Свеча горела... Литературное кафе приглашает поговорить о Борисе Пастернаке

Свеча горела... Литературное кафе приглашает поговорить о Борисе Пастернаке

Участниками Литературного клуба было предложено эти выходные посвятить творчеству Пастернака. 
Во вступительной статье — основные страницы биографии писателя. В комментариях же предлагаю вспомнить его полюбившиеся стихи, поделиться своим восприятием прозы, рассказать о том, что значит Пастернак для вас лично.
********************************************************************************************************
Борис Леонидович Пастернак (29 января [10 февраля] 1890, Москва — 30 мая 1960, Переделкино, Московская область) — русский писатель, поэт, переводчик; один из крупнейших поэтов XX века.

Будущий поэт родился в Москве в творческой еврейской семье. Родители Пастернака, отец — художник, академик Петербургской Академии художеств Леонид Осипович Пастернак и мать — пианистка Розалия Исидоровна Пастернак (урождённая Кауфман), переехали в Москву из Одессы в 1889 году, за год до его рождения.

Леонид Осипович Пастернак с женой Розалией Исидоровной. 1896 год.

Семья Пастернака поддерживала дружбу с известными художниками —Левитаном, Нестеровым, Поленовым, Ивановым, Ге. В доме бывали музыканты и писатели, в том числе и Л. Н. Толстой; устраивались небольшие музыкальные выступления, в которых принимали участие А. Н. Скрябин и С. В. Рахманинов.

В 13 лет, под влиянием композитора А. Н. Скрябина, Пастернак увлёкся музыкой, которой занимался в течение шести лет (сохранились его две прелюдии и соната для фортепиано). В 1908 году, одновременно с подготовкой к выпускным экзаменам в гимназии, готовился к экзамену по курсу композиторского факультета Московской консерватории. Пастернак окончил гимназию с золотой медалью и всеми высшими баллами, кроме закона Божьего, от которого был освобождён из-за еврейского происхождения. После ряда колебаний Пастернак отказался от карьеры профессионального музыканта и композитора: «Музыку, любимый мир шестилетних трудов, надежд и тревог, я вырвал вон из себя, как расстаются с самым драгоценным».
В 1908 году поступил на юридический факультет Московского университета, а в 1909 году, по совету А. Н. Скрябина, перевелся на философское отделение историко-филологического факультета, который закончил в 1912 году.

После поездки в Марбург лето 1912 г. Пастернак отказался от того, чтобы в дальнейшем сосредоточиться на философских занятиях. В это же время он начинает входить в круги московских литераторов. Он участвовал во встречах кружка символистского издательства «Мусагет», затем в литературно-артистическом кружке Юлиана Анисимова и Веры Станевич, из которого выросла недолговечная постсимволистская группа «Лирика». С 1914 года Пастернак примыкал к содружеству футуристов «Центрифуга» (куда также входили другие бывшие участники «Лирики» — Николай Асеев и Сергей Бобров). В этом же году близко знакомится с другим футуристом — Владимиром Маяковским, чья личность и творчество оказали на него определённое влияние.

Позже, в 1920-е годы, Пастернак поддерживал связи с группой Маяковского «ЛЕФ», но в целом после революции занимал независимую позицию, не входя ни в какие объединения. Первые стихи Пастернака были опубликованы в 1913 году (коллективный сборник группы «Лирика»), первая книга — «Близнец в тучах» — в конце того же года (на обложке — 1914), воспринималась самим Пастернаком как незрелая. В 1928 году половина стихотворений «Близнеца в тучах» и три стихотворения из сборника группы «Лирика» были объединены Пастернаком в цикл «Начальная пора» и сильно переработаны (некоторые фактически переписаны полностью); остальные ранние опыты при жизни Пастернака не переиздавались. Тем не менее, именно после «Близнеца в тучах» Пастернак стал осознавать себя профессиональным литератором. В 1916 году вышел сборник «Поверх барьеров».
Родители Пастернака и его сёстры в 1921 году покидают советскую Россию по личному ходатайству А. В. Луначарского и обосновываются в Берлине (а после прихода к власти нацистов — в Лондоне). Начинается активная переписка Пастернака с ними и русскими эмиграционными кругами вообще, в частности, с Мариной Цветаевой.

