Камбала. Часть 3. Годок. Глава 1.

Камбала. Часть 3. Годок. Глава 1.

Часть третья. Годок

Глава I. Отпуск

Через полтора суток ночью, в два часа поезд на Адлер остановился на железнодорожной станции Таганрог I. Всего минут 40 назад я не спал, стоял в тамбуре, курил и с вниманием вглядывался в знакомые огоньки, описывающие место расположения моего родного посёлка. Да и как можно было спать, когда я проезжал свой родной посёлок?

Вот поезд прошёл по железнодорожному мосту через улицу Октябрьскую. Пустынная улица освещалась тусклыми фонарями, но сверху была видна практически до конца вверх. Следом, перед выгрузной площадкой вырисовывалась возвышенность. Это ничто иное, как курган, по преданию, где захоронен атаман и потому населенный пункт был назван по имени его Матвеев Курган. Был ли там захоронен этот самый атаман не знаю. Версии разные, но что здесь было кладбище, это достоверно и подтверждено фотоматериалами.

На пустынной площадке перед вокзалом нас встретила и проводила дежурная по вокзалу желтым флажком и поезд не сбавляя ход начал отсчитывать стыки до г. Таганрога. Мы проехали районный центр, где я прожил два года и заканчивал после «восьмилетки» среднюю школу.

Сердце заколотилось волнительно. Но не дергать же стоп-кран. Ничего, во всяком случае я смогу утром вернуться на первой же электричке.

В Таганроге мне не хотелось сидеть на вокзале. Я решил просто прогуляться по ул. Дзержинского. Весна в разгаре и в отличие от Риги, деревья все покрыты были листвой, сирень уже отцветала, цвели деревья и цветы и аромат цветения зависал над тротуарами, из-за того, что движения автомобилей не было и некому было создавать искусственные воздушные потоки, тем самым разбавляя концентрацию амбры в районе источников их создающих.

Воздух остыл, было довольно свежо. Я в течение часа прошёл без малого полпути до вокзала Таганрог II, откуда намеревался первой электричкой отправиться домой. Усталость давала о себе знать. В тесноватых ботинках ноги устали, и я присел на одной из автобусных остановок.

Я сидел и часто курил, скорее всего от нечего делать и казалось, что так быстрее пролетает время. Когда в попутном мне направлении двигалось такси, видимо возвращающееся после вызова, я вышел на дорогу, чтобы оно не проехало, не заметив мои сигналы остановиться.

— Что это ты, такой молодой и жить надоело? Совсем или на побывку?

— На побывку, командир. До «старого» вокзала довезешь? Ноги не хотят ходить.

— А, чего же не довести. Садись. Где служишь? В Севастополе?

— Нет. В Севастополе в учебке только был. Сейчас в Риге, на Балтике.

— Ясно. У меня братишка меньший в Балаклаве служит, подводник.

— Привет ему от подводников Балтики! Ну, когда письмо будешь писать.

— А, что же тебя не встретили? Сообщал, что едешь?

— В том-то и дело, что сюрприз хочу сделать.

— Хороший сюрприз. Ты по пути зайди в аптеку и валидола купи.

— Зачем?

— Не понял? А вдруг матери плохо станет, не дай Бог, конечно.

— Ты прав, я тоже уже начал сомневаться, что без предупреждения. Но обойдётся всё, надеюсь.

— Сколько с меня? — спросил таксиста, когда он довез до «старого» вокзала Таганрог II.

— Ладно. Служи лучше, чтобы мы спокойно спали.

— Спасибо большое! Удачи!

Я удобно уселся на скамью в зале ожидания, чем привлёк внимание немногочисленных «квартирующих» здесь свободные места граждан и гражданок. Я устал и хотел просто вздремнуть полчаса. Быстро провалился в сон.

Мне снится, что я подхожу к незнакомой калитке, хотел войти, но мне навстречу выбегает мама и восторженно, и вопросительно ко мне обращается:

«Наконец-то, заждались уже. Почему так долго, я глаз не сомкнула, всю ночь проглядела в ночную темноту, а тебя нет и нет».

Вышел брат, схватил меня в охапку и понес в новый дом. Я пытался освободиться, но он мне не позволил этого сделать:

«Находишься ещё, братуха! Держи!» – и при этом протянул мне точно такие же тапочки, какие нам выдавали на службе, кожаные, мягкие, легкие и удобные.

