Золото Плевны ч 7-1 Ведунья

Тем же вечером примчались двое черкесов, точно, как собаки, по следу арбы пришли, прямиком на гробище, так тут погост называют, на свежие гробы-могилы. Болгары — молодцы, всем селом высыпали.
  — Не трогайте убиенных православных. Только отпели и земле предали.
Один пикой стал могилы тыкать. Настоящая, мол? Удостоверился и тела нащупал. Второй давай старосту пытать, в чем хоронили, где одежда, тот:
— Как были в исподнем, так и закопали.
— Где хозяин арбы?
— Уехал в хозяйское именье, зачем не знаю, когда вернётся, не ведаю.
Болгары, бабок старых натравили, те криком кричать стали и клюками своими трясти, мол:
— Изверги, святотатцы.
 Черкесам, конечно, крики эти совсем не важны, но зацепиться не за что, пришлось не солоно к своим возвращаться.
Могут вернуться  с подкреплением и раскопать могилы, такая мысль  у меня была. Только это к нам не приведёт.
 Вообще в этих краях, что здесь, что в Валахии, Сербии, Македонии, народ так натерпелся от турок, что опасаться выдачи не стоило. Под пытками, признаются, но оснований для истязаний не имелось, да и властям турецким, черкесы, вряд ли о золоте поведают. Пусть теперь с турками разбираются, откуда взялись два трупа, кто раздевал, кто монеты прибрал.
Да и кроме поисков моего тела, у них какие-то обязанности есть.
 А моя задача, затаиться на время, ну и графа на ноги поставить, вместе к своим пробраться.
Знахарка пришла сразу, как только Иван, впал в беспамятство, увяз в трясине бреда и стало понятно, что назад сам не выберется. Болгары-крестьяне, ожидая визита травницы, всячески давали понять, как Росица их хороша в своём деле и какой авторитет имеет в ближайшей округе. Успокаивали, трясли чубами, уверяя, что всё обойдётся и визит к лекарю не понадобится. На душе скреблись кошки, запуская остренькие коготки поглубже: что ж ты, Ваня, слег в то время, когда уходить надо. Ведь здесь мы на положении кур, которые перестали нестись, и где появление хозяина с топором – вопрос времени.
Знахарка оказалась чудо, как хороша.
Ожидал увидеть каргу скрюченную, а тут пава, в расшитом зипуне, в расстёгнутом вороте виден край накрахмаленной сорочки в красной оторочке.  Лицом бела. Свежа, пахнет морозом. Глазищами зыркает, хмурит брови – всем цену устанавливает. Взгляд на мне задержался.   Крестьяне заробели, зажурились, поникли как-то сразу, растворяясь в тени, а я наоборот, ожил. Интерес к жизни даже какой-то вернулся. Подкрутил машинально усы, пока ведунья ходила по углам, да пучки травы жгла. Неспешно Ивана раздели, срезая одежду. Обмыла тёплой водой. Долго рану смотрела, трогала, принюхивалась – тонкие ноздри трепетали, то ли нервничала, принимая решение, то ли волновалась, когда говорила невнятно, почти  не разжимая рта. Смысл чётко дошёл до меня, потому что примерно соответствовал тому, что я думал:  в теле чужое мёртвое. Принесла с собой пуля волокна материи, теперь худо поручику. Без лекаря видно не справимся. Только травница не сдавалась.
 Раны поручика промыла, мазь уже свою наложила.
Голову Ивана положила себе на колени, стала ладонями водить над фиолетовой шишкой и молитву шептать. Через время поручик затих, задышал ровно. Пристроив примочку на голову, ведьма встала, посмотрела на меня. Вздохнула, на что-то решаясь. Поманила к себе пальцем, велела сесть рядом, место указывая. Я послушно опустился, возле соломенной постели Ивана, стараясь смотреть на травницу без тайных помыслов.
Не получилось.
Взгляды наши встретились. Как будто лошадь лягнула в грудь копытом.
