Акт первый. Падение

I

Снедаемый отчаяньем поэт

Разлёгся на руинах Вавилона.

Незыблемое чувство столько лет[1]

Ждало поры, как короли — поклона.

Сомнения прокрались в тишине:

Реально ль всё, иль миг остановился

В тот день, когда с безумцем наравне

Ошибся бард, и чёрт перекрестился.

В смятениях роди́лось покаянье.

Герой смотрел, как рушатся мечты.

В них каменной Венеры изваянье[2]

Достигло небывалой красоты.

Закрыта дверь, таращится поэт

В неё и не отводит взгляда.

Послышался вдали чужой привет,

Рассыпавший стенаний анфилады[3].

«А, это ты. Будь гостем, проходи».

«Спешит лишь тот, кто всюду успевает.

Повременим, ты только отойди —

Проход туда любого убивает».

«Сюда явился, чтобы отчитать

В отчаяньи тонущего Дантеса[4]?

Мне помощи от чёрта не видать?

Тогда ты гость, что не имеет веса».

«А помощи ли просишь, бестолковый?

Что важно для тебя, то горе остальным.

Дантесом именуешь себя новым?

Но ты лишь плут с мечтаньем роковым.

Позарился на то, что сам же бросил[5], —

Без жалости разрушил ты очаг.

Настолько ли, как полагаешь, взросел?

Ты счастию других смертельный враг».

«Как смеешь ты озвучить обвиненье,

Когда и сам с лихвою нагрешил?

Полезно ли от чёрта наставленье,

Которого низвергнул Рафаил[6]?»

«Зазнался в край, потомок человека.

Не твой ли плач меня сюда призвал?

Ты с хитростью почившего Гобсека[7]

Чужое сердце напрочь истязал.

Теперь же, получая по заслугам,

Винить готов любого, хоть меня.

Предательства являешься ты другом,

По лестнице несчастий семеня».

«Довольно. Разобрал, к чему ты клонишь:

Что будто я — причина своих бед.

В агонии кривляясь, вмиг застонешь,

Если сейчас не выдашь мне совет».

«Совета ли ты жаждешь, окаянный;

Иль к действию толчок сию секунду?

В желаниях своих непостоянный,

И сердце тяготеет к бунту.

Поддашься ты порыву, как Парис,

И украдёшь жену у Менелая[8]».

«Ты тенью зла над юношей навис —

Так вот за что низвергнут был из Рая!»

«Ты схожее свершил грехопаденье.

В тот день фатальный противостоял,

Погрязший с головою в подозреньях, —

Я в Боге усомнился и восстал.

Но ты отличен от меня, невежа:

Я изначально делал, что хотел,

И, не меняя замыслов манежи,

Лицом к лицу я встретил свой удел.

А ты сбежал, почуяв запах боли[9]…

Но кто ты без ошибок, человек?

Добавив в рану старую чуть соли,

Ты отдалился от желаний на парсек.

Постой! Имей терпенье, человече:

Замолкни, когда демон говорит.

Твои я с интересом слушал речи —

Не камешек, а целый монолит!

Любви чужой возжаждал ты спонтанно,

И корень зла в душе твоей возник.

Порыв свой не считаешь крайне странным?

Сомненья гложут? Сударь многолик!

К таким, как ты, одно лишь отвращенье

Обычно я питаю в тишине,

Но хочется увидеть возвышенье[10];

Нуждаюсь хоть в какой-то новизне.

Ты к этому мгновенью уже должен

Понять посыл — никак не разжую:

Смычок судьбы давно уже одолжен.

Играй как хочешь, я лишь подпою.

Яви неусомнимый подвиг духа,

Чтоб даже дьявол внемлил твоим снам.

Тогда лишь крик души достигнет уха

Той девушки, что ищешь по следам».

«Что делать мне с текущим положеньем?

Один прокол, мой верный Асмодей[11]:

В чужом саду я стану искушеньем.

Не рыцарь я, а жалкий лицедей!»

«И снова мы вернёмся к изголовью:

Чтобы понять, ты сделай первый шаг.

Нет места под луною многословью,

В колоде карт сильнейший не дурак.

Иди же, отвори засов опасный!

Теперь готов — не смею задержать.

Ромео, Дон Жуан, ну не прекрасный

Совет ему мне получилось дать?»

Поэт ушёл, отринув миг сомнений.

Силён иль слаб — здесь вам уже решать.

А дьявол после стольких наставлений

Исчез, не прекращая хохотать.

II

«Огонь погас, свеча уже задута.

Не спится мне сегодня — хоть убей».

Вновь слышится хроманье баламута:

Вернулся с путешествий Асмодей.

«Ты пошутил, признаюсь, на “отлично”,[12]

И в шалости твоей немой упрёк».

«Советовал весьма демократично.

Ну что ж, привет. Пошло на самотёк?

Сказал же я: возьми поводья в руки[13].

Затрусил[14]? Сколько можно повторять:

Лишь в тот момент преодолеешь муки,

Когда теченье обратится вспять.[15]

На время не смотри — оно коварно

Идёт вперёд, обиды прихватив.

