Камбала. Часть 3. Годок. Глава 4.

Глава IV. Служу Советскому Союзу!

— Дня через три на гауптвахте будет место, готовься, поедем, — сообщил старшина команды, мичман Самарин.

— Да, хоть и сегодня. «Раньше сядешь – раньше выйдешь», — пока ещё пытался шутить я на предложение занять один из «люксовых» номеров на гауптвахте Рижского гарнизона.

***

И сразу всплыли приятные воспоминания. Начало апреля, а в карауле разводящим. Сижу в караулке. Здесь два телефона, один для внутренней связи, а второй городской. Первый развод караула произведён и теперь смена караула будет в 22 часа. А значит, выходим в 21-30, прокручивал я себе в голове план.

Я удивлялся, как молодой «бестолковке» порой рождались гениальные, а порой такие планы, которые приводили к крушению всего ранее достигнутого. Кто строил дворцы из домино, тот знает, что одно неловкое движение и весь труд, вложенный в создание «шедевра» насмарку. Домик рассыпался за секунду.

Вот так и сейчас, я продумывал план, с одной стороны такой заманчивый, а с другой стороны, приводящий к серьёзному нарушению Устава караульной службы. Служивые люди знают, сколько различных Уставов нужно изучить на службе, чтобы…, чтобы потом, зная их, всё же нарушать.

Я уже две недели не виделся с Иришкой из-за того, что на прошлой неделе было штормовая готовность и увольнения на берег были отменены, а теперь вот, караул. Но этому есть и явный плюс, место караула-то – Старая Рига, а это значит, что совсем недалеко, в 20 минутах отсюда живёт Иришка. Но, как же встретиться, сюда никак нельзя её провести. Нам выходить без надобности и исполнения должностных обязанностей, тоже запрещено.

Но ведь на смену караула уходит не меньше, чем минут сорок-пятьдесят. Задерживаться после развода никак нельзя, если караул с разводящим задерживается больше чем на 5-10 минут на маршруте, могут поднять «тревожную» группу. Как известно, в караул заступают с боевым оружием и по ночному городу идут три вооруженных автоматами и боекомплектом патронов военные.

Не хочу стращать никого, но даже в сводках я не помню, чтобы было сообщение о нападении на вооруженный караул с целью завладения оружием. Это же не лихие 90-е, а мирные 70-е годы, когда подобное и в голову не приходило.

Я поднял трубку, когда в караулке не было начальника караула, у него для отдыха было отдельное помещение и немного подумав, набрал знакомый мне номер. Трубку подняла мама Иры:

— Алло!

— Здравствуйте! Иру можно к телефону?

— Кто её спрашивает?

— Скажите, что Саша.

Я с волнением ожидал, когда подойдёт Ирина, а в трубке слышались приглушенные разговоры, видимо мать говорила с дочкой в соседней комнате.

— Да, я слушаю. Саша, это ты?

— Привет, Ириш! Ты чем занята?

— Да так, ничем, в общем. А, что, ты не в самоволке?

— Вот, как раз и наоборот. Я на службе, но, не поверишь, совсем рядом от тебя нахожусь.

— Не поняла.

— Если у тебя есть желание встретиться на полчаса, то мы можем это сделать. Ты как?

— Я только за. А где и когда? — на удивление с восторгом поинтересовалась Ира.

— Будь на площади у входа в Домской собор в 21-30. Сможешь?

— Да, конечно. Ещё больше двух часов, буду. А ты в самоволке? Скажи честно. А-то я волнуюсь, чтобы тебе не влетело.

— Не волнуйся, дорогая, я на службе, в карауле. Всё хорошо. Я буду чуть позже, может быть через 5-10 минут после указанного времени. Ты, главное, будь. Поцелую при встрече. Пока!

Вот это дело. Настроение приподнялось. Я обдумал, что и как всё будет происходить. Боже мой, целых полчаса с Иришкой наедине. Что может быть лучше? Даже не знаю, ничего лучше я и придумать не мог.

За несколько минут до выхода караула, предупредил караульных, которые должны идти со мной на смену, что они должны делать, когда мы дойдём до Домского собора. Оба заулыбались, а один спросил:

— А, если…

— Никаких если, — не дал я ему даже досказать, понимая, что он опасается, что ему за это влетит, — кто разводящий? Правильно, я. Вот мне, если что и влетит.

