Не пиши стихов, а то выпорю
1.
Молодая женщина сидела на деревянных перилах моста. Руки развела в стороны. Подумала, что так напоминает птицу.
Разве птицу?
Скорее, ощипанную курицу.
Она медленно подняла руки вверх. Ветер потрепал за челку, прошлогодним листом ударил по носу. Женщина покачнулась, вскрикнула и схватилась руками за перила.
— Малимочка, ты только не прыгай. Умоляю……
Мужчина сложил вместе ладошки и упал на колени.
— Не- мо-гу, — заревела женщина. — Во что превратилась моя жизнь? Я задыхаюсь. Задыхаюсь в мутной воде. А ты ничего не видишь, кроме своих книг!
— Неправда, — шептал и полз к ней мужчина. – Ты хозяйка лучшего литературного салона, тебе все завидуют.
— Не-прав-да! — кричала женщина. — Все приходят, чтобы надо мной посмеяться.
Мужчина потянулся к подолу её платья.
— Не трогай меня, Федор, не трогай, — верещала женщина. Покачнулась и потеряла равновесие. Падала некрасиво, ногами вверх. Юбка задралась и обнажила розовые панталоны. Тело звонко шлёпнулось, поднимая весёлые брызги, и быстро ушло под воду.
***
В этот день погода была настолько теплая, что жители города Вологды зимние пальто сменили на легкие. Первые смельчаки сняли головные уборы и жмурились от нежного прикосновения солнца. Ревнивый ветер сгонял тепло, но быстро уставал и бежал в снежные поля за подмогой. Пахло гнилью.
**
Мужчина третий час стоял у деревянных перил моста, смотрел на воду. Река в городском парке уже освободилась ото льда, но ещё стояла в легком полусне. И вот она сжалилась и вытолкнула со дна спящую русалку. Её хвост и волосы медленно шевелились. Мужчина жадно рассматривал лицо и находил схожесть с другой, любимой. Только у его женщины были румяные щечки и милые колечки волос. Она любила притворяться спящей, смотреть на него сквозь ресницы. Потом не выдерживала, смеялась, протягивала руки и крепко его обнимала.
Русалка с равнодушным лицом проплыла мимо и исчезла за первым поворотом.
Птицы на ветках ивы неприлично громко орали о своих желаниях.
— Прекратите! – шептал мужчина, зажимая уши руками. – Прекратите !
На грязных мостках валялся букет из первых цветов мать-и-мачехи, что ещё утром так любовно собирали нежные руки Малимочки.
— Нате! Получайте!
Он топтал сапогами солнечные головки цветов.
А в воздухе пахло гарью.
2.
— Вы тот самый Сологуб? — у администратора гостиницы «Золотой якорь» на лбу выступили мелкие капельки пота.
— Нет, я другой.
Федор Кузьмич старчески закашлял, взял ключи и медленно поднялся на третий этаж в номер.
— Кто это? – обратилась к администратору симпатичная барышня. Она принесла из ателье готовый заказ одному из постояльцев и, получив комиссионные, должна была идти по своим делам, но не уходила. Бросив на столик букет из мать-и-мачехи, поднимала каждый цветок, любовалась на яркую головку, потом быстро переплетала покорные стебли в венок. Администратору было приятно присутствие девушки.
— Сам Федор Сологуб,- торжественно произнёс он и надул для важности щеки.
— А я думала, что он молодой, красивый. А этот — старик, бородавка на носу и лицо скучное. А вот пальто у него дорогое, немецкое.
— Много ты понимаешь, дурёха. Великий человек приехал лекции читать, а ты про бородавку.
— Не, я бы с таким даже не поцеловалась.
Она доплела венок и надела на голову.
3.
Федор Кузьмич открыл дверь номера и вошёл. Тяжелые шторы, светлые обои, стол у окна, широкая кровать с белоснежным бельем — всё это вместе создавало уют. Он повесил на плечики пальто и тяжело опустился на стул.