В 1922 году Пастернак женится на художнице Евгении Лурье.

В том же 1922 году выходит программная книга поэта «Сестра моя — жизнь», большинство стихотворений которой были написаны ещё летом 1917 года. В 1920-е годы созданы также сборник «Темы и вариации» (1923), роман в стихах «Спекторский» (1925), цикл «Высокая болезнь», поэмы «Девятьсот пятый год» и «Лейтенант Шмидт».
В 1928 году Пастернак обращается к прозе. К 1930-му году он заканчивает автобиографические заметки «Охранная грамота», где излагаются его принципиальные взгляды на искусство и творчество. На конец 1920-х — начало 1930-х годов приходится короткий период официального советского признания творчества Пастернака. Он принимает активное участие в деятельности Союза писателей СССР и в 1934 году выступает с речью на его первом съезде, на котором Н. И. Бухарин призывал официально назвать Пастернака лучшим поэтом Советского Союза. Его большой однотомник с 1933 по 1936 год ежегодно переиздаётся.

Прервав первый брак, в 1932 году Пастернак женится на З. Н. Нейгауз. В том же году выходит его книга «Второе рождение».

В 1935 году Пастернак заступился за мужа и сына Анны Ахматовой, освобождённых из тюрем после писем Сталину от Пастернака и Анны Ахматовой. В декабре 1935 года Пастернак шлёт в подарок Сталину книгу переводов Грузинские лирики и в сопроводительном письме благодарит за «чудное молниеносное освобождение родных Ахматовой». В январе 1936 года Пастернак публикует два стихотворения, обращенные со словами восхищения к И. В. Сталину. Однако уже к середине 1936 года отношение властей к нему меняется — его упрекают не только в «отрешённости от жизни», но и в «мировоззрении, не соответствующем эпохе», и безоговорочно требуют тематической и идейной перестройки. Это приводит к первой длительной полосе отчуждения Пастернака от официальной литературы.
По мере ослабевающего интереса к советской власти, стихи Пастернака приобретают более личный и трагический оттенок. В 1936 году он поселяется на даче в Переделкино, где с перерывами проживёт до конца жизни. К концу 1930-х годов он обращается к прозе и переводам, которые в 40-х годах становятся основным источником его заработка. В тот период Пастернаком создаются ставшие классическими переводы многих трагедий Шекспирa (в том числе «Гамлета»), «Фауста» Гёте, «Марии Стюарт» Ф. Шиллера. Пастернак понимал, что переводами спасал близких от безденежья, а себя — от упреков в «отрыве от жизни», но в конце жизни c горечью констатировал, что «… полжизни отдал на переводы — своё самое плодотворное время».
1942—1943 годы провёл в эвакуации в Чистополе. Помогал денежно многим людям, в том числе репрессированной дочери Марины Цветаевой — Ариадне Эфрон. В 1943 году выходит книга стихотворений «На ранних поездах», включающая четыре цикла стихов предвоенного и военного времени.
В 1946 году Пастернак познакомился с Ольгой Ивинской (1912—1995) и она стала «музой» поэта. Он посвятил ей многие стихотворения. До самой смерти Пастернака их связывали близкие отношения.


Роман «Доктор Живаго» создавался в течение десяти лет, с 1945 по 1955 год. Являясь, по оценке самого писателя, вершиной его творчества как прозаика, роман представляет собой широкое полотно жизни российской интеллигенции на фоне драматического периода от начала столетия до Великой Отечественной войны. Роман пронизан высокой поэтикой, сопровождён стихами главного героя — Юрия Андреевича Живаго. Во время написания романа Пастернак не раз менял его название. Роман мог называться «Мальчики и девочки», «Свеча горела», «Опыт русского Фауста», «Смерти нет». Роман, затрагивающий сокровенные вопросы человеческого существования — тайны жизни и смерти, вопросы истории, христианства,— был резко негативно встречен властями и официальной советской литературной средой, отвергнут к печати из-за неоднозначной позиции автора по отношению к Октябрьской революции и последующим изменениям в жизни страны. К. М. Симонов, главный редактор «Нового мира», отреагировал отказом: «Нельзя давать трибуну Пастернаку!».
Книга вышла в свет сначала в Италии в 1957 году в издательстве Фельтринелли, а потом в Голландии и Великобритании, при посредничестве философа и дипломата сэра Исайи Берлина. Издание романа в Голландии и Великобритании (а затем и в США в карманном формате) и бесплатную раздачу книги советским туристам на Всемирной выставке 1958 года в Брюсселе и на фестивале молодёжи и студентов в Вене организовало Центральное разведывательное управление США.

