Страстные сказки средневековья Глава 21.

Рауль довольно часто навещал свою пленницу и каждый раз приносил какие-нибудь ценные подарки: драгоценности, дорогие шитые золотом ткани, вуали, тончайшие шелковые чулки.

— Зачем мне всё это? — как-то спросила его Стефка, рассеянно любуясь обтянутой расшитым шелком ногой. — Вы, едва завидев меня, сразу же раздеваете. А так щеголять перед слугами по меньшей мере глупо. 

— Я специально повесил в этой комнате столько зеркал, чтобы вы любовались собой. Посмотрите, как прекрасно смотрится это колье из сапфиров на вашей коже — само совершенство! В мире так мало настоящей красоты.

Рауль без сомнения был истинным ценителем всего прекрасного, но иногда Стефка ощущала себя чуть ли не очередным перстнем в шкатулке для драгоценностей: настолько мало интересовали де Сантрэ её истинные чувства и желания.

И вот сегодня молодой женщине приснился сон, давший понять, что пора выбираться из заточения. Иначе, как высказалась кошка из сновидения, она потеряет душу и действительно станет вещью из коллекции редкостей Рауля, а люди  «… они не те, кем кажутся!»

— Надо выбираться отсюда! — скомандовала она смущенно переминающимся слугам.

— Но как? -  втянула голову в плечи расстроенная Хельга. — Везде замки, стены, решетки… давайте подождем весны. Куда мы поплетемся в пургу и метель?

Стефка понимала, что дожидающаяся родов немка мало подходит для побега, но и бросать её здесь не отваживалась. Рауль относился  удивительно черство ко всем кроме любовницы, да и  она не была особенно уверена в его чувствах. Даже наедине с возлюбленной он был отстраненным, холодным и непостижимо далеким.

На удивление хозяйку поддержал Тибо.

— Здесь не всё ладно, — буркнул он, — бежать надо отсюда, пока совсем не стало худо!

Оставалась «мелочь»  — выбраться из плена. Собравшись в кружок, они шепотом обсудили план побега.

Ударить по голове истопника табуретом оказалось делом несложным, а вот выбраться всем скопом  дорогой, по которой он пронес дрова, беглецам не удалось. Оказалось, что сад, в котором находился их дом, разбит на довольно большой площадке между несколькими башнями внутренней цитадели, и калитка ведет в кишащий людьми внешний двор какой-то крепости.

— Нам не пройти незамеченными, — вернулся из разведки расстроенный Тибо.

— И как быть?

— Если только кто-то переоденется в его одежду, — кивнул карлик на бесчувственное тело.

Других вариантов побега не было.

— Прости меня, Хельга, — со слезами на глазах простилась с верной служанкой графиня, — я обязательно вернусь за тобой. Да и не тронет де Сантрэ беременную женщину.  Пускаться же в такой опасный путь на сносях чрезвычайно опасно.

Хельга расплакалась от страха, но помогла госпоже переодеться в тряпье истопника. Тибо с небольшим узлом самого необходимого завернули в рогожу, в которой слуга принес дрова, и Стефка, с неимоверным усилием взвалив на плечи увесистый груз, отправилась к распахнутой калитке одной из башен.

Наверное, беглецам элементарно повезло, но когда женщина вышла из темноты башни на утоптанный снег двора, то  ей попалась на глаза уже запряженная крытая повозка.

Воровато оглядевшись,  Стефка метнулась под защиту её полога, молясь, чтобы там никого не оказалось, но в ворохе сена устроились только пустые горшки и ящики.

— Тибо, — вытряхнула она из рогожи шута,-  быстро закопай меня в сено, да смотри, не перебей горшки.

Но то ли из особой вредности, а может дурачась по привычке, Тибо так грохотал горшками, что вызывало удивление, как это их не обнаружили. От всей души Стефка врезала затрещину  озорнику, но что толку: Тибо повыл-повыл, и тотчас принялся устраиваться поудобнее, с оглушающим треском шурша сеном.