Бабушка Настя суетилась у русской печи, которая у нас была в деревенской хате и ухватом доставала румяные от жара и от того, что перед установкой в печь были обильно смазаны домашним сливочным маслом, пирожки.

Я открыл глаза и почувствовав лёгкость в ногах, понял, что я машинально, от того, что сильно болели ноги, расшнуровал ботинки и вынув из них ноги, поставил сверху ботинок. В буфет заносили булочки и пирожки ночной выпечки, а от них исходил такой пряный аромат, что у меня засосало «под ложечкой».

Объявили посадку на электропоезд «Таганрог-Иловайск». Я быстро зашнуровал ботинки и вышел на перрон. Закурил и наблюдал, как прощался парень с девушкой. По всей видимости, парень приехал в Таганрог из близлежащего села или посёлка, провёл с девушкой всю ночь до утра, а теперь сонный и счастливый едет домой отсыпаться. Я по-доброму позавидовал молодым.

А кто меня ждал, кроме родных? Судя по всему, никто. Собственно говоря, всё это скоро выяснится. Зачем торопить события. Мне с дорогой дано 15 суток. Двое суток уже на исходе. Двое остаются на обратную дорогу. У меня ещё 11 суток, чтобы всех проведать, нагуляться и расставить «точки над «и».

В седьмом часу утра я шёл по родным и неузнаваемым улицам посёлка с лёгким портфелем в руке, в котором по большому счёту ничего, кроме двух десятков фотографий, гюйса на подарок маленькому племянику, чего-то из парфюмерии «DzintarsRiga», для мамы и той, о которой я ещё пока думал. Ещё какая-то ерунда сувенирная на память. Бате я вез блок сигарет «Riga” в твердой упаковке, как и наш «Ростов» и блок «Vecrīga», что означало «Старая Рига», эти были наподобие «Нашей Марки» в мягкой упаковке. Братьям я вез по морской майке, купил в военторге, думаю, что с размерами угадал, они богатыри оба, не чета мне.

Но, к сожалению, в поезде кое-кого пришлось угостить и сам прокурился, потому оставалось всех сигарет пачек пятнадцать. Но, думаю, что для бати не сигареты главное будет.

Я прошёл знакомою, покрытую булыжником улицу, мимо домика бабушки Вари и умышленно надвинул бескозырку на глаза на случай, если она, по привычке будет сидеть у окна или во дворе и узнает. Дошёл до территории автохозяйство, которое располагалось так, что улица входила прям во въездные ворота.

Я знал, что дальше по улице домов практически не было. А теперь вдоль кирпичного забора АТП вдоль улицы, уходящей влево, расположились новые, выстроенные не при моей памяти и недостроенные домики и большие по тем меркам дома.

Улица заканчивалась и дальше простиралось поле с густыми массой стеблей озимой пшеницы. Хороший урожай, видимо, ожидается в этом году мимолётно заметил я. Дом, куда я спешил был самый крайним на улице, правда напротив за кирпичным забором АТП приютился маленький домик.

Ворота были деревянные, из сбитых «ёлочкой» тарных дощечек. Я толкнул калитку, изготовленную таким же образом и врезанную в общий каркас ворот. Она было открыта. Я вошел в чужой и одновременно с этого момента в свой дом, хоть и приписан в нём не был.

Во дворе, на приставленном к забору, отделяющий двор от огорода, табурете стоял обрез (я по привычке называю овальный оцинкованный таз), в котором моя старенькая, щупленькая и от того, что согнулась над стиркой бабушка Настя, казалась совсем осевшей к земле и сгорбленной. Она натирала хозяйственным мылом какие-то кухонные полотенца и салфетки, после чего «яростно» принималась их теребить своими сухонькими, изрезанными тоненькими жилами, с потрескавшимися от постоянного труда по хозяйству и у печи ладонями, руками.

Она услышала, как открылась калитка, повернулась в мою сторону, но яркое утреннее солнце слепило ей глаза, и она привычно приложила руку над глазами так, чтобы прямые солнечные лучи не мешали узнать вошедшего во двор. Она узнала меня, охнула и стала оседать, придерживаясь за таз, который начинал опрокидываться.

Я бросил портфель и бросился к ней, подхватил её и прижав к груди, со слезами на глазах и иначе не мог, так как с самого детства эта душевная женщина воспитавшая всех внуков и не только меня и моих братьев, но и двоюродных, которые из-за того, что родители работали в колхозе, были вынуждены детей куда-то определять.

— Бабулечка, здравствуй! Здравствуй, родная!