Издание книги привело к травле Пастернака в советской печати, исключению его из Союза писателей СССР, оскорблениям в его адрес со страниц советских газет, на собраниях «трудящихся». Московская организация Союза писателей СССР, вслед за правлением Союза писателей, требовали высылки Пастернака из Советского Союза и лишения его советского гражданства. Среди литераторов, требовавших высылки, были Л. И. Ошанин, А. И. Безыменский, Б. A. Слуцкий, С. A. Баруздин, Б. Н. Полевой и многие другие. Отрицательное отношение к роману высказывалось и некоторыми русскими литераторами на Западе, в том числе В. В. Набоковым. Ежегодно с 1946 по 1950 год и в 1957 году Пастернак выдвигался на соискание Нобелевской премии по литературе. В 1958 году его кандидатура была предложена прошлогодним лауреатом Альбером Камю, и 23 октября Пастернак стал вторым писателем из России (после И. A. Бунина), удостоенным этой награды. Присуждение премии воспринималось советской пропагандой как повод для продолжения травли поэта. Уже в день присуждения премии (23 октября 1958 года), по инициативе М. А. Суслова Президиум ЦК КПСС принял постановление «О клеветническом романе Б. Пастернака», которое признало решение Нобелевского комитета очередной попыткой втягивания в холодную войну. В официозной писательской среде Нобелевская премия Пастернаку была воспринята негативно. На собрании партийной группы Правления Союза писателей 25 октября 1958 года Н. Грибачев и С. Михалков, а также Вера Инбер выступили с требованием лишить Пастернака гражданства и выслать из страны. 27 октября 1958 года постановлением совместного заседания президиума правления Союза писателей СССР, бюро оргкомитета Союза писателей РСФСР и президиума правления Московского отделения Союза писателей РСФСР Пастернак был единогласно исключён из Союза писателей СССР. Решение об исключении было одобрено 28 октября на собрании московских журналистов, а 31 октября — на общем собрании писателей Москвы, под председательством С. С. Смирнова.

Травля поэта получила в народных воспоминаниях название: «Не читал, но осуждаю!». Несмотря на то, что премия была присуждена Пастернаку «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», усилиями официальных советских властей она должна была надолго запомниться только как прочно связанная с романом «Доктор Живаго». В результате массовой кампании давления Борис Пастернак отказался от Нобелевской премии.
Несмотря на исключение из Союза писателей СССР, Пастернак продолжал оставаться членом Литфонда, получать гонорары, публиковаться. Неоднократно высказывавшаяся его гонителями мысль о том, что Пастернак, вероятно, захочет покинуть СССР, была им отвергнута — Пастернак в письме на имя Хрущёва написал: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».

Летом 1959 года Пастернак начал работу над оставшейся незавершённой пьесой «Слепая красавица», но обнаруженный вскоре рак лёгких в последние месяцы жизни приковал его к постели. Скончался писатель 30 мая 1960 года в Переделкино, на 71-м году жизни. Сообщение о его смерти было напечатано только в «Литературной газете» (от 2 июня) и в газете «Литература и жизнь» (от 1 июня). Сотни людей (среди них Наум Коржавин, Булат Окуджава, Андрей Вознесенский) пришли 2 июня 1960 года на его похороны, несмотря на опалу поэта. Александр Галич посвятил его смерти одну из своих песен. Всех, кто стоял у гроба, возьмут на заметку. «Я пропал, как зверь в загоне», — сказал Пастернак в последних стихах. И это в эпоху, которую по сей день именуют оттепелью.

