Яблочки

Черненькую, кудрявую собачку, плачущую от холода, нашла она лет десять назад у двери дачи запертой на зиму. У собачки были обморожены уши, хвостик, простужены легкие. На ветеринара старушка потратила свои последние копейки, и, лишь благодаря богатому урожаю овощей на огороде, сумела протянуть до пенсии. Кроме Найды, жил в ее доме ещё кот по кличке Сердешный.
Не было у старушки на всем белом свете ни одной родной души: единственный сын, вернувшись из армии, погиб лет тридцать назад — на дискотеке неизвестные зверски избили её Сашу. Два дня он отлеживался в постели, пил обезболивающие, но врача вызывать запретил — стыдился: десантник, а отпор хулиганам не дал. Потому и умер на третий день от разрыва почки. Не успел он жениться, как мечтала Наталия Ивановна, не успел родить внуков.
Запил с горя ее муж-инвалид, потерявший ноги на фронте, да вскоре скончался.
Жила с тех пор старушка одна-одинешенька, и, если бы не ее животные, легла бы она, не вставала, ожидая прихода смерти.
Жизнь давно уже ей опостылела: в молодости — бесконечный, тяжелый труд, в старости — убогое существование на мизерную пенсию. Была ли хоть какая-то радость в этой ее бесконечной борьбе за выживание — она уже и не помнила.

— Никак на рынок собралась, Ивановна? — спросила ее соседка Евгения Петровна, — Опять на себе тяжести потащишь? Смотри, спина уж у тебя совсем согнулась, еле ноги таскаешь.
Пенсию получила, так возьми такси. До рынка всего — то три километра. Заплатишь по сотне туда, да обратно, ну, и полтинник водителю за ожидание. Сервис у нас теперь в деревне. Зачем руки, да спину рвать? Давай, сейчас и вызову машину по мобильному! Поедешь?
— А, и ладно, зови! — решилась вдруг Наталья Ивановна, — Сил совсем нет. Мне бы муки, сахару, соли. Соления да маринады надо на зиму готовить.

Водитель такси оказался вежливым, улыбчивым, и чем-то внешне напоминал Наталье Ивановне её Сашу – такой же белокурый, розовощекий, энергичный.
— Ты, сынок, из местных, аль приезжий? Уж больно на родственников моих похож.
— Нет, мамаша, я приезжий. В наших краях работы совсем нет. А здесь я и строитель, и водитель. Купил домик в соседней деревне, семью перевез, жизнь налаживается.
— И детки есть?
— Двое – мальчик и девочка.
— Сынок! Отвези им яблочек! Вон у меня сколько — вся земля под деревьями усыпана. Сегодня утром целый мешок насобирала – сушить. Так я ещё насобираю, а ты этот возьми – деток угостишь.
— Спасибо, мамаша! Конечно! Если у вас некому яблоки собирать, может я с детишками в выходной приеду?
— И правильно! И приезжайте, я всегда добрым людям рада!

Приятно беседовали они во время поездки: водитель жаловался на цены, на то, что с трудом собрал деньги на школу — двоих детей снарядить сейчас, ой, какая проблема!
Наталья Ивановна постаралась покупки совершать быстро, особо не выбирала, не торговалась, водитель предупредил: три рубля – минута ожидания. Муку, сахар, крупу и куриные потроха купила минут за двадцать. Обратно вернулись мгновенно — вот, как на такси-то хорошо! Не надо час на остановке стоять с тяжелыми сумками, ожидая автобуса. Ехала почти как королевишна! Ладно уж, пару сотен можно старухе и на свое удобство потратить!
— Вот, мамаша, ваши сумки! С вас пятьсот  рублей!
Наталья Ивановна аж присела от неожиданности: названная сумма превышала ожидаемую в два раза. Проглотив молча подступивший к горлу комок, достала деньги, рассчиталась.
— Я смотрю, мамаша, у вас еще есть и красные яблочки! Вы мне только антоновку дали. А моя дочь и красные любит, антоновка, говорит, слишком кислая.
— Да, да, конечно, проходи, сынок, бери! – отворила она калитку.
— Собаку-то уберите, ещё штаты мне порвет! — не по доброму среагировал«сынок».
— Ой, да она очень ласковая. Для порядку и то редко ругается, — старушка, взяв Найду за ошейник, оттащила её в дом.
— А мешочка у вас, мамаша, не будет, куда набирать?
— На, вот, возьми…
Хоть  Наталью Ивановну и обескуражила сумма оплаты, во всем винила она только себя: не надо было, ей — барыне, такси вызывать, ехала бы на автобусе, не так существенно сократилась бы её пенсия за один день.
— Я теперь в выходной с детишками приду, ждите! — заявил таксист, сгибаясь под тяжестью сумок.
— Приходи, сынок, приходи...
— Только ты уж, мать, псину свою на весь день спрячь, чтобы детишек моих не покусала. Не люблю я собак, не доверяю! — укладывал он мешки с яблоками в багажник, — Кстати, мать! А я ведь неправильно посчитал — за ожидание забыл взять деньги! Давай ещё две сотни!
Наталья Ивановна от неожиданности даже онемела. Дрожащими руками, молча достала кошелёк, вынула деньги, заметив вожделение в глазах водителя, когда он увидел в кошельке пять её пенсионных тысяч.
— До выходных, мамаша! — газанул он, и скрылся из виду.
Наталья Ивановна ещё долго в задумчивости стояла у калитки. Никак не могла прийти в себя — словно обухом её по голове ударили.
— Ну, что? Съездила, подруга, отоварилась? – Евгения Петровна улыбалась из-за забора.
— Съездила… только вот теперь не знаю, как месяц протяну. Пять тысяч осталось из моих 8 с половиной… а ещё за свет, газ, налоги…
— Сколько же он с тебя взял?
— Да сама я виновата. Не мое это дело – на такси ездить.
— Так сколько?
— Семьсот рублей!
— Откуда семьсот? Двести пятьдесят должно быть! Я всегда за эту сумму езжу!
— Извини, Женечка, пойду я, прилягу. Сердце разболелось, ноет.
А Евгения Петровна срочно звонила оператору:
— С каких это пор ваши водители одиноких старушек обирать стали?
— Мы отдадим ей деньги, извините, — забеспокоилась девушка- оператор, — сейчас прямо его пришлем, и непременно оштрафуем!
— Верните, пожалуйста, бабушка одинокая, небогатая, на пенсию еле выживает.

