Страстные сказки средневековья Глава 15

   ДЕ ЛА ВЕРДА.

Дон Мигель устал до предела.

Казалось, отправив за беглянкой Гачека, он мог бы облегченно перевести дыхание, но вопреки здравому смыслу граф  ночами напролет метался без сна по отведенным папскому посольству комнатам подворья, никому не давая покоя и сам себя доводя до изнеможения.

Вот и в тот день они с епископом долго не укладывались спать, так и сяк рассуждая о своей нелегкой миссии.

— Великий Герцог Запада, — брюзжал дон Мигель, вышагивая перед сидящим на кровати и смиренно перебирающим четки епископом, — в скромности ему не откажешь! Ведь должен абсолютно всем и вся его роскошь — шутовская позолота. И вместо того, чтобы заняться своей казной и укреплением герцогства, Карл с упрямством осла опять замыслил военную авантюру!

— Наверное, надеется на помощь извне, — проскрипел простуженным голосом епископ, — планируя выдать свою дочь Марию за Максимилиана Габсбургского, он замахнулся на создание новой империи — конкурентки Священной Римской. Может, мы зря хлопочем об этом браке? Не получить ли после большой докуки!

— Ерунда, — небрежно отмахнулся де ла Верда, — ничего у него не получится: гонору много, а политического чутья нет! Мне кажется, что гораздо больше стоит опасаться хитроумного лиса Людовика. Усиливая выгодным браком позиции Карла Смелого, мы лишь пытаемся создать противовес этому опытному интригану. Подумайте сами, король давно уже подкупил всех вчерашних друзей нашего герцога Бургундского. Мало того, сам не воюет, а натравливает на Карла швейцарцев, которых щедро подмазывает деньгами. Нет, папскому престолу выгоднее сейчас сохранять хотя бы шаткое, но равновесие, не давая усилиться ни одному из них.

— У будущей герцогини  хорошее приданное, — заметил, тайком зевающий епископ,- а вот зачем мы усиливаем Габсбургов, не совсем понятно: вряд ли они выиграют на следующих выборах в императоры.

Дон Мигель осуществил очередной виток по тесной комнатке. Из него буквально перла беспокойная и нервная, не находящая выхода  энергия

— После столь удачного брака позиции этой  династии усилятся, и тогда место императора, можно сказать, будет у них в кармане. Зато Габсбурги — верные католики и никогда не доставляли папе никаких хлопот в отличии ото всех остальных государей, — рассеянно заметил де ла Верда и подошел к окну. — Как же сегодня разбушевалась луна! Для этого времени года погода стоит на редкость хорошая… Завтра День всех святых: нужно отстоять мессу да помолиться за мою неразумную жену. Надеюсь, она сейчас в безопасном месте! Нет ничего опаснее, чем в такую ночь быть в пути: самый разгул нечистой силы!

— Господь не оставит графиню! – перекрестился епископ.

— Мне здорово не по себе, — признался дон Мигель, -  места не нахожу! Мерещится всякая ерунда. Луна, что ли так действует?

Епископ, как и многие священники в ту далекую эпоху, увлекался астрологией и  в свободное от дипломатических трудов время составлял гороскопы интересующих его людей.

— Звезды благосклонны к графине, предвещая ей долгую жизнь и многочисленное потомство!

Не в пример современникам, граф к астрологии относился подозрительно и особенно звёздам не доверял.

— Но  на небе не написано, что именно я буду отцом этого потомства, — буркнул он. — Пока она лишь умудрилась потерять  нашего первенца!

Епископ недовольно поморщился: он не одобрял подобного скепсиса, но и искренне сочувствовал своему собеседнику.

— Ах, сын мой, вы попали в  нелегкую жизненную ситуацию. Мне  нечем вас утешить, кроме как словами:  крепитесь и мужайтесь! А тут ещё как на грех наша миссия застопорилась, и мы никак не увидимся с герцогом. Если бы не задержка в Конствальце! А теперь Карл занят сколачиванием новой армии и прослушиванием своей капеллы, как будто нет дел поважнее. Определенно с его отцом было проще договариваться!

