Пингвин в розовых тапочках

ПИНГВИН В РОЗОВЫХ ТАПОЧКАХ

Васюков, зажмурив глаза, нетвердой походкой вошел в ванную. Медленно, как створки раковины-жемчужницы, набухшие веки приоткрылись, явив миру маленькие поросячьи глазки, густо опутанные коралловой сетью капилляров. Взгляд, упавший в зеркало, превратился в протяжный вздох, который вместе со струей воды скатился по водостоку и уплыл в канализационное никуда.

В зеркале опять показывали сериал ужасов: "Пятница, тринадцатое, утро". Подвигав щеками и обнажив желтоватые зубы, Васюков с ненавистью посмотрел на зубную пасту "Кедровый бальзам" и мысленно передразнил актёра: "А главное — бобриха будет довольна!" И набрав в грудь воздуха, как витязь перед решающей битвой, обреченно произнёс:

— Люся, я тебя люблю!

В это время Люся, располневшая блондинка, колдовала над раковиной, пытаясь отмыть с помощью "долбанного Фэри" сковородку от последствий модного французского рецепта "говядина по-индийски". При этом параллельно проклинала обеих своих подружек: Светку — за рецепт, а Ирку — за статью из "Вокруг света" про корову — священное животное Индии.

Тусклый голос мужа из ванны так же напоминал "Зов любви", как тарелка с засохшими остатками яичницы — счастливую семейную жизнь. Поток Люськиных мыслей был на мгновение остановлен, но только лишь на мгновение.

— Врёшь ты всё, — устало произнесла жена, и мяч был возвращён на площадку противника.

Из дверного проёма медленно появилось опухшее лицо, причём левый глаз богатством красок не уступал японскому телевизору "Сони-Тринитрон".  Медленно  плывущая  по коридору фигура Васюкова, напоминающая модель резинового человечка фирмы "Мишелин", была украшена зеленой майкой с номером "8" и пёстрыми семейными трусами модели "Пожар в джунглях". Тело двигалось  в направлении кухни, сопровождая свой путь чмокающим звуком порванной подошвы тапочка.

 Его взгляд укоризненно сверлил жену, при этом губы шептали заклинание:

— Люська, ну хоть раз ты будешь человеком?

С тем же успехом можно было бы получить ответ у статуи великого  вождя  на вопрос: "Ну и где же наше светлое будущее?"

Васюков  решил подкрепить слова действием. Он зажмурившись, мокро чмокнул жену в дряблую щёку. В голове у него смутно промелькнула картина, когда один мужик в простыне целует другого. Там ещё фигурировала какая-то символическая, кажется премиальная, сумма рублей в тридцать. Три десятки чудесным образом превращалась в три прозрачные емкости, причём на каждой из них надеждой зеленела надпись "Столичная".

Васюков тряхнул головой, и видение исчезло. Оставался ещё один последний шанс.

— Дай хоть трешку, в последний раз, — и рухнул на колени.

— Да подавись ты, злыдень, — в сердцах закричала жена и, порывшись в карманах мятого халата, вытащила рублёвку. Смачно плюнув на неё, припечатала ко лбу мужа. Со стороны эта картина напоминала посвящение в рыцари, где роль меча скромно исполняла рублевая ассигнация образца 1961 года.

Васюков ощутил чудесное лёгкое покалывание в области лопаток, переросшее в физическое ощущение двух белоснежных лебединых крыльев. Натянув голубое трико и сунув босые ноги в стоптанные кеды, он вылетел на лестничную клетку. Лифта не было. Шестой этаж не давал повода к унынию. Едва касаясь земли, Васюков промахивал лестничные пролеты, несясь навстречу  Судьбе, которая ждала его на втором этаже.

Встреча с Судьбой напоминала ситуацию, когда кто-то на полном ходу поезда сорвал стоп-кран.

Возле двери с номером 37 стояло Животное. Это было не простое животное. Оно в точности совпадало с изображением в учебнике географии, которое хорошо помнили не только два верхних, но и два нижних полушария Васюкова-младшего, в которые папа Васюков с помощью ремня старательно вколачивал знания.

Это был  ПИНГВИН!.. Настоящий живой пингвин. Образ пингвина органично дополняли розовые пушистые тапочки с помпонами.