Дух перехватило, голова закружилась, внизу живота заныло.
Я смотрел в её тёмные бездонные глаза и тонул. Словно попал в водоворот в стремительной Кубани. Что делать, как спастись. Каждый казачонок знает, водовороту нельзя сопротивляться. Не теряй присутствия духа, не сопротивляясь, опускайся на дно, оттолкнись ногами и вверх, к свету.
Как вынырнуть из этих глаз, да и нужно ли?!
Знахарка покачала головой. Потом улыбнулась.
— Грязный ты очень. Весь коростой покрылся. На черта похож.
— На черта? – переспросил я. – Сговорились вы все что ли.
— Помыться тебе не мешает. Пусть проводят тебя ко мне к ночи. Воды нагрею, лохань подготовлю, — сказала травница и поднялась.
— А Ваня как же? Что с другом моим станется? Помогут мази твои?
— Утром узнаем, — сказала Росица, собрала свои вещички нехитрые, и ушла, тихо притворив дверь в хату.
Забурлила во мне кровь молодецкая. То ли ведунья приворожила, то ли таборная жизнь взяла своё, потаённые мысли зашевелились. Как закончится здесь, а в победе русского оружия, я не сомневался, к лету вышибем турок со всей Болгарии. Заберу, Росицу молчаливую, ладную. Домой приведу. Казаки часто из дальних походов возвращались с чужеродными невестами. Учили языку, вере христианской, крестили и венчались по православному обряду.
Мама любой мой выбор примет, а вот у батьки наверняка, свои планы на старшего сына.
Батька! Младший внук знаменитого атамана Запорожской Сечи, Сидора  Билого.
 Третий человек на Кубано-Черноморской линии. С детства я слышал:
— Учись, сынку — атаманом будешь.
Здесь я оказался по его воле. Славу для себя и золото для Войска добываю.
Наверняка и невесту подходящую батька присмотрел. Вернусь, пошлёт свататься. Хотя, если вернусь с невестой, сильно противится, не станет. Жена, взятая на шашку, для простых казаков важнее, золотых динар, лир или червонцев. А уж, про заморскую жену-ведунью, слухи быстрее степного пожара разлетятся.
Вечером, когда Красимир, один из  дневных попутчиков, вёл меня к стоящей особняком, хате Росицы, я втолковывал, как им спастись от черкесов.
— Если что, говорите, что вас в ущелье, подозвал турецкий солдат, приказал забрать два русских тела, раздетых до белья. Лица солдата не запомнили, темно было, да и не смотрели на него. Если будете на своём стоять, даже под пыткой, не убьют. Уж, деток, точно не тронут. В ответ, болгарин поведал, о Росице.
Бабка её, знаменитая знахарка не смогла вылечить главаря шайки башибузуков. Семью вырезали, а малолетнюю Росицу изнасиловали всем отрядом.
Много лет она не разговаривала. Как бабка, лечила крестьян, говорят лучше её. Помогала при родах, женских болезнях, ещё и гадала.
Мужчин, к себе Росица не допускала, да и побаивались её, местные, обходили стороной сельские женихи.
Красимир, показав  на хату, сунув в руки чистое исподнее, растворился в темноте.
Дверь хаты открылась, едва я постучал в окошко. Прикрикнув на беснующуюся, на цепи собаку, пропустила меня внутрь.
В жарко натопленной хате, стояло большое парящее корыто.
Показав на него Росица, протарахтела длинную фразу, из которой я не понял ни слова.
— Не спеши, говори медленно, не понимаю. Говори малко побвно. -
Ага, раздевайся, купайся, она уйдёт.
Скинул надавившие чужие сапоги, верхнюю одежду, медленно стал раздеваться. Она стояла и улыбалась. Не отворачивалась и когда, остался в исподнем. Стянул через голову, рубаху, вопросительно смотрел в её чёрные глаза, Росица, только бровь подняла.
— Что смотришь?
— Таких грязных не видела, -  но всё-таки отвернулась.
