местного населения. Тобол и Петрович налево, Дмитрий со мной направо, Наташа и Тамара прямо, остальные на месте.

Наташа и Тамара были неразлучны как сиамские близнецы. Повсюду, где бы ни удавалось их увидеть, они дружески держались под руку, раздавая окружающим улыбки. Испортить им настроение было задачей практически не выполнимой. Широко улыбаясь, подруги сплелись и выдвинулись в заданном направлении.

На пути у нас с Дмитрием вырисовывался продуктовый магазин, из дверей которого вывалился деревенский мужик, напевая несокрушимый шлягер про Костю-моряка. Слова песни он менял как мог, с оригиналом вязался только Костя и Одесса. Но апогеем была игра слов, в которой исполнитель заменил кефаль на фекалии. Мы с Дмитрием решили, что этот персонаж, вряд ли вразумительно просветит нас о красотах местности и зашли в магазин.

За прилавком, подперев подбородок рукой, скучала продавщица.

— Добрый и чудесный день, — сказал Дмитрий, обнажая всю свою интеллигентную сущность.

— И вам не кашлять, — ответила хозяйка прилавка, — что желаете, господа?

На слове господа она сделала особый акцент, подчеркнув несоответствие нашего внешнего вида и начатого диалога. Одеты мы были по-походному: в кирзовые сапоги и телогрейки, а любому в таких одеждах, с ее точки зрения, доверия мало.

— Желаем, насладиться красотами природных ландшафтов. Не могли бы Вы указать нам место, где мы могли бы восхититься всем этим разнообразием? — начал я.

Некоторое время в голове продавщицы шел процесс осмысления. Брови ее сошлись к носу, и мы приготовились к пешему эротическому туру. Но через мгновение лицо ее расправилось и приняло снисходительный вид.

— Студенты чоль?

— Да, ищем хорошее место для пикника, не поможете?

Продавщица поведала нам маршрут до озера, которое располагалось в лесу, и даже имело лодочную станцию. Вернувшись на платформу, мы оказались первой вернувшейся группой. Немного погодя, вернулись Наташа и Тамара, радостно объявив ту же новость про озеро. Спустя полчаса явились Тобол и Петрович с мешком из-под картошки, в котором слышался стеклянный перезвон. В отличие от Петровича, Тобол имел двухметровый рост, а в одеянии из телогрейки с кирзовыми сапогами он смотрелся здоровенной колхозной детиной, создающей общую гармонию с периферией, чем, видимо, вызывал доверие у местного населения. Расспрашивая про дорогу до места отдыха, Тобол не терял зря времени, и обходя окрестности, проявлял интерес до деревенского самогона. В одной из хат ему подсказали заветные координаты, которыми он и воспользовался. Пять поллитровок весело погромыхивали в мешке, обещая незабываемый отдых. Правда, наш арсенал спиртного был до этого и так не скуден, но с самогоном он стал еще внушительнее.

— В путь, — сказал Петрович, и мы двинулись навстречу нашему отдыху.

После сорокаминутного марша мы оказались на берегу красивого озера с лодочной станцией, которая уже не функционировала. От нее остался пирс, и пара дырявых лодок валявшихся на берегу. Выбрав поляну, неподалеку от воды, мы начали устанавливать палатки. Когда работа была закончена, солнце уже заходило за горизонт. Необычайно красивый пейзаж предстал перед глазами: спокойное озеро принимало отражение садящегося солнца, создавая багровую линию на воде; лес монолитно стоял без движения; тишина создавала полное отрешение от мира. Мы, молча, стояли в этой тишине и наслаждались причудливой природной инсталляцией.

— Нега что ли? – задал риторический вопрос Петрович.

— Нирвана, — с сарказмом ответил Тобол и по-дружески похлопал друга по плечу.

— Кушать подано, — декларировали девочки, и лесная тишина наполнилась звуками.

При этих словах Нефёд стремительно возник возле своего рюкзака, извлек ложку и в мгновенье оказался у стола. Нефёд был немного жадноват, и к исполнению всяких просьб относился крайне неохотно. У него всегда было что-то последнее: последняя сигарета; последнее яблоко; последняя пластинка жвачки. Был, правда, у него один талант, которым все восторгались – он великолепно рисовал карикатуры. Парень он, в принципе, был неплохой, иначе студенческое братство выплюнуло бы его за пределы круга общения. Поэтому его ужимистость находила понимание и превращалась в колкие шутки.

— Стойте, — крикнул Петрович, широко разводя руки в сторону, — смотрите.