Встреча двух цивилизаций закончилась позорным бегством Васюкова. С криком: "Люся, я видел пингвина в розовых тапочках!" он ворвался, подобно тайфуну, и, тяжело дыша, уставился на жену.

— А носорога с шарфиком ты не видел, алкаш несчастный? — ядовито спросила Люся.

— Нет, — искренне ответил Васюков.

— Хорошо, — сказала жена и, успокаивая, погладила его по небритой щеке, — сейчас поедем к доктору Айболиту, он тебя вылечит.

Через 15 минут такси доставила чету Васюковых к приёмному покою горпсихбольницы. Пахло хлоркой и хвоей. За столом сидел молодой врач, а  его пожилой коллега, стоя ел яблоко и грустно вглядывался в пейзаж, состоящий из четырёх мусорных баков и двух облезлых котов. Когда Васюковы вошли, стоящий у окна оторвался от созерцания и произнес:

— Ну, вот и Ваш первый пациент, дерзайте, мой юный друг.

В течение 15 минут врач пытался собрать анамнез, но Васюков с завидным постоянством возвращался к пингвину. Молодой доктор растеряно повернулся к старшему коллеге:

— Сергей Витальевич, что-то здесь запутано...

— Это "белка", — не глядя на сидящего за столом коллегу произнёс Сергей Витальевич, метко бросив огрызок в помойное ведро.

— Это не белка, — угрюмо сказал Васюков, — что я, белок не видел? Это был пингвин в розовых тапочках.

— Конечно, конечно, — ободряюще произнес Сергей Витальевич, — звоните в "тройку", пусть Зураб с Колей подойдут.

Буквально через несколько минут появилось два молодых человека, размеры грудных клеток и бицепсов которых указывали, что Шварценеггер приходится им самым младшим братом.

Взяв обмякшего Васюкова под руки, они повели его к двери и последний крик: "Я видел живого пингвина!.." угас, как пламя свечи от открытого окна.

Люся всплакнула и укоризненно сказала докторам:

— Может, он и сумасшедший, но не дурак, чтобы белку от пингвина не мог отличить.

Пожилой врач снял очки и, потерев переносицу, устало спросил:

— Голубушка, ваш муж пьет много лет? — Люся активно закивала головой. -  А сегодня  не пил и не похмелялся. Так вот у него и развился галлюцинаторный синдром на фоне отмены ежедневных возлияний, по латыни "Delirium tremens", в просторечье – белая горячка, а на жаргоне "белка"… Ну да ладно, езжайте домой. Наведайтесь к нам через неделю.

Неделя переросла в две, потом в месяц...

За это время Васюков узнал много нового, из которого ничего не было приятным и интересным.

Лечение было комплексным… "Сульфазин в четыре точки" вызывал у него подъём температуры, явно превышающий градус любимой столичной. У него появились видения в виде танцующих летку-енку пингвинов почему-то с набрюшными сумками — как у кенгуру, из которых они доставали то "Столичную", то плавленый сырок "Волна", то уже наполненные кружки с пивом...

На гипнотических сеансах Васюкову вбивали информацию, что "пингвин" — это результат его любви к зелёному змию, и, стоит Васюкову опрокинуть стаканчик, как появится пингвин, а может, кто и хуже. От галоперидола Васюкова "сковало" в такую скульптуру, по сравнению с которой Роденовский "Мыслитель" выглядел гуттаперчевым акробатом… От аминазина кружилась голова, а валиум погружал в сон, где роль чудовищ исполняли все те же проклятые пингвины.

Васюкову казалось, что кошмар будет длиться вечно. Но судьба смилостивилась, и ночью он услышал обрывок разговоров санитаров:

— А я тебе так скажу, Зура, хоть он и псих, а мне его жалко. Сказал бы "двум вождям", что, мол, кончились пингвины и пить больше не буду — давно бы уже дома был...

Всю ночь Васюков не спал, а наутро, испросив электробритву "Харьков" у дежурного санитара и надев чистую пижаму, попросился на прием к "двум вождям".

"Два вождя" были кличкой одного человека, и заведовал он "буйной тройкой", а звали его на самом деле Карл Ильич. Со слезами на глазах Васюков поведал ему, что он исправился, пить больше никогда не будет, и что проклятые пингвины исчезли навсегда.