Мы шли по привычному мне маршруту, я уже пару раз заступал в караул, но в те разы я шёл по этому же маршруту, изначально замыкающий, как караульный дальнего поста. Сейчас все было иначе и не только из-за того, что я сказал. Я был разводящим и вел, шагая первым в строю своих караульных, которые должны были сменить тех, которые уже отстояли свою вахту. Всё было так, как быть должно, за исключением того, чего быть никогда и ни при каких условиях не должно. Но есть поговорка: «Если нельзя, но сильно хочется, значит можно», по этому сюжету и развивались события.

Привычно я повёл караульных по центру бульвара Кронвальда, затем свернули направо на улицу Комьянантес и вышли на Домскую площадь. Я умышленно шёл скорым шагом, чтобы по пути нагнать пару минут, которые мне ох как нужны скоро будут. У Домского собора в это время суток было пустынно, только одна фигурка маячила у пока ещё не засаженного газона перед собором.

У меня сердце забилось чаще. Конечно, не узнать Иру я не мог. Это она ждала меня и постоянно вращала головой, не зная откуда меня ожидать. Не доходя до Ирины метров пятьдесят, я остановился, повернулся к караульным и спросил:

— Мужики, вы все поняли? Сменитесь сами, я караульных первой смены по телефону предупредил и разбудил, кто спал. Поэтому заминки не будет со сменой, там без этих штучек «караульный такой-то пост сдал», а сменились и неспеша уже назад, чтобы те орёлики шли сюда. Поняли? Неспеша. Они должны быть здесь где-то в 22-15. Всё, вперед. Не останавливаться, кто быто не был, если будет останавливать. Вперёд, за вами будущее флота.

Караульные продолжили путь по маршруту, я свернул влево и подошёл в Ире. Та стояла с растопыренными глазами, не ожидая увидеть меня таким здесь.

— Ты меня в плен будешь брать, морячок? Я согласна на плен, если ты будешь всегда со мной рядом.

— Ну, конечно, буду рядом, пока смерть не разлучит нас.

— Ну, зачем о грустном, какие наши годы, милый?!

— Ты права, дорогая. Пошли вот туда, обойдём немного собор справа, там есть скамья и с площади нас не видно. А тут на виду, как-то не очень, тем более что я на службе и с оружием.

Мы прошли за собор, где на скамью, под ещё пока не ожившем после зимы деревом, падала тень от фонарей, расположенных на площади. Присели. Я снял автомат с плеча и перебросив через спинку, прислонил к скамье, подсумок с рожками патронов к автомату и планшет с образцами печатей повесил на угол спинки скамьи, выполненный из чугунного литья с орнаментом.

— Иди ко мне! Я так по тебе соскучился, — растопырив объятья, подсунулся ближе к своей девушке.

— И я…, — только и успела ответить Иришка, как наши уста надолго замкнулись в нежном и следом за ним уже страстном поцелуе, вызывающем душевные волнения и потаённые желания.

Шкодливые руки нашли быстро лазейку между пуговицами весеннего укороченного пальтишка, после чего полы его приподнялись и оголили красивые колени и аппетитные бедра. Кровь, в избытке выталкиваемая сердцем не просто поступала в первую очередь но и питала кору головного мозга, она пробуждала желания, которые необходимо было контролировать и вовремя пресекать, хоть это и было очень трудно сделать.

Какое счастье, я вам скажу, что в те годы девушки практически не носили брюки даже зимой. Всё-таки имеется большое отличие и особое удовольствие ласкать девичьи бедра через чулки, даже тёплые, чем через брюки или, тем более джинсы. И ещё оставалась «догнать» упущенной, проверив, на всякий случай, колени и опуститься ниже, вплоть до высоких сапог. А обратное движение вверх, высота «подъёма» зависела от строгости и расположения хозяйки того, в чему вы стремились, были нацелены и позволяла ваша распущенность.

В этом плане, у меня, хоть и не с первого раза, но «тормоза срабатывали» неплохо. Пять раз повторять одно и тоже мне не нужно было, я со второго понимал, так как третий мог оказаться последним, на сегодня, как минимум, пока хозяйка недоступных «вершин» не станет менее строгой и ей вновь захочется ласки, а этого добра и в душе моей и в моих, не успевших загрубеть от работы с высокими температурами или другими вредными факторами.