В общем, когда возница, с кем-то долго разговаривающий  неподалеку, залез на козлы и натянул вожжи, понукая кобылу, женщина была уже невменяемой от напряжения.

Скрипя, подпрыгивая на каждой кочке и угрожающе раскачиваясь, судя по ругани стражников и скрежету разматываемых цепей, повозка миновала подъемный мост. Шепчущая молитвы Стефка больше всего боялась чихнуть от лезущего в нос сена, да крепко зажимала рот возмущенно брыкающемуся шуту.

— Убью! — грозно прошептала она ему на ухо, и Тибо благоразумно затих.

Измученным от неудобных поз и холода беглецам казалось, что прошли долгие часы пути, когда по доносящемуся снаружи характерному шуму  они догадались, что въехали в какое-то селение.

Когда повозка остановилась, и возница, прихватив несколько горшков, куда-то отлучился, настала их очередь крадучись вылезти на белый свет, отряхивая сенную труху. Вокруг беглецов кипела жизнь небольшого городка, и если Стефка в испачканном платье истопника выглядела настоящим чучелом, то бархатный костюмчик Тибо  красноречиво уверял прохожих, что перед ними почтенный шут из состоятельного семейства.

— В Сен-Дени удалось убежать ,- скоро сделал вывод карлик, прислушавшись к разговорам вокруг, — отсюда до Парижа рукой нам подать. Надо сменить вам платье, если не хотите слушать проклятья.

Сменная одежда у графини была — то самое платье с плащом, в котором она в свое время бежала ещё из Лотарингии. Не местного покроя, порядком потрепанное и облезлое, но чистое.

Кое-какие деньги у них оставались, когда они попали в плен к Раулю: вот эти жалкие гроши Стефка и вынесла из заточения, наотрез отказавшись взять дареные драгоценности.

— Пусть подавится своими алмазами, — буркнула она в ответ на уговоры слуг,- не хватало только, чтобы нас обвинили в воровстве. На худой конец...

Графиня с тяжелым вздохом прижала к груди золотой крестик, который в свое время подарил ей Збирайда.

Хозяин постоялого двора, где они остановились, чтобы привести себя в порядок, посоветовал путникам выехать в Париж с караваном торговцев мукой.

— Такая красотка как ты, детка, всегда договорится, чтобы ей устроили тепленькое местечко между кулями с мукой, — добродушно пошутил он, намекая на её жалкий полунищенский вид, — и уродца своего где-нибудь приткнешь.

— Я — честная девушка, — деланно оскорбилась, подделываясь под деревенский говор Стефка, но неистребимый акцент придал её речи диковинную шепелявость.

— Так ты, бедняжка, ещё и косноязычна, — пожалел её трактирщик, но потом добавил, -  с таким личиком тебе слова ни к чему: только глянешь глазками и любой дурак всё поймет.

Дядька не оставлял её в покое ещё минимум полчаса, изощряясь во фривольных намеках. У Стефки стало отвратительно на душе:  если действительно привяжется какой-нибудь нахал, что тогда делать? Тибо его пугать?

— Мой отец умер, и остался только брат — плакалась она трактирщице вечером, кивая  головой на опешившего от такого внезапного родства карлика,- он служит на хорошем месте в Париже. А как нам туда добраться, чтобы ко мне не приставали всякие распутники, ведь я честная девушка и не хочу рисковать своим добрым именем?

Стефка так долго плакала и причитала, горестно перечисляя свои мнимые несчастья, что добрая женщина пожалела сирот  и, обежав всех кумушек, нашла знакомого, который выезжал с хлебным обозом. Дюжий мужик клятвенно пообещал не давать их с Тибо в обиду.

— Попробуй вякни хотя бы слово, — пригрозила графиня то и дело порывавшемуся  съязвить шуту, — станешь немым карликом, на радость всем, кто хоть раз с тобой встречался. Язык вырву!

Вряд ли тот поверил угрозе, но всё-таки мудро промолчал, когда сердобольная трактирщица собрала им на ужин пару лепешек с куском кролика.