— Вы хорошо знали герцога Филиппа?

— Имел такую честь, — вздохнул его преосвященство. — Умнейший политик, но у него была слабость к женскому полу, которой вы мгновенно воспользовались бы. А потом ведь ещё нужно поторопиться в Иль-де-Франс. Будет нелегко убедить Людовика, что вмешавшись в брачные планы герцога, святой престол ничего не имеет против самого короля.

Дон Мигель досадливо дёрнул плечами, брезгливо сморщив нос.

— Я уже встречался с королем в связи с другими поручениями его святейшества, и скажу вам, что с ним сложно иметь дело! Осталось неоднозначное впечатление от этого государя: у Людовика мораль простолюдина и ведет он себя соответственно. При чём вызывающе это подчеркивает: согласитесь, подобные манеры не вызывают у его баронов теплых чувств, поэтому вокруг короля и зреют бесконечные комплоты. Достаточно вспомнить, что происходило два года назад в Перроне!

Граф угрюмо фыркнул.

— Ведь Людовик лично инспирировал восстание против епископа Бурбонского, а когда его разоблачили, повёл себя не лучшим образом и при аресте, и при подписании соглашения. Теперь же король возжаждал реванша, объявив  документ недействительным. Разве истинные государи так поступают? Нужно хотя бы самому научиться ценить своё слово, если хочешь добиться того же от подданных!

Епископ во время обвинительной речи собеседника согласно покачивал головой.

— Папа очень недоволен тем, как его величество поступил с кардиналом де Балю, — тяжело вздохнул он. — Несчастный до сих пор томится в клетке, где нельзя не лечь, не встать. Вам предстоит, сын мой, похлопотать перед королем за прелата!

Но дона Мигеля мало трогала судьба кардинала. Хотел быть всех умнее? Ну и получил своё! Знать судьба у него такая — сидеть как дикий зверь в клетке.

— А чего он ожидал? Из-за его предательства король вынужден был отдать своему братцу Карлу Французскому Шампань, а такие вещи не прощаются! И вообще, для этой семьи характерны заговоры против друг друга.

— Да, — нехотя согласился Братичелли, -  сам Людовик не раз выступал против своего отца, объединяясь с теми же герцогами бургундскими: и покойным Филиппом, и Карлом. Даже женился и то без разрешения отца! Карл VII  был вынужден выслать его в Дофине без права появления при дворе. Злые языки поговаривают, что сын в отместку отравил венценосного батюшку! — старик огорченно причмокнул. — Непростая каша заваривается сейчас во Франции: очевидно Людовик  решил окончательно добить Карла Смелого.

Дон Мигель задумчиво потёр подбородок.

— Не думаю, что это будет просто! У меня есть сведения, что на стороне Бургундии опять выступит английский король.

— Значит, столетняя война имеет все шансы стать двухсотлетней!

— Всё может быть, — с досадой вздохнул де ла Верда, вновь подходя к окну.  — Не знаю, что со мной происходит, ваше преосвященство, но надо бы завтра приложиться к святым дарам. Эта луна вызывает у меня чувство настолько острой тревоги, что я не нахожу себе места! Дай волю, я прямо сейчас бы оседлал коня и без охраны и оружия помчался в Лотарингию.

— Женщина в крови у мужчины, -  философски заметил епископ, — поэтому наша святая церковь и требует целомудрия от своих служителей:  не может с полной отдачей служить пастырь вере, если  будет думать о жене и детях. Папа Григорий VII в своё время принял указ о целибате, потому что хорошо понимал это. Но вы — человек светский, глава славного рода. Разумеется, вам надо было жениться, но, по моему мнению, вы сделали неправильный выбор. Доверили бы это важное дело вашей матушке — высокочтимой донне Инесс. Она бы подобрала подходящую девушку  из хорошей  каталонской семьи. Графиня жила бы со свекровью в тиши родового замка, не обременяя ни вашу голову, ни душу.

