Иди. Конкурсная работа № 5.

— Иди. Господь с тобой — сказала бабушка, провожая Сашку за околицу деревни и трижды перекрестила. Затем отвернулась, чтобы он не увидел, как побежали крупные слезинки по морщинистому лицу.
А Сашка бы и не увидел, он уже шёл, шёл вперёд. Там поезд, огни большого города Ленинграда, училище, новые друзья и целая жизнь впереди. Сашка — большой и взрослый, он только усмехнулся про себя:
— Какие дремучие предрассудки и пережитки.
Он совсем не обиделся на бабушку:
— Ну что с неё взять, она остаётся здесь, в маленькой деревне, в прошлом веке и в прошлой жизни, что с ними поделать, с пережитками, мы другие и всё у нас по-другому, а им, старым, простительно.
Сашка идёт, не оглядываясь, до самого леса и только там бросает назад недолгий прощальный взгляд. Бабушка всё стоит, скрестив руки на груди, и смотрит, как он уходит.

Потом была служба. С полевыми учениями и хозработами, с Ленинскими чтениями и политзанятиями. И наивные, написанные крупным почерком, с огромным количеством ошибок, бабушкины письма.
«Одевайся теплее, Саша, не форси, я тебе послала вязаную безрукавку и шерстяные носки».
И опять Сашка усмехался про себя, представив, как он придёт на службу в вязаной бабушкиной безрукавке.

Впервые в жизни — самолёт. Большой транспортный, военный борт. На посадке в Кабуле трясло сильнее, чем телегу на ухабах деревенского бездорожья. Откуда-то из глубины подсознания выскочили, сами собой, много раз слышанные ещё в детстве от бабушки слова:
— Отче наш, Иже еси на небесах!
Да святится имя Твоё,
да придет Царствие Твоё,
да будет воля Твоя,
яко на небеси и на земли.
Но под ногами, хоть и чужая, но твёрдая земля. И снова Сашка смеётся, уже над собой:
— Крепко же засели во мне бабушкины предрассудки.

Потом были другие войны, антитеррористические операции и операции по принуждению боевиков к миру. Были грязь военных дорог и стоны раненых, были взрывы и кровь из ушей, слёзы бессилия и радость от нового наступившего дня.
И Сашке не было больше смешно над бабушкиными предрассудками и пережитками. Бабушки не стало, а её «Иди. Господь с тобой», осталось навсегда.