В природе лишь оно авторитарно

Промчит по рельсам, как локомотив».

«Загадок понастроил, словно зодчий, —

Там Мулцибер[16] все локти искусал».

«На это мне хватает полномочий.

Пришёл — и сразу с корабля на бал».

«Зришь в корень, но всё так же не Кассандра[17].

Что привело тебя в мои края?

Средь ящериц большая саламандра,

Добить решил больного муравья?»

«Вредить другим я волен лишь с согласья —

Ты знаешь это, так к чему вопрос?

Проблема не решится в одночасье:

Ремарка не волшебен кальвадос[18].

Без боя я сдаваться не приучен;

В твоём пути я интерес обрёл.

На миг ушёл, а ты уже измучен…

Неужто дьявол совершил прокол?»

«Ты демон, но всесильности предел

Присущий даже Богу. Разномастно

Мы созданы, и всем нам свой удел —

Корить себя не вздумай понапрасну.

Как ты велен, я сделал первый шаг,

И настежь отворились двери:

Увидел я, что предо мною враг,

Которого боятся даже звери[19]…»

«Так ты заметил? Браво, похвалю:

Вот бурные мои аплодисменты.

Так сладостно бывает королю

Вкусить сполна подобные моменты».

«Так ты предвидел моё пораженье…

Тогда почто удар не упредил?»

«Ты в горечи познаешь наслажденье,

Которого не ведал Измаил[20]».

«Ты рот раскрыл — слова благоухают.

Досадно мне, что это лишь игра.

В ней сильные с отрадой побеждают,

Диктуя своды правил до утра».

«Ты склонен забывать: король и пешка —

В конце игры у них один лишь путь.

Ты партию заканчиваешь в спешке,

Победу и не вздумав умыкнуть[21].

Тот враг, которого ты встретил, —

Его ты видел чаще, чем меня.

В порыве чувств уж, верно, не заметил,

Как треснула у рыцаря броня.

Смотря под ноги в поисках ловушек,

Не видишь, сколь прекрасен небосклон.

Нет линии конца лесных опушек —

Безбрежен твой Туманный Альбион[22].

Мои слова как патока для смертных —

Так изначально был я сотворён.

В них столько утешений милосердных…

Очистится Гоморра и Содом[23].

«Мы с этим разобрáлись, Мефистофель[24].

Хочу понять я действий твоих цель.

До сей поры мне виден был лишь профиль —

Анфас явить не хочешь ты ужель?»

«Ты прав. В моих поступках благочестья

Не видно даже Аргусу[25] порой.

Обманов ряд давно уже не счесть, я

Покров сорву — и тайны все долой:

Мои услуги вовсе не бесплатны —

Монеты вот другая сторона.

Я нить тебе подбросил Ариадны[26];

Лишь души принимает Сатана».

«Всего-то?! Такова цена вопроса?

Ты муху раздуваешь до слона.

Как жить, когда терзает виртуоза,

Горит душа иль будет спасена?

Её я изначально приготовил».

«Такой настрой мне, право, по душе».

«Я сердце человечье обескровил,

Став смерти поневоле атташе.

Меня не озаботит, что со мною

Случится после смерти роковой.

Телесное подобно перегною;

Покуда жив, найти хочу покой.

В глазах твоих читаются вопросы.

Отвечу я — ты волен задавать».

«Как думаешь, те люди не отбросы,

Что принципы способны нарушать?»

«К чему ты клонишь? Снова проверяешь

Мой дух? Он больше не сломлён»!

«Чужое сердце ты ведь совращаешь;

Двуликий рыцарь дамой увлечён».

«В борьбе своей я с жизнью распрощался,

И принцип отошёл на второй план.

Тем идолом недолго восхищался:

Сгорел дотла мой рыцарский роман.

Теперь же вижу ясно: для победы

Над тем врагом, что встретил давечá,

Отринуть должен данные обеты,

С тобой, Мефисто[27], сделку заключа».

«На этот раз я стану твоей тенью

И посмотрю, что можно предпринять.

А следуйщей к победе мы ступенью

Придумаем, что будем объявлять.

Однако будь предельно осторожен:

Ты рыцарь смерти без пяти минут.

Лишь вызволишь клинок из бравых ножен —

Проблем враги с лихвою создадут.

Неравный бой, но ты не поддавайся,

Офелию[28] свою не потеряй.

Атлантом[29] будь — под весом не сгибайся

Несчастий, и откроешь двери в Рай.

Луна в зените, время нам прощаться.

Морфей[30] зовёт — ты в царстве погости.

Мы утром сможем снова повидаться;

За завтраком жди мяса на кости».

«Ты вновь меня так скоро покидаешь…»

«Не бойся — обещаюсь на заре.

Я должен подготовить, понимаешь,

Реквизиты к ожидаемой игре».

«И всякий раз, когда это услышу,

Мурашки пробегают по спине.

Не мог бы ты подобному фетишу[31]

Позволить сгинуть в собственном огне?»