Стефка мужественно открыла рот… и тут же его закрыла.

— Не могу, — мрачно призналась она, — ешь сам.

Тибо в мановение ока сожрал всё предложенное, сыто отрыгнул и улегся спать, а Стефка всю ночь прокрутилась на жёсткой лежанке рядом с сопящим карликом. Бежать-то она сбежала, но что делать дальше? Куда идти в незнакомом Париже? И кого искать, не Азенкуров же на самом деле?

— Подумаешь, проблема, — зевнул поутру карлик, когда она пожаловалась ему на бессонную ночь,- а Гачек на что? Уж ваш земляк что-нибудь придумает!

К стыду своему, про Славека  графиня забыла, и теперь, воспрянув духом, с нежностью вспомнила своего соотечественника. Да вот же решение всех проблем: Гачек обязательно им поможет.

Зимнее солнце ещё только багрянцем забрезжило на востоке, а обоз уже тронулся в путь.

В одной из крытых повозок, положив голову на мешок с мукой, спала крепким сном усталая Стефка. На её коленях притулился дремлющий Тибо, не пожелавший пачкать свой нарядный костюм мучной пылью. Однако графиня не стала сгонять обнаглевшего шута: у неё на душе впервые за долгие месяцы воцарился покой.  Пусть впереди ещё было немало трудностей, но эйфория свободы уже охватила её: Стефка окончательно поверила, что убежала от Рауля.

— И никогда больше, — твердо сказала она себе, — я не буду иметь дела с нечистой силой.

АНГЛИЯ.

Чудовищные сквозняки, гуляющие по обширным залам замка (Тьюрдорф был любезно предоставлен папскому посольству его владельцем, наверное, скрывшимся в более пригодном для жилья месте), были ещё не самой худшей напастью. Больше всего допекала южан-легатов промозглая сырость, от которой не было спасения даже у гигантских каминов, в которых горели целые стволы деревьев. Что толку в опаленных носах туфель и в начинавшей то и дело парить одежде, если по осклизлым стенам на противоположном конце зала струилась подозрительная влага, а шпалеры на стенах ярко зеленели от плесени.

Волглое, противно липнущее к телу бельё, не согревающиеся даже день и ночь горящими жаровнями спальни, отвратительная еда. Пусть только злопыхатели скажут, что жизнь у аристократов — мёд,  дон Мигель их лично ткнет носом в заплесневевший полог своей кровати. С каким бы удовольствием они от этого грандиозного великолепия съехали на какой-нибудь постоялый двор, с маленькими, но хорошо протопленными комнатами. Увы, «положение обязывает»!

Поэтому простуженные, с застарелым насморком, чихающие и трясущиеся от холода папские легаты тщетно кутались в теплую одежду  да пичкали себя отвратительным вином со специями из запасов хозяина — графа Солсбери.

— Мы киснем здесь уже месяц, — привычно жаловался граф епископу, — а дело не сдвинулось с мертвой точки. А все этот беспокойный граф Уорик. «Делатель королей» — ни больше, ни меньше! Практически процарствовав первые годы правления молодого повесы Эдуарда, беспринципный интриган теперь не хочет расставаться с властью. Какое тщеславие у этого человека! Между тем я уверен, что за замыслами реставрации короля Генриха на престоле, стоит наш хитроумный король Людовик. Хорошо известно, какие конфликты вспыхивали между Уориком и Йорком по вопросу поддержки Карла Смелого. Вот теперь бургундец и вынужден принимать у себя беглеца — сторонника свергнутого короля: родственные связи!

Братичелли в силу пожилого возраста воспринимал английский климат ещё хуже, чем его молодой сподвижник. У него разыгрался ревматизм, скрючило пальцы на ногах и невыносимо ныло плечо, раненное ещё в годы неразумной юности, но его преосвященство воспринимал эти напасти с похвальным смирением. Чем отнюдь не мог похвастаться выходящий из себя от вынужденного безделья дон Мигель.