— Наверное, вы правы, — с горечью согласился де ла Верда. — Я пошёл на поводу у своего сердца и теперь уже поздно раскаиваться в содеянном: Бог соединил нас для доли лучшей или худшей, и я не буду роптать.

— Уже слишком поздно, сын мой, — потянулся и  открыто зевнул его преосвященство, — пороху мы с вами сегодня уже не изобретем: давайте спать!

   Де ла Верда нехотя согласился. Таким образом велись практически все беседы между ним и Братичелли: от Стефании к политике, от политики к Стефании. Кстати, сами собеседники порой не замечали, каким образом  их речь перескакивает от одного к другому.

Ночь прошла спокойно, но когда  епископ ещё только собирался встать на утреннюю молитву, его побеспокоили.  Братичелли и так в последнее время нездоровилось: болело горло, мучил кашель, и он часто с тоской думал, что такие нагрузки в его возрасте  уже не по силам. То ли дело де ла Верда: тот мог по трое суток не спать, присутствуя на допросах инквизиции, составляя проекты договоров и отчёты, планируя интриги и разрабатывая хитроумные комбинации. Но в то утро, когда граф ворвался в спальню, епископ понял, что слишком уповал на его выносливость. Дон Мигель был в предельно взвинченном состоянии.

— Всё, — заявил он прямо с порога, — я не могу больше ждать! Мне нужно срочно встретиться с герцогом, как бы он не увиливал от приема папских легатов. Со Стефанией случилось что-то неладное!

— Пресвятая Дева! – испуганно перекрестился епископ.

Он хорошо знал графа и понимал, что тот не будет паниковать без нужды.

— Что произошло за те несколько часов, что мы не виделись? От ваганта прибыл гонец?

Но де ла Верда только отрицательно качнул головой.

-  Мне приснился странный сон, ваше преосвященство, очень странный сон!

— Сон, — удивленно протянул Братичелли, — но разве можно безоговорочно верить снам?

— Таким можно! -  мрачно уверил его дон Мигель, — я видел очень странное место, но почему-то сразу узнал его...

— Место? Какое место?

Собеседник измученно потер виски, и епископ с жалостью заметил, как осунулся и даже постарел за прошедшую ночь всегда энергичный и подтянутый граф.

— Когда я учился на теологическом факультете Барселонского университета, мне попались в руки древнейшие манускрипты св. Сципциона Антиохийского — пустынника, жившего где-то в 3 веке. На моё счастье он изъяснялся на латыни. Так вот, святой описывал искушения, которым подвергал его нечистый, пытаясь отвратить от молитвы и покаяния. И самое сильное впечатление на св. Сципциона Антиохийского произвел некий костер человеческих страстей, который горит где-то далеко на краю земли и не погаснет до тех пор, пока люди способны грешить!

— Обычные уловки сатаны, — перекрестившись, нахмурился епископ,- но почему вы рассказываете об этом, сын мой? Это каким-то образом касается вашей жены?

— Я видел Стефанию, кружащейся вокруг удивительного пламени, и сразу же узнал его! Именно так описывал этот огонь св. Сципцион Антиохийский: искушающий, буйный, живой!

Его преосвященство со священным трепетом относился к пустынничеству, но к своему стыду  никогда не слышал о Сципционе Антиохийском, и в глубине души усомнился в его видениях. Не то чтобы он заподозрил св. отшельника во лжи: нет, конечно! Но мало ли что привидится человеку, питающемуся только сухой травой и каплями воды, да ещё в ночной пустыне среди опасностей и одиночества? Но делиться сомнениями с доном Мигелем мудрый Братичелли не стал и, живо прочитав очистительную молитву, благословил пасторским перстнем почтительно согнувшего голову  графа.

— Спешите, сын мой, спешите! Спасение  христианской души вашей супруги стоит всего мира беспутных принцев и интриганов-королей!

Однако, не смотря на благословение, де ла Верда всё же не поспешил на помощь супруге. Прежде всего — дело, а только потом — семья!