Вот только не достигнул его голос

Ушей того, кто вечер здесь гостил:

Во мраке растворившись, словно полоз,

Ушёл союзник набираться сил.

III

Сомкнулись вежди[32]. Царство наслажденья

Явило красоту парадных врат.

Поэта охватило наважденье —

Сулит надежду долгий променад.

«Оставь надежду всяк сюда входящий[33]… —

Моргнул поэт, и надпись поплыла. —

Иллюзии поддался я блестящей

И выбит, как эсквайр, из седла.

Так где же я тогда, как не в Геенне

Огненной? И где её хозяин?

Не вспомню я на карте в ойкумене[34]

Похожих мест и сказочных окраин.

Туман прошёл, всё видно без препятствий,

Но почему передо мной — она[35]?

И снова в школе я. Ну не злорадствуй,

Иллюзия. Не так ты холодна.

Куда попал я, Хронос[36], что за шутки?

Как время обратилось вспять?

И почему не кажется мне жутким

Себя в личине старой увидать?

Любовь в то время только зарождалась,

В груди моей возникла пустота.

Со мной сближаться ты не собиралась,

Душа моя осталась холоста».[37]

«Захочешь, может быть, туда вернуться,

Все знания с собою прихватив?»

«Не дам себе так просто обмануться —

Не ведом мне подарка лейтмотив.

И дело состоит отнюдь не в этом:

Вернёшь меня — запал уже не тот.

Ты, верно, недалёкий иль с приветом —

Стрелы такой не ведает Эрот».[38]

«Верну тебе усладу: всё как было,

Запал былой в мгновенье ворочу.

Возьму пергамент, заменю чернила...»

«Меня не слышно? Так иди к врачу.

Скажу без драки сразу, незнакомец:

Кто б ни был ты — на всё один ответ.

Я прошлого такого не питомец —

Любви одной желает лишь поэт».[39]

«Вернуть тебя способен и туда я —

Четыре года провернём назад.

Не будет рядом больше Менелая;

Ещё не треснул здания фасад»,[40] —

Промолвил незнакомец, и в мгновенье

Пропали над поэтом небеса.

Застыли, как пред Богом, в удивленьи

К сомнениям привыкшие глаза.

Не выдержало сердце мастодонта

Любовных мук, и пал он на колени.

Потеряны границы горизонта:

Крыжовник чудится и аромат сирени.[41]

«Поверить не могу, на что способен

Иллюзий бог, иль как тебя прозвать.

И лик её до мелочей подробен...»

«Тебя я перестала узнавать:

Обычно ты болтаешь без умóлку

И сочиняешь сказки на ходу.

Умеешь ты всегда найти иголку,

Что дьявол спрятал в собственном стогу.

Иди сюда, мой рыцарь долгожданный.

Смутил тебя открытый мой наряд?»

«Ужель достиг земли обетованной?

Мгновенья эти сладки, словно яд».

Внезапно даже для провидца с Дельфов[42]

Пропал бесследно дамы силуэт.

«Могу поклясться: даже в сказках эльфов

Подобного сюжета просто нет.

Чем заслужил ужасное проклятье?

За что меня терзает злобный рок?

О незнакомец, я хотел в Зарядье[43]

Позвать её. Ты совершил подлог!

Верни её, иначе не ручаюсь

Я за себя, и страшен будет гнев.

Ты видишь: даже смерти не пугаюсь —

Волк не слабее, чем Немейский Лев!»[44]

«У Мастера украли Маргариту?[45]

Нет, юноша, ты сам всё потерял.

Лишь образу прибавил колориту —

Ты сам воздвиг любовный Интеграл[46].

Довольно разговоров — полюбуйся,

К чему письмо той ночью привело.

Её б не потерял, не сформируйся

Сомнений в ней солидное число[47].

Меж вымыслом и правдою метаться[48]

Привык тогда, и виден результат.

С решениями принято считаться —

Твои роптанья только огорчат.

Уверен ты, что будет продолжаться

Роман, что испытанье не прошёл?»

«Не ведаю, но должен постараться,

Иначе буду гол я как сокол.

Ты прав: я совершил тогда ошибку,

Судьбу свою без боя отпустив.

И, если можно, то её улыбку

Верну, любую сделку совершив».

«Уверенности всё же не хватает.

Ну ничего, в процессе наберёшь.

Бог смелым в их стремленьях помогает,

А дьявол вечно требует платёж».

Лицо его в ухмылке исказилось —

Поэта снова окружил туман.

Аврора[49] ото сна уж пробудилась.

«Кошмар увидел, или разум пьян?

Открылось мне благое провиденье.

В нём дьявол меня снова проверял.

Нет, призрака другого воплощенье

Подкинул мне жестокий Велиал[50].

Не может быть. И в этом не уверен:

Тот демон показался мне хорош.

Мефисто по натуре — сивый мерин,

На добрые поступки не пригож».

***

«Каков юнец! Что думаешь, дружище?»

«Он видит цель и смело к ней идёт;

Таких сейчас и с факелом не сыщешь.

