Помоги себе сам

...-Я тебе что, каждый месяц новые сандалии покупать должна?--Обозлилась Вероника, глядя на десятилетнюю дочь. Одна докука. Не то что бы обувь дорого стоит, но просто буквально неделю назад новые купили, хорошие, импортные. А Лидка успела их уже потерять невесть где, носится по улице весь день до вечера, одним словом — каникулы в школе. Не известно, что хуже. Наверное, учебный год, когда Лидкина «классная дама» названивает, с желанием познакомится с мамой своей ученицы, ни разу, мол, еще не видела маму одной из учениц с не обычной фамилией – де Ланпре.

Может, их прежняя классная руководительница, Катерина Андреевна и была дамой весьма почтенного возраста, которую раздражал шум и гам младших школьников, но ей, Веронике Сергеевне,  сотруднице УБОПа, не досаждала звонками. Не тронь меня – и я тебя не трону, такое устраивало ее полностью.

Но Катерина Андреевна, «довела» свой класс до конца учебного года, и ушла благополучно на пенсию. Логично конечно, возраст уже не тот, что бы с детишками возится. На ее место пришла Катерина Романовна, молодая выпускница института. Учительница хорошая, как слышала Вероника, но вот пару раз, не увидев ее на родительском собрании, стала звонить, и заводить речь о том, что хорошо бы им познакомится. Вероника исправно вносила деньги на ремонт школы, на новые шторы, обои, но видать, здесь так просто было не отделаться. Чего ей надо? Ладно бы проблемы какие были с девчонкой, да вроде нету, с чего встречаться-то? Нет, оно понятно, в чем дело – хочется молоденькой педагогине показать начальству, что работает она, но у Веронике времени нет по собраниям ходить. Правда, в конце года она попросила сестру, Наташку, сходить на собрание. Та сходила, и Катерина Романовна вроде успокоилась, перестала искать встреч. Легко ей там говорить – сидит себе в школе с тетрадками, а у нее то одно, то другое. Скорей бы школу закончила, что ли. Так до выпускного еще далеко – только в пятый класс перешла.

Хорошо бы Димку нагнуть на собрания таскаться – а то у него командировки одни, хорошо устроился! Заплатил алименты, купил что-то, придя в гости, и еще денег оставил – все, справился. Молодец. А еще рассказывает, что внимания надо больше уделять – вот бери и уделяй! Тем более в папашу она. Доведет до белого каления, а как до отлупить доходит, стоит глядит своими зелеными глазищами, как у кошки, слезы в них, но не вскрикнет. Декабристка чертова.

Лида вздохнула, но промолчала. Она хорошо знала, куда подевались сандалики ее — остались в той яме на стройке, она совсем забыла о них, вспомнила только дома. Конечно, надо было вернутся за ними, но ей так хотелось спать, ее так клонило в сон, что даже перспектива получить от матери пару подзатыльников, не пугала, только спать, спать… Она даже не раздевалась, так легла в постель, завернулась в покрывало, и мгновенно уснула. Потом конечно поняла, что даже вернись она за обувью, то вряд ли бы их достала со дна той злополучной ямы, хорошо, что хоть сама выбралась. Но о яме лучше помалкивать, влетит еще больше. Мать тогда точно до дня рождения ее в октябре не забудет, и может, даже отказаться его отмечать.

Лида хорошо знала, что в карательных мерах мать жалости не знает. Это не папа, который баловал ее, прощал шалости, называл ласково "mon amour". Папа и мама развелись, когда Лиде было четыре года. Мама не очень лестно отзывалась о папе, и Лида знала, почему они развелись – папа играл в карты, и «просадил бабки своей квартиру», и мама с ним развелась. Но все равно он хороший, и ее очень любит. Как-то Лида спросила:

-Папа, а если вы с мамой помиритесь, ты с нами будешь опять жить?

-Мon amour, была бы ты постарше, я смог бы тебе объяснить лучше.— Он вздохнул. Беременность жены его тогда здорово напугала. Ведь самому Дмитрию, студенту журфака было лет девятнадцать, и представить себя отцом сына или дочери было сложно, даже как-то страшновато. Но то существо с зелеными «фамильными» глазами он полюбил сразу, едва взял кулек, перевязанный розовой лентой на крыльце роддома. Да и имя он выбрал, что бы с его фамилией сочеталось хорошо.

-Я уже большая, мне шесть лет.— Заявила девочка.

-Я знаю. Просто не всегда люди когут бать вместе. Ты станешь старше, и поймеш. Но как бы там не было – я твой папа, и всегда буду тебя любить.

 Папа старался навещать ее почаще, звонил, дарил подарки, но работа такая — часто видеться с дочкой не мог. А потом мама стала жить с дядей Андреем. Он был не плохим наверное — к ней относился ровно, вернее не обращал особого внимания. Наверное, так и лучше было, чем как у ее соседки по парте, Сони. Новый «папа» придирался к ней, ругал, мама Сони тоже на нее сердилась, потому что Соня все никак не могла назвать дядю Вадика папой, не получалось совсем.

Дядя Андрей Лиду не ругал, но и не хвалил, а вот с мамой они ругались часто. Как Лида поняла из-за того, что дядя Андрей много пьет, и все еще "застрял в Афгане".