— Ну что ж, батенька, — старенький Карл Ильич протянул Васюкову руку, — сегодня домой, но помните! Больше ни-ни, а то пожалуете опять к нам, и надолго...

Васюков активно замотал головой, и, почему-то отдав пионерский салют, поклялся никогда не брать в рот спиртного. А потом добавил фразу из понравившегося ему фильма: "И если я когда-нибудь нарушу свою клятву, пусть меня покарает суровая рука моих товарищей" (при этом образы товарищей в виде санитаров Коли и Зураба ярко вспыхнули в голове Васюкова).

Прошло три месяца… Васюков исправно ходил на работу и с тоской в голосе отказывался от пивка после смены.

Наступило очередное воскресенье… Васюков грустно смотрел "Международную панораму". Показывали праздник пива не то в Голландии, не то в Германии. Журналист вдохновенно рассказывал о различных видах пива… Васюков раздраженно переключил программу, там показывали "Неуловимых мстителей".

— Вовчик, — ласково позвала жена, — у нас соль кончилась. Я тут борщ твой любимый варю, иди, попроси у соседей, только оденься поприличней.

Васюков нехотя натянул брюки, надел китайскую олимпийку с выцветшей надписью "Адидас", обулся и вышел на лестничную площадку. Соседей не было дома… Лифт опять не работал, и Васюков поплелся на этаж ниже, но и там никто не отвечал. "С дачи ещё не вернулись", — тоскливо подумал Васюков, и тут ноги сами понесли его к двери квартиры 37. Он позвонил.

— Открыто, — услышав голос, Васюков с опаской вошёл. Навстречу из кухни вышел бородатый мужик в старом свитере и надетом поверх него клеенчатом фартуке.

— Вот, жена в экспедиции, приходится самому стряпать. Да вы в зал проходите, я сейчас...

Васюков снял туфли и виновато вступил на белый пушистый ковер, который оказался шкурой белого медведя.

Стены были увешаны фотографиями и географическими картами. В углу стоял громадный старинный глобус. Присев на краешек дивана, с любопытством осматривал комнату, но тут вошел бородач и, протянув руку, представился:

— Эрнест, биолог-исследователь. Рад познакомиться!

— Вова, — смущенно представился Васюков.

— Ну что, Владимир, сейчас я вам покажу нечто особенное. Закройте глаза и считайте до десяти.

Васюков послушно зажмурился и начал считать.

Он слышал, как хозяин прошел в соседнюю комнату и позвал:

"Фердинанд, ну пойдем, познакомишься, не стесняйся..."

Васюков честно досчитал до десяти и открыл глаза. Крик ужаса застрял в горле: рядом с улыбающимся Эрнестом стоял… пингвин.

— Знакомьтесь, Владимир, это большой королевский пингвин, зовут его Фердинанд. Он наш антарктический гость. Он у нас уже почти полгода. Жалко будет с ним расставаться, завтра опять в экспедицию, а ухаживать некому, придется отдать в зоопарк...

Васюков с лицом статуи с острова Пасхи смотрел то на биолога, то на пингвина.

— Господи, да вы не бойтесь, я уверен, вы с ним подружитесь, я сейчас… — он вернулся на кухню и принес замороженную мойву, — ну смелее, дайте ему!

Васюков протянул рыбку, и пингвин аккуратно взял её клювом.

— Елки-палки, мы даже за знакомство не выпили! У меня же от прошлой экспедиции "Наполеон" остался, французы подарили, — распахнув глобус, биолог достал три стаканчика и пузатую бутылку "Наполеона".

Поймав дикий взгляд Васюкова, Эрнест произнес: "Фердинанду чисто символически".

Сначала они выпили за знакомство, потом за хороших соседей, за Антарктику, потом покурили хороший трубочный голландский табак. Васюков посмотрел на часы, стрелки клонило к десяти. Нетвердой походкой он направился к двери.

— Спасибо, мне пора...

Подымаясь наверх, Васюков мучительно пытался вспомнить, зачем же он все-таки выходил, но в голове почему-то вертелась обида на Фердинанда, так как он один сожрал почти всю банку рижских шпрот, предназначенную на закусь.

Толкнув дверь, Васюков отметил, что свет в коридоре выключен, он осторожно заглянул в зал и увидел заплаканную жену с телефонной трубкой.