Долго смотрел в окно на идеальные пропорции белоснежного храма. Со временем Федору Кузьмичу стало казаться, что это не храм, а океанский лайнер. И если придёт время бурь, то он возьмёт удары волн на себя. И все спасутся. Все. А сейчас, ранней весной, он стоит на приколе в мутных водах центральной площади.
— Везде мутная вода, — произнес Сологуб вслух, перекрестился и задернул шторы.
Вздохнул, провёл рукой по подбородку. Эта привычка появилась с тех пор, как он начал отращивать бороду, и в минуты глубокой задумчивости её поглаживал. А женившись, получил приказ обрить. Сопротивлялся недолго — хотелось выглядеть моложе.
Из портфеля достал тетрадь, открыл и прочитал вслух первую строчку: “Вопросы искусства, как мы все знаем, часто отступают на второй план перед вопросами практической жизни......”
***
В дверь постучали быстро, звонко, словно маленькая птица билась клювом о дерево.
Федор Кузьмич рассмеялся, бросил тетрадь на стол, сел, широко расставив ноги, и крикнул:
— Влетайте.
Дверь распахнулась, и в номер вбежала девушка. Не высокого роста, подвижная. Круглые черные глаза, носик тоненький вскинут вверх. Она оббежала комнату и встала в центре. Федор Кузьмич почувствовал нежный запах весны и молодого женского тела, чуть поморщился и провел рукой по подбородку.
— Здравствуйте, а я стихи пишу. Прочитать? — затараторила девушка весело, перекатывая звук “р” конфеткой во рту.
— Вы садитесь. Садитесь на кровать. Простите, но больше некуда.
Она села. Быстро вскочила и одернула платье.
— Нет, вы меня не так поняли. Я не за этим сюда пришла. Я стихи пишу.
— Раз вы сидеть не желаете, так и я в вашем присутствии встану. Вместе стоять будем.
Он тяжело поднялся, кашлянул.
– О чем пишете стихи?
— О самом главном в жизни человека.
— О свободе?
— Смешной вы. Конечно, о любви.
— Читайте.
Она оглянулась по сторонам, вскочила на стул, замахала руками.
Слова выскакивали из неё, рассыпались во все стороны, стукались об стены и пол. Сологуб не мог сосредоточиться.
Его воображение рисовало другую картинку. Как набирает в ладонь чистой воды и подносит к её лицу. А она, наконец, замолкает, смотрит на свое отражение, улыбается. А потом, наклоняет головушку и пьёт, то опуская, то поднимая клювик. Да и не девушка она, а на самом деле птица. Яркая, подвижная. Сейчас взмахнёт крыльями и улетит от него.
-Стойте, — он ударил несколько раз в ладони. – Замолчите! Вот если я сейчас хочу вас выпороть, то это любовь?
Она спрыгнула со стула. Венок упал с головы. Федор Кузьмич с трудом нагнулся, кряхтя поднял, повертел в руках и надел на свою лысую голову.
— Зачем вы насмехаетесь надо мной? – весело засмеялась девушка, ладонью прикрывая рот.
— Странно, что вы не обиделись. А вот моя бы жен… Впрочем, это уже не важно. Как ваше имя?
— Анастасия.
— Так вот, Настенька, не пишите стихов. Не нужно. А иначе я вас выпорю.
Девушка замолчала, порывисто задышала. Хотела сказать что-то грубое, резкое, но передумала. Как всё это унизительно получилось.
— Покажите мне, пожалуйста, город. Хочу подарков домашним купить, — Федор Кузьмич протянул ей руку.
Странно, у пожилого человека такая молодая рука. Широкая, розовая ладонь исчерчена кружевом линий, словно карта жизни, где считывается дорога знаний, таланта, страсти и одиночества. Хотелось прикоснуться к ней губами, потереться щекой и стереть линию одиночества.