Лида конечно знала что такое "Афган". У тети Наташи, маминой сестры, ее муж, дядя Миша, там на вертолете летает. И она всегда плачет, когда ему время уезжать туда, только так, что бы дядя Миша не видел. Но дядя Миша не пьет, и не храпит пьяный под орущий телевизор, как дядя Андрей. Дядя Миша Лиде нравился. Он даже учил ее водить машину, только у нее ничего не получилось. И тетя Наташа, мамина старшая сестра ее любила. Лида знала, что она всегда хотела, что бы у них с мужем было двое детей, но «они так и не решились» более, так что Саша, двоюродная сестра Лиды, была их единственным ребенком.

А потом родилась Настя. Лида хорошо помнила, как мама и дядя Андрей часто ругались, он кричал, что вообще не хочет детей заводить с ней, а потом куда-то уходил на несколько дней. А мама наверное хотела еще деток, все их родственники это знали, но так не думали. Девочка слышала, как тетя Наташа сказала ее бабушке:

-Зачем еще рожать? Будет еще один ей не нужный ребенок.

 Лида любила сестренку, она была так похожа на ту куколку, которую она видела в витрине магазина, и папа обещал ей купить. И мама Настеньку любила, обнимала, целовала ее, Лиду она никогда не обнимала и не целовала. Оно и понятно, почему мама с Настеной так – она же маленькая, а Лида большая, она старшая, понятное дело, что мама больше любит маленькую. А вот дядя Андрей как-то не особо был рад Настеньке, хотя это ведь он назвал ее, в честь своей мамы, которая по выражению Вероники была «еще той стервой».

Когда Насте было года два, мама сказала, что Лида должна заботится о сестренке, и вышла на службу, она работала в милиции. Теперь Лида отводила Настю по утрам, по дороге в школу, в сад, а потом забирала по дороге домой обратно, здесь еще могло влететь, что не надела Насте шапочку в холодную погоду.

Хорошо, что сейчас лето, и за не надетую шапочку не влетит точно. И самое главное — каникулы, можно гулять целый день. Мама, как обычно "ловила своих бандюков", по выражению тети Наташи, а дядя Андрей не особо беспокоился, пообедала падчерица или нет, и где она гуляет с другими детьми. Лиду такое отношение дяди Андрея устраивало как нельзя лучше, и его тоже. Главным условием было не нарушать покой дяди Андрея. И не давать Насте нарушать этот самый покой, когда дядя Андрей валялся на диване, дергая струны гитары, или же глядел футбол.

Их летние развлечения не отличались особым разнообразием – прятки, салочки, выбивной, «казаки-разбойники»…Ну, и конечно – «давай пойдем на стройке полазим». Главное — что бы взрослые не узнали. Там-то все и началось.

Десятилетняя Лида случайно оступилась, и упала в довольно глубокую яму на стройке. Зачем эта яма была вырыта на дне возводимого здания, она не знала, да оно и не важно было уже в ее случае, хуже было другое.

То, что положение ее не самое завидное, девочка поняла довольно быстро. Сначала, как водиться, Лида захныкала, потом стала звать на помощь, пока не охрипла и не заболело горло от долгого и громкого крика. Потом немного успокоилась, равномерно размазала слезы по щекам, и призадумалась.

Был вечер пятницы, до понедельника на стройку не заглянет никто из взрослых, это уж точно, так что даже не надо и надеяться, что утром ее найдут и вытащат отсюда. Было приблизительно одиннадцать вечера, другие дети давно были дома, видели сотый сон.

Дома ее не хватятся. Мать уехала в командировку, пользуясь этим случаем, дядя Андрей, валялся дома пьяным, и  о падчерице не вспомнит, скорее всего, до полудня завтрашнего дня. И то в связи с тем, что Настя, не найдя утром на столе привычную манную кашу, раскапризничается, и его разбудит. Даже если тетя Наташа или тетя Кара, а может, даже бабушка позвонит, и спросят о Лиде, он, наверное, буркнет "носится на по улице", и повесит трубку. Так что спохватятся ее не скоро.

Жара к ночи стала спадать, и ей стало холодно в легком летнем платье с изображением рыбок, следовало выбираться из ямы поскорее.

 В яме была длинная и большая железная труба, один конец которой касался края ямы. Можно было попробовать выбраться по ней, других вариантов не было, до края ямы Лиде было никак не дотянутся.

Несколько раз она падала и съезжала вниз по трубе, в итоге решила карабкаться босиком, сбросив сандалии. Только оказавшись за территорией стройки, Лида почувствовала, как сильно она устала, и как хочет спать и есть. Спать хотелось гораздо сильнее.

Домой она попала около полуночи, получив от проснувшегося отчима нагоняй: Настенька, которой было три года, начала капризничать, и разбудила его. Внешний вид падчерицы — спутанные волосы, грязная одежда, и отсутствие обуви, видимо дядю Андрея не смутили, или он попросту не обратил внимания. Ничего не оставалось, как укладывать младшую сестру спать.

 Дядя Андрей, тоже уснул под работающий телевизор. Лида ушла в свою комнату. Только оказавшись в ней она почувствовала, как сильна ее усталость, как болят руки и ноги все в ссадинах. Хотелось только спать, спать, и ничего больше. Она уснула сразу, буквально провалившись в глубокий долгий сон. Утром, когда она проснулась, все, что произошло с ней поздним вечером, казалось каким-то не реальным сном, словно она прочла книжку о девочке, похожей на нее саму. И если бы не потерянные сандалии, не поверила бы, что все это было с ней.

Недовольство ее отчима еще ладно, хуже было, когда из командировки через день вернулась мама. От себя, к упрекам дяди Андрея, она добавила еще — за потерянные на прогулке сандалии. Слушая крики мамы, Лида решила окончательно — лучше о стройке и не заикаться, иначе подзатыльником дело не кончится, точно не будут день рождения отмечать.