— Где ты был, сволочь! Я все морги обзвонила… — причитала Люся и вдруг, учуяв давно забытый запах, приказала: — А ну дыхни, гад!

— Ну, чё ты, прямо, — начал виновато канючить Васюков, — ну посидели немножко втроем, выпили за дружбу, Я, Эрнест и Фердинанд...

— Что это за Фердинанд  такой?

— Пингвин, ну который раньше был в розовых тапочках, он завтра в зоопарк уезжает, а Эрнест в экспедицию...

— Та-а-к, с пингвином, значит, пил, — вынесла вердикт жена.

— Не! — радостно сообщил Васюков, — мы ему только "Наполеоном" клюв смочили.

Люся уже механически набрала "03" и попросила прислать "девятку", как учил Карл Ильич, объяснив, что у мужа «белая горячка».

Через пятнадцать минут жена с притихшим Васюковым вошли в приемный покой, где их встретил Сергей Витальевич и, подмигнув, заговорщически спросил:

— Ну, кого вы на этот раз у себя в подъезде встретили — жирафа, белого медведя или просто Чебурашку?

— Никаких Чебурашек не было, — обиделся Васюков.- Просто посидели, выпили немножко — я, Эрнест и Фердинанд...

— Простите, а Эрнест был с бородой, в свитере и трубку курит?

— Точно, а откуда Вы знаете?

— Да так, — уклончиво сказал доктор, — книжки почитываю иногда. А Фердинанд, часом, не эрцгерцог?

— А вот и не угадали, он просто королевских кровей.

— Пожилой такой мужчина, — уточнил доктор.

— Нет, это не мужчина, — произнес Васюков.

— Женщина? — удивленно вскинув брови, переспросил Сергей Витальевич.

— Пингвин,- радостно выдохнул Васюков ну тот самый, который раньше был в тапочках...

— Стало быть, симптомы вернулись, — горько констатировал врач. — Ну что, Папанин, на этот раз будем избавляться от пингвинов по-взрослому, раз и навсегда, — и, подняв трубку, произнёс: “ Зураба с Колей в приемный покой”.

ПИНГВИН В РОЗОВЫХ ТАПОЧКАХ

Васюков, зажмурив глаза, нетвердой походкой вошел в ванную. Медленно, как створки раковины-жемчужницы, набухшие веки приоткрылись, явив миру маленькие поросячьи глазки, густо опутанные коралловой сетью капилляров. Взгляд, упавший в зеркало, превратился в протяжный вздох, который вместе со струей воды скатился по водостоку и уплыл в канализационное никуда.

В зеркале опять показывали сериал ужасов: "Пятница, тринадцатое, утро". Подвигав щеками и обнажив желтоватые зубы, Васюков с ненавистью посмотрел на зубную пасту "Кедровый бальзам" и мысленно передразнил актёра: "А главное — бобриха будет довольна!" И набрав в грудь воздуха, как витязь перед решающей битвой, обреченно произнёс:

— Люся, я тебя люблю!

В это время Люся, располневшая блондинка, колдовала над раковиной, пытаясь отмыть с помощью "долбанного Фэри" сковородку от последствий модного французского рецепта "говядина по-индийски". При этом параллельно проклинала обеих своих подружек: Светку — за рецепт, а Ирку — за статью из "Вокруг света" про корову — священное животное Индии.

Тусклый голос мужа из ванны так же напоминал "Зов любви", как тарелка с засохшими остатками яичницы — счастливую семейную жизнь. Поток Люськиных мыслей был на мгновение остановлен, но только лишь на мгновение.

— Врёшь ты всё, — устало произнесла жена, и мяч был возвращён на площадку противника.

Из дверного проёма медленно появилось опухшее лицо, причём левый глаз богатством красок не уступал японскому телевизору "Сони-Тринитрон".  Медленно  плывущая  по коридору фигура Васюкова, напоминающая модель резинового человечка фирмы "Мишелин", была украшена зеленой майкой с номером "8" и пёстрыми семейными трусами модели "Пожар в джунглях". Тело двигалось  в направлении кухни, сопровождая свой путь чмокающим звуком порванной подошвы тапочка.