В тот день Карл Бургундский выехал на охоту. Первый морозец сковал землю, и в воздухе вкусно запахло инеем, свежестью и чистотой. Обрадованная возможностью всласть побегать и полаять свора собак очертя голову носилась среди деревьев бело-рыжей гавкающей лавиной, путаясь под ногами коней и беззлобно ругающихся всадников. Трубили рога, кричали испуганные вороны, развевались разноцветные вуали дам...

Короче, охота Великого герцога Запада была в самом разгаре.

Где-то вдали в гуще терновника промелькнула рыжей искрой лисица, и вся герцогская свита стремглав кинулась за ней, радуясь простору и движению и не обращая внимания на призывы егерей подождать более крупного зверя.

Но осторожно пробирающийся на скакуне по опавшей листве граф охотился на другую добычу. Ему нужен был скачущий во главе этого оголтелого воинства крупный краснолицый мужчина, неизвестно почему прозванный Карлом Смелым.

Будучи сам потомком королей дон Мигель относился к высшей сеньоральной власти как к Божьему предопределению, и был далек от критики монархии в целом. Но ведь иногда Господь посылает и испытание подданным, взваливая на их плечи совершенно непригодных правителей. Достаточно, только вспомнить такие прозвища королей как Злой, Простоватый, Сварливый, Безумный — все они говорят сами за себя. Иногда придворные льстецы, правда, оказываются проворнее язвительных языков подданных и тогда рождаются всякие Бесстрашные, Мудрые, Красивые!

Так случилось и с Карлом Смелым! Де ла Верда прозвал бы его Упрямым, Свирепым, Несговорчивым, Оголтелым… достаточно вспомнить несчастный Льеж! Впрочем, носил же его отнюдь не самый гуманный отец прозвище Доброго только за то, что пускал по любому поводу слезы умиления.

Дон Мигель охотно признавал за Карлом и несомненные достоинства: ум, щедрость, благородство, неистовую любовь к войне. Однако времена короля Артура уже давно канули в лету. Сегодня от политика требовались другие умения — те самые, которых было в достатке у его противника Людовика XI: хитрость, изворотливость, умение просчитывать свои действия на три хода вперед. А в Карле было слишком много показного, претенциозного.  Вот и сейчас герцог вырядился в шитый золотом и жемчугом сюркот, в бархатный с златотканой подкладкой упленд, а на его шляпероне красовался аграф с крупными рубинами. Зачем так одеваться, собираясь на охотиться на кабана, дон Мигель не понимал. Ладно бы Карл Смелый был таким же известным женолюбом как его отец: тогда ещё можно было объяснить этот неуместный блеск. Увы! Дон Мигель в отличие от епископа добродушием никогда не славился, к людям относился с подозрительной настороженностью и, как правило, очень редко ошибался, предполагая самое худшее.

Так вот! Тенденцию бесконечно торчать в своей капелле, слушая пение юных мальчиков и предпочитать общество рыцарей дамскому, а так же подозрительную верность женам, при наличии всего одной дочери, де ла Верда объяснял весьма просто. На его взгляд, герцог был тайно снедаем порочным влечением к представителям своего пола. Хорошо, конечно, что он так искусно боролся со своими грехами, но сочувствия у дона Мигеля бургундец не вызывал.

Граф относился к мужеложцам со спокойным и ледяным презрением, поставив их на одну доску с евреями и маврами. Но куда деваться, если для пользы дела нужно было общаться даже с вызывающими столь неприятные эмоции людьми? И дона Мигеля мало волновало, что возможно он ошибается. Лучше думать о человеке хуже, а потом с радостью понять, что был неправ, чем горько разочароваться в последствие.

— Ваше высочество! Разрешите обратиться?

Де ла Верда всё-таки дождался момента, когда свита герцога дала ему возможность приблизиться к бургундцу на расстояние слышимости голоса.

Карл Смелый с заметным раздражением оглянулся на испанца, появившегося без приглашения на охоте, да ещё в неизменно черном как перья ворона наряде. Случайностью это объяснить было невозможно, значит, граф намеренно искал с ним встречи в неформальной обстановке.