Источник: https://boris-pasternak.su/biografiya/

+13
1146
RSS
13:28
+2


Белоцкий Сандро

Посвящение Борису Пастернаку

О, эта русская речь,

Что тут добавить, что вычесть,

В сонном сплетении рек,

В резких отточиях птичьих,

Плотное кружево слов

Вяжет неведомый гений

В свисте больших городов,

В плаче забытых селений,

В том, что проходит быстрей,

Чем успеваешь улучшить,

В стуке жестоких дверей,

В жалобном скрипе уключин,

Чтобы сквозь муки и грязь

Выйти из плена и мрака,

Грянув в назначенный час

Вольной грозой Пастернака.

13:44
+3
Огромное спасибо, Лена! Для меня, как и для многих в моем поколении, Пастернак был олицетворением поэзии. Меня при кратком свидании в Пярну Давид Самойлов даже назвал «пастернакианцем», впрочем о личных контактах в миром Бориса Леонидовича я подробно написал в эссе «Кепка Пастернака и шарфик Вознесенского» www.proza.ru/2010/08/31/949
Да, мне помнится, мы уже как-то говорили об этом эссе, Иосиф Давидович. Думаю, было бы правильно опубликовать его целиком и на нашем сайте, чтобы все могли почитать без перехода на другой портал.
Просто у меня привычка ставить на наш портал только новое, а на старые тексты давать ссылки. Эссе написано более 10 лет назад, вошло в две книги, мне неудобно выставлять его, как новое.
Стихи Пастернака юный Вознесенский заучивал наизусть и шпарил страницами. В современной поэзии для школьника существовал теперь только «он У Бориса Пастернака ученик так и останется один, и верный, — Вознесенский.
13:45
+1
Мечта детства Бориса Пастернака – стать первоклассным музыкантом, как его мама, Розалия Пастернак. Он даже написал несколько произведений, главным из которых является соната. Но писатель был увлекающимся человеком, поэтому в юности быстро переключился с музыки на философию, а с философии на поэзию. Для того чтобы бросить занятия, он придумал для себя причину: неабсолютный слух (это было неправдой).
13:53
+2
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.

*********************
Стихи, которые, наверное, для большинства будущих поэтов были и есть хрестоматийными.
20:23
По мотивам стихолв Пастернака Борис Рябухин

ХОТЬКОВО

Что это было – сон или порыв?
По юности ль веселые поминки.
Или дурман абрамцевской глубинки,
Или судьбы несдержанный призыв?

Хозяйка спит. Наш поцелуй пуглив.
Всю ночь горит свеча в хотьковской крынке.
Разбросаны одежды и ботинки.
В избе на всём – керамики облив.

Свидание так долго нас манило,
Что, кажется, навеки породнило…
А руки разомкнёшь – и вновь одна.

Мы тянемся к обманчивому свету
На дне бокала терпкого вина.
А права нет на бой или победу.

