Этта. Глава 7

— Мы вскрыли двери в ремонтный отсек. Паркс, ты входишь первым. Ты работал в Спасательном корпусе, думаю, ты знаешь, как нужно действовать, — по его интонации я так и не понял, то ли он попросил, то ли приказал.
Так или иначе, выбирать не приходилось. Я вошёл в отсек. Он оказался внушителен по размерам: около десяти метров в высоту и пятидесяти в длину и ширину. Как только я сделал несколько шагов, послышался твёрдый уверенный голос:
— Девяносто два! Брось оружие!
— Восемь! — крикнул я в ответ. — Я не вооружён!
Он состоял из разницы: сто минус девяносто два. Это был стандартный пароль, принятый при экстренных ситуациях на космофлоте. Им определялись и оценивались адекватность и состояние человека, его способность разумно мыслить и действовать. Спрашивающий мог называть любую цифру от одного до ста, а отвечающий должен был вычесть её из ста и быстро дать правильный ответ. За всю историю освоения космоса эта схема ещё ни разу не подвела. Хотелось надеяться, что это произойдёт и сейчас.
— Стой так, чтобы я тебя видел, — из-за контейнеров, удерживая меня на прицеле, показался человек в форме лейтенанта косморазведки, он приблизился и спросил: — Кто вы?
— Алекс Паркс, руководитель контрольной экспедиции XL17е, со мной люди с крейсера «Коалиция». Мы не вооружены, уберите оружие, — ответил я, надеясь, что его рука не дрогнет, и он не нажмёт на спусковой крючок. — Я пройду десять метров в вашу сторону и положу на пол свою идентификационную карточку, не стреляйте.

Когда я прошёл вперёд, то заметил, что не только этот лейтенант держал меня на прицеле, из укрытий в мою сторону смотрели стволы винтовок ещё трёх разведчиков. Стараясь не делать резких движений, я медленно достал удостоверение и положил его на пол. Потом тихо отошёл назад, надеясь, что никто из пришедших со мной не совершит ошибки, которая будет стоить нам жизни. Так же осторожно, как и я, офицер подошёл туда, где лежала моя карточка, поднял её, изучил мои данные и спросил:
— Кто с вами?
— Десантники и медики с крейсера «Коалиция». Я знаю — среди вас есть тяжелораненые. Мы здесь, чтобы помочь, — ответил я, благоразумно умолчав, что с нами капитан службы внутренней безопасности космофлота.

Вглядевшись в глубину отсека, я увидел ещё пятерых разведчиков, которые тоже целились в меня. Становилось не по себе от ощущения, что если сейчас я скажу что-то не то или сделаю не так — это будут последние мгновения моей жизни. Я мягко перешёл в наступление:
— Попросите ваших людей убрать оружие, и прошу вас, успокойтесь. Назовите свое имя и ваш порядковый номер. Я знаю — у вас произошёл контакт, о котором вы были обязаны доложить, но не сделали этого. Нам нужен ваш старший офицер — майор Руд Кёртнин.
— Антон Игнатьев, лейтенант Экспедиционного корпуса косморазведки, личный номер сто тридцать три, — представился он. — Майор Кёртнин скончался пять часов назад от внутренних повреждений. Мы не успели оказать ему помощь, в это время нас атаковали уже внутри базы. В момент нападения Кёртнин выходил с кем-то на связь из коммуникационного центра, скорее всего с вами. Кроме него погибло ещё двадцать два человека. Они тоже были тяжело ранены, и мы также не успели им помочь. Нам удалось собрать выживших, и мы укрылись в этом помещении. Попросите ваших товарищей первыми убрать оружие. Мои люди очень устали, все на взводе. Как бы не вышло беды.

По взгляду Игнатьева было заметно, что он и, очевидно, остальные разведчики уже на пределе своих сил.
— Вы меня слышите, Антон? Ещё раз повторяю: мы не вооружены. Я руководитель контрольной экспедиции XL17е, согласно уставу космофлота, теперь вы и ваши люди переходите под наше руководство. Мы готовы оказать помощь раненым здесь и сейчас. Принято решение о вашей эвакуации, — пытался я разрядить сложившуюся обстановку.
На выручку пришёл Рамос:
— Я капитан службы внутренней безопасности космофлота Михаэль Рамос, я подтверждаю полномочия Паркса. Прошу, сдайте нам всё ваше оружие. Наши модули уже на посадочной площадке, они перебросят вас на орбиту, на наш крейсер «Коалиция».
В то время, пока он говорил, десантники с аэроносилками потихоньку начали входить в отсек. Проверив удостоверение Рамоса, Игнатьев подал знак, и разведчики, которые держали нас на прицеле, убрали оружие, вышли из укрытий и повели вошедших внутрь.