Зачем же ты построил эшафот?»[51]

«Гордись: твои витые экивоки

Поставили в тупик даже меня».

«Да брось, тебе ли не понять намёки,

Стоящий у порочного огня?

Ты ждёшь его паденья, яко крови

Тот ворон, что над жертвою парит.

Почто насупил дьявольские брови...

Погибнет или выживет пиит?

Уверен ты в тяжкóй его победе?

Зачем поэта губишь, Люцифер?»

«Он душу обещал. Со мной в дуэте

Не проиграет ни за что mon cher[52].

Уверен: дело выгорит в итоге.

Он справится, поставлю на него.

А проиграет — так в моём чертоге

Прислужник будет Диса[53] самого.

Ну всё, пора, а то поэт почует

Неладное и усомнится вновь.[54]

Не ведает, как сильно он рискует,

Ведь может он погибнуть за любовь».

Морфей, вздохнув, сочувствием проникся,

А дьявола и след уже простыл.

«С твоими методами так я и не свыкся.

Не погуби светилу из светил».

***

«Довольно мыслей, надо собираться

В тяжёлый путь, и дьявол тут как тут.

Когда успел с нечистым побрататься?

Кому расскажешь — упрекнут, что шут».

«Людей не стоит мнение ни цента, —

Раздался у двери знакомый глас. —

Бытует среди демонов легенда:

Огонь людской давно уже погас.

Об этом потолкуем мы чуть позже.

Проби́л твой час, иди на рандеву.

К рукам твоим протягиваю вожжи —

Пришла пора прибегнуть к волшебству».[55]

«Решится всё за несколько мгновений —

Растянутся они на целый век.

Не пожелаешь слушать объяснений,

Иль шанса удостоен человек?»[56]

Акт второй. Восхождение

IV

Сгустились тучи, предвещая бурю;

Ковчег утонет, не найдя ночлег.

Союзник вежди от бессилья жмурит:

«Хвалёный тактик, но плохой стратег.

Пока был здесь, смиренно стоял рядом.

Как вышло так, что твой бессмертный дар[57]

В итоге оказался сладким ядом,

Сравнимым лишь с могуществом Иштар?[58]

Душой его хотел я любоваться,

Поставив пред собою как трофей,

Но станет кровью сердце обливаться,

Представив, как страдает корифей».

«Ты говорил, что дьявольские вожжи,

Способные на чудо, я держу.

Но где же чудо? Что-то не похоже,

Что твой подарок равен платежу».

С опущенным челом, на самом крае

Согнулся над пучиной силуэт.

Во тьме густой надежда угасает;

Зрачки искали долгожданный свет.

«Души моей одно порабощенье

Ты чаял, похоронный сплёв венец,

И ждал момента, как Орфея[59] пенье

Восславит смерть поэта под конец.

Так чем же не доволен, сын порока?

Контракт подписан — душу отдаю.

В Аду готов скитаться одиноко —

Нет места мне средь ангелов в Раю».

От ужаса Мефисто содрогнулся:

Пред ним стояло порожденье тьмы.

«Неужто я тебе не приглянулся?

Шугаешься, как люди от чумы».

Юнец во тьме грозился утонуть,

Несущий Свет вперил в него свой взгляд,

Способный в души грешных заглянуть,

Узрел он смерти тлеющий парад.

«На смерть отправил, но я был уверен,

Что справится поэт: он, как Сизиф[60],

Затащит камень, но потуг бесцелен —

Злой рок, увы, к нему несправедлив.

Ума не приложу, не понимаю:

Живее всех живых, но как фантазм.

И шрамов нет на теле самурая:

Не вижу ни ранений, ни миазм».

«Свои глаза ты понапрасну губишь —

Такие раны взором не постичь.

Когда чужого демона полюбишь,

Почувствуешь любви запретной бич».

«Постой, чего-то я не понимаю...»

«Готов ли ты услышать мой ответ?»

«Повержен ты, но я так ощущаю,

Что к горлу мне приставили стилет».

«Охотник превращается в добычу.

Не ты ли грезил бардом завладеть?

Реальность приукрасив, увеличил

Своих желаний крохотную клеть».

Так не страдало даже сердце Феба[61],

Когда погиб прекрасный Гиацинт,

Убитый диском, пересёкшим небо[62].

Не грезил так о роме старый Флинт.

«Чего желаешь? Может быть, свободы?» —

Задетый словом, дьявол вопросил.

«Что ты, что Бог — больные кукловоды:

С собой увлечь вам, право, хватит сил.

Похоже, не сумел сразу предвидеть...

Отпустишь, но мне некуда идти.

Реши уж сам. Мне Рая не увидеть —

Моя душа отныне взаперти.

Скажи одно: зачем это затеял?

Я б пéрежил, я мог переболеть».

«А что потом? Порочный ты развеял

Круг?[63] Взгляни, какую клеть

Себе возвёл, и в ней ты заточён —

Твоих страданий жалкий мусейон[64].

Глазами смотришь. Надо как Тиресий[65]:

Не зреньем пользоваться, а другим

Достичь баланса в чаше равновесий.