1971 г.
15:01
Елена, материал просто потрясающий о потрясающей судьбе таланта! Спасибо! Как сказано — слагаются стихи навзрыд — просто мороз по коже.
15:03
Рассказывают, что Борис Пастернак провожал Марину Цветаеву в эвакуацию, которая отпустила по поводу поэта шутку: «Он похож на араба и его лошадь». На прощание перевязал чемодан поэтессы веревкой и сказал:
-Такая крепкая, что хоть вешайся.
На ней она и… Грустно.
Слова поэтов часто бывают пророческими. И есть в этом величайшая тайна, как собственно и в самом процессе написания стихов.
Этот случай, Маркус, как раз из их числа.
По провидческому таланту из всех поэтов «Серебряного века» особо выделялись Гумилев и Мандельштам. Ни тому, ни другому советская власть раскрыться не дала.
Когда-то давно по данному поводу пытался написать стихотворение, но передумал. И там была такая строка:
Поэту, подчас, открывается что-то…
Но продолжать не рискнул.
Понимаю Вас, Маркус. И правильно сделали, что не стали продолжать.
Борис Пастернак и Марина Цветаева, оба выходцы из профессорских семей, были знакомы со времён Первой Мировой войны и революции. Они периодически встречались на вечеринках и никак не могли заговорить друг с другом. После эмиграции поэтессы в Берлин между ними завязалась многолетняя переписка. Оба уверяют, что это был роман в письмах и они понимали друг друга лучше всех. Увиделись они спустя много лет, уже в Москве. Пастернак помогал опальной Цветаевой деньгами и собирал в военную эвакуацию. Существует легенда, что, упаковывая вещи, Пастернак взял верёвку и, заверяя в её крепости, пошутил: «Верёвка всё выдержит, хоть вешайся». Впоследствии ему передали, что именно на ней Цветаева в Елабуге и…
15:03
+1
Анна Ахматова о Борисе Пастернаке:
Он награждён каким-то вечным детством,
Той щедростью и зоркостью светил,
И вся земля была его наследством,
А он её со всеми разделил.
15:08
Владимир Набоков оставил в своих критических замечаниях негативный отзыв по поводу «Доктора Живаго.» Но роман мне понравился тем, что раскрыл правду того времени и развенчал исторические мифы.
Роман «Доктор Живаго» создавался в течение десяти лет, с 1945 по 1955 год. Являясь, по оценке самого писателя, вершиной его творчества как прозаика, роман являет собой широкое полотно жизни российской интеллигенции на фоне драматического периода от начала столетия до Великой Отечественной войны. Он показал трагедию ХХ столетия через призму человеческих душ, воспроизвёл все переживания творческой личности, которая попала на перекрёсток зла и насилия, и смогла сохранить в себе свободу и живой дух. «Доктор Живаго»: живой — Живаго, «Во имя Духа Живаго…».
Этот музыкальный спектакль был создан в 1993 году по заказу Венского фестиваля. В Москве он почти не игрался, а после Вены успешно проехался еще по нескольким европейским фестивалям и был благополучно сдан в театральный архив. Юрий Любимов решился его восстановить – в память об Альфреде Шнитке, на музыку которого положен Пастернак.
20:59
Сотрудник из редакции издательста «Молодая гвардия» рассказывал мне, что их группу собрали, посадили в грузовую машину и повезли в Переделкино. Они окружили дом Пастернака, автора романа «Доктор Живаго», и пузырьками с чернилами забросали его дом, разукрасили до чернидльных подтеков за его грязную писанину.
21:42
Даже не сомневаюсь, что так оно и было, Борис.
15:14
На Ютубе фигурирует романс «Свеча горела» в исполнении Николая Носкова. Проникновенно!
Давно слушал лекцию Дмитрия Быкова о творчестве Бориса Пастернака. Он утверждал, что Сталин планировал сделать его поэтом номер один, но тот вовремя слёг в психиатрическую больницу. Никто не знает- что за расстройство случилось в жизни поэта?
17:32
+3
Пастернака я открыл для себя в 1979 году, будучи бойцом и начальником штаба ЛССО «Интеграл», который достраивал новый корпус матмех факультета ЛГУ на станции «Университет» близ Мартышкино, Балтийской железной дороги.

Кто-то дал мне почитать книгу стихов (стихами тогда увлекались все).
Имя автора — Борис Пастернак — было мне неизвестно.
То были советские времена и БЛ находился в тени.
Я к тому времени уже 2 года писал стихи, будучи по-дурацки влюблен в бывшую школьную подругу, которая меня грамма не стоила.
(Как не стоит и сейчас.)

Поэтических предпочтений лирического толка не имел, писал черт знает как.

Поэма «1905 год» вошла в меня как нож в масло, до сих пор осталась моей любимой.
Ее начальный анапест — мой любимый размер.
Прочитав стихи неизвестного Пастернака, я понял, как надо писать, чтобы иметь право называться поэтом.

Книга имела на шмуцтитуле дарственную надпись какой-то дуре Аллочке "по поручению автора".
Я был потрясен, я словно коснулся руки великого поэта Пастернака.
От кого ко мне пришла эта книга, я не помнил, в те времена их просто передавали из рук в руки, потом также возвращали.

Я сказал себе: если владелец не хватится книги с почти автографом Пастернака — значит, он ее недостоин.
Владелец не хватился, книгу я по сути украл.

Борис Леонидович этой книгой дал мне великую истину: если тебе очень хочется чего-то, не останавливайся ни перед чем, преступай что угодно.

Я следовал ей всю жизнь.