— Саша! Внучок! – бабушка рыдала тихо, только всхлипывая, что ощущал я на себе её дрожью.

На шум во дворе выбежала мама и бросилась ко мне в объятья. И вот мы уже обнимались втроём. После недолгих поцелуев, я убрал таз и усадили с мамой бабушка, у которой от радости ноги отказали.

— Сынок, как же так? Почему не написал. Радость-то какая! Отец на смене работает. А Витю сейчас разбужу, ему тоже на работу. Он под утро пришёл, гуляка. Как ты, сынок? Вижу поправился. Кормят хорошо?!

— Хорошо, ма, кормят хорошо и всё хорошо.

— Пошли в дом, я тебя покормлю. Мне к восьми тоже на работу. Я отпрошусь, в школе лаборантом работаю, я писала.

— Не стоит отпрашиваться, мама, я на 10 дней приехал. Успеем наговориться ещё. А кушать хочется, проголодался. А потом посплю немного, почти две ночи не спал. Не хотелось, хотел дорогу запомнить, хоть и темень за окнами, а смотришь, там огоньки – люди живут, там село проезжали, в городе остановка – интересно. Вспомнил, как мы к брату Лёше в армию ездили на поезде.

— Пошли в дом. Мама, дойдёте сами? Пошли, сядем за стол, — обратилась мама сначала ко мне, потом к свекрови своей, моей бабулечке, которая никак не могла поверить своим глазам тому, что они видят.

В кухню забежал брат, сонный, но понявший уже, что в доме случилось что-то неординарное и, хоть спать ох, как хотелось, но нужно что-то важное не пропустить. Он схватил меня в охапку, зажав мои руки, опущенными «по швам», при этом бурно высказывал эмоции:

— Здоров, брательник! Ну, ты, даёшь! Я на работу, а вечером по девкам пойдём. Отсыпайся.

— Балабол, — мама обратилась к Вите, — дай хоть брату дома побыть.

— Нечего ему дома делать. Насидится ещё. Я его с Танюхой познакомлю. «Кровь с молоком» и свободная пока. Со мной работает на элеваторе. А, хочешь, прям час пойдём на работу, познакомлю?

Давно я уже не слышал брата, отвык за два с половиной года, от болабольства брата, у меня уши заложило.

— Ну, ты меня отпустишь, наконец?

Витя, растеряно посмотрел и только сейчас понял, что держит меня, оторванного от пола в крепких объятьях, без возможности шевелиться. Отпустив меня, побежал умываться и по пути продолжая говорить:

— Подумай. Насидишься ещё дома со стариками. Пошли со мной. А хочешь, с Валюхой познакомлю? Разведёнка, мужика хочет, аж пищит…

У меня кружилась голова. Всё было, не то, что непривычно, а давно забытое, теплое, душевное, домашнее. Одна бабушка присела тихонько в уголке кухни и умилением не сводила с меня глаз.

Простая домашняя еда была такой вкусной. Жаренная домашняя картошка с забитыми в неё яйцами, также от своих курочек и помидоры, которые мама закрывала в банки по своему пряному рецепту. Все было так вкусно.

— Витя, тебе не наливаю, на работу. А я за компанию пригублю.

Мама налила мне в рюмку водочки и себе на донышке. И после добавила:

— Небось, два года спиртного не видел, чтоб не охмелел.

— Ну, да! – я ухмыльнулся, отвернувшись в сторону брата.

— Вечером нагоним, — подытожил брат.

— Отдыхай, сынок, — мама собиралась на работу, — мам, вы, потом обедом внучка накормите?!

— Ступайте с Богом! Накормлю, конечно. Голодным не оставлю. Может петуха зарубать? И бульон на борщ будет и мяска домашнего покушает…, — засуетилась бабушка.

Два дня я отъедался, отсыпался, по вечерам с батей вели серьезные мужские разговоры, как там и что там. Отцовскую проницательность не обмануть, в отличие от материнской слепой любви. Если честно, то меня не тянуло даже в общество. Дома было так душевно, что мне никак не верилось, что я дома, после двух лет отсутствия и непривычно.

Пройдясь днем по посёлку, я не встретил ни одного своего одноклассника или человека, с кем был близко знаком. «Нужно съездить в родную деревню», — подумал я. На второй день сходил с братом к его другу с подходящей «кликухой», он называл его «Слон» и этим все сказано. Саня был с большим чувством юмора, имел замечательную коллекцию музыки, неведомо где записанной, отличного качества, как и сама аппаратура, на которой мы эту музыку прокручивали в отдельной от дома «зимней» кухне, расположенной от дома через двор.