Для этого побудь на миг слепым.

Морщин на лбу — как волн в Аксинском Понте[66],

Уже понять ты должен был, поэт:

Размером уступает анаконде

Твой путь, о чахлый силуэт.

Привыкли думать, что причин у горя

Не сосчитать, как в небе ярких звёзд.

Свой род вы безвозвратно опозоря,

Отвергли правду и поджали хвост.

Сражений много, но кто победитель?

Скажи на милость, удручённый бард.

Своей судьбы безжалостный вершитель

Возвёл несчастье в собственный стандарт».

В недоуменьи на него смотрели

Два глаза: карий; поглощённый тьмой.

Порывы ветра в страхе не посмели

Нарушить думы ярости немой.

«Твои слова собьют даже Метиду[67],

В них север перепутанный и юг.

В красивом усомнится Афродита —

Безмолвье в них и самый громкий звук.

Тебя послушав, наспех вооружившись,

Вступил я в битву с собственной судьбой.

Под знаком, видимо, неправильным родившись,

Последовал за призрачной мечтой.[68]

Теперь же говоришь, что всё напрасно.

Тебе нет веры, ложный Демиург[69].

Ты дёргаешь за нити столь же властно,

Как скальпелем орудует хирург».

«Ты сам себе несчастье причиняешь, —

Не выдержав, рогатый возразил. —

На опыте своём лишь разузнаешь,

Как отличить белила от чернил».

«Подобно волнам, что штурмуют скалы,

Я разбивался, только нáчав бой.

К чему слова? К чему те ритуалы?

Скажи, как есть — и я навеки твой».

«В борьбе слепой повержен победитель,

Мы получаем то, что не хотим иметь.

Кто счастье нам сулит, а кто — вредитель:

В себе ответ мы можем лицезреть.

Подумай сам: так надобно ль сражаться,

Когда сраженья можно избежать?

Мир — зеркало: должно в нём отражаться,

Как ты со злобой давишь рукоять.

Но стоит на мгновенье лишь представить,

Что всё зависит от твоих идей,

Провал в победу можно переплавить —

Своей судьбе ты Бог и Асмодей.

Об этой тайне умолчал доселе —

Был не готов мой вспыльчивый герой.

Но видит Бог: в таком тернистом деле

Сраженье ни к чему. Пойми лишь, что порой

Не так уж нужен жаркий поединок,

Где на весах — победа или смерть.

Подобных в мире тысячи травинок,

Что с деревом сражаются за твердь.

В твоём лице читаю ярость бури.

Позволь тебе я случай расскажу:

Историю слыхал о трубадуре[70],

Что всем навешал на уши лапшу?

Когда-то он вступил в мой легион

И всё людское навсегда отринул.

Сражался он храбрее, чем Ясон[71],

И всё равно повергнут был в пучину.

Он полюбил, но вместо теплоты

Избрал судьбу обиженника мира.

Отвергнутый, лишённый доброты,

Он — персонаж трагедии Шекспира.

Мой верный демон спутал по незнанью

Свою любовь и жажду обладать.

Теперь уж не отменит заклинанье:

На нём — клеймо и адская печать.

Но ты другой. В тебе покуда тлеет

Желанье жить и чистая любовь,

Ты встретишься с своею Галатеей[72],

Очистится от скверны сразу кровь».

«А может, проще, не имея сердца,

Прожить на свете, как тот Дровосек[73]?

Захлопнув к чувствам маленькую дверцу,

Страданий знать не буду я вовек».

«Он, сердца не имея, изначально

Иным богатством тайно обладал.[74]

Стремление его весьма похвально,

Сочувствия раскрыт потенциал.

Несчастными вас делает не сердце —

Простую истину Волшебник[75] подсказал.

Романтикой похожие на Ленца[76],

Достойными не стали вы похвал».

«Забрав меня, свои войска пополни.

Зачем устроил пышный маскарад?»

«Наш уговор обязан я исполнить —

Усилиям не равен результат.

К чему вообще полемику я начал?

Смотрителя загадку разгадай.[77]

Ты в поисках ответа на задачу

Найдёшь свой путь, о храбрый самурай.

Ведь истина сокрыта где-то рядом:

Искать лишь нужно, а не уповать,

Когда судьба, довольная раскладом,

Подбросит кость. Ты волен выбирать».

Традиции последовав недавней,

Отправился поэт в далёкий путь.

Судьбе своей хозяин полноправный

Найдёт ответ — осталось лишь шагнуть.

***

«Его отпустишь? Право, удивляешь.

Размяк ты что-то, мой старинный друг.

Словами помогая, упускаешь

Возможность завладеть им, хитрый Луг»[78].

«Заткнись, Морфей. Он заслужил свободу.

Таких, как он, — по пальцам сосчитать.

Нет чести, уваженья к кукловоду,

Что не способен нити отпускать.

Иль ты ослеп, иль видеть не способен,

Какой душой тот парень наделён.

Могуществом он ангелам подобен,

Но может в нём проснуться Абаддон».[79]

«У бога сна не вызывай обиду,

Мы равные с тобою по годам.