Вот эта книга:

Вот это реликвия, Виктор!
22:24
Точно, Елена!
Мало того, что ко мне она попала спустя 17 лет после надписи.
Так и потом эта книга со мной 41 (!!!) год, была на 5 квартирах и не пропала!
17:35
+2
Ну, и как всегда…
Мне неинтересно перепощивать чужое.
Скажу о себе.
«Грудь под поцелуи — как под рукомойник...»
Фрагмент повести «Тот самый снег» — на самом деле беллетризация реальной сцены и реального диалога из моей прошлой жизни:

**********

«- Виктор Викторович, но я замужем! – ошарашенно сказала она.
— Ну и что, — возразил я устало. – Я тоже женат. Не убудет — ни от тебя, ни от меня.
Галя молчала.
— Пойдем – ты меня больше никогда не увидишь, но будешь вспоминать долго-долго.
Я звал белотелую библиотекаршу, вдруг подумав, что если она согласится, то это как-то ослабит боль и облегчит мою дальнейшую жизнь.
Уговаривая, я смотрел в ее глаза.
Казалось, в глубине души она была не против. Но я знал, что найдется добрая инспекторша из учебной части, которая из лучших побуждений доложит Галиному мужу, как она без производственных причин ходила в общежитие к приезжему преподавателю. И поэтому согласиться на нескромное предложение Галя не могла никогда.
— Чтобы было как у Пастернака, да? – она заговорила медленно. – «Сплетенье рук, сплетенье ног, души сплетенье»…
Я молча кивнул.
— Не могу.
— Галя, ты молодая, — уже не уговаривая, а просто так сказал я. – И очень красивая женщина. Ты красива сама по себе, у тебя идеальная фигура, невероятно красивые ноги. У тебя большая грудь, которая тоже очень красивая, хотя ты мне ее и не покажешь…
— Скажете тоже, Виктор Викторович, – порозовев, пробормотала библиотекарша. – Я…
-… Но поверь мне. К сожалению, ты не вечно будешь такой молодой и красивой. И придет время, когда главным чувством в твоей душе станет…
Я замолчал.
— Что станет? – не выдержала она.
— Горечь об упущенных возможностях. Самое непоправимое раскаяние в жизни.»
08:51
+1
Пастернак в моей жизни значит ОЧЕНЬ много.

Что я знал в свои 20 лет?

Пушкина, конечно.
Но Пушкин пуст.
Как пуста все поэзия 19 века — кроме Лермонтова, до которого я тогда еще не дорос.
Стихи Пушкина — узорчатая морская пена.
Изящны, легки, красивы — но дошла волна до берега, откатилась обратно, все впиталось в песок… и не осталось следа.
Недаром нет ни одного по-настоящему глубокого романса (уровня «ГГМЗ» или «ВОЯнД») на стихи Пушкина…

Что там было еще?

Подзаборные песенки Высоцкого.
Из жизни года не выкинешь, но сейчас мне стыдно признаваться, что был период, когда он мне нравился.
Это все равно, что сегодня восторгаться каким-нибудь Тимуром Кибировым.

Ну и, конечно, однообразные звездострадания полупьяного Есенина.
Шелуха; тем более, что мне — городскому барину в 5м поколении — имманентно чужды все эти стога за околицей.

Вот и все.

А Пастернак перевернул все и сделал из меня поэта.

Сделал также нынешнего эротического писателя: в эпоху, когда в советском кинематографе актрис обмазывали белилами, чтобы — не дай бог — сквозь мокрое платье не проступили соски, он показал, что про ЭТО можно и нужно писать без эвфемизмов…

10:44
Доброго всем дня! Виктор, не могу с Вами согласиться, с Вашей оценкой перечисленных авторов.
Вы в 20 лет знали Пушкина?! Он впитывается в песок? Что — то он никак не впитается, потому, что это нереально — Пушкина невозможно узнать за всю свою жизнь, он каждый день НОВЫЙ, НЕИЗВЕСТНЫЙ!
Стыдно, что восторгались Высоцким?! И я уверена, сколько он Вам дал для Ваших тем.
Есенин?!, Вы говорите, что горожанин, а сами писали, что ехали в Уфу через деревни… Значит, стога видели. Другое дели — не сидели под стогом, не ночевали в стогу, даже без «ненаглядной певуньи», не дышали ароматом — господи, сколько Вы потеряли, Виктор! Для себя и свох рассказов и романов! А вообще, я вспомнила, что Вы всё делаете специально — значит и сейчас просто шутите, пусть не совсем весело…
10:59
Знал, Татьяна.
Онегина знал наполовину (мой дядя знал его наизусть).
Стихи и другие поэмы были прочитаны все по ПСС. Проза тоже (но не о прозе речь).
У Пушкина НЕТ психологизма. Нет истинной любовной лирики. Есть только возвышенные страдания по «гениям чистой красоты» в то время, как этого «гения» он в письмах приглашал к себе в Михайловское для элементарного сожительства в плотском грехе.
Я не говорю, что это плохо, нет. Просто 19 век — лицемерно бесчувственный, в тех стихах нет ничего всерьез человеческого. Одни химеры.