Там было уютно. Поставили небольшой журнальный столик, вино, скромную закуску. Здесь можно было курить с открытыми и дверью, и форточкой, дабы мы не прокоптились. Хорошая мужская компания, в которой главенствующей темой, конечно, была служба.

Говорили не только о Морфлоте, это была первая возможность послушать от брата, как он отслужил и не по письмам, где в двух словах говорилось, что служба идёт хорошо и кормят, «как на убой». Саня служил в ракетных войсках в Подмосковье. Разошлись уже когда первые петухи проснулись и «заявили», что скоро рассвет.

На третий вечер, брат всё же «уломал» мне составить компанию, которая должна состояться у одной из девиц дома, и она пригласит по такому случаю подружку. Предложенная девица мне не приглянулась, хоть у неё горели глазки и желания, не потаённые, а «кричащие» были написаны на лице.

Когда посиделки за шампанским и затем вином закончились, а в комнате слабое освещение ночника создало интимную обстановку и я почувствовал на своем лице жар её дыхания и стеснение дыхания от крепких объятий, мне стало не совсем по себе, если почти ничего не сказать. Я её не то, что не хотел, мне было брезгливы даже прикосновения, не говоря о том, что я мог представить в продолжении.

— Куда ты, пупсик? – спросила томным голосом Татьяна!

— Выйду, покорю, — ответил я моей сегодняшней «сводне».

— Так кури тут, мы тут тоже все курим, если хочется…

— Нет. За одно и воздухом подышу, что-то жарковато.

— Подыши, подыши, котик. Сейчас ещё не так жарко будет, — размечталась «жрица любви».

Я закурил и, представляя, что говорю с братом в мыслях произнёс:

«Прости, брат! Это не по мне. Я хотел душевного тепла, хоть немного, а вместо этого телесного жара с потом и охами… Вот почему-то думают, что если кто-то два года с девушкой не был в близких, очень близких отношениях, то обязательно бросится «на всё, что шевелится». Я же вам не Витя Туров. Иначе меня уважать перестанут те, кто называл меня некогда «Дядей Сашей, учителем классической любви». Ну и в чём же здесь «классика», в «жёстком» порно?»

Мне самому стало смешно только от мыслей и обидно за себя. Я всегда презирал, презираю и буду презирать животную страсть, если мягче сказать, человеческую похоть, без чувств и желания сделать человеку приятное и не только физической удовлетворение, а чтобы во время того и после ещё долго душа пела, а не плевалась. Швырнув по привычке окурок с большого пальца резким «щелчком» указательного пальца так, что жар при этом раздуло и огонёк недокуренной сигареты, описав красивую дугу, приземлился в куст роз, а я, не прощаясь, ушёл по-английски.

«Трое суток я уже дома, — идя по тихим сонным улицам посёлка, думал я, — завтра или, в худшем случае, послезавтра, иначе мама не поймёт, что неожиданно, поеду в Новочеркасск. Мне нужна встряска».

Наутро, когда я объявил матери, что хочу съездить к своей невесте, если её так ещё можно называть.

— Завтра поедешь к своей Наташке. Она же ещё учится в техникуме? – увидев мой кивок головой, продолжила, — тем более, она же на занятиях будет. Я приготовлю тебе одежду, завтра и поедешь.

Вечером, как чуть стемнело, решил прогуляться по посёлку, подышать воздухом. Вечер был тихим, и музыка с танцев из парка доносилась до моих ушей и вызывала ностальгию по моей студенческой жизни, да и вспомнились вечера в «матросском клубе».

На танцплощадке куражились молодые пареньки и девушки, таких, как я, без месяца двадцатидвухлетних как-то не наблюдалось. Возможно, и были, но девушки в таком возрасте накладывали уже столько на себя грима, что хватило бы на всю театральную трупу для одного спектакля, как минимум. Но это их личное дело. «Красивой быть не запретишь» — не заметил, как перефразировал известную поговорку. Да, собственно, верно и одно и другое.

Потом решился, взял билет и вошёл внутрь площадки, чтобы при свете рассмотреть всё и всех лучше. Отыграли пару быстрых, с уже даже мне незнакомым текстом песен, с танцевальным ритмом. «Отстал от жизни», — подумал я.

Заиграли медленный танец. Я ещё раньше присмотрел симпатяжку в кружку со своими тремя подружками. Как минимум это были выпускницы 9-го класса, так как десятиклассницы сейчас пыхтели над билетами к выпускным экзаменам в школе. Хотя, не все же такие.