Герцог не знал даже, как отнестись к этому возмутительному своеволию одного из папских легатов: ему пока нечего было сказать его святейшеству о готовящейся войне.

Да, он желал выдать единственную дочь замуж за Максимилиана Габсбурга, но только в расчете на имперскую корону для себя, а не за те малые уступки Фридриха, которые везли в своих бумагах послы папы. Карл считал их появление при дворе не более чем предлогом для вмешательства святейшего престола в его дела. И это сильно раздражало герцога:  не успел он ещё выступить в поход, а ему уже начали совать палки в колеса все кому не лень!

В бурлящем котле столкновений различных интересов, интриг и борьбы практически всех властительных персон Европы появление римских легатов  ещё больше осложняло и запутывало дело, а оно и так напоминало первозданный хаос. Каждый тянул одеяло на себя: похоже, пытался урвать свой клок и папа!

А тут ещё этот испанец с умными черными глазами, непонятно зачем попавший в свиту епископа.

— Да? — надменно обернулся к нему герцог.

Дон Мигель чуть ли не застенчиво улыбнулся.

— Извините, что я отвлекаю вас от преследования зверя! Увы, обстоятельства складываются таким образом, что я лишен счастья и дальше пребывать при вашем блестящем дворе. Но у меня к вам  дело от одного весьма высокопоставленного лица… дело тонкое и деликатное!

Два последних сказанных почти шепотом слова, заставили Карла придержать рвущийся с губ отказ от беседы.

— Чего же вы хотите?

— Дело касается алмаза, украшающего ваш боевой шлем!

Испанец подобрался к герцогу поближе, ловко протиснувшись сквозь неохотно расступающуюся охрану:

— Я выполняю просьбу  одной, не желающей себя называть особы королевской крови. Его величество поручил мне выяснить: правда ли, что это знаменитый алмаз Надир-шаха, которому приписывают магические свойства защищать его владельца от вражеского меча?

Карл, не ожидающий такого поворота разговора, порядком удивился.

— Правда! Но почему это заинтересовало неведомого мне монарха?

— Моему доверителю также предлагают камень в 108 карат, уверяя, что это и есть тот самый алмаз!

— Абсолютно исключено! Я отдал его ювелирам: после обработки алмаз стал, конечно, меньше, но зато приобрел 48 граней и представляет собой уникальное зрелище!

Лицо де ла Верды выразило почтительное не то чтобы недоверие, а так… легкую тень сомнения.

— Камень, предложенный моему доверителю, необыкновенно прекрасен!

— Вы просто не видели мой, тогда бы не возникло никаких сомнений!

Чёрные глаза собеседника посмотрели на герцога с таким выжидающим выражением, что тот вынужден был закончить свою речь приглашением:

— Предлагаю вам после охоты посетить оружейную комнату, где хранятся мои доспехи, и вы увидите алмаз Надир-шаха.

Дон Мигель тотчас растворился среди окружающих деревьев. Он всё-таки добился своего.

Все знали, насколько огромное значение придает герцог алмазам. Его доспехи были почти сплошь усеяны бриллиантами различной величины, так как Карл был уверен, что их блеск заставляет врага испытывать страх и способствует победе. Дон Мигель кое-что знал о драгоценных камнях, да и в заветной шкатулке ещё не закончился янтарь и жемчуг, ну а остальное уже не представляло особых затруднений.  Разглагольствуя о драгоценностях, перейти от бриллиантов к поручениям папы было задачкой для новичка, а де ла Верда таковым не был.

Он ушел из оружейной комнаты с подробным списком претензий Карла Смелого к его сюзерену: теперь можно было торговаться и спорить по каждому пункту как с Людовиком, так и с герцогом до скончания веков. Появилась хоть какая-то надежда предотвратить кровопролитие.

Папа получит возможность посредничества, а значит, солидно укрепит свои позиции в этом регионе, подорванные в свое время "Прагматической санкцией" Карла VII, запрещавшей действие папских декретов на территории Франции без одобрения короля.

Дон Мигель проделал порученную работу со свойственной ему виртуозностью, и теперь можно было заняться домашними делами.