Высоцкий — САМЫЙ вредный миф.
Когда-нибудь еще напишу.
Манипуляторский кич, косил под какую-то рвань и дураки интеллигенты восторгались его лексиконом.
Не «Я несла свою беду», не «Птицами», а всякой гадостью типа «Милицейского протокола» или «Диалога перед телевизором».
И до сих пор восторгаются.

А как иначе в Уфу ехать?.. Увы, Татьяна, на личную «цессну» так и не смог наворовать.
Да и вообще сама уфа — она и есть деревня, только каменная.
В Германии или в Эстонии любая деревня — как город.
В России — любой город деревня.
Про деревню — точнее, про около колхоза — у меня целый роман.
С певуньями я где только не ночевал, но в стогу — мышиная лихорадка, а сверху падают иксодовые клещи…
11:07
Виктор, просто «времена меняются, и мы вместе с ними» Мы то перерастаем что — то и потому пересматриваем, то, казалось бы у знакомого автора в знакомом произведении «открываем» себя… Это же закономерно.
11:19
Это совершенно верно, Татьяна.
Хотя всегда остается и что-то неизменное.
20:44
А по радио слышу слова из письма Боратынского к супруге: «Та знаешь, у Пушкина слали появляться мысли.
Хотелось дать по носу человеку из окружения Пушкина.
20:41
+1
Впитался в песок… вот в 50 лет слышу стихи Пушкина по ТВ «Я пережил свои желанья...»
До 50 лет я их не раз слышал, а понял, когда пережил свои желанья…
05:51
Рада, Борис, что Вы согласны со мной! Пушкин написал эти слова в 22 года, представляете,?!
Удачи Вам! Но я думаю, если Вас не оставляют равнодушным слова А.С., то желания пережиты не все, и слава Богу!
20:48
Ну… в 22-то года какой только чепухи мы не пишем…

Я, например, написал стихотворение, которое заканчивалось такой строфой:

Всю планету Земля, все скрещенья дорог
И себя самого средь безлюдной пустыни…
След песком занесен. Громко щелкнет курок
И обрушится мир, что во мне жил доныне.
20:57
Виктор, искренне рада, что ничего не щёлкнуло и не обрушилось ( по крупному)
21:18
Спасибо, Татьяна.
А чем плохо, Витя? На мой взгляд, здорово! «И обрушится мир, что во мне жил доныне»… Эта строчка очень цепляет.
10:25
Думаю, что не так уж плохо, Рита…
14:47
+1
Люблю стихи Пастернака. Потрясает экспрессия, метафоричность, динамика — читаешь на одном дыхании. Многое близко по внутреннему мировосприятию:
Во всём мне хочется дойти
до самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья.

О, если бы я только мог…

В этом сомнении признание величия слова, стремление к идеалу в творчестве. А ведь написал (и не восемь строк!) «о свойствах страсти» и «разбивал стихи, как сад, всей дрожью жилок», и «внёс дыханье роз, дыханье мяты, луга, осоку, сенокос, грозы раскаты»! Собрание сочинений Бориса Пастернака в пяти томах открываю на любой странице. Сначала беглое наслаждение стихом, а потом вдумчивое осмысление — дохожу «до сути».
14:52
+1
С интересом прочитала все комментарии. Спасибо за информацию во вступительной статье, фотографии.
17:02
+2
Елена, Спасибо за интересную статью. Со стихами Поэта впервые познакомилась в студенческие годы. Тогда было иное восприятие. В зрелые годы стихи Пастернака производили уже иное впечатление.

Любимая,— жуть! Когда любит поэт, Влюбляется бог неприкаянный. И хаос опять выползает на свет, Как во времена ископаемых.