— Разрешите пригласить Вас на танец, — подойдя вплотную и протянув с лёгким поклоном молодой даме руку, ожидая движения её руки навстречу моей.

Но вместо этого, девушка одёрнула, изначально готовую к тому, чтобы её взяли и увлекли за собой в танец, руку и с испугом даже, как будто перед ней стоял не молодой человек, совсем даже не страшный, симпатичный и предельно культурный, а «чудище» из сказки «Аленький цветочек». Она в ответ произнесла мне те слова, которые без малого не свали меня наповал прям там:

— Дядя, я не танцую!

Дальше не хочу даже объяснять какие чувства переворачивали мою душу с ног на голову и «болтались», как болтает всех находящихся во время шторма в концевых отсеках лодки, особенно в носовом – это болтание называют «восьмёркой», так как накладывается горизонтальная болтанка на вертикальную и получается такая сложная траекторию. Её мало кто мог выдержать, без проблем для здоровья.

Вся великолепная четвёрка отошла от меня на «безопасное» расстояние. Вечер был испорчен, а хотелось, наоборот, немного развеяться. «Бабы – дуры, бабы – дуры, бабы бешенный народ…», — почему-то именно это мне лезло в голову. Пойду-ка я с батей по 100 грамм на грудь примем, да поговорим по душам.

Старший брат, которому родители помогли, а по сути, построили дом, приглашал в гости, посидеть вечером. Мы то уже виделись, он забегал с работы на полчаса, но хотелось и с племяником увидеться. Он меня не помнит, ему было всего чуть больше годика, когда я ушёл на службу.

К бабушке Варваре, которая проживала в домике, который она вместе с мамой, которая после войны была молоденькой девушкой, строили, я пару раз заходил, однажды с мамой, второй раз уже сам, когда время нужно было убить. Оставался только один человек, которого я никак еще не удосужился своим визитом – моя девушка Наташа.

Меня одолевало странное чувство: с одной стороны я рвался к ней, а с другой стороны, оттягивал время визита, предчувствуя неладное. И всё время сам себя уговаривал, что нужно это сделать, зачем «воду в ступе толочь», какой в этом смысл.

Я выехал в пять часов на первом автобусе в Ростов-на-Дону. Долго думал и кроме духов, которые для неё купил, так как слышал хорошие отзывы о парфюмерии рижской, прихватил в портфель голландку и бескозырку (всё равно портфель для солидности, был пуст), флотский клёш был на мне, а вместо ботинок, от которых ноги отдыхали, мать прикупила мне лёгкие туфли.

Выйдя из автобуса и узнавая расписание на Новочеркасск, а туда шли автобусы через каждые 20-30 минут, в одном из больших зеркал увидел, что я в спешке утром не побрился, да и похоже уже два дня этого не делал. Хоть плачь, я никогда не пользовался парикмахерскими именно для этой цели, но всё когда-то приходится делать впервые.

По очереди мне припало получить услугу бритья у цирюльника средних лет, который был единственным в парикмахерской автовокзала мужчиной. Я про себя выдохнув с облегчением, думая в первую очередь о том, что я сколько в фильмах видел, цирюльники-брадобреи всегда были мужиками, чего-то я женщинам такую процедуру не доверял, а стрижки, наоборот. Вот такой привередливый я клиент сферы услуг.

Как я ошибся, хотя у меня и не было выбора. Цирюльник был, бесспорно, профи, но то, что он размахивал перед моим носом опасной бритвой и два из трёх раз не для того, чтобы снять часть рыже-каштановой щетинки с моего подбородка, а для того, чтобы эффектней и убедительней рассказать своим коллегам-женщинам то, что рассказывал. О чём он рассказывал, видимо травил какую-то баку и при этом и дамы гоготали, и бритва в его руках подрагивала. И в очередной раз, он отклоняя мою голову то в одну, то в другую сторону или вовсе запрокинув назад, делал быстрые и уверенные движения бритвой, после эффектно снимал «пожнивные остатки» вместе с бритвенным кремом салфеткой и оставалось ещё только погромче включить звуки «вжик» в тот момент, когда лезвие касалось моей ещё нежной молодой кожи.