Не стоит забывать даже Аиду:

Дерзить негоже древним божествам.

Сейчас ушёл, но вскоре вороти́тся

Твой воин. Низко может пасть,

И прежний облик вряд ли сохранится —

Потеряна над положеньем власть».

«От провидения зависеть перестала

Его судьба, но больно мне смотреть,

Как исподволь обличье Велиала

Моим поэтом жаждет завладеть.

Воистину, тот человек достоин

Похвал высоких, громких дифирамб,

Кто понял, что сильнейший в мире воин

Не драться лезет, а строитель дамб

Своей души. В его руках сокрыта

Вся мощь небес и сила Преисподней.

Он разрушитель, он творец. Элита!

И нет души на свете благородней».

V

С Еленою Троянской[80] попрощавшись,

Отправился на поиски ответов.

За дело посерьёзнее он взявшись,

Отрёкся от мечей и пистолетов.

Не ведал он, что совершит ошибку:

Влюбившись снова, повторит исход.

Отчаянье заменит ту улыбку,

С которой бард отправился в поход.

От старых ран и слéда не осталось,

Природный облик возвращён у глаз.

И если раньше вызывало жалость —

Лицо теперь сияет, как алмаз.

Желая разгадать загадку Диса,

Как можно своей жизнью управлять,

Поэт остановился у ириса,

Чтоб, сил набравшись, приступить опять,

Как вдруг его вниманьем завладела

Из леса появившаяся нимфа.

Игривый взгляд, веснушчатое тело —

Таких не встретишь даже у Коринфа[81].

Но более всего обворожили

Улыбка милая и рыжий цвет волос,

И после урагана в тихом штиле

Сожрал свой хвост любви Уроборóc[82].

Достал поэт потрёпанную лиру —

Когда-то нимфам так играл Орфей:

Аида, Персефоны — всех кумиром

Сумел побыть при жизни корифей.[83]

Когда дошёл до третьего припева,

Дриада обернулась наконец.

«Из снов моих ожившая ты дева?

И что за чудный на тебе венец?»

Целованная солнцем[84] объяснила:

Среди цветов ей нравится пион.

Везде, где бы она ни проходила,

Природа шлёт почтительный поклон.

Заметил бард черту, что изначально

От взгляда зоркого сумела улизнуть:

Прикрытый прядью, шрамик театрально

На лбу дриады захотел блеснуть.

Смущённая, на миг она застыла,

На что поэт открыто возразил:

«Не прячь его, любимица светила —

Им восхитится даже Уриил»[85].

«Ты в краску вгонишь даже дьяволицу», —

Из уст принцессы прозвучал ответ.

«Прекрасное увидев, поделиться

Обязан я, иначе — не поэт».

Взаимное влеченье пробудилось,

Беседовали днями напролёт.

Венера[86] к ним явила божью милость,

Ей спутником в делах служил Эрот.

Широкою душою обладая,

Придумывал, чем можно удивить.

Нашедший на земле частичку рая

Любви кошмар способен пережить.

Забыв про наставления Мефисто

И поиски ответов прекратив,

Герой за пеленою золотистой

Учуял нараставший негатив.

Он каждое мгновенье непрерывно

Необъяснимую тревогу ощущал.

Своими беспокойствами пассивно

С дриадою разлуку приближал.[87]

Не выдержав боязнь очередную,

Лесное чудо[88] было взбешено.

«Позволь своё решенье обосную:

Я дом искала, а не домино.

Покоя ожидала — не волненья;

Ты неизменный задаёшь вопрос:

“В порядке ль всё иль надобно мне пеньем

Тебя приободрить?” Пошла ведь под откос

Казавшаяся поначалу сказка,

В которой вместе быть нам суждено.

Меня прости, но Гименея связка[89]

Затянет нас на илистое дно».

Застыл поэт, не в силах рот разинуть:

Сбывался предугаданный кошмар.

Не дать её влечению остынуть

Способен лишь подосланный Зепар[90].

Но правильно ли к магии прибегнуть

И повлиять на не свою свободу?

Людское всё на краткий миг отвергнуть

И изменить возлюбленной природу?[91]

«Я лучше стану демоном, чем это

Позволю испытать моей дриаде.

Не видно больше рядом силуэта,[92]

Приблизился конец моей балладе.

Нет, не могу я всё как есть оставить —

Всегда сдавался как-то слишком рано.

Покуда жив, попробую исправить

Судьбу. Звучит фортепиано —

Предвестник встречи, не греми столь сильно:

Мелодия пугает древний лес.

Поведать лишь желаю ненасильно

Свои мотивы — я ведь не Арес[93].

Мои слова — орудие для боя,

Мои стихи — любви заветной гимн.

Ужель второго шанса не достоин

С намереньем пришедший бард благим?»[94]

«Воистину, волшебные мгновенья

Я испытала, рядом находясь.

Твои стихи, отчаянное пенье —

Такого не слыхала отродясь.