 Его взгляд укоризненно сверлил жену, при этом губы шептали заклинание:

— Люська, ну хоть раз ты будешь человеком?

С тем же успехом можно было бы получить ответ у статуи великого  вождя  на вопрос: "Ну и где же наше светлое будущее?"

Васюков  решил подкрепить слова действием. Он зажмурившись, мокро чмокнул жену в дряблую щёку. В голове у него смутно промелькнула картина, когда один мужик в простыне целует другого. Там ещё фигурировала какая-то символическая, кажется премиальная, сумма рублей в тридцать. Три десятки чудесным образом превращалась в три прозрачные емкости, причём на каждой из них надеждой зеленела надпись "Столичная".

Васюков тряхнул головой, и видение исчезло. Оставался ещё один последний шанс.

— Дай хоть трешку, в последний раз, — и рухнул на колени.

— Да подавись ты, злыдень, — в сердцах закричала жена и, порывшись в карманах мятого халата, вытащила рублёвку. Смачно плюнув на неё, припечатала ко лбу мужа. Со стороны эта картина напоминала посвящение в рыцари, где роль меча скромно исполняла рублевая ассигнация образца 1961 года.

Васюков ощутил чудесное лёгкое покалывание в области лопаток, переросшее в физическое ощущение двух белоснежных лебединых крыльев. Натянув голубое трико и сунув босые ноги в стоптанные кеды, он вылетел на лестничную клетку. Лифта не было. Шестой этаж не давал повода к унынию. Едва касаясь земли, Васюков промахивал лестничные пролеты, несясь навстречу  Судьбе, которая ждала его на втором этаже.

Встреча с Судьбой напоминала ситуацию, когда кто-то на полном ходу поезда сорвал стоп-кран.

Возле двери с номером 37 стояло Животное. Это было не простое животное. Оно в точности совпадало с изображением в учебнике географии, которое хорошо помнили не только два верхних, но и два нижних полушария Васюкова-младшего, в которые папа Васюков с помощью ремня старательно вколачивал знания.

Это был  ПИНГВИН!.. Настоящий живой пингвин. Образ пингвина органично дополняли розовые пушистые тапочки с помпонами.

Встреча двух цивилизаций закончилась позорным бегством Васюкова. С криком: "Люся, я видел пингвина в розовых тапочках!" он ворвался, подобно тайфуну, и, тяжело дыша, уставился на жену.

— А носорога с шарфиком ты не видел, алкаш несчастный? — ядовито спросила Люся.

— Нет, — искренне ответил Васюков.

— Хорошо, — сказала жена и, успокаивая, погладила его по небритой щеке, — сейчас поедем к доктору Айболиту, он тебя вылечит.

Через 15 минут такси доставила чету Васюковых к приёмному покою горпсихбольницы. Пахло хлоркой и хвоей. За столом сидел молодой врач, а  его пожилой коллега, стоя ел яблоко и грустно вглядывался в пейзаж, состоящий из четырёх мусорных баков и двух облезлых котов. Когда Васюковы вошли, стоящий у окна оторвался от созерцания и произнес:

— Ну, вот и Ваш первый пациент, дерзайте, мой юный друг.

В течение 15 минут врач пытался собрать анамнез, но Васюков с завидным постоянством возвращался к пингвину. Молодой доктор растеряно повернулся к старшему коллеге:

— Сергей Витальевич, что-то здесь запутано...

— Это "белка", — не глядя на сидящего за столом коллегу произнёс Сергей Витальевич, метко бросив огрызок в помойное ведро.

— Это не белка, — угрюмо сказал Васюков, — что я, белок не видел? Это был пингвин в розовых тапочках.

— Конечно, конечно, — ободряюще произнес Сергей Витальевич, — звоните в "тройку", пусть Зураб с Колей подойдут.

Буквально через несколько минут появилось два молодых человека, размеры грудных клеток и бицепсов которых указывали, что Шварценеггер приходится им самым младшим братом.

Взяв обмякшего Васюкова под руки, они повели его к двери и последний крик: "Я видел живого пингвина!.." угас, как пламя свечи от открытого окна.

Люся всплакнула и укоризненно сказала докторам:

— Может, он и сумасшедший, но не дурак, чтобы белку от пингвина не мог отличить.