Глаза ему тонны туманов слезят. Он застлан. Он кажется мамонтом. Он вышел из моды. Он знает — нельзя: Прошли времена и — безграмотно.

Он видит, как свадьбы справляют вокруг. Как спаивают, просыпаются. Как общелягушечью эту икру Зовут, обрядив ее,— паюсной.

Как жизнь, как жемчужную шутку Ватто, Умеют обнять табакеркою. И мстят ему, может быть, только за то, Что там, где кривят и коверкают,

Где лжет и кадит, ухмыляясь, комфорт И трутнями трутся и ползают, Он вашу сестру, как вакханку с амфор, Подымет с земли и использует.

И таянье Андов вольет в поцелуй, И утро в степи, под владычеством Пылящихся звезд, когда ночь по селу Белеющим блеяньем тычется.

И всем, чем дышалось оврагам века, Всей тьмой ботанической ризницы Пахнёт по тифозной тоске тюфяка, И хаосом зарослей брызнется.

18:53
+2
Благодарю от души за познавательную и интересную вступительную статью, Елена, участников беседы за комментарии… Много узнала нового для себя, спасибо!
Очень люблю стихотворение Б. Пастернака «Золотая осень»



Осень. Сказочный чертог,
Всем открытый для обзора.
Просеки лесных дорог,
Заглядевшихся в озера.

Как на выставке картин:
Залы, залы, залы, залы
Вязов, ясеней, осин
В позолоте небывалой.

Липы обруч золотой —
Как венец на новобрачной.
Лик березы — под фатой
Подвенечной и прозрачной.

Погребенная земля
Под листвой в канавах, ямах.
В желтых кленах флигеля,
Словно в золоченых рамах.

Где деревья в сентябре
На заре стоят попарно,
И закат на их коре
Оставляет след янтарный.

Где нельзя ступить в овраг,
Чтоб не стало всем известно:
Так бушует, что ни шаг,
Под ногами лист древесный.

Где звучит в конце аллей
Эхо у крутого спуска
И зари вишневый клей
Застывает в виде сгустка.

Осень. Древний уголок
Старых книг, одежд, оружья,
Где сокровищ каталог
Перелистывает стужа.
Пастернак мне близок и дорог по нескольким причинам. Во-первых, с ним был знаком народный поэт Чувашии Геннадий Айги, которого я люблю. Пастернак среди своих близких друзей называл Айги «отмеченным». Айги был исключен из Литературного института в связи с дружбой с Пастернаком — это было время гонения. Московский поэт Татьяна Грауз в статье об этом пишет: «среди своих близких друзей называл Айги «отмеченным». В 1990-м году Айги пишет воспоминания о Б.Л. Пастернаке, с которым был связан — соединён — дружбой четыре огромных года: с 1956 по 1960 (год смерти Б.П.). Ещё студентом Литературного института он знакомится с Пастернаком — точнее, Борису Леонидовичу передали стихи одарённого молодого чувашского поэта, которому было тогда 22 года, и носил он фамилию Лисин (эту фамилию его отец получил в результате советской «русификации»), и только в 1969 году вернул себе родовое имя Айхи (Айги). Знакомство с Пастернаком стало поворотным в биографии поэта. Это была своеобразная инициация в русскую — и шире — в европейскую культуру. Тогда же, как утверждает Айги, под влиянием Пастернака произошло самое главное — он перешёл с чувашского языка на русский и принял решение остаться в Москве. Благодаря помощи друзей он устраивается на работу в Государственный музей В. В. Маяковского и с 1961 по 1971 год заведует изосектором.
«Обыденность чуда. (Встречи с Борисом Пастернаком. 1956–1958)» — так предельно просто назвал Айги свои воспоминания.»
Во-вторых, 10 февраля, в день рождения Пастернака, родился и мой сын. Правда, назвала я его не Борисом )
И еще, программное стихотворение «Февраль», как отметила Елена чуть выше, люблю и помню со школы. Интересный московский поэт написал хулиганское:
уже февраль
достал чернила
плачу плачу
и — ни хрена
Макаров-Кротков
19:29
+1
Светлана, спасибо за такое интересное и подробное дополнение.
Вам успехов, вдохновения и всего самого доброго!