Наталия Ивановна сидела на крыльце дома, когда ворвался таксист:
— Ты зачем, старая кляча, на меня нажаловалась?
— Да ты, что? Сынок? Я не жаловалась. Соседка только у меня спросила, сколько я за такси заплатила...
— Значит, соседке нажаловалась? Чтобы меня с работы уволили? На, подавись, калоша старая, — швырнул он ей в лицо смятые купюры, — думаешь, мне твои копейки нужны?
— А ты купи детишкам шоколадки, они же любят.
— Гадина, ты ещё издеваешься надо мной? — сжимая кулаки, он двинулся к старушке.
Полуслепая Найда, почувствовав угрозу, громко залаяла.
— Заткни сейчас же свою шавку, придушу! — прошипел он с ненавистью, и хлопнул калиткой с такой силой, что одна из штакетин переломилась пополам.
Схватившись за сердце, Наталия Ивановна медленно побрела в дом.

Всю ночь старушка не спала, прислушивалась. Не спалось и Найде: бегала она по участку, лаяла, волновалась. Надо бы встать, выйти, посмотреть, что там, собаку успокоить, но руки и ноги были как ватные, и сердце болело так, словно вбили в него острый гвоздь. Даже крикнуть: — Найда, на место! — не было сил: от усталости неимоверной язык не ворочался.
Беспокойным сном забылась она лишь под утро, но даже сквозь сон чувствовала острую, пульсирующую, головную боль.
Снился ей сыночек Сашенька – белокурый, весёлый, румяный, бродил он по саду с внучатами — такими же беленькими, чистенькими, как ангелочки, с пшеничными волосами, какие были когда-то у мужа Натальи Ивановны.
Полные корзинки яблок насобирали ребятишки.
— Бабуль, бабуль, смотри! — бежал внучок ей навстречу.
— Куда смотреть, милый?
— Собачка там! Под яблоней!
Наталья Ивановна резко проснулась. Было ещё очень рано: солнце еле пробивалось сквозь утренний туман.
Кот, крепко прижимавшийся во сне к хозяйке, потянулся, приоткрыл один глаз, и снова зажмурился в дремотной неге — не хотелось ему покидать теплую постель.
Наталья Ивановна накинула пальто, встала. Голова резко закружилась, но она все же вышла во двор.
– Найда, Найда! Ко мне, милая! Где ты?
Гробовой тишиной отозвался сад. Только капли тумана чуть слышно стучали по крыше.
Спит где-нибудь, наверное… под любимым кустом сирени улеглась… она там всегда спит. Старушка сделала пару шагов, и остолбенела: на ветке яблони, прямо напротив дома, висел труп Найды. Собака была ещё теплая.
Наталья Ивановна сходила за ножом, перерезала веревку, положила Найду на землю, и почувствовала вдруг жгучую боль под лопаткой. Грудную клетку сковало обручем — не вздохнуть. Старушка судорожно попыталась глотнуть воздуха, но ноги подкосились, рухнула она на траву рядом со своей верной подругой, и душа ее рванулась к свету, в бесконечный аквамарин небес. И бежал ей навстречу голубоглазый, светлый малыш — не рожденный внучок, и кудрявым, мохнатым шариком катился рядом с ним черненький, симпатичный щенок, так похожий на Найду в молодости.


-