— Что вы обо мне думаете? Неприлично с незнакомым мужчиной гулять по магазинам, — девушка сделала шаг назад и спрятала руки за спиной.
-Да, прыгать по стульям в номере, — это нормально. Хорошее же у вас воспитание, барышня. Впрочем, как хотите, а сейчас прощайте, голубушка.
Он подошёл к двери, широко её распахнул и театрально показал рукой в коридор.
— Я только стихи хотела почитать, — заныла девушка.
На пороге он её остановил, взял за руку.
— А чтобы вы сделали ради любви? — зашептал он.
— Я не знаю, пустите.
Но Сологуб держал руку крепко.
— Так вот, не пишите стихи о любви, пока не узнаете её. Пока вот тут не заболит,- он положил её руку к себе на грудь. — Вы меня поняли?
— Да.
— Уходите.
Девушка выбежала из номера. Федор Кузьмич закрыл за ней дверь, прижался спиной и закрыл глаза.
4
Уже два года, как он не чувствовал запахи. В первые минуты, когда он это понял, очень испугался. Перенюхал всё: духи жены, платья. Рыдал от отчаянья, кричал. Он приказал собрать все её вещи и выкинуть. Месяц лечился на водах и, наконец, понял, что всё бесполезно. Со временем смирился и даже стал находить плюсы в спокойствии и отсутствии раздражающих факторов.
И вот, его пробило в провинциальном городе Вологде. Он стоял у дверей и глубоко дышал, словно очень долго находился в душной камере, а сейчас кто — то мудрый распахнул для него окно.
Хотелось прокричать что-то озорное, мальчишечье. Федор снял с себя венок и понюхал. Сладко пахло женщиной и весной.
Он подкинул его вверх. Ещё раз. Ещё.
Скоро весь пол был покрыт головками ярких цветов. Он наступал на них. Словно космический бог шёл по звёздам. Невидимый оркестр играл вальс и весь мир……
-Вам письмо от жены, — постучал в дверь администратор отеля.
— Что?
Оркестр замолчал. Из открытой форточки потянуло гарью.
— Вам письмо от жены из Санкт-Петербурга.
Федор быстро повернул замок и распахнул дверь, чтобы ударить администратора по голове. Ему протянули конверт, где знакомой рукой написано его имя.
Он вскрыл письмо. Буквы прыгали в разные стороны, пришлось надеть очки.
«Милый Малим. Я всё это время жила в гостинице, а не у подруги. Не осуждай меня. Я не хотела, чтобы ты волновался. Гостиница хорошая, моя комната очень чистая, светлая и удобная и, конечно, в стиле модерн. Перед сном выхожу погулять, но всё больше читаю. Крепко целую. Пиши мне. Твоя Малимочка»
Она жи-ва, она жи-ва, — стучали в голове тысячи барабанщиков.
Она живаааа, — трубили в голове тысячи трубачей.
Пол, стены, потолок — всё шаталось. Федор упал на кровать, положил руку на грудь.
— Я же знал, что она просто спала. Она меня испытывала. Это игра такая в спящую русалку. Нужно было её окликнуть по имени. Что я наделал? Что я сейчас наделал? Соблазнился свободе и запаху молодой жизни. Но теперь я спокоен. И первым поездом к ней, домой…. Всё будет, как прежде.
Федор резко встал с кровати, накинул на плечи пальто и вышел на улицу.
5
У фонарного столба недалеко от гостиницы «Золотой якорь» стояла Настя. Она дернулась навстречу Федору Кузьмичу, сделала несколько быстрых шагов и остановилась. Когда он проходил мимо, девушка тихо спросила:
— О чем вы меня тогда спросили? Я не расслышала.
Он ничего не ответил, шёл дальше через площадь, мимо храма. Привычно перекрестился. Этого ему показалось мало. Ещё раз перекрестился.
-Господи, помоги.
