АринаГрин

Литературный клуб «Писатели за Добро» поздравляет Вас с днём рождения и желает творческих успехов!

Дятел

На рассвете птицы в чаще
Служат утреннюю мессу,
Вторя трескотне звенящей
Дятла – дирижера леса.

Смолкнут вдруг на миг – и снова
Эхо их запев подхватит
Меж рядов колонн сосновых
На колючем стилобате.

То смелей, то еле-еле
Бьётся ритм без передышки.
И летят к подножью елей
Ионические шишки.

Всё – от греческого храма
До готических соборов
В этой дроби барабанной,
Что тревожит своды бора.

По неведомым законам
Тянется за пьесой пьеса,
И под куполами кроны
Слышен стук неугомонный.
Это дятел – сердце леса.

Признание

Вновь май в своих руках мне греет пальцы.
Апрель неслышно тянется на убыль.
И душу манит в небо — целоваться
В его закатом крашеные губы.

И кажется, земного притяженья
В природе не бывает и в помине.
И вся она есть только продолженье
Его певучих форм и звучных линий.

Вдали дрожат ветвистые ресницы.
На горизонте лес в вечерье тонет.
Душа ревнует небо к каждой птице,
Что тают без следа в его ладонях.

Готовая отдать блаженство рая
Лишь за глоток лукавого багрянца,
Душа — в огне и, от стыда сгорая,
Мечтает небесам в любви признаться.

Мой милый друг, пришла к тебе с поклоном.
Поверь, что только май тому виною.
Ты — небосклон! Так будь же благосклонен.
Прошу, позволь мне стать твоей женою.

Сретение
Исх. 2
В воздухе зыбкость морозного зноя.
Невыразимо, как первый раз за
Зиму звенящею голубизною
У горизонта слезятся глаза.

В трещинах даль. День ещё не у дел. Об
Лёд бьёт с безбрежностью рек лазурь. И
Теплится слепо-топлённое тело
Солнца в пелёнках февральской зари.

Лик малыша в золотом обрамленье.
Локон луча, не отбрасывай тени!
Слышишь, под снегом земля в исступленье
Плачет, не пряча ручьёв талых слёз.

Плачет, поверившая в воскресенье,
Вдруг отыскав этот сверток весенний,
Словно в корзинке небес Моисея
Средь тростника ветхо-голых берёз.

Сон
Здравствуй, лес!
Здравствуй, друг!
Ты опять октябришь не на шутку.
Молодишься, приятель, в безумстве своем золотом.
Заплачу
за дешёвый билет
Два часа, три минутки,
И поеду в пустой,
Запряжённой рассветом маршрутке
Посмотреть, как ты хнычешь над каждым упавшим листом.
Так и хочется крикнуть
В ответ на твой жалобный стон: «Эй!
Осень!
Ты!?
Тишина.
Лишь блуждая в высокой траве,
Ветер жмёт тёплый мякиш широких колючих ладоней
Вислоухо-космато-душисто-еловых ветвей.
Как же жалко берёзы дрожат за дырявые шляпы!
Что же?
Все мы у вечной поспешности жизни в плену.
Господин Лес,
прошу,
дайте мне Вашу добрую лапу,
Чтоб и я, уколовшись, смогла на мгновенье заснуть.
Слышишь?
Сколько пьянящей печали в бокале беззвучья!
Сколь тревожно терзается рябью веснушчатый пруд!
Ах! как сладко под пледом из шерсти линяющей тучи.
О…
как холодны губы зачем-то бегущих минут.
Я проснусь…
А ты – спи.
Все мы канем со временем в Лету.
Так пора осушить эту чашу молчанья до дна!
За тебя!
За меня!
За старенье!
За юность!
За лето!
За щемящее счастье немого осеннего сна.

***
Природа старела уныло. И сердце сжималось устало
Природа старела уныло. Спеша выцветала душа.
Елеепомазанье было. Но я на него не попала.
Елеепомазанье было. Но я на него не пришла.
А осень в лохмотьях тумана дождями струилась сквозь пальцы,
Чтоб скрыться потом на задворках и дверь запереть на засов.
На спуске опасно и странно пытаться обратно подняться.
На спуске опасно и горько заметить, что нет тормозов.

***
Август, как обычно был коротким,
Осень, как всегда, настала вдруг.
В лужах косяки кленовых лодок
Тянутся за птицами на юг.

Сколько их, и смелых и отважных,
Гонит, словно стадо, холода?
Журавли летят к пустынным пляжам,
Люди уезжают в города.

Вновь пустеют дачные пределы.
Знаю: тишь влечёт страх скорых стуж,
Вечный бег – непостоянство тела
И измены – перелётность душ.

Вновь немеют лес и огороды
До свиданья, милые края!
Неужели это есть свобода?
К этому ли так стремилась я?

Август был коротким, как обычно.
Стая птиц… И я спешу за ней.
Может быть кому-то в электричке
Вдруг напомнят наши крики птичьи
То, что жизнь короче летних дней.

***
Мы все привыкли жить наощупь, наугад.
С завязано-закрытыми глазами ставить цели,
Лететь в слепой наивности к туманным берегам
И вдребезги топить суда о призрачные мели.

Кто друг? Кто враг? Что ложь? Что сон? Где явь? Где миражи?
Но так ли это важно нам – в безумной нашей гонке?
Мы, дорожа секундами, совсем не ценим жизнь.
Летим, как оголтелые, а жизнь бежит вдогонку.

То тонем, то препятствия берём на абордаж…
Но кто мы? Лишь лишившаяся связи с настоящим
Толпа смешных, потерянных, уставших растеряш,
Всё ищущих чего-то, но, увы, не находящих.

***
В пространстве, где нет бумаги,
Где чёрный и белый – сер
Где чертит ноябрь зигзаги
Шкалы невозможных мер.
Там небо в заплатах рваных,
Как нищий в толпе калек,
Вытряхивает из карманов
Под ноги прохожим снег.
Слепым в чехарде бульваров,
Глухим в суете забот,
Согнувшимся к тротуарам,
Забывшим про небосвод,
Который в часы ненастий,
Бездомный который век,
Рыдает навзрыд от счастья,
Что слышит и видит снег.

***
Сколько слов недосказанных,
строк незаконченных
и недописанных фраз.
Говорите все сразу, чтоб
груз многоточия
не был на сердце у вас.
Бойтесь быть недослушанными,
недопонятыми
в вечном грохоте лет,
Чтобы пауз удушье
своими ладонями
не убивало бесед.
Нет страшнее молчания
близких. За чаем
нет тем для рассказов у них.
Как же часто у нас за плечами
нечаянно
вдруг остаются они.
Жизнь – не поле. Путь долог.
В потоке событий
ценность слова стремится к нулю.
Так сквозь крик недомолвок,
прошу, говорите
чаще мамам простое: «люблю».