Знаете, что, братцы, я если и не пережил за эти десять минут, которые мне показались вечностью пытки, предынфарктное состояние, не укоротил свою жизнь лет на десять, то уж точно десятка два седых волос в моей аккуратно стриженной голове добавилось. Когда я рассчитывался за услугу, у меня даже руки дрожали. Я много раз наблюдал, как отец бреется опасной бритвой перед небольшим зеркалом и никогда подобных мыслей у меня не возникало, хотя он при этом мог со мной вести беседу. А, тут… Господи, спаси и сохрани всех от таких цирюльников.

Я позвонил в двери квартиры на втором этаже на переулке Магнитный, что расположен недалеко от въезда со стороны Ростова, а посёлок назывался, как модно было в те годы называть новые посёлки, «Черёмушки». Открыла тётя Валя, я её так называл, узнала и с улыбкой, обратившись куда-то вглубь квартиры громко позвала:

— Наташа, вставай быстро, соня. К тебе приехали.

Потом, увидев, что я чувствую себя как-то неудобно, пригласила:

— Саша, зайдёшь, подождешь на кухне?

— Спасибо, я на улице подожду.

Выйдя из подъезда, присел на скамье и закурил. Сердце колотилось, и я не мог волнение унять никак. А как его можно было унять? Или успокоительными препаратами или спиртным и в приличных дозах, причём. Наташин отец, которого я однажды всего видел мельком, в семье давно не жил. В семье проживала, кроме мамы Наташи ещё и её меньшая сестрёнка. Сейчас, наверное, и её не узнаю. Когда видел крайний раз ей было лет двенадцать всего. А теперь уже, практически такая, как Наташа была, когда я её впервые увидел на вокзале в г. Зернограде. А сколько времени прошло с тех пор? Четыре года. «Мама родная, папа двоюродный!» — эту поговорку я часто говорил сам себе или вслух даже.

Наташе уже двадцатый год пошёл, в этом возрасте многие девушки уже замужними ходят или успевают выйти замуж, родить ребёнка и разбежаться, «разойтись, как в море корабли». Мог бы я, если что жениться на ней вот сейчас, ну не в этот день буквально, а через неделю, месяц? Не уверен.

Мой сосед, будучи влюбленный со школы в девочку ещё, до армии женился в 16 лет, а вскоре у них родился плод любви, прекрасная дочурка. Его взяли в армию, служил в Германии. Так его отпустили даже оттуда, чего обычно не делали для того, чтобы, когда жене исполнилось 18 лет их официально расписали. Этот тот случай, как в анекдоте, когда ребёнок говорит о родителях: «А я помню, как родители женились».

Наташка выбежала в сарафане. На лице была не совсем естественная улыбка и следы того, что её «поднять – подняли, а разбудить забыли».

Я поднялся со скамьи, молчал и наблюдал за её действиями. В фильмах, обычно показывают такие эпизоды, если без поцелуев, то с крепкими объятьями.

Наташка подбежала, остановилась передо мной, улыбаясь уже своей ослепительной улыбкой, посмотрела пристально мне в глаза и не поняв, как я думаю, что в них можно было прочесть, потянулась на носочках и чмокнула в щечку:

— Привет, Саша!

— Здравствуй, Наташа! Ну, как ты тут, что…, — растерявшись и не зная с чего начать разговор, начал заикаться, — ты занята или можешь мне уделить время?

— Да, могу, конечно. Сегодня же воскресенье, на занятия не идти. Правда, я к сессии готовлюсь, скоро экзамены, госэкзамены. Да, ты же знаешь.

— Нет, Наташа, вот как раз я и не знаю. Ты, разве забыла, что я институт не заканчивал, а мои, как раз вот уже через месяц будут дипломы защищать. Видимо, я рано влюбился, и учёба отошла на третий план.

— А, что на втором плане было? – заметив пропуск в цепочке моих умозаключений.

— Ну известно, что, вино, конечно. Хотя, справедливости ради, поговорка звучит изначально так: первая стадия – водка, селёдка, молодка; вторая стадия – кино, вино, домино. Есть ещё третья стадия, но мне до неё ещё жить-жить, хоть бы дожить – это старость.

Стоять как-то перед подъездом было неудобно. Я присел на ту же скамью и предложил подружке.

— Наташа, ты уже взрослая девушка, не то, что была когда-то в той моей, «студенческой жизни», когда была ещё «Крохой».

— Я и сейчас для тебя Кроха. А, что ты так загадочно говоришь? Что-то случилось?

— Я думал, что от тебя услышу, что случилось.

— А, это ты о письме, что Танька тебе написала, она мне потом призналась. А ты почему до сих пор ничего об этом не спрашивал?

