Ответ на ВОПРОС №19 Новогодней викторины
Ответ на вопрос №19 Новогодней викторины LiterMort:
Анна Петровна Бунина — «замечательная и значительная» лишь для своего времени?
В ребенке не велик умишка:
И горе, и болезнь — всё вылечит коврижка!
Поэтесса Анна Петровна Бунина (1774 — 1829) — русская женщина-пионер в литературе и поэзии, незаурядная личность, самоучка, всецело обязанная самой себе в своем образовании и духовном развитии, интересное явление в культурной и умственной жизни начала 19 века.
Это краткое переложение слов филолога Константина Яковлевича Грота об Анне Буниной, уникальной поэтессе, выросшей без матери, рано скончавшейся, но успевшей развить и реализовать свой поэтический талант.
Вообще частичное (или полное) забвение, пишет Грот, — это «участь всего устаревшего — не перворазрядного, будь оно даже для своего времени замечательно и значительно.»
Почему Анна Бунина — самоучка? Потому, что иным способом женщина в прошлые века образованной сделаться не могла. И если образованный талантливый мужчина — это гений, светоч, вершина, путеводная звезда, пророк, то образованная талантливая женщина — это «интересное явление».
Мы же не говорим про Пушкина, нашего пионера современного русского языка, что Пушкин — мужчина-пионер в литературе и поэзии, незаурядная личность, всецело обязанная самой себе в своем образовании и духовном развитии, интересное явление в культурной и умственной жизни начала 19 века? А почему нет? Почему излишне добавлять про первопроходство Пушкина в литературе, что он — мужчина-пионер? Интересное явление?
По той простой причине, что для 18—19 в женщина — это несовершенный вариант человека. Мужчина — это нормальная форма человека. А женщина — форма с изъяном. Низкокачественный человек. Изначально низкоинтеллектуальное визгливое существо с беснующейся маткой, в чепце, заменяющем мозги, и в юбке, путающейся под ногами у неё самой и у приличных людей вокруг.
Вот что значила женщина. Причём пренебрежение к женственности вполне понятно: женщину почти не обучали, умственно не развивали, не дисциплинировали академически её ум, так как ценность представляли её лоно и груди, а они (к счастью) развиваются сами. В поэзии обожествляли женщину как физическую форму: сладкие губки, колени как раковины, шелковистые кудри, лазурные глазки, белые перси и проч. Женщина — хорошенький предмет, очень ценный и приятный, даже необходимый мужчине, лакомке эдакому, но — не человек.
Идея о высказывающей мысли женщине раздражала так же, как сегодня программиста раздражает, например, филолог, сдуру рассуждавший о программировании. Займись уже своей филологией, — воскликнет утомлённый его невежеством в программировании программист, — и не суйся туда, где ты ноль.
Женщина в вопросах иных, нежели деторождение, коллективным сознанием считалась нулём.
И в этом мы видим шовинизм и мизогинию сегодня, с высоты нашего XXI века, а во времена Пушкина и Грибоедова это была норма. Например, мы же очень любим наших домашних собачек? Очень. Но не позволяем же собачкам рассуждать о нашей экономике и налоговой системе? Нет, конечно. Однако это же не значит, что мы недостаточно любим четвероногих или мало уважаем? Разве пустить собаку в человеческие дела — единственный способ выказать любовь к ней? Нет конечно! Да и к чему ей, собаченьке, лезть в налоги или инфляции? Чтобы своими слюнями там всё вымазать? Ей же и самой этого не может хотеться, у неё свои заботы: посплетничать, подшить чепец, вышить подушку, проследить за мясом и за петрушкой… Столько всего! Беги, милая, беги, не путайся у папочки под ногами, папочке надо работать, он тебя очень любит и купил тебя лакомств, но не может же, как ты, весь день продрыхнуть на диване!.. Вот же ж создание, ей-богу… Интересное явление — собаки.
