Лягушонок

– Не толкаемся. Хомяков, возьми за руку Свинцову. Где Митрофанов? Вижу. Проскурина, ты
высокая, встань в конец очереди. – раздавала приказы воспитательница Светлана Борисовна,
выводя нас на утреннюю прогулку.
В детском доме Светлана Борисовна появилась по направлению из педучилища.
Молодая, с чёрными как смоль волосами, с пухлыми губами накрашенными алой помадой и с
выразительными зелёными глазами, она похожа была чем-то на мою маму, такая же маленькая и
худенькая.
Несмотря на то, что Светлана Борисовна разговаривала повелительным тоном, голос её был
бархатным и нежным. И как бы она не демонстрировала свою строгость, все знали, что это
временно: сдержанный и даже немного высокомерный взгляд сменялся на добрый и приветливый.
У каждой группы была своя территория для прогулок — беседка с лавочками и песочница. В
песке я ковыряться не любила, чтение книги Светланы Борисовны в беседке; тоже, поэтому гуляла
сама по себе.
Мне нравилось в траве разглядывать всякую живность.
Муравьи длинным строем суетливо неслись к своему жилищу, в насыпной почвенный холмик –
муравейник. Я подкидывала им соломинку, они разом её подхватывали и неслись дальше. Иногда
выискивала среди колоны самого огромного муравья, хватала за голову, а брюшко, или как по-
другому называли, попку, засовывала в рот. Кислая-прекислая попка. Ёжилась, передёргивалась от кислятины, но терпела единственный способ лакомства.
С мальчишками, бывало, ловили лягушек. Я брезговала их брать в руки и к тому же слышала,
что из-за этого могли образоваться бородавки.
Вовка Михайлов, заядлый живодёр, через соломинку надувал лягушку как шарик и выбрасывал
обратно в траву; ящерицы после его отлова оставляли свои хвосты, а кузнечикам отрывал задние
лапки, после чего дико хохотал.
Однажды я не выдержала очередного издевательства Михайлова над бабочкой, которой он
обстриг крылья стеклом, где-то подобранным, и врезала со всего маху по шее. Вовка застонал от
боли, почёсывая ушибленное место, но не полез драться. Боялся.
На очередной прогулке, уединившись от всех, я разглядывала симпатичных жуков красно-
чёрного цвета. Солдатиками назывались. Они, как и муравьи, передвигались большим скоплением.
– Ирка, смотри что у меня. – раздался сзади голос.
Радостный Васька Щеглов раскрыл ладошки, а в них маленький лягушонок.
– Он кушать хочет. – поделился Васька. – Даже не квакает
– А чем лягухи питаются? — спрашиваю.
– Насекомыми. – со знанием дела отвечал Васька. – Букашками, таракашками.
– А солдатики пойдут?
– Наверное.
Я быстро нагнулась к земле и схватила первого попавшегося красноклопика.
Вася, держа лягушонка в одной руке, второй помогал раскрывать ему рот. Одного, второго… и
так пятерых жуков закидали в лягушачью пасть, пока брюхо не стало полным и толстым. Решив,
что лягушонок сыт, мы выпустили его на волю.
До окончания прогулки оставалось мало времени, Светлана Борисовна извещала об этом
заранее, чтобы мы далеко не разбегались.
Простукивая палкой металлические решётки забора и наслаждаясь необычными звуками, я
почувствовала что-то твёрдое под ногами. Посмотрела вниз, а там лягушонок.
Он лежал распластавшись на спине без признаков жизни. Я нагнулась к нему, тронула пальцем.
Лягушонок не шевелился. Взяла на руки — оказался мёртв. По телу пробежала мелкая дрожь. Страх
убийства за лягушонка постепенно наполняло моё сознание. Вспомнила как запихивала в него
жуков и стало безумно страшно. Страшно, что за преступление арестуют, а Васька Щеглов
обязательно расскажет милиционерам, что это моя инициатива была отравить лягушку.
Огляделась по сторонам. Дети собирались уже в пары на обед.
На четвереньках, чтобы меня никто не заметил, поползла в сторону деревьев. Спряталась в
самую гущу листвы и оттуда стала следить за происходящим. Сколько предстояло сидеть там – не
знала – на тот момент, это место, мне казалось, надёжным тылом.
«Не хочу в тюрьму. Я не убивала его. Только покормить хотела» – кричала я внутренним
голосом».
Размазывая грязной рукой лицо от слёз, услышала как группа вместе с воспитательницей
выкрикивают моё имя. Звали громко, протяжно. Взгляд Светланы Борисовны выражал испуг и
растерянность. Она поправляла растрёпанные волосы, убирая