Скинув кальсоны, залез в корыто. Вода была слишком горячая, и я заголосил, но не встал, стерпел. Схватив ведро, Росица добавила холодной, вылив остатки мне на голову, чего–то пропела по- своему и зашлась смехом.
— Чуть не сварила, ведьма, теперь веселишься?!
Девка, собрала мои вещи и загадочно улыбаясь, вышла из хаты.
В горячей ванне, я понял, как устал. На ногах и бёдрах свежие кровоподтёки. Что же с поручиком. Он падал гораздо чаще.
Горячая вода разморила. Кое-как вылез, обтёрся грубым, как дома, рядном, одел чужое исподнее, присел на лавку и …
Безоружные солдаты бегали вокруг. Бегали и падали уже навсегда. Куда подевались ружья, сабли. Выглянув из-за палатки, увидел трёх черкесов с винтовками наперевес. Штыки и зубы в страшном оскале блестели полированным металлом. Кинулся от них, в надежде подобрать где-нибудь оружие. В полной тишине слышу только топот преследователей.
Нырнул между двух палаток и оказался перед высоченным забором. Бежать некуда, а сзади по-хозяйски подходит воин в чёрном. Поднимает подвысь шашку. Кинусь под удар, не давая руке опуститься. Поскальзываюсь, падаю на колени. Свист шашки… и женский голос:
— Вставай, воин.
 Глаза! Весь мир в этих глазах.
  — Пойдём, — женская рука обнимает за плечи. Тянет вверх. Как восхитительно она пахнет.
Мы возле узкой деревянной кровати.
— Ложись.
— Не можно. Мы не венчаны, — Опять смех.
– Спи. Завтра посватаешься.
Последнее, что слышал, стук двери. До утра проспал без всяких сновидений. Мягкий тюфяк, тёплая перина, с тех пор как покинул дом, так не спал.
Проснулся на рассвете. Затопил потухшую печь. Бельё моё сушилось на морозе. Идти в великоватых подштанниках по селу было невместно. Оставалась ждать хозяйку.
Обстоятельно помолился и за здравие и за упокой.
Дверь впустила хозяйку, вместе с клубами пара,
— Ой, студено! — с улыбкой подошла к нагревающейся печи.
— Гладен? –гладен, как волк, не признаваться же. Пожал плечами.
Ох и улыбка, чего сельчане её сторонятся. Огонь-девка!
— Крове доене. -  Понятно,  корову нужно подоить. Мне-то что делать. Снял с плетня штаны, пристроил возле печки. Ивана проведать нужно.

Пока я ел хлеб с мёдом, запивая тёплым молоком, Росица, громадным утюгом, набитым углями, сушила одежду.
— Теперь будешь чистый.
— Это не моя одежда.
— Приноси свою, постираю в травах.
— Что я могу сделать для тебя?
— Ты уже сделал. К нам в Болгарию пришёл.
Однако я знал, жить одной, ох, как не просто. Вычерпал и вылил грязную воду из корыта, проверил, сколько наколото дров, заглянул в кладовку, мяса почти нет.
Тут пришла соседка, у которой ночевала моя хозяйка. Принесла кусок окорока. Стала тарахтеть, что помочь нужно Росице, мол, односельчане – мужчины плохо помогают, только когда заболеет кто. Она так торопилась, что коренной болгарин плохо её понял, но смысл, я уловил и обещал помочь по хозяйству. В голове уже был план. Расставлю силков на зайцев, может, сделаю лук, подстрелю в ближайшем лесу чего покрупнее. Нарублю дров, чтоб до весны хватило, ну и чего хозяйка попросит, если такая, попросит.
Оделся в чистое. Какое блаженство. Пошли с ведуньей в хату, где поручика оставили. С неба срывались крупные, пока редкие, хлопья снега.
На встречу бежал Дончо,
— Лекарь другар твой увозит.

Продолжение http://pisateli-slaviane.ru/7233-zoloto-plevny-ch-7-2-s-rosicei.html