Вообразите себе сегодня персону, которая не ходила в школу, не ходила в садик, не играла в развивающие игры, плохо считает, умеет только кушать, играть в куклы, петь (в идеале) и танцевать несколько танцев, а единственные обучающие задачи, которые ставят перед персоной взрослые, — это любительски вышивать крестиком и гладью. Такова светская женщина XVIII века. Как только у девочки отрастает полное неги и очарования женское тело с персями и раковинообразными коленами, она готова: для брака и деторождения. Потом она становится матерью семейства, ей помогают слуги (т.е. представители сферы услуг), она выбирает блюда для обеда, расцветку ткани для подушек, цвет шёлка для вышивки, ездит в гости, обсуждает детей и фигуры соседок...
Есть чем, в общем-то, заняться!.. Это существование рутинное, без проблеска идей о добром, мудром и вечном. Конечно, матрона могла быть добра к своим детям и мужу, могла неплохо выбирать подливу к мясу и начинку к пирогам. А зачем иное? Ведь есть разделение обязанностей: мужчина на то создан, чтобы думать головой, чтобы мыслить и действовать, а женщина — чтобы рожать и кормить мужа...
… Даже у современных для своей эпохи писателей-гуманистов, таких как Пушкин, Грибоедов и Батюшков, мы находим пренебрежительные высказывания о женщинах и о Буниной в частности. Шутливо-снисходительные. Как о собачке, выучившейся писать стихи. И вот эта собачка носится, с языком через плечо, со своими стишками, всем суёт свою грамоту, а мужчины по-доброму переглядываются и гладят её по голове: утомилась, небось, пока стишата свои писала, а, Жучка? Лапками-то своими. Ой, а стихи-то знатные, ой знатные! В Академию наук теперь с ними, да, Жучка? Да ты одни стихи-то не неси: в Академию с презентом надо, а не с пустыми лапами. Вон, кость свою прихвати, то-то академики обрадуются! Интересное явление в культурной и умственной жизни изучать кинутся, диссертаций понапишут...
Батюшков в ответ тем, кто назвал Анну Петровну Бунину "русской Сафо", написал злой мадригал:
Ты Сафо, я Фаон, об этом я не спорю,
Но, к моему ты горю,
Пути не знаешь к морю.
Идея мадригала ясна: чем скорее такие «поэты» утопятся, тем всем будет легче. Как будто Анна Петровна читает свои стихи, а Батюшков только устало позёвывает и томно спрашивает хихикающих товарищей: ой, эта поэтка уже утопилась или мне можно ещё поспать?
Но тот же Батюшков ("чуткий и справедливый") в 1811 г. так отозвался о стихах Анны, признав, впрочем, их многие недостатки (особенно философии):
Она написала „О счастии“. <...> прекрасные стихи. Прочитай конец 3-ей песни, описание сельского жителя. Это все прелестно. Стихи текут сами собой, картина в целом выдержана. Краски живые и нежные. Позвольте мне, милостивая государыня, иметь счастье поцеловать Вашу ручку. Клянусь Фебом и Шишковым, что Вы имеете дарование.
Пушкин забавно продолжил изменённую строку Анны Петровны:
«Как ныне с запада встаёт великолепный царь природы.
Не знают, спать иль нет, смущенные народы.»
Оригинал звучал так:
Сумерки
(Посвящение: Гавриилу Романовичу Державину, в его деревню Званку)
«Блеснул на западе румяный царь природы,
Скатился в океан, и загорелись воды.»
Но пушкинский смех — это знак торжества новаторства над стариной. Нового над старым. И Анна Бунина попала под раздачу заодно с Державиным, Сумароковым, Херасковым и всеми «шишковцами».
Точно так же юное поколение сегодня смеётся над поколениями динозавров, родившихся до Интернета. А мы виноваты, что в нашем детстве не было гаджетов и цифровых технологий? Мы не виноваты, но — ответим забвением.
Так же была осмеяна и выставлена в снисходительном свете Анна Бунина — самоучка, самостоятельно учившаяся по образцам словесной науки, которыми в то время были Державин, одописец В. П. Петров, Херасков и др. То была Екатерининская эпоха, потом пришло наше «Возрождение», наш 19-ый век. Разве от того Анна Петровна смешна?
В Арзамасе (комическом кружке, куда входили новаторы) была традиция «хоронить литературные трупы». Добрая такая саркастическая традиция. Пушкин плохим же заниматься не мог, а он был членом Арзамаса. Как и Жуковский.