Пожилой врач снял очки и, потерев переносицу, устало спросил:

— Голубушка, ваш муж пьет много лет? — Люся активно закивала головой. -  А сегодня  не пил и не похмелялся. Так вот у него и развился галлюцинаторный синдром на фоне отмены ежедневных возлияний, по латыни "Delirium tremens", в просторечье – белая горячка, а на жаргоне "белка"… Ну да ладно, езжайте домой. Наведайтесь к нам через неделю.

Неделя переросла в две, потом в месяц...

За это время Васюков узнал много нового, из которого ничего не было приятным и интересным.

Лечение было комплексным… "Сульфазин в четыре точки" вызывал у него подъём температуры, явно превышающий градус любимой столичной. У него появились видения в виде танцующих летку-енку пингвинов почему-то с набрюшными сумками — как у кенгуру, из которых они доставали то "Столичную", то плавленый сырок "Волна", то уже наполненные кружки с пивом...

На гипнотических сеансах Васюкову вбивали информацию, что "пингвин" — это результат его любви к зелёному змию, и, стоит Васюкову опрокинуть стаканчик, как появится пингвин, а может, кто и хуже. От галоперидола Васюкова "сковало" в такую скульптуру, по сравнению с которой Роденовский "Мыслитель" выглядел гуттаперчевым акробатом… От аминазина кружилась голова, а валиум погружал в сон, где роль чудовищ исполняли все те же проклятые пингвины.

Васюкову казалось, что кошмар будет длиться вечно. Но судьба смилостивилась, и ночью он услышал обрывок разговоров санитаров:

— А я тебе так скажу, Зура, хоть он и псих, а мне его жалко. Сказал бы "двум вождям", что, мол, кончились пингвины и пить больше не буду — давно бы уже дома был...

Всю ночь Васюков не спал, а наутро, испросив электробритву "Харьков" у дежурного санитара и надев чистую пижаму, попросился на прием к "двум вождям".

"Два вождя" были кличкой одного человека, и заведовал он "буйной тройкой", а звали его на самом деле Карл Ильич. Со слезами на глазах Васюков поведал ему, что он исправился, пить больше никогда не будет, и что проклятые пингвины исчезли навсегда.

— Ну что ж, батенька, — старенький Карл Ильич протянул Васюкову руку, — сегодня домой, но помните! Больше ни-ни, а то пожалуете опять к нам, и надолго...

Васюков активно замотал головой, и, почему-то отдав пионерский салют, поклялся никогда не брать в рот спиртного. А потом добавил фразу из понравившегося ему фильма: "И если я когда-нибудь нарушу свою клятву, пусть меня покарает суровая рука моих товарищей" (при этом образы товарищей в виде санитаров Коли и Зураба ярко вспыхнули в голове Васюкова).

Прошло три месяца… Васюков исправно ходил на работу и с тоской в голосе отказывался от пивка после смены.

Наступило очередное воскресенье… Васюков грустно смотрел "Международную панораму". Показывали праздник пива не то в Голландии, не то в Германии. Журналист вдохновенно рассказывал о различных видах пива… Васюков раздраженно переключил программу, там показывали "Неуловимых мстителей".

— Вовчик, — ласково позвала жена, — у нас соль кончилась. Я тут борщ твой любимый варю, иди, попроси у соседей, только оденься поприличней.

Васюков нехотя натянул брюки, надел китайскую олимпийку с выцветшей надписью "Адидас", обулся и вышел на лестничную площадку. Соседей не было дома… Лифт опять не работал, и Васюков поплелся на этаж ниже, но и там никто не отвечал. "С дачи ещё не вернулись", — тоскливо подумал Васюков, и тут ноги сами понесли его к двери квартиры 37. Он позвонил.

— Открыто, — услышав голос, Васюков с опаской вошёл. Навстречу из кухни вышел бородатый мужик в старом свитере и надетом поверх него клеенчатом фартуке.

— Вот, жена в экспедиции, приходится самому стряпать. Да вы в зал проходите, я сейчас...

Васюков снял туфли и виновато вступил на белый пушистый ковер, который оказался шкурой белого медведя.

Стены были увешаны фотографиями и географическими картами. В углу стоял громадный старинный глобус. Присев на краешек дивана, с любопытством осматривал комнату, но тут вошел бородач и, протянув руку, представился:

— Эрнест, биолог-исследователь. Рад познакомиться!