— Как погиб Кёртнин? – спросил я Игнатьева, наблюдая за тем, как десантники начали выводить измученных людей и выносить на аэроносилках раненых.
— Он был в центре связи, когда всё это началось – нас атаковали внутри базы. Это моя третья высадка, но такого я ещё не видел. То, что напало на нас, напоминало сгустки непонятной материи. Она принимало различные формы и обличия наших людей, которые пропали на планете с момента, как началось это безумие. Кто или что это было, я не знаю. Но то, что нас атаковало, словно зная, чего мы боимся, использовало наши страхи против нас, — Игнатьев задумался, словно заново переживая произошедшее.
— Когда это случилось?
Было видно, что ему нелегко вспоминать, но он продолжил:
— Эти атаки начались после потери автономной группы, проводившей геологическую разведку в квадрате М11.
— Как ты сказал? – переспросил я, чувствуя, что стал ближе к ответам на свои вопросы.
— Да, точно, это безумие проявилось, как только мы стали проводить работы в той области пустошей, где были следы странных геомагнитных аномалий. Мы уже давно их наблюдали и на этот раз решили изучить этот район более тщательно, — подтвердил он мои догадки.
— Почему вы не указали на это в своих отчётах? – спросил его Рамос.
Как он и обещал, он дышал мне в затылок, и я всё больше и больше ощущал на себе его пристальное внимание. Похоже, сейчас он, как офицер службы безопасности, учуял для своих когтей ещё одну добычу.

— Всё очень просто, для экзопланет с геологической активностью такие отклонения естественны, это вам скажет любой планетолог. Наши геологи решили сначала подробнее изучить эти явления, уж очень сильно они отличались от найденных ранее, и потом делать выводы. Мы долго не трогали квадрат М11, работы на XL-17 хватало и без этого. Но как только мы занялись им всерьёз, планета словно cошла с ума – её экосистема объявила нам войну, — с вниманием ответил он Рамосу. — Мы работаем здесь уже долгое время, но такого ещё ни разу не наблюдалось. Прежде чем докладывать об подобных изменениях, мы обязаны были сначала всё перепроверить. По сути, это же и есть наша работа: собирать данные и самим разбираться с подобными вещами.

Игнатьев был прав. Ведь на то они и косморазведчики, чтобы сначала, невзирая на непредвиденные ситуации на планетах, где они находились, попытаться самим добраться до сути произошедшего.
— Вы можете показать ваши записи о работах и наблюдениях? – я перешёл в наступление и задал вопрос «прямо в лоб».
— Конечно, пройдёмте со мной. Думаю, здесь и без нас разберутся, ваши люди хорошо справляются, — жестом он позвал меня за собой и я, поймав взгляд Рамоса, и стараясь не думать о будущем, направился за ним.
Рамос тоже хотел пройти с нами, но я подал знак, что никуда не денусь, и он остался наблюдать за своими людьми. По сути дела, чего ему бояться? Я дал слово, что сдамся после того, как мы выведем всех разведчиков. Но нужно было сдержать и другое обещание, данное себе: ещё раз увидеть Этту, тем более, она сказала, что я знаю, где могу её найти.

— Это всё? – спросил я, просматривая файлы с информацией, от которой внутри меня нарастало возмущение, и закипала злость.
— Да, это все отметки о происходивших процессах, — ответил Игнатьев, тоже глядя на открытые результаты работы косморазведчиков.
То, что я увидел, поразило меня. Мы были вдвоём, но я с трудом сдерживал свои чувства.
— Антон, вы понимаете, что наделали? Я вижу данные, которые вы были обязаны немедленно отправить не только нам, в контрольную экспедицию, но и в Центр. Почему вы этого не сделали? Возможно, ваши люди погибли из-за подобного отношения к своему делу, погибнут и другие! В конце концов, вы разведчики или кто? – резко спросил я.
Данные, которые они передавали в Центр и на «Конунг» сильно расходились с теми, что я сейчас видел. В отправленных нам не указывалось то, что произошло на планете в последнее время. В частности, за текущий период обращения XL17e вокруг звезды, стали резко колебаться сила и интенсивность магнитного поля. Магнитные полюса вели себя неестественно. Северный слишком быстро устремился на юг, южный также стремительно перемещался на север. Даже я, не специалист, понимал — это аномалия, неестественная для небесных тел подобного типа.