— Ланкастеры продержатся недолго, -  убежденно заверил его епископ. — Пусть даже Уорику удалось захватить в плен короля Эдуарда, потом же он всё равно его выпустил, как ребенок поверив лживым обещаниям. Непростительная наивность со стороны такого опытного интригана. И мало проку от королевы Маргариты в этом тонком деле, хотя для женщины она необыкновенно воинственна. Сам же король по-прежнему сидит в Тауэре, да и какой толк с потерявшего разум государя?

Собеседники тяжело вздохнули. Помутнение рассудка — катастрофа для любого человека, но горе  стране, в которой подобным недугом страдает король. Государство начинает само по себе напоминать безумца, как будто болезнь перекидывается на всех его подданных.

   — Уорик собирается вновь провозгласить Генриха королем и править от его имени. Говорят, что между ним и Маргаритой Анжуйской  подписано об этом соглашение, — уныло заметил де ла Верда. — Может, у него даже появилась идея об окончательном захвате трона Плантагенетов: только чёрт знает, что в голове у этих властолюбцев.  Кое-какие права на престол у него есть. Ведь у Ланкастеров практически не осталось наследников, кроме принца и отдаленного сородича — Тюдора, тогда как Йорки – род  многочисленный. Да и сам низвергнутый король имеет полную возможность нарожать наследников, так как достаточно молод.

Огорченный епископ прочитал молитву.

— Бедная Англия, — грустно перекрестился он, — кто бы мог подумать после блестящего правления короля Эдуарда III, что её ждет такое бедствие? Страшно смотреть, как глупо гибнет цвет английской знати. У папы весь этот ужас вызывает отеческую тревогу, но что толку оттого, что папские посольства, сменяя друг друга, пытаются прекратить бойню. Среди дьявольского шабаша честолюбий никто не слышит примиряющего благоразумного голоса церкви. Все озверели от крови.  Вот что может сделать с могущественной династией один неверный вассал-клятвопреступник!

Дон Мигель согласно кивнул головой, зябко ежась под меховой полостью.

— Сначала Уорик предал Ланкастеров, теперь Йорков, а потом опять предаст первых, — продолжал рассуждать огорченный епископ, — и что? Переговоры нам теперь вести с этим дурным честолюбцем или с королевой Маргаритой? А может дождаться, когда вернется с войском восстанавливать свои права на престол король Эдуард?

— Не знаю, — вздохнул граф и, неохотно покинув теплый меховой кокон,  подошёл к длинному створчатому окну с мутной непроглядной слюдой, — а ещё всё время идут дожди. На календаре  уже давно зима, а на этом проклятом острове постоянная сырая мгла, как будто кто-то украл солнце, и наступила вечная осень. Мне кажется, что все как будто сговорились против меня: пропала Стефания, нелады с Людовиком, бесполезное пребывание в этой утопающей во влаге стране, практически проваленная миссия.

— Вы поддаетесь греху уныния, сын мой, — укоризненно покачал головой епископ. — Возможно, это просто испытание, которое наложил на вас Господь. Смиритесь и молите Всевышнего о помощи. Кстати, а есть ли какие-нибудь известия от вашего секретаря?

Де ла Верда отошел от окна к огромному столу, открыл деревянный резной ларец и подал его преосвященству ворох писем.

— У Гачека оказался талант соглядатая. Сколько я работал с такого рода людьми, но столь полных отчетов никогда не получал.

— Может потому, что у него есть личная заинтересованность в судьбе вашей супруги? — улыбнулся Братичелли. — Он так преклонялся перед графиней.

— Может, — сухо усмехнулся дон Мигель, — но работает Гачек добросовестно. Утешительного, правда, сообщить ему нечего. В свите Карла Французского Рауль де Ла Рош занимает должность устроителя облав на зверя и бывает в отеле сюзерена только накануне выездов на охоту. Друзей он не имеет, врагов тоже, держится всегда особняком, замкнут. С юной женой встречается редко, постоянно пропадая в охотничьих угодьях.