— Зачем? Разве в этом есть необходимость? Думал, что ты созреешь и сама всё расскажешь. Нет?

— Да рассказывать нечего особо. Ну, ты служишь, а я, что должна, как монашка сидеть дома, ни в кино, ни на танцы?

— Но, как я понимаю, всё намного сложнее, а ты всё минимизируешь. Да всё в жизни может быть. Ты даже особо и не обещала меня ждать. Да и что нас может связывать? Свидания, поцелуи, так можно ежедневно нового партнёра для таких дел менять. Ты мне не жена, а я для тебя не муж. Нас узы не связывают.

Я заметил, что Натаха не смотрит мне глаза, отворачивает взгляд, а это уже о многом говорит.

— Пока не забыл. Держи!

Я достал из портфеля набор духов и одеколона из Риги.

— Спасибо! – сказала Наташа, повернувшись ко мне и радуясь больше, как я понял даже не подарку, а тому, что я переменил тему разговора. От изначальной темы её коробило и я это видел.

— Будешь на танцах отличаться от подруг. Кто попроще пользуются «Красной Москвой», а кто покруче – CHANEL. А тебя будут ароматы, которыми пользуются латышские красотки и не только.

— А ты нашёл там себе латышскую красотку?

— Моя самая любимая красотка – это «букашка», но не та, что по лепесткам ромашки ползает, а та, что бороздит балтийские воды. Мы так вопросами на вопросы далеко можем зайти. У тебя сколько есть свободного времени, если есть вообще.

— Ну мне нужно к обеду на рынок съездить, мама просила, потом ещё с Алёнкой, сестрой, помнишь её? С Алёнкой нужно кое-куда. Представляешь, девятый класс заканчивает в этом году. Хочет в мой техникум поступать, а я отговариваю, говорю: «Зачем тебе сельское хозяйство и переработка зерна»? Сейчас другие профессии популярны, есть более перспективные, а она учится хорошо, не то, что я.

— Вот и поговорили. Получается, что для меня у тебя времени нет? Сейчас уже 10 часов, пока маникюр, педикюр и время «ёк!».

— Я сейчас переоденусь и провожу тебя.

Я кивнул головой, но всё было понятно, только слова «провожу тебя» обо всём сказали. Но зато честно и вот она та точка над «и», она звучит, казалось, и неплохо – «провожу тебя», а понимать нужно, как «пошёл ты…». Вот и разобрались, любовь моя несостоявшаяся. А, что была, я в этом и не сомневался. Просто она сделала всё, чтобы чувства медленно и уверенно затухали. Претензий никаких я предъявлять не могу – это несправедливо, а обидно было, обида «жабой душила» в грудине.

Наташа вышла в лёгком цветастом платье и босоножках на платформе, отчего казалась чуть выше. Причёски, которая мне безумно нравилась, с длинными прямыми волосами, не было, а вместо неё, подрезанные по плечи волосы и чёлка спереди, волосы накручены на бигуди. Да и в другом она изменилась, сильно изменилась, она из девочки, девушки превратилась в женщину. Именно я ощущал перед собой не ту Наталку-полтавку и не Наталку-молдаванку, как я любил в шутку её называть, а молодую женщину, хотя не хотелось так называть, девушка ей подходило бы, конечно, но погрубевший голос и другие внешние и внутренние признаки говорили об обратном.

Это была другая, просто похожая на мою Натаху, совершенно другая девушка, которую я совсем не знал, да и узнавать, скорее всего мне не придётся, у неё есть тот, кто это, возможно давно уже всё познал и читал её, Наташу, как книгу и ей, бесспорно, это нравилось. Всё это было осязаемо, не платонически, как у нас, чувственно и боль, и ласка были телесные, были понятны душе и были постоянно. Уверен почти, что вчерашний субботний вечер, а скорее всего и ночь напролёт они провели вместе, как и предыдущие вечера.

А, что ты хотел, морячок? Это правда жизни. Жены декабристов – патриотично, красиво для сюжета кино, но для жизненного сюжета в наше время – это лицемерии и в лучшем случае, удерживание отношений «про запас».

Я вспомнил, как мы гуляли по Новочеркасску, как катались часами на трамвае, как гадали у слепого шарманщика, где попугай вытаскивал нам счастливые билеты. Видимо и это была фальшь, а действительность, вот она, не завуалированная, без прикрас. И когда машинально, по старой привычке взял Наташу за руку, она каким-то приёмом, иначе не назову, высвободила её и сложила руки на груди. Мы так и шли по тротуару в сторону автовокзала, откуда два часа назад я шёл ещё с надеждой на то, что ошибался, что всё не так и чувства вновь получат импульс. Но, не судьба.