Даже при слабом освещении я видел, как пылают румянцем щеки красотки, которая каким-то образом уже сидела не рядом на скамье, а у меня на коленях. Так было в разы удобнее и приятнее, я вам хочу сказать. Да вы и сами знаете не меньше моего. «Кого учить, вся грудь в ракушках», как говорится.

Мы говорили совсем мало, да и о чём можно говорить, когда время очень ограничено, а хочется получить по максимуму удовольствия от общения. Не с товарищем же встретился за полмесяца первый раз, а с девушкой, которая мне очень нравилась и по которой я, честно признаюсь, скучал. Как хорошо, что часы на башне Домского собора располагались у нас за спиной, иначе, глядя, как быстро убегает время, можно было бы себя до белого каления довести.

А так, ещё издали я увидел приближавшихся после смены караульных, они шли медленно по центру площади Гердера по направлению к Домской площади мимо собора и мимо нас с Ирой, конечно.

— Пора! – я поспешил обцеловать всё и много раз за считанные секунды, чтобы Иринке мои поцелуи дольше напоминали обо мне и, надеюсь, что доставляли при этом моменты душевной теплоты и добрые трогательные чувства, если не говорить больше. А больше и не нужно было. Этого и так, с головой достаточно.

Сблизившись со своими караульными и заняв место ведущего, повернул голову в ту сторону, где мы только что расстались и увидел стоявшую в том же положении девушку, со сложенными на груди руками. Ну прям Ассоль, не иначе, подумал я, а внутри что-то ёкнуло, защемило и не хотело долго отпускать.

***

После отпуска и все, что произошло за этим, я не то, чтобы сложил руки, не то, что устал физически добиваться чего-то, доказывать кому-то и в первую очередь, конечно себе – нет, что-то внутри надломилось. Появилась некая апатия ко всему происходящему.

Я не психолог, но вполне возможно, что у меня происходил возрастной кризис или ещё что-то, на что отложили отпечаток события, произошедшие за последние полмесяца. Как долго он продлится, не знаю. Я знаю одно, мне нужно как-то и чем-то отвлечься от мыслей. «Губа», конечно, «губой», от нее не уйдёшь, но я говорю о перспективе.

Одно я уже сейчас решил для себя, приду с «губы», сразу запишусь в библиотеку, хочется что-то почитать, даже то, что ещё в школе отталкивало, не хотелось, а теперь я ощутил необходимость в этом. Мне нужна была подпитка, не физическая, я был физически силён и тренирован, во многом от того, что нас гоняли и очень даже, мне нужна была духовная пища, книги.

Я смотрел равнодушно на то, как Витя Туров активизировался по поводу того, что мне не место быть командиром отделения: «Где это видано, чтобы старшинами матрос командовал?» — не унимался старшина второй статьи. К механику он больше с этим вопросом не подходил и искал удобного момента, чтобы обратиться прямо к командиру.

Когда подвернулся более-менее подходящий момент, по мнению самого Турова, он подошёл к «кэпу» и прямо спросил:

— Товарищ командир, скажите, когда у нас в команде беспредел закончится? До каких пор мной и другими в отделении мотористами будет командовать матрос Иващенко? Разве так должно быть?

— Витя, благодари Бога, что тебя на береговую базу не списали. Известно, какой ты специалист. Знаешь, мне служить осталось всего год и ухожу на пенсию с вашим призывом. Если тебя поставить командиром отделения, ты же нас всех утопишь при первом же погружении. Не зли, хоть ты меня. Что-то не нравится – пиши рапОрт.

Уже после отсидки на «губе» меня позвал к себе командир. Я и предположить не мог о чём пойдёт речь.

— Ты знаешь, что за всё совершённое нужно отвечать. За хорошее и героическое полагается награда, за плохое – наказание?

— Товарищ командир, а разве я ещё не искупил вину, отсидев семь суток, что вы объявили, да ещё трое суток «ДП», что заработал уже там? Званий всех лишили, из комсомола исключили, в увольнение просился на субботу – механик отказал, говорит, что рано. Ещё подумай, полезно.

— Помнишь или уже передумал идти в торговый флот, ты просил, чтобы к демобилизации я тебе написал характеристику-рекомендацию? Я-то могу, но какая она будет и стоит ли вообще такую писать, тебя же с ней не возьмут. Соврать, чего я не могу сделать, так ты и там себя покажешь.