— Аминь, — подвел итог разговора зевнувший епископ, — положитесь на милость Божью, сын мой, и Всевышний вас не оставит.

Интриги интригами, а войны войнами, но двенадцать дней после Рождества в Англии привыкли праздновать с широким размахом. К всеобщему веселью не мог не присоединится и красивый остроумный испанец. Забыв про хандру он принимал деятельное участие во всех придворных развлечениях, пытаясь сориентироваться в сумасшедшей головоломке, которую представляла собой политическая жизнь туманного Альбиона в последней трети пятнадцатого века.

Вот и сегодня де ла Верда сопровождал королеву Маргариту и её придворных дам, которые плыли на разукрашенной коврами и бархатными подушками ладье по Темзе. Выдался на редкость ясный день, и отблески солнца на хмурой зимней воде приятно радовали глаза.

Граф изо всех сил старался быть галантным с выводком разодетых в узорчатый бархат кокетливых и далеких от скромности дам. Англичанки иногда его ставили в тупик вольными  манерами поведения.

Описываемая эпоха требовала от женщин  довольно много: дамы эпохи Ренессанса должны были с лёгкостью  поддерживать беседу, петь, музицировать, танцевать,  уметь к месту процитировать модных поэтов. Дон Мигель не то чтобы осуждал подобные вольности (пусть кривляются, раз пошла такая мода), но во всем должна быть мера, а  англичанки часто переходили  границы благоразумия.

Вот и сейчас их разноцветные вуали развевались словно флаги, готовящихся к сражению армий. Блеск шаловливых глаз, двусмысленные шепотки и улыбки, вроде бы случайно взмывающие юбки.

— А правда, граф, что вы женились во время своих путешествий? — первой поддела его графиня Берри, искоса бросая на чужеземца сверкающий улыбкой взгляд.

— Правда! — граф любезно растянул губы в ответ.

Его интересовала эта женщина:  ходили упорные слухи, что она любовница Уорика, несмотря на близость последнего с королевой.

— И где же сейчас ваша супруга? — это спросила леди Самвейлл.

Красавица-вдова была ближайшей подругой королевы, значит, его личная жизнь была предметом сплетен в королевской опочивальне.

— Где ей и положено быть — в Испании.

— Но ей, наверное,  скучно без вас? — опять графиня.

Дон Мигель шутливо развел руками, чуть ниже, чем надо, склоняясь над энненом красотки.

— Что поделать, жизнь не может быть вечным праздником. Женщине спокойнее жить в деревне, если только речь не идёт о такой божественной красавице как вы, миледи! Вашу прелесть преступно прятать в тиши какого-нибудь провинциального замка.

— О,  испанцы умеют одаривать комплиментами, — улыбнулась польщенная женщина.

— Что сияет до ослепления, не нуждается в комплементах. Красота — солнце даже для тех, кто вообще лишен способности говорить!

— Меня ещё никто не сравнивал с солнцем.

— Я тоже не сравниваю...  любуюсь, таю от блаженства и немею!

— Это вы-то немы? Тогда что же бывает, когда  разговоритесь?

Стараниями дона Мигеля их беседа от фразы к фразе становилась всё тише, и последние слова он уже прошептал, склонившись над ухом дерзкой кокетки.

— Голос сердца предпочитает доноситься только до того, кем хочет быть услышан. Достаточно только пожелать, и я положу к вашим ногам свою любовь.

Он уже несколько дней вёл упорную осаду этой красавицы, но она только улыбалась, не давая конкретного ответа, но и не отвергая притязаний. И вот сегодня, судя по томному мерцанию ответного взора, граф был как никогда близок к цели, но...

— Дон Мигель, -  неожиданно обратилась к нему поигрывающая веткой остролиста королева, — вы настоящий дамский угодник. Как не взгляну, вы любезничаете то с одной дамой, то с другой. Как на подобную ветреность посмотрит епископ?

— Каждому своё, ваше величество: одним молиться, другим ухаживать за дамами. Что поделаешь, если у меня столь горячая  кровь, — отшутился де ла Верда, вновь многозначительно покосившись на упорствующую графиню.