На автовокзале, пришлось ждать минут пятнадцать до автобуса, хотя я мог уезжать тогда, когда захочу, но какой смысл оставаться. Я предложил Натахе прогуляться к роще, что была сразу за территорией автовокзала. Но она категорически отказалась, предложив консервативный вариант: «Давай тут присядем».

Тут – это среди снующих туда-сюда пассажиров. А я-то всего-навсего хотел её поцеловать на прощанье, без свидетелей и без упрёков со стороны свидетелей за безнравственность. Если и это уже для меня «табу», то зачем ещё полмесяца назад в письме, что я получил в конце было: «…Целую. Люблю. Твоя Кроха.»

Не моя ты, Наташа, никогда не была, скорее всего и уже никогда не будешь. Сначала ты была ещё ребёнком и играла в любовь, потом было интересно, а чем всё это закончится, а потом…

— Хотел тебе форму показать, вез для этого. А зачем? У тебя есть мои письма и фото. Хочешь храни, хочешь сожги. Твои фото я сохраню все. А вот письма не стану. Видимо, даже, когда ты писала, называя моё имя, то думала о другом. Возьми, Наташа, я знал, что они мне больше не понадобятся. Это то прошлое, которое мне никогда не забыть, но не хочу, чтобы оно мне рвало душу.

Я достал упакованный пакетик писем, которые я привёз домой и в последний момент при сборах решил, что они мне больше не нужны. Наташка взяла свёрток дрожащей рукой, только спросив:

— Зачем?

— Так будет лучше, для нас обоих.

Автобус стоял у посадочной платформы, пассажиры занимали места в салоне. Мне были тяжелы эти мгновения расставания, и я сейчас хотел больше всего, чтобы закрыть глаза, а когда открыл, всё было по-другому, был бы я дома, а ещё лучше на службе, в Риге. Странное желание, не прошло и половина отпуска, а мне захотелось назад на службу. Я там принесу пользу, я там кому-то нужен. Здесь я не хочу больше оставаться.

— Наташа, будь счастлива!

Я наклонился, чтобы поцеловать её в губы, но она увернулась в очередной раз. Так и так. Поцеловав даже не лоб, а в висок, прикрытый пахнущими парфюмерией волосами, я повернулся и пошел в автобус, не оборачиваясь. Когда сел на своё место и выглянул между зашторенными шторками окно, увидел неподвижную фигуру той, которую я безумно любил три года, из-за того, что хотелось чаще быть вместе и страданий, пропуская занятия и в конце бросил институт, но это моя ошибка, а может быть и судьба и последний год, когда я уже начал понимать, даже без письма Татьяны, что все планы утопические.

И вот сегодня я просто в этом убедился. Натаха стояла неподвижно и смотрела в след отходящего от платформы автобуса, руками прижимая к груди то, что она назвала любовью, свои письма за два года. Их было в разы меньше, чем тех, которые были отправлены в её адрес и конверты были более пухлые. Но это было в той жизни, в жизни, когда я был наивен и верил словам и, изначально, душевным поцелуям девушки моей из моей юности.

Юность закончилась давно, а я как-то зазевался и задержался в ней ровно на два года, на два года, когда мне было тяжело и хотелось, чтобы был кто-то, кто ждёт и думает обо мне, хоть иногда. Всё это история. Я стал другим. Смогу ли я полюбить такой же чистой любовью, время покажет. Но я знаю, что обо мне кто-то, возможно и сейчас думает и мне приятно её компания, её внимание, её искренние поцелуи, в конце концов.

«Ох и камбала!» — скажет мой читатель. Каков есть.

Завтра поеду в родное село. Уж кто-кто, а Саня Ганшин мне будет рад. Я слышал, что он отслужил всего один год и его комиссовали. Но он был и тому рад, что раз служил, его никто дебильным не назовёт, как обычно относились к тем, кто не служил вообще. Всё, решено. А там, может быть, ещё кого встречу. Два года прошло, много воды утекло в моей речке Каменка, что в ста метрах от родной хаты. Я отвалился на спинку сиденья автобуса. И, как не странно, на душе становилось все спокойнее и спокойнее, и я, задремав, провалился в «нирвану».

Продолжение следует.

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
19:25
302
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!