Надгробную речь говорил член «Старушка», т. е. Сергей Семенович Уваров, и отвечал ему и приветствовал его председательствовавший на сей раз член «Чу» (т. е. Д. В. Дашков), а живым покойником из «Беседы», избранным «Старушкой», оказывается наша поэтесса А. П. Бунина, почетный член «Беседы», русская Сафо.
Вот что написал «арзамасец» Сергей Уваров об Анне Буниной:
«Известно, что одна из забавных литературных затей остроумных полемических выступлений членов «Арзамаса» на их собраниях состояла в том, что как вновь принимаемый член, так и каждый из основателей общества в свою очередь, в подражание обычаю французской академии, должен был в первой своей речи выбрать своим сюжетом заимообразно и напрокат одного из живых покойников «Беседы» или Российской Академии и сказать ему похвальное надгробное слово.»
Однажды живым покойником <...>оказывается наша поэтесса А. П. Бунина, почетный член «Беседы», русская Сафо.
<...> цвела некогда нежная и скромная певица, юная Сафо, которою увлекся Седой Дед (т. е. Шишков) и которая благодарно была предана ему.
Но вот какие то враги исторгли из объятий Седого Деда нежную деву, у которой явились соперницы.
Это до того сокрушило и убило нашу Сафо, что она со своими творениями села в челнок и поплыла по Неве в глубокой задумчивости, бросая взоры на Адмиралтейский шпиц, затем прочла две страницы из разговора о словесности и… бросилась в море…
<...> Все твореная Сафо покоятся теперь в волнах и ее одами гордится один только Сын Отечества.
<...> видно, что главное острие этой шутливой насмешки направлено было не столько на самое А. П. Бунину, сколько на закабалившего ее для своей «Беседы» Седого Деда (т. е. Шишкова).
Шишков — славянофил, яростный защитник старой грамматики и того "высокопарного" стиля, который главенствовал до начала XIX века.
А Д. В. Дашков написал Уварову ответ:
«На челе сего трупа видна печать „Беседы“…
Труп сей покрыт весь беседною проказою, но духовная кожа его белее и чище телесной. Вы назвали сию почившую певицу Сафо и седого ее любителя Фаоном: признаюсь Вам, что я бы лучше столкнул с Левкадийского мыса сего ветхого деньми Фаона и сберег бы сию Сафо, не для него сотворенную…
Он был виною ее преждевременной смерти.
Он погубил ее Неопытную Музу».
Дашков считает, что Анна Бунина училась не у тех, у кого нужно, что она избрала себе ложные идеалы в поэзии. Она восхищалась теми образцами поэзии, которые арзамасцы (и мы теперь заодно с ними) считали морально устаревшими.
Сегодня Державин, Херасков и Петров перестали быть читаемыми авторами. Они интересны историкам литературы, однако читающая массовая публика ради удовольствия их больше не читает. Их не переиздают.
По мнению арзамасцев, Анна Бунина стала «литературным трупом», так как писала устаревающим языком, в устарелом стиле и в духе устаревших поэтов Екатерининской эпохи.
Но Анна Петровна 1774-го года рождения. На 25 лет старше Пушкина. В 1814-ом она уже начала страдать от рака груди, а Пушкину ведь было всего 15. В 1829-ом уже умерла. Её ли вина, что она сформировалась как поэт до того, как традиции Екатеринской эпохи были признаны литературным шлаком и балластом?
Не её вина, но! — ей пришлось за эту невольную провинность ответить и перед арзамасцами,чуткими и справедливыми, и перед будущими читателями. Которые её не читали.
Кроме того, сам Пушкин не погнушался принять от «старика Державина» благословенье, когда Гаврила Романович «благословил» его на лицейском экзамене. Однако арзамасцы не постеснялись «хоронить» и «литературный труп» Державина.
Разве это бездарность: любить не будущее, а прошедшее? Разве сила только в бесконечном новаторстве? Если да, то историки — самые бездарные люди на свете. Нужно, по примеру Арзамаса, устроить похороны всей исторической кафедре университета.
И эти вопросы я задаю и себе, и вам, уважаемые читатели.
Каков же образ автора в лирике Анны Петровны Буниной?