— Да, не хочу я уже больше в море, ни в торговый, ни в рыболовецкий флот. Дослужу как, поеду землю пахать, да сеять. Меня земля к себя, что магнит тянет.

— Да, ещё, тут твой товарищ, Туров тебе товарищ или как?

— Ага! Лучший! – язвительно ответил я.

— Он просит, чтобы тебя с должности командира отделения сняли. Что поэтому думаешь?

— Поэтому не я, а вы должны думать и решать. Я человек маленький, матрос, спросили бы о ком-то, а о себе, что я могу сказать. Не справляюсь – снимайте, есть другие основания – ваша воля, я обязан подчиняться любому вашему приказу. Вы мой командир и я благодарен вам за ваши уроки, которые на всю жизнь и уважаю, как командира и человека.

— Я по-другому спрошу, как ты думаешь, Виктор Туров справится, если я его вместо тебя поставлю. Только честно скажи.

— Честно скажу, если решили менять меня, любого из отделения ставьте – справится. А, если нужно будет, я помогу овладеть знаниями и умениями. Виктора не советую и не потому, что он целый год на меня кляузничает. Как говорят «собака лает – караван идёт».

— Хорошо. Тогда ещё одну точку нужно над «и» поставить. Ты писал рапОрт о желании повысить классность. Уже год, как сдавал на 2 класс. Я знаю, что ты сдашь на 1 класс и считай, что он у тебя есть, но без оплаты за классность, конечно. А вот разрешить сдавать не могу.

— Видимо мне теперь все планы на всю жизнь из-за одного проступка придётся пересматривать. Товарищ командир, а жениться хоть мне можно будет или в ЗАГСы тоже соответствующие рапОрты по мою душу направлены?

— Шутишь?! Это хорошо. Значит не все потеряно. Вопросы есть? Нет. Иди служи дальше, матрос, командир отделения.

Я услышал и усмешку в словах командира и то, что меня порадовало – это то, что он мне по-прежнему верит. А «бьёт» лишь потому, что «за одного битого двух небитых дают». «Спасибо вам, товарищ командир за это!» — подумал я, выходя из каюты командира.

— Ну, что тебе «кэп» сказал? Чего он тебя вызывал? – с явным интересом не унимался, танцуя вокруг меня Витя Туров.

— Витя, отвянь. Он сказал, что мичман Самарин от нас переводится куда-то, рапОрт уже написал, а замены нет. Вот командир думает и меня спрашивал, как заместителя командира команды: «Есть ли у нас достойные кандидатуры на должность старшины команды?», ну я честно ответил: «Я мог бы, но наказан, звания нет, а вот Туров бы, думаю смог бы, рвение, как у пса у него…».

— Врёшь?! Что вот так и сказал?

— Ну ты знаешь, я же такой, что молчать не стану, правду-матку режу, как хлеб в хлеборезке. Не веришь? Иди сам спроси.

— Да? Не-а, я сначала у старшины спрошу, точно он уходит или нет.

— Дело твоё. Но я бы на твоем месте не зевал, забивал бы себе место первым, желающих хватает, сам знаешь.

— Ух, будешь потом у меня пищать, я тебе не Самарин, тот тебя не трогал. За увольнения забудешь. Все жалели его, смотри кто бы меня так пожалел? Чи и не специалист. Да я не хуже, даже лучше.

— «Пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву…» — отходя от надоевшего Витьки, произнес уже больше для себя.

— Чего ты там говоришь? – не унимался будущий «старшина команды».

***

До двух лет службы, служба меня плющила. После двух лет, я начал плющить службу и на службе во всех смыслах. От удовольствия помять на сложенной койке кровать, когда лень одолевает – это завсегда, пожалуйста, жилы, как прежде уже, однозначно, не рвал, но там где требовалась моя помощь, даже в прямом, физическом смысле – это тоже завсегда, пожалуйста, что касается прежнего рвения в службе, то оно, естественно сникло, хотя и нельзя сказать, что я служил спустя рукава.