Но ты пойми мои мотивы верно:

Любовь я испытала или нет,

Последовав за чувством легковерно,

Наворотила по незнанью бед.

В себе не разобравшись, не сумела

Понять без боли: это — не любовь».

«Страданиям не знаю я предела,

И в жилах застывает кровь.

Ужель судьбе должны мы покориться,

Мне без тебя нет места на земле.

Отвергнутый сердечною царицей,

Погибну, утопающий во зле».

«Мои слова услышал, но не хочешь

Их осознать. Пойми же наконец:

Случившегося в жизни не воротишь,

Как после ран останется рубец.

Ты в колокол ударил с страшной силой,

Звон прозвучал — его уж не вернуть.

Не говори, что будет впредь не милой

Твоя судьба. Расходится наш путь,

Но это не изменит отношенье

Моё к тебе; не думай о любви.

Пусть дружба наша станет утешеньем —

Достойно новой жизнью проживи».

Своими же руками погубивший

Дарованную Богом благодать,

Судьбу пред расставаньем полюбивший

В рыданиях надумал убежать.

Почувствовал поэт, как его очи

Теряли вновь дарованный им свет.[95]

«Убраться бы до наступленья ночи,

Пока Мадонны образ[96] не задет».

Расправив демонические крылья,

Убрался на край света наш Иов[97].

Сражённый наповал своим бессильем

Утратил человеческий покров.

«Сбивает с толку сказочная нега —

Душа моя не хочет отпустить.

Разделены, как Альтаир и Вега[98],

Но чувствую связующую нить».

Виднеются руины Вавилона.

Судьбы своей безжизненный вассал,

Почувствовав паденье Фаэтона[99],

Пришёл туда, откуда начинал.

VI

Добравшись до отвесного утёса,

Припал крылатый демон на колени.

Колючий лес[100], холмы Галапагоса[101]

Отбрасывали красочные тени.

«Какая, право, чудная картина:

В ней Нюкта[102] побеждает бога Ра[103].

Я чувствую: близка моя кончина —

Не нужно даже пуль из серебра».

«Какими б чёрными нам тучи ни казались,

Всегда над ними — чистый небосвод».

«Зачем пришёл? Я думал, распрощались».

«Полюбоваться захотелось на восход».[104]

«За тучами не видно горизонта.

Взгляни сюда, какая красота

Сокрыта даже от Беллерофонта[105]:

Светило пожирает пустота.

Меня не обмануть, предвестник скорби.

Без хитростей скажи начистоту».

«В погибели три позвоночник сгорбил —

Мне на тебя смотреть невмоготу.

Ключи я к пониманью предоставил,

Как управлять податливой судьбой,

А ты их без внимания оставил,

Вскружённый легкомысленной мечтой».

«Меня сразили страшные виденья,

Терзавшие сознанье день и ночь.

Дающие ответы наставленья

Поэту не сумели бы помочь.

Я панике поддался и позволил

Больным кошмарам превратиться в явь.

Своими же руками обездолил,

Теперь наедине меня оставь».

«Ты сдуру судьбоносное значенье

Своим кошмарам сразу же придал.

Обрёк себя на адские мученья,

Каких не удостоился Тантал[106].

Покуда убеждён, что с Беатриче[107]

Тебе, скиталец, быть не суждено,

Без жалости болваном каждый кличет

 Того, кто утащил веретено».[108]

«Ради чего устроено всё это?

Что мне мешает счастье обрести?»

«Зимой вы ждёте наступленья лета,

А летом от жары себя спасти

Хотите, но не радуйтесь поре

И ищете пустые отговорки.

Я обещаю: прямо на заре

Найдёшь ответы, отодвинув створки».

С улыбкой Люцифер пред ним поставил

Зеркальный крест. «Взгляни-ка вот сюда».

На небо мёртвый глаз поэт направил,

Как Родион[109], сгорая от стыда.

Сквозь зеркало на барда посмотрело

Внушающее ужас существо,

Погибели присвоившее тело —

Сбежало б в страхе даже божество.

«Используя подаренные очи,

Вы смотрите на мир через стекло.

Аргентума[110] добавив, между прочим,

Раскроете невидимое зло.

С рождения упорно окружает

Реальность, появившаяся с дум.[111]

Лишь тот судьбою верно управляет,

Кому дарован безмятежный ум.

Отправился ты в путь с главою светлой —

Лишь потому дриаду повстречал.

Мечтою очарованный заветной,

Вознёсся к небу выше, чем Дедал[112].

Но стоило вниманью заостриться

На беспокойстве, скрытому от глаз, —

Размылась у реальности граница;

Ликует в тишине Аламедас[113].

Причины появившихся видений

Неведомы, увы, даже Гекате[114].

Не в этом суть — поводья опасений

Отпущены в трагичном результате».[115]

«Зачем всё это? Я желал лишь счастья,

А получал всё время нагоняй».

«Ты на пути решающею страстью

Избрал любовь — сего не отрицай.

Твоей душою завладела скверна,

Но ты ведь сам её туда впустил.