Федор Кузьмич быстро пошёл по дорожке Александровского сада. Прямая спина, высоко поднятая голова. Шаг. Шаг. Словно солдат перед боем принял сто граммов и ничего не боится. Старости нет. Есть длинная, длинная личных сражений жизнь. А как награда — тело прекрасной дамы. Давай, иди, мужчина, весело маршируй с огромным пузом опыта. Шаг. Шаг. Бодрее. Она уже раскинула крылья рук, развела на север и восток свои белые ноги. Ты попадёшь прямо в её сладкую черноту. Если …. дойдёшь.
У Федора Кузьмича щелкнуло колено, он ойкнул и захромал. Потянуло в пояснице. Он сгорбился, сжался, потух и пошёл медленно, волоча ногу, раненый возрастом. Закружилось солнце, зашаталась колокольня.
-Милима, Настенька, — простонал он, обнимая тонкий ствол молодого дерева и слеповато оглядываясь по сторонам. Никого. Совсем никого.
На храме загудел главный колокол: «По-чем трес-ка? По-чем трес-ка?». Ему сердито ответили средние колокола: «Три копейки с половиной, три копейки с половиной!». Маленькие зазвонные весело вступили в разговор: «Врешь, врешь, полторы, врешь, врешь, полторы».
Федор Кузьмич потряс головой. Наваждение спало. Звон летел над площадью, очищая от скверны вечным напевом: ««Любишь Бога? К нам, к нам. Любишь Бога? В храм, в храм».
6
-Слава России,- кричал со сцены Сологуб.
— Государю императору Слава, — дружно ответили люди в зале.
— А на этом лекцию на тему «Искусство как выразитель миропонимания» объявляю закрытой.
Слушатели долго хлопали, что-то хвалебное кричали со своих мест. Долго не расходились, стояли группами, обсуждали. К великому Сологубу гимназистки подходили робкими стайками, просили автограф в альбом. Он спрашивал имя, смотрел в лицо, а потом медленно писал, выводя старательно каждую букву. «Наталье, или Светлане, или Ольге от Федора Сологуба на добрую память». Организатор отсчитал триста рублей и умолял ещё приезжать с лекциями.
Когда, наконец, все разошлись, Федор с чемоданом вышел на улицу.
Его окликнула Анастасия.
— Можно я вас провожу на вокзал?
В повозке они молчали. Он даже сквозь толстую ткань пальто чувствовал прикосновение его плеча с её плечом. Потом, некстати, вспомнил жену. Во рту стало кисло, и он отодвинулся.
***
На перроне было уже темно.
— А я стихи порвала и сожгла. И у меня вот что.
Настя подняла вверх обожжённый палец в зеленке.
Федор на него нежно подул.
— Я даже согласна, чтобы вы меня выпороли, и я никогда не писала стихов.
Он взял её маленькую руку, раскрыл и поцеловал в мягкую ладошку.
Она задохнулась, захлебнулась от счастья и жарко зашептала.
— Я готова с вами поехать и помогать во всем.
Девушка обхватила его шею руками и прижалась губами к губам, как это делают только в детстве.
Сологубу стало стыдно от своих желаний, мыслей, поступков.
— Я очень старый для тебя, птичка. Прощай.
Он поцеловал её в лоб, поднял с земли чемодан, поднялся в вагон и закрыл дверь. Даже не оглянулся.
7.
Стук колёс успокаивал нервы. Он заказал чай и свежую прессу.
Наводя порядок в сумке, наткнулся на конверт с письмом жены, погладил рукой шершавую бумагу. Понюхал. Не пахнет. Странно, она всегда сильно посыпала письма сухими духами.
Посмотрел на дату отправления и похолодел. Письмо было написано и отправлено ещё до её смерти. Сколько же времени оно ездило по стране в поиске получателя и именно в городе Вологде его поймало.
Ну что ж, уже поздно нажимать стоп-кран. Поезд уносился всё дальше и дальше. Федор положил большую седую голову на подушку и провалился в сон.
Прочли стихотворение или рассказ???
Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.
И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!