Что касается специальной подготовки и помощи молодым специалистам в овладении сложной техникой – это завсегда, пожалуйста, что касается защиты чести экипажа и морского братства – это всегда и без принуждения, пожалуйста. Хотя, мне стало не столь важно, верят мне или нет. Я и раньше доказывал всегда всем, а в первую очередь себе в том, что я могу, я сделаю, я добьюсь и не хуже, а чаще лучше многих других.

Как я решил, что новую жизнь начну с духовного обогащения, пошёл в библиотеку, где я до этого не был даже записан. А, когда было читать книги? Служба, работа, вахта наряды по очереди и вне очереди – выспаться некогда было. Сейчас – другое дело.

Когда меня библиотекарь спросила, а какая литература вас интересует, я спросил вопросом на вопрос:

— Я очень давно ничего не читал. Теперь думаю, что стану вашим постоянным читателем. Подскажите, а что сейчас читают чаще, что пользуются повышенным спросом?

— Знаете, сейчас идёт тенденция к тому, что читают не классику и не детективы, а свежие произведения наших отечественных авторов. И самое главное, что даже эти произведения ещё не вышли книжным тиражом, но публикуются в литературных журналах, таких, как «Смена», «Нева», «Юность», «Роман газета». Вы не читали роман Анатолия Иванова «Вечный зов»? Вот только сегодня принесли. Возьмите, не пожалеете.

— Спасибо! Я прислушаюсь к вашему совету, беру, конечно.

Как я читал роман, что было непривычно для меня любителя приключенческой литературы и детективов. Я по наивности, считал, что это женское чтиво. Но как я ошибался. Затем я прочёл романы Петра Проскурина «Любовь земная» и «Судьба» и в дальнейшем я мог обойтись без чего-либо в течение всего дня, но, чтобы не прочесть, хотя бы два десятка страниц романа, если совсем мало времени – иначе день пропал.

Буквально в июле или начале августа произошло мероприятие, которое может быть подтверждением выше сказанного, что чувство чести экипажа для меня всегда было превыше личных амбиций. Будучи ещё совсем «зелёными» матросами, нас, естественно, как я уже говорил неоднократно, гоняли. Наряды вне очереди, естественно злили, хоть и наряду с другими трудностями, закаляли физически в первую очередь.

Но было и то, что мне в прямом смысле помогло иметь замечательную форму. Справедливости ради, хочется сказать, что не все мои «учителя», в роли которых выступали «годки» или «подгодки» были профи, скажем в упражнениях на гимнастических и спортивных снарядах в спортгородке. Одни из самых распространённых проверок личного состава было подтягивание на перекладине и подъём переворотом. Если с первым я изначально неплохо справлялся, то второе упражнение пришлось отрабатывать и шлифовать уже здесь. К полутора годам службы я делал это упражнение безупречно.

А уже этим летом занялся ввиду того, что появилось свободное время занятиями и тяжелой атлетикой. Эти упражнения мне тоже нравились и приносили истинное удовольствие, особенно, когда результаты и достижения росли заметно и на глазах. Со штангой у меня и горькие воспоминания есть. В детстве, хоть родители ругали, чтобы бросил этим заниматься, иначе не вырасту, я продолжал себя грузить и однажды даже повредил позвоночник. Конечно, об этом никому не говорил, а боли постепенно ушли.

В институте также мне нравилось зайти к парням, которые ходили на секцию тяжелой атлетики и показать, что может нетренированный человек. И иногда мне удавалось удивлять профессионалов в этом.

А когда на карту была поставлена честь команды, я, даже не умея что-то делать, зубами бы цеплялся и полз, подтягивался или поднимал. Это качество у меня с детства и, уверен останется навсегда. Я всегда повторяю: «Если делаешь что-то, делай это максимально хорошо, а не можешь или не хочешь – не берись совсем».

Итак, в конце июля или начале августа намечалась министерская проверка личного состава по физической подготовке. На построении комдив поставил задачу за два дня выявить и выставить представителей команд на показательную дивизионную проверку. От каждой команды требовалось выставить двоих представителей. И в качестве стимула, комдив пообещал тому, кто лучше всех будет выполнять упражнения, объявит отпуск домой.

Когда командир команды Б-75 объявил о том, что нужно подобрать два представителя, достойных защищать честь лодки, большинство личного состава чуть-ли не единогласно предложили одну кандидатуру – это был я, а вторую, из-за того, что были разногласия, было предложено выявить на внутрикомандном проверочном отборе. Было предложено этим заняться капитан-лейтенанту Храпову и мне в качестве помощника, а по сути основного организатора и судью. Это я уже давно усвоил за годы службы, если в приказании участвуют лица различных рангов и должностей, то приказ спускается по вертикали вниз до максимально-возможного минимума.

