Циркачка

Лиза брела по улице, едва сдерживая слёзы. Ещё вчера её душа была полна светлых надежд на то, как она вернётся в цирк, с которым её почти на месяц разлучила проклятая ветрянка. Девушка представляла, как увидит, наконец, дрессировщицу змей Розу Синяеву по прозвищу Росинка, воздушную гимнастку Люси, в миру Алину Стукачёву, и, конечно же, Аделину Смородинову — такую же клоунессу, как она. Даже фокуснику Игнату Олежкину она бы, пожалуй, обрадовалась, хотя с ним у неё отношения совсем не ладились. Нервный и неуравновешенный, он чуть что — сразу в крик. Лизу он от души ненавидел за то, что та никогда не разделяла его горячей симпатии к действующей власти — за походы на оппозиционные митинги, слушание антиправительственных радиостанций и переписку с политзаключёнными, в основном анархистами и гражданскими активистами. Однако в первые дни, когда политические разногласия между ними ещё не были так заметны, Игнат пытался за ней ухаживать. Но Лиза ему отказала — он ведь старше на двадцать лет, а ещё и женат. И этого отказа он ей, по-видимому, не простил даже больше, чем политических взглядов. Ну ладно он — других-то она до сегодняшнего дня считала друзьями. И директора — Алексея Степановича — справедливым и адекватным.

— Очень сожалею, Елизавета Васильевна, — вспоминала девушка последний разговор с начальником. — Но Вы у нас больше не работаете. Пишите заявление по собственному желанию.

— С какой стати? — возмутилась Лиза. — Не буду я ничего писать!

— Тогда уволю по статье — за пьянство и систематические прогулы.

— Вы меня с кем-то путаете! Я за все восемь лет ни разу даже на пять минут не опоздала! И пьяной в жизни не была!

— Однако вот коллеги на Вас жалуются. Взгляните! А ещё Вы, как выясняется, к женатому мужчине клеитесь.

Лиза отказывалась верить своим глазам. В докладной на имя директора было написано всё, как он сказал: пьянство, прогулы, аморальное поведение. И подписи: Игната, Розы, Алины, Аделины. И весь предыдущий месяц, по их словам, она была в запое. А ведь все о6и прекрасно знали, что её изолировали с ветрянкой.

— Всё это враньё! Вот у меня больничный.

— Давайте его сюда.

Но лишь только больничный лист оказался в руках директора, тот разорвал его на мелкие клочья:

— Нет у Вас никакого больничного, голубушка, и никогда не было. Нехорошо обманывать старших! Ну, так будете писать заявление?

Лиза и сама не до конца понимала, почему тогда его послушалась? То ли оттого, что нелёгкое течение болезни отняло много сил, то ли разочарование в друзьях подкосило, то ли просто не было у неё никогда той решимости бороться до конца, как у тех самых активистов и анархистов? Однако сделанного уже не исправить.

С коллегами, теперь уже бывшими, Лизе удалось поговорить, когда она собирала вещи. Никто и не думал раскаиваться. Росинка с Игнатом, как оказалось, давние любовники, и дрессировщица безумно ревновала его к каждой красивой девушке. Люси, лучшая подруга Росинки, всегда и во всём её послушалась. Аделине же давно приглянулся Лизин коронный номер, от которого вся ребятня приходила в дикий восторг.
Вот так ушли, уволили, сказав на прощание: сама виновата. Как теперь жить без цирка, которому отдала столько лет?

— Что же ты? — она вытащила из сумочки маленького тряпичного клоуна, что достался ей от покойного отца. — Папа говорил, ты удачу приносишь, а ты вот как!

Внизу, под мостом, несла свои воды быстрая река. Лиза хотела бросить туда негодного клоуна, но вдруг услышала чей-то плач. У перил стояла девочка на вид старшая школьница, и мокрыми от слёз глазами смотрела вниз. Лиза подошла к ней:

— Что-то случилось? Кто-то обидел?

— Природа меня обидела! — всхлипывала девочка. — Пашка бросил, сказал, что у меня слишком большой нос, а таких, как я, никто не любит.

— Ну, это он загнул! — с этими словами Лиза вытащила из сумки клоунский нос и надела на свой собственный. — У меня нос вот какой большой, а ещё и красный! Однако меня очень даже любят. Особенно когда я делаю вот так...

Школьница уже не плакала — она внимательно следила за жестами и мимикой Лизы и даже улыбалась, когда выходило особенно смешно.

— А Вы циркачка? — спросила она, наконец.

— Почти. Осталось только найти себе новый цирк.

Школьница открыла было рот, чтобы ещё что-то сказать, но вдруг к ней подбежал парень того же возраста, запыхавшийся от долгого бега.

— Таня! Танюша!

— Кирилл? Ты как здесь?

— Пашка сказал, вы расстались. Я боялся, что ты с моста прыгнешь.

Уходя, Лиза слышала, как Кирилл признавался Тане, что давно в неё влюблён, но всё это время боялся признаться.

«Значит, нужна я кому-то на этой земле, — думала Лиза. — Хоть отвлекла девчонку, чтобы глупостей не наделала».

А если кому-то нужна, то жить дальше сам Бог велел. Пожалуй, и вправду есть смысл поискать новый цирк.

Ну, а сейчас домой. Заварить свой любимый кофе с лавандой, посмотреть новости в Интернете...

«Пожар в цирке, — гласила первая строчка в Яндексе. — Есть погибшие».