В её стихах читается образ женщины: простой, не ищущей внешних атрибутов красоты, но «богатой собственной красотой», самодостаточной и тем прекрасной.
«Стройна, приятна, величава,
В одежде тонкой изо льна,
Без перл, без пурпура, без злата,
Красою собственной богата
Явилася жена.»
Не все стихи Анны Буниной, по традиции той эпохи, тяжеловесны — есть и лаконичные:
Хоть бедность не порок
Для тех, в ком есть умок,
Однако всяк ее стыдится
И с ней как бы с грехом таится.
К иному загляни в обеденный часок:
Забившись в уголок,
Он кушает коренье:
В горшочке лебеда,
В стаканчике вода.
Спроси зачем? — «Так, братец! для спасенья!
Пощусь! — сегодня середа!»
Иной вину сухояденья
На поваров свалит;
Другой тебе: «Я малым сыт!»
У третьего: «Желудок не варит!
Мне доктор прописал диету».
Никто без хитрости и без затей
Не скажет попросту: «Копейки дома нету!»
Удивительно сильно стихотворение Анны Буниной о пчёлах — и о детстве. И об уроке труда, который она переняла от пчёл. Тонкость её наблюдения за природой поражает до глубины души. В стихах так много трогательного, искреннего лиризма и силы открытой, честной души — открытой природе, судьбе и истине, что захватывает дух.
Голубушки! Как бы теперь на них,
Гляжу на пчёлок сих!
Летит красавица! вся словно золотая!
Тащит в двух задних лапках мёд;
То липочку, то розу пососёт,
Передней лапочкой из ротика возьмёт
Да в заднюю передаёт.
Подчас их цела стая,
И каждая поёт!
А я, поставя уши рядом с веткой,
Учусь у них жужжать,
И, мысля подражать,
Клохчу наседкой!
Сама же думаю: точь-в-точь переняла.
Ребенок я была!
Однако детская мне в пользу шалость эта:
От пчёлок я и в поздни лета
Навыкла песнью труд мой услаждать,
При песнях работать,
За песнью горе забывать.
Ведь сегодня это воспринимается как превосходные детские стихи! Причём не пустые, а содержащие мудрое жизненное наблюдение и спокойный моральный пафос.
В ребенке не велик умишка:
И горе, и болезнь — всё вылечит коврижка!
Умом я и поднесь не очень подросла:
Прилично ль, столько наврала,
От главной удаляся цели!
Простите! — на беду
Некстати пчёлки налетели!
Анна Петровна не создала новаторский стиль в литературе, однако в её лирике есть её лицо, чувствуется её рука: добрый, полушутливый по-матерински дух, сочувствие любой жизни, золотой пафос гуманизма. Таков стиль Анны Петровны Буниной.
P.S. А напоследок оставлю здесь стихотворную автобиографию поэтессы:
Три брата у меня, сестрАми самтретья, --
И всем меньшая я.
Мной матушка скончалась;
Зато всех хуже я считалась.
Дурнушкою меня прозвали!
Мой батюшка в печали
Нас роздал всех родным.
Сестрам моим большим
Не жизнь была, — приволье!
А я, как будто на застолье,
В различных девяти домах,
Различны принимая нравы,
Не ведая забавы,
Взросла в слезах,
Ведома роком неминучим
По терниям колючим.
Наскучил мне и белый свет!
Достигша совершенных лет,
Наследственну взяла от братьев долю,
Чтоб жить в свою мне волю.
Тут музы мне простерли руки!
Душою полюбя науки,
Лечу в Петров я град!
Заместо молодцов и франтов,
Зову к себе педантов,
На их себя состроя лад.
Но ах! Науки здесь сребролюбивы!
Мой малый кошелек стал пуст!
За каждый периОд игривый
За каждое движенье уст,
За логические фразы,
Физически проказы,
За хлеб мой и за дом
Платя наличным серебром,
Я тотчас оскудела, --
И с горем пополам те песни пела,
Которые пришли по вкусу вам.
Вот исповедь моим грехам!
— С наилучшими пожеланиями,
Надежда Николаевна Бугаёва
✅Полные правила см. в Литературной беседке
Участвуйте в Телеграм, ВК или Дзен