Магнитные полюса XL17е двигались с такой скоростью, которая раньше наблюдалась только на «юпитерах» – огромных газовых гигантах. На этой планете происходило что-то непонятное. Я вспомнил слова майора Кёртнина, сказанные в каюте Берзина на «Конунге» во время нашей последней связи с косморазведчиками. Тогда он сказал: «…Планета словно сошла с ума». И всё это сильно расходилось с информацией, что была у нас: данные, которые разведчики отправляли на «Конунг» и в Центр, оказались не полными. С одной стороны, эти люди совершили грубейшую ошибку: они не сообщили о резких изменениях на планете, а с другой — винить их было сложно. Они давно работали без тесного контакта с внешним миром, и такое сильно сказывается на поведении в чужой среде. И Зарубин, если бы находился здесь, как психолог, подтвердил бы мои слова. Сейчас нужно было совместить открывшиеся факты в единое целое и, ввиду открывшихся обстоятельств, принять единственное верное решение.

— Почему вы скрыли эти данные? – спросил я ещё раз Игнатьева.
Какое-то время он смотрел в одну точку перед собой, и затем, словно пытаясь объясниться, ответил:
— Простите, Паркс, но такие вопросы не входят в мою компетенцию. Я лишь лейтенант геологической разведки, не я принимал решения. Моё дело — то, что внутри планеты, что делать с полученными данными решало руководство. Когда мы подверглись атаке уже на базе, наши люди словно сошли с ума. Они начали стрелять друг в друга и в каждую тень! Создалось ощущение, будто у всех разом внезапно помутилось сознание. Никто не мог быть уверен в том, кто стоит перед тобой: человек или что-то иное. Система паролей оказалась бесполезной, во время стремительной атаки мы просто не успевали её применять! То, что вторглось на нашу территорию, не дало нам ни времени, ни шанса её использовать, настолько стремительной была атака. Из-за этого по ошибке погибло несколько наших сотрудников. Тогда я решил заблокироваться с выжившими здесь, в ремонтном отсеке. Как у единственного старшего офицера, у меня не было выбора. Нам повезло, что мы успели укрыться и внести сюда всех раненых.
— Почему «это» не атаковало вас здесь? – спросил я, начиная понимать, что произошло.
— Понятия не имею, когда мы заварили двери, мы уже знали, что вы на орбите планеты. Надеялись на вашу помощь и, как видите, не зря.
По Игнатьеву было видно, что он держится на пределе своих сил. Нужно было скорее отправить его к медикам, но я не мог отпустить измученного лейтенанта прямо сейчас. Слушая его рассказ, я размышлял о случившемся. С одной стороны, он поступил правильно, с другой нет. Ещё до этого нападения старшие офицеры обязаны были доложить о нарушении регламента работ и обработки получаемой информации в Центр, таковы их обязанности.

Я ещё раз просмотрел все данные и снова отметил, как сильно эта информация расходилась с той, которую мы получали. Как сказал Кёртнин во время последней связи – планета действительно словно сошла с ума. Беспокоила скорость, с которой магнитные полюса XL17е меняли своё положение. Всё это не укладывалось в какое-либо объяснение ни с точки зрения планетологии, ни с точки зрения известной практики изучения космоса. Такого просто не могло быть! Внезапно я вспомнил слова Милы, что эта планета, возможно, единый живой организм, и решил не делать окончательных выводов. Я скопировал новые данные на блок памяти «экзота», осталось придумать, как отделаться от Рамоса. Стоило только вспомнить о нём, как он вновь появился из-за моей спины. «Помяни чёрта – он тут как тут!» — с раздражением подумал я.
— Мы уже принимаем людей на борт «Коалиции». Паркс, не забывай о своём обещании!
С этого момента ты официально арестован, прошу, не делай глупостей, — сказал он, решив, что на этом всё закончилось.

Я, сожалея о том, чего не успел сделать, тоже так подумал, но всё закончилось не так, как мы предполагали.