Так и получилось. Когда старпом давал мне указания, уже от своего лица, а не от лица командира, я слушал внимательно, а потом взял и спросил его:

— Товарищ капитан-лейтенант, а у меня спрашивать совсем ничего не нужно? Может быть у меня на этот день намечен понос или золотуха или воспаление того хронического заболевания, которое меня только на время и отпустило?

— Что у тебя за болезнь? Я ничего не слышал.

— Вообще-то, я не знаю, как в медицине называется эта болезнь, а я её трактую, как пофигизм. Слышали что-нибудь об этом?

— Ты всё шутишь? Давно с «губы» пришёл, хочешь опять?

— Ой, хочу, товарищ капитан-лейтенант. Дайте мне суток пяток, если можете. Я хоть отдохну там без этих вот мероприятий. Сколько можно? Есть молодежь. А так получается, как кросс на 6 км бежать, я бежал и по дивизиону вторым пришёл, но ведь тогда я был кем?

— Кем? – поддался на шуточный диалог старпом, у которого сейчас видимо другое в голове было и смысл моих слов не доходил.

— Тогда я был «борзым карасём», а теперь мне эту самую борзость пообломали лишением званий, сутками ареста, наказанием по политической линии – меня с такой характеристикой больше и на «губу» не возьмут, чтобы я там исправляющихся не разлагал. Знаете, за что мне тогда трое суток ареста начальник «губы» добавил?

— Нет, не знаю.

— Вот! За то, что я агитировал «губарей» объявить голодовку и донести наши справедливые требования по самого (я показал пальцем вверх). Я вот сейчас пойду в санчасть и принесу справку, что у меня острый аппендицит или чесотка.

Каплей стоял и закатывался, так как он включил, наконец-то, разум и до него дошёл смыл моих слов, вернее юмор, граничащий с иными статьями, за которые не только сутки могут на «губу» объявить, но и политотдел может заняться.

— Ладно тебе, хватит. Саша, ну понимаешь – надо!

— Товарищ капитан-лейтенант, я всегда понимаю, когда надо, но не все и не всегда это тоже понимают. А во-вторых, мне отпуск уже не нужен. Я был дома. И понижать в звании после отпуска меня уже некуда. Пусть старшин ставят, их у нас, слава Богу, много.

— Так мне идти к командиру, говорить о твоем отказе или ты согласен?

— По правилам, нужно было бы с меня и начать проверять. Я же дома был, всякие излишества были, опять же 10 суток гауптвахты на здоровье отразились, при плохом питании вдобавок. Может быть я и не смогу ни разу сделать то, о сём говорят?

Старпом смотрел на меня и у него было желание между ударить меня и послать, и он сомневался в выборе, какое будет для него, как офицера предпочтительнее. Потом всё же сделал нелёгкий выбор и просто сказал:

— Ну, что, выговорился? Давай теперь вместе поставленную командованием задачу выполнять.

— Есть, выполнять! – серьёзно ответил я, заметив, что старпом взял ситуацию в свои руки и сейчас мне лучше его уже больше не раздражать, иначе моё предложение по поводу пяти суток может реализовано в пять секунд.

И потом, когда я убедился, что старпому это задание самому не по себе выполнять, я как настоящий камбала добавил:

— Товарищ капитан-лейтенант, у вас, наверное, много неотложных дел? Если позволите, я сам проведу отбор, а о результатах вам доложу.

— Идёт! Давно бы так, — заулыбался довольный старпом тому, что мы прекрасно друг друга поняли, а то, что было до того, как – это была словесная разминка, как певцы или чтецы, артисты сцены тренируют свой голос перед выступлением.

В этот же день, в свободное от запланированных дневным распорядком дел, мы провели проверку выполнения упражнения на перекладине «подъём переворотом». Чтобы не было «единовластия», были приглашены в судейское жюри ещё два представителя самой высшей на сегодня касты «годков» в лице Владимира Урсулова, меня и от «полторашников» Хакимова Хусина со совмещением обязанностей вести учёт. В этом наш командный писарь был аккуратен.