— Вы — красивый мужчина, но говорят, что испанцы хоть и страстные любовники, но очень коварны.

— Это клевета, ваше величество. Достаточно посмотреть на меня, чтобы понять: уроженцы Пиренеев кротки и смиренны. А вот ваши придворные дамы жестоко терзают моё сердце своей красотой, отказываясь ответить на чувства.

Конечно же, все рассмеялись в ответ на это жалобу. Королева только укоризненно покачала головой.  Впрочем, Маргарита  сама была отнюдь не дурна, и если бы не опасная стезя, по которой следовала её величество, как знать, возможно он ей бы увлёкся. Де ла Верда обвёл заинтересованным взглядом красивое лицо королевы, рыжеватые косы, приятные формы, и пришел к выводу, что она ему нравится, но только как женщина, не более!

К сожалению, их переговоры зашли в тупик.

Ланкастеры всегда поддерживали Людовика в его борьбе с Карлом Смелым, но когда встал вопрос о конкретных действиях, английская сторона неожиданно заупрямилась.

Не сказать, чтобы они категорически отказывались что-либо делать или выдвигали какие-то новые требования, но дело не сдвинулось с мертвой точки ни на йоту. Вот поэтому граф и решил пойти к цели давно проверенным путём через альковы дам. И хотя графиня Берри пока упрямилась, он был твёрдо уверен, что это дело времени. Англичанка всё равно уступит, хотя бы ради интереса испытать его в постели, чтобы потом было о чём посплетничать с такими же развратными подружками.

И вдруг в самый разгар интриги из Франции пришло донесение от Гачека, после которого епископу пришлось употребить всё своё красноречие, чтобы привести в чувство не в меру ретивого соратника.

— Вы не можете всё бросить и уехать во Францию, — уговаривал он мечущегося по комнате невменяемого испанца.-  Сами же видите, в какой тупиковой мы ситуации. Нужно обязательно узнать, почему Ланкастеры тормозят переговоры, и тут бесценна именно ваша помощь!

— Но моя жена бродит по Парижу. Мало ли, что взбредет ей ещё в голову и куда она в очередной раз направится в припадке слабоумия? От такой женщины можно ожидать чего угодно!

— Не верю собственным ушам, — сокрушенно вздохнул его преосвященство, — где же ваша знаменитая логика, где острый ум, который так ценит папа? Вы толком ничего не знаете наверняка, и уже такого наговорили, что хоть уши затыкай. Остыньте, успокойтесь, придите в себя! Главное, что графиня живая и здоровая. Если она принялась искать в Латинском квартале Гачека, значит, поселилась где-то в городе. Ваш секретарь скоро её найдет и привезет сюда. Но в высшей степени глупо появиться сейчас во Франции. Мы не можем себе этого позволить. Если об этом узнает и так недолюбливающий вас Людовик, то скандала не избежать!

Де ла Верда ещё долго не мог успокоиться, извергая проклятия и бегая по комнате, но епископ терпеливо переждал его приступ гнева, благочестиво перебирая четки: он намеривался твёрдо стоять на своем. Не виделись супруги полгода, могут и ещё подождать! Всё равно кроме скандала и взаимных обвинений им нечего ждать от встречи, а с этим можно и повременить.

И тут на счастье его преосвященства в комнату осторожно заглянул слуга с сообщением, что графа дожидается какая-то старуха. Недовольный дон Мигель  вышел к посетительнице, и почти сразу же вернулся, подавленный, но более-менее успокоившийся.

— Записка от графини Берри, — сказал он епископу, сразу же сжигая бумагу в камине и тщательно закопав пепел в раскаленные уголья. — Она ждёт меня сегодня вечером.

— С Богом, сын мой, — отечески напутствовал его старик, облегченно переведя дыхание, — а заодно и успокоите расходившиеся нервы. Леди — красивая женщина: совместите приятное с полезным, а утром приходите за отпущением грехов.

Дни шли за днями, поспешно складываясь в недели и месяцы.