С полученною силою чрезмерной

Не совладает даже Михаил».[116]

«Мне указал, Денница[117], изначально

Лишённый смысла проторённый путь.

Исход мне предначертанный печальный —

Развилка здесь. Куда теперь свернуть?»

«Со стенкою веду я разговоры:

На прошлое тебе не повлиять.

Оно случилось — тщетны уговоры,

Но будущее можно выбирать».

«С меня довольно. Дьявол, защищайся!»

«Оружие отбрось — сошёл с ума!»

«В своих грехах передо мной покайся».

«Контроль берёт над разумом чума».[118]

«Фемида[119] моим телом управляет,

Над дьяволом свершится скорый суд».

«Кто гневу поселиться позволяет

В своей душе — не более, чем шут».

Издал поэт отчаянные крики,

Мефисто на лопатки уложив.[120]

Залился от безумья смехом диким,

Клыки в оскале злобном обнажив.

«Остановись! Надежду[121] убиваешь!»

«Мне дела нет, ведь нечего терять».

«Одумайся, ужель не понимаешь:

Свершённому не обернуться вспять».

В последний миг, меча перед паденьем,

Замешкался взбешённый силуэт —

Он в зеркале увидел воплощенья,

Которым посвящал былой куплет[122]:

Таинственная поступь, ясный разум,

Крыжовника, сирени аромат —

Черты богини, собранные разом

Достойны мадригалов[123] и баллад.

А вслед за ней — обличие дриады

Себя не преминуло показать:

Огней неотразимы водопады[124],

Весёлый смех, чарующая стать.

Проснулось сердце, тонущее в боли,

Очистился от скверны ясный взгляд.

Своих мечтаний узник поневоле

Спасения увидел звездопад.

Герой взглянул на скорченного Диса.

«Что я наделал… Асмодей, прости!»

«Пора актёру выйти за кулисы —

Тебя сумел над всеми вознести.

Вставай и впредь не падай на колени —

Произошло невиданное чудо:

Пороков больше не видать вкраплений,

И веет запах Бога отовсюду.

До этого момента изначально

Ты не любил, а жаждал обладать».

«В молитве покаяния прощальной

Я попросить желаю благодать

Для тех, кого не вижу рядом с нами,

Пути кого расходятся давно,

Омытые горячими слезами —

Им вместе быть, увы, не суждено».

«Вселенная в таком нелёгком деле

Дала возможность людям выбирать.

Как сильно бы другие ни хотели,

Нет силы, что способна удержать.

Ты можешь обратиться к тёмным силам,

Но временным твой будет приворот —

Окажется созданье однокрылым,

Пожмёт плечами горестно Эрот».

«Теперь понятно, что лесная нимфа

Про выбор мне пыталась донести.

Желания прозрачные, как лимфа,

Из виду умудрился упустить.[125]

Теперь же после стольких похождений

Я знаю, как мне дальше поступить».

«В содеянном раскаявшийся гений

Сумел связать разорванную нить!»

Прося у всех, кого любил, прощенья,

Сложил поэт трясущиеся руки.

Свидетелем людского воскрешенья

Стал дьявол, воспевая его муки.

Последнее прошло метаморфозу

Страдавшее неоднократно тело:

Одно крыло подобно альбиносу,

Второе смотрит вниз осиротело.[126]

«Устройство уникально человека:

Сторон обеих видимы черты.[127]

Бывает, проживёте больше века —

Мозги забиты, а в душе — пусты».

«Медузам уподобившись, бездумно

Других я жалил, видно, не любя.

В молитве обжигающей бесшумно

Переродился в самого себя».

Лучи светила тихо подобрались,

Шахар[128] проснулся соблюсти дозор.

«Надолго же с тобою задержались —

Пришла пора исполнить уговор».

«Пройдя весь путь бок о бок с трубадуром,

Я не смогу его закабалить.

Хоть глупым называй, хоть самодуром —

Сумел я человека полюбить.

И потому тебя, друг, поздравляю:

Познавший тщетность гибельной борьбы

Нашёл тропу к Потерянному Раю».

«Я слишком грешен для такой судьбы.

Отправлюсь дальше, громко восхваляя

Высокие, естественные чувства.

Имея схожий дар с Амфиараем[129],

Я вознесу любовное искусство.

А первую балладу посвящу я

Святейшему средь демонов созданью,

Кто, жизнью так отчаянно рискуя,

Явил мне путь, а с ним — конец страданью.

Низвергнутый, обиженный Творцом,

Не перестал ты свет в себе нести.

Каким ни слыл бы бесом, хитрецом,

Сумел от низвержения спасти».

«Поведай, человече, пред уходом,

Ты осознал полезность бытия?

Что движет вами, люди, год за годом —

Скажи, поэт, ни слова не тая».[130]

«Не в пользе смысл, а в том, чтоб быть собою, —

Такой ответ устроит, Люцифер?

Живут несчастно возмущённые судьбою.

Кто думает иначе — лицемер.

Но главное открылось в час разлуки;

После неё найдутся силы жить.

Живу сейчас, не опуская руки,

Ведь если любишь, то способен отпустить».[131]