— Вова, — смущенно представился Васюков.

— Ну что, Владимир, сейчас я вам покажу нечто особенное. Закройте глаза и считайте до десяти.

Васюков послушно зажмурился и начал считать.

Он слышал, как хозяин прошел в соседнюю комнату и позвал:

"Фердинанд, ну пойдем, познакомишься, не стесняйся..."

Васюков честно досчитал до десяти и открыл глаза. Крик ужаса застрял в горле: рядом с улыбающимся Эрнестом стоял… пингвин.

— Знакомьтесь, Владимир, это большой королевский пингвин, зовут его Фердинанд. Он наш антарктический гость. Он у нас уже почти полгода. Жалко будет с ним расставаться, завтра опять в экспедицию, а ухаживать некому, придется отдать в зоопарк...

Васюков с лицом статуи с острова Пасхи смотрел то на биолога, то на пингвина.

— Господи, да вы не бойтесь, я уверен, вы с ним подружитесь, я сейчас… — он вернулся на кухню и принес замороженную мойву, — ну смелее, дайте ему!

Васюков протянул рыбку, и пингвин аккуратно взял её клювом.

— Елки-палки, мы даже за знакомство не выпили! У меня же от прошлой экспедиции "Наполеон" остался, французы подарили, — распахнув глобус, биолог достал три стаканчика и пузатую бутылку "Наполеона".

Поймав дикий взгляд Васюкова, Эрнест произнес: "Фердинанду чисто символически".

Сначала они выпили за знакомство, потом за хороших соседей, за Антарктику, потом покурили хороший трубочный голландский табак. Васюков посмотрел на часы, стрелки клонило к десяти. Нетвердой походкой он направился к двери.

— Спасибо, мне пора...

Подымаясь наверх, Васюков мучительно пытался вспомнить, зачем же он все-таки выходил, но в голове почему-то вертелась обида на Фердинанда, так как он один сожрал почти всю банку рижских шпрот, предназначенную на закусь.

Толкнув дверь, Васюков отметил, что свет в коридоре выключен, он осторожно заглянул в зал и увидел заплаканную жену с телефонной трубкой.

— Где ты был, сволочь! Я все морги обзвонила… — причитала Люся и вдруг, учуяв давно забытый запах, приказала: — А ну дыхни, гад!

— Ну, чё ты, прямо, — начал виновато канючить Васюков, — ну посидели немножко втроем, выпили за дружбу, Я, Эрнест и Фердинанд...

— Что это за Фердинанд  такой?

— Пингвин, ну который раньше был в розовых тапочках, он завтра в зоопарк уезжает, а Эрнест в экспедицию...

— Та-а-к, с пингвином, значит, пил, — вынесла вердикт жена.

— Не! — радостно сообщил Васюков, — мы ему только "Наполеоном" клюв смочили.

Люся уже механически набрала "03" и попросила прислать "девятку", как учил Карл Ильич, объяснив, что у мужа «белая горячка».

Через пятнадцать минут жена с притихшим Васюковым вошли в приемный покой, где их встретил Сергей Витальевич и, подмигнув, заговорщически спросил:

— Ну, кого вы на этот раз у себя в подъезде встретили — жирафа, белого медведя или просто Чебурашку?

— Никаких Чебурашек не было, — обиделся Васюков.- Просто посидели, выпили немножко — я, Эрнест и Фердинанд...

— Простите, а Эрнест был с бородой, в свитере и трубку курит?

— Точно, а откуда Вы знаете?

— Да так, — уклончиво сказал доктор, — книжки почитываю иногда. А Фердинанд, часом, не эрцгерцог?

— А вот и не угадали, он просто королевских кровей.

— Пожилой такой мужчина, — уточнил доктор.

— Нет, это не мужчина, — произнес Васюков.

— Женщина? — удивленно вскинув брови, переспросил Сергей Витальевич.

— Пингвин,- радостно выдохнул Васюков ну тот самый, который раньше был в тапочках...

— Стало быть, симптомы вернулись, — горько констатировал врач. — Ну что, Папанин, на этот раз будем избавляться от пингвинов по-взрослому, раз и навсегда, — и, подняв трубку, произнёс: “ Зураба с Колей в приемный покой”.