И после того, когда и я проверил больше сам себя, а-то шутки-шутками, но подводить команду не хотелось, определились, что защищать честь команды ПЛ Б-75 буду я и Вова Дану.

Мы долго не могли успокоиться и смеялись над попыткой просто подтянуться матроса Саши Малышева, который, при подтягивании мог согнуть руки в локтях под углом в 90 градусов и после этого просто обрывался с перекладины.

— Саша, в чём дело? Ты подтянуться даже не можешь, без подъёма переворотом. В чём же причина, лишний вес? – допытывался я.

— У меня, видишь какие руки?

Руки у Саши действительно были по объему почти, как у меня ноги.

— Вижу, ну и что? — не понял я.

— Да то, что мышцы, при изгибе рук, не дают им сгибаться.

Я, просто, упал от смеха и все, кто слышал этот оригинальный ответ.

Настало время «Х». Нас построили небольшими группами из трёх человек, во главе старший группы, мичман или офицер, а за ним два участника.

Ждали комдива, который изъявил желание лично присутствовать на этом мероприятии. Из штаба были представители, которым также, видимо, вменялось в обязанности производить фиксацию и оценку исполнения. Был здесь заместитель командира по строевой подготовке и по физической, замполит дивизиона и ещё кто-то, кого я даже раньше не видел.

Прибыл комдив, ещё раз вкратце напомнил задачу. Ввиду того, что участников было не так уж и много, было решено, производить выполнение на одном снаряде по одному человеку. Иначе, судьи могли растеряться за кем наблюдать. Наша команда выступала где-то 15-16 в очерёдности. Ждать было томительно. Если бы хотя бы нас распустили, и мы могли присесть. А так, солнце уже пригрело изрядно и становилось душновато.

Фу, наконец-то очередь дошла и до нас. Я стоял вторым в строю, возможно из-за того, чтобы соблюсти субординацию по званиям в строю: мичман, старшина 2-й статьи и матрос.

Вова выполнил пять подъёмов переворотом достаточно технично и свободно. Обычно, судьи не заставляли выполнять упражнения до упаду, а чтобы понять качество их выполнения, а способность выполнять ещё, она и так была видна или наоборот, неспособность.

Моя очередь. Привычно подпрыгнув, ухватился за перекладину и успокоил от раскачки своё тело, а затем, не обращая внимание ни на что, начал выполнять привычные, выполняемые практически ежедневно, упражнения. Услышал команду «Достаточно!» и подумал, в чём же мой «косяк», раз рано отстранили от выполнения упражнения.

— Матрос Иващенко выполнение упражнения закончил! – доложил я и ждал команду «Стать в строй!».

Вместо этого, ко мне подошёл, редко улыбающийся комдив, на его лице была пугающая меня улыбка. Мне казалось, что грозное лицо, которое было около двух месяцев назад, когда он меня разжаловал, ему шло больше. Он подошёл ко мне вплотную, от чего я вытянулся выше своего роста даже и ждал…

Комдив, похлопал меня по плечу и произнёс:

— Молодец! Заработал честно свои десять суток отпуска. Напомни, как твоя фамилия? – и заметил, что на моей робе были те же погоны, которые пострадали при разжаловании.

На выцветших от солнца пагонах чётко были видны более тёмные три полосы, которые были под лычками и потому не успели ещё потерять цвет.

— А это, что такое? – лицо комдива приняло привычный для меня, да и для всех выражение строгого комдива, — почему такие погоны? Если матрос, то должна быть надпись БФ. Что это такое?

— Виноват, товарищ капитан 1-го ранга. Я вами был недавно разжалован, не успел перешить…

— А! Сегодня же перешить. Это меняет дело. Отменяется отпуск, аннулируется автоматически. Ну ты и в спорте преуспеваешь и в нарушениях, да? Раз так, никто не поедет домой. Матрос побывал, как мы все знаем в отпуске. А в целом подготовка неплохая, да? – при этом комдив обвел взглядом присутствующих судей, а те согласно кивнули.

После команды заместителя комдива по строевой части «Равняйсь! Смирно!», комдив сказал:

— Благодарю за службу!

— Служу Советскому Союзу – в один голос ответили все участники дивизионной проверки.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 3 — http://pisateli-za-dobro.com/kabala-chast-3-godok-...