И он выразительно указал пальцем в сторону Нефёда, создавая загадочный образ. Нефёд замер и выпрямился в ожидании развития событий.

— Чего вы встали как вкопанные, — спокойно продолжил Петрович, — пошли есть.

Сценка сработала, потому как Нефёд покраснел, было видно, что он в очередной раз испытал неудобство от своей жадности.

Проводив солнце под песню Визбора, наш походный отряд развел костер, тем самым создав полный антураж идиллии слияния человека с природой. Тобол дополнил картину видом разноцветных бутылок со спиртным, появившихся на скатерти.

— Мой первый вечерний тост, — начал Тобол, разливая по стаканам и стаканчикам, — за эту сосну. Хочу выпить, чтобы она была крепкая.

Пока Тобол заполнялся содержимым стакана, все устремили взгляд на виновницу тоста. Взору предстала старая сосна, упавшая серединой на толстую рогатину березы, создавая образ больших детских качелей.

— Ты, никак, покататься решил? – в один голос спросили Наташа с Тамарой.

— Угу, — ответил Тобол, запихивая в рот целый помидор.

— А нас возьмешь с собой? – не унимались бесстрашные подруги.

— И вас и…, — тут он раскусил помидор, и сок брызнул в лицо Нефёду, — и вон, Нефёда. Сама богиня лесов и охоты Артемида указала мне на него.

Разговор потек в другое русло и казалось, что участь сосны останется предрешена лишь матушкой-природой. Но не всегда человек живет в гармонии с окружающим, он периодически, настойчиво нарушает спокойствие мирозданья. После третьего стакана, Тобол не спеша поднялся из-за импровизированного стола и шагнул в сторону приключений. Подойдя к сосне и тщательно осмотрев ее со всех сторон, постукивая по стволу, произнес:

— Центр тяжести находится где-то в этом месте, — и он указал на сук, расположенный немного дальше центра, ближе к корневищу, — следовательно, нам надо переместить его на рогатину березы и тогда мы славно покачаемся.

Надо отметить, что рогатина березы находилась в полутора метрах от земли, чем обеспечивала подъем на одном из концов на значительную высоту. Но нас, уже разгоряченных алкоголем, не беспокоили математические расчеты, и мы бросились центровать сосну. Благо ее толщина позволяла осуществить задуманное. Когда все было готово, и сосна свободно покачивалась на рогатине, оставалась одна проблема – ветки, которые мешали до конца опускаться к земле. Эта проблема была решена топором и двумя тостами: за женщин и удачную работу. Нарекли мы это чудо «Сюрприз». Правда, такое название уже имел аттракцион в парках отдыха, но нас это ничуть не смущало, потому как сущность нашего развлечения крылась, именно, в этом загадочном названии.

— Осталось только испытать, — потирая ладони, сказал Тобол, — кто первый готов со мной отправиться за незабываемыми ощущениями?

Наташа и Тамара, ранее проявившие интерес, наотрез отказались, сославшись на психически нездоровый диагноз Тобола, поставленный ими после изготовления аттракциона. Нефёдом были сделаны дополнения к диагнозу в виде карикатуры, на которой Тобол планирует над озером со щепкой сосны во рту. Все были солидарны во мнении, что аттракцион сюрпризный. Все. За исключением Петровича, который во время обсуждения находился на орбите стола и приложился лишних два раза к своему стакану.

— А я вот готов поддержать Тобола и испытать сие творение, — сказал Петрович и уверенно шагнул вперед. Уверенности хватило на один шаг, далее, он продолжил путь по кубической параболе. Подойдя к Тоболу, он оправился и отрапортовал:

— Рад стараться, Ваше высокоблагородие, сей же час готов испытать крылатые качели и вступить в диспут с гравитацией.

— Парни, есть проблема: — сказал я, — во-первых, вам надо бороться с кручением бревна; во-вторых, бревно неизбежно будет сползать в направлении опускающейся стороны.

Первую и вторую проблему решили топором, вырубив ложбину в центре, и двумя тостами: за женщин и теоретическую механику. На мои доводы, что был ослаблен центр сосны, друзья не реагировали.

Момент истины настал, и Дедал с Икаром двинулись навстречу «Сюрпризу». Парни забрались на рогатину и начали постепенно расходиться в разные стороны длинного бревна. Балансируя, каждый добрался до своего конца и аккуратно опустился на бревно в положение сидя. Все это время мы поддерживали сосну, чтобы она оставалось в состоянии относительного покоя.

— Отпускаем, — крикнул Нефёд, и все разбежались в разные стороны.

Казалось, что все предусмотрели. За исключением двух факторов: степень опьянения отдела проектирования и веса Тобола, который на 30 килограммов был тяжелее Петровича. В следующий момент Тобол ринулся вниз, а Петрович устремился вверх для диспута с гравитацией. Оторвавшись от бревна, Петрович взмыл над поляной и в точке верхнего зависания начал проигрывать диспут в аргументах.

— Смотрите, Петрович вознесся, — восторженно съязвила Вика.

Но никто не обратил на нее внимания, все пытались понять траекторию движения небесного тела. Вариантов заземления было два: первый, предполагал посадку на Тобола, сидящего на рухнувшем бревне и потирающего зад; второй, на кучу срубленных с сосны веток. Через доли секунды полета было понятно, что путь летуна проложен на голову Тобола. С тем же осознанием Тобол резко вскочил и перенаправил тело Петровича на кучу сосновых веток. Раздался треск и Петрович вернулся на землю. В глазах у всех читалось вопрошание о здравии.

— Ы, а… — междометил Петрович, подняв кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

— Автор хотел сказать, — начал Дмитрий, — что полет проходил нормально, выход на орбиту березы прошел в штатном режиме, судя по штанам летчика, отделений от ракетоносителя не было, и все воздействия факторов полета он перенес отлично. Правда, при посадке глиссаду пришлось корректировать с Земли.

Смеялись долго, но громче всех зашелся Петрович. Это был истерический смех продолжающейся жизни. Продолжая веселиться, герой небес пытался что-то усмотреть в своей правой ягодице.

— Чего там потерял? — спросила Вика.

— Колит что-то, — ответил Петрович.

— Дай посмотрю. Маленькая дырка в штанах, маленькая ранка, а в ней небольшой ржавый металлический кусочек. Сейчас прооперируем, и будешь как «новенький», — констатировала Вика, — Фока тащи аптечку.

Наш сокурсник Фока имел склонность к ипохондрии, ему всегда казалось, что с ним что-то не в порядке и злые болезни подстерегают его за каждым углом. В связи с этим, он всегда носил с собой аптечку и часто посещал врачей. Фока быстро разложил тряпочный чемоданчик с красным крестом и достал необходимое. Взору явились: перекись водорода, вата, хирургические ножницы и скальпель.

— М-да, — выдала вердикт Вика, — ты бы еще нитки с иголкой припас.

— Они не нужны, рана не глубокая, — ответил огорченный Фока.

— Наркоз дайте товарищу, — сказал Дмитрий, поднося стакан к лицу Петровича.

С тостом за врачей и женщин посуда опустела и операция началась. Длилась она минут пять, и закончилась полной победой современной медицины.

— А откуда металл в жо, извините, заднем месте Петровича? — спросил Фока.

Все перекинули взгляд на кучу сосновых веток. Подойдя поближе, я начал раскидывать ветки и на земле обнаружил маленькое возвышение чего-то металлического. Ковыряние пальцем не раскрыло суть предмета, металл уходил дальше в землю.

— Дайте лопатку, — проговорил я.

Несколько минут раскопок обнажили головную часть снаряда времен Великой отечественной войны. Дальше рыть было опасно. Тишину прервал Тобол:

— Это что ж получается, мы снова могли отправить Петровича в незапланированное путешествие?

Петрович осунулся и попросил самогон. Дважды родиться в один миг, такое удавалось не каждому. Решено было снаряд прикрыть ветками и дополнительно обнести частоколом, а по прибытии в населенный пункт сообщить в милицию.

— Пора жарить шашлык, — заверещали Тамара и Наташа, — у нас все готово.

И они продемонстрировали, насаженное на шампуры, мясо.

— Фока в бой, — распорядился возрожденный Петрович.

Фока бесподобно умел жарить шашлык. Секрет его успеха крылся в правильно разогретых углях и частом поворачивании шампуров, а безусловным атрибутом должна быть часть свиной шеи. Ну, и, пожалуй, самый главный момент – это вовремя снятое с углей мясо. Всем этим, маэстро своего дела, владел в совершенстве. Он умело поворачивал мясо на шампурах, от которого шел шлейф кулинарного шедевра.

— Божественный запах, — сказал Петрович, водя носом над мясом.

— Лучше выражайся приземлено, — заметил Тобол, — Еще немного, и ты Петрович, не ощутил бы мирскую суету. Сейчас бы с ангелами трапезничал, а был бы там шашлык, большой вопрос.

— Готово, — выдал маэстро и сгреб в охапку шампуры.

Все расселись по своим местам и принялись за мясо. После еды, пары тостов за женщин и удачное возвращение Петровича, достали гитару. Настала пора самой романтической части похода. По лесу разносилось, то: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»; то «Над деревней Клюевкой…»; то «А я бегу по кукурузе…». Было много всего, от чего душа наполнялась каким-то невероятным ощущением счастья и безмятежности.

— Тост, — внезапно выпалила Вика, — Друзья, я поздравляю нас всех, в особенности Петровича, с нахождением в этом бренном мире. Желаю, чтобы мир этот доставлял нам, в большей степени, позитивные эмоции. А много позитивных эмоций – это не что иное, как состояние счастья. В общем, счастья нам всем.

— Замечательный тост, Викуль, — похвалила Тамара, — хватит утробы набивать, надо придумать что-то интересное и занять себя этим.

— То есть, если я правильно тебя понял, — сказал Тобол, — полет Петровича под куполом леса и обнаружение задом снаряда это сплошное уныние?

— Ну, нет, — поддержала подругу Наташа, — это все было на высоте во всех смыслах. Просто это было дурачество. Можно поиграть в какие-нибудь игры.

— Слышь, Петрович, твой безвольный подвиг дурачеством назвали, — подначил Тобол, — Наташ, выражайся ясней, для меня игры это шашки, шахматы, преферанс наконец.

— Преферанс это хорошо, а давайте на скорость переплывем озеро, — предложил я, разгоряченный алкогольным угаром.

— Да ты что, вода градусов 15, не больше, — ответила Вика, — простудитесь.

Но было уже поздно, клич нашел еще двух добровольцев в лице Тобола и Петровича. Через минуту команда стояла на лодочном пирсе, в ожидании команды старт.

— Дураки, — сказала Наташа нараспев.

— Товсь, — на морской лад, скомандовал Петрович, — старт.

Три фигуры взяли разбег и синхронно оторвались от пирса. Жаль, не было тогда видеокамер в широком распространении. Три тела вошли в воду, и в районе пояса остановили свое движение. Это был уровень дна. Зависнув на мгновенье в таком положении, мы развалились в разные стороны. После половинчатого погружения настала пора всплытия. Переломать позвоночники нам не позволил толстый слой ила, лежащий на дне. Когда мы всплыли, у каждого на голове была шапка из ила, а на лицах боевой грунтовый раскрас. Поняв, что с нами все в порядке, все закатились от смеха.

— Кто первый, парни? – неслось с берега, — кто первый достиг дна?

— Очень смешно, — крикнул я шутникам, — и, понимая как это выглядит со стороны, улыбнулся.

Заулыбались и Тобол с Петровичем, а потом нас накрыла волна смеха. Под это веселье мы отмылись от ила и вылезли на берег.

— Нет, все-таки преферанс был бы уместней, — сказал я.

— А еще уместней согреться, — сказал Тобол, разливая по стаканам, — И потом, надо же «обмыть» третье рождение Петровича и по одному на нас.

Ночь уже клонилась к рассвету и многие разошлись по палаткам. Я тоже забрался в свой спальный мешок и готовился заснуть. Засыпая, я еще улавливал отдаленные звуки: о чем-то высоком говорила Вика; гитара тихо играла романс; лес постепенно выходил из ночного сна…

Утро — самый ностальгический момент всех походов. Ты понимаешь, что эта страничка тобой перелистана и уже никогда не найдет повторения тех событий, в которых ты был весел и счастлив. Окружающее перестало наполняться смыслом.

Мы сделали тщательную уборку на берегу, упаковали палатки, собрались и выдвинулись в сторону станции. Я шел не оборачиваясь, мне не хотелось покидать это место, которое с почетом будет размещено в одном из уголков моего сознания. По пути мы зашли в местное отделение милиции, в подробностях рассказав о снаряде и процессе его обнаружения, парализовав работу правоохранителей на время повествования.

Железнодорожная платформа встретила нас холодным безлюдьем, выдав компенсацию палаткой с надписью «Мороженое». Пятнадцать эскимо и анекдот про ракушку привели нас в чувство и оживили наш упавший дух.

— Вот и она, — с сожалением сказал Тобол, — указывая на электричку.

Состав тронулся, оставив на память о нас протяжный гудок, который раскатом прошел по округе, и ушел в лес, добравшись до нашей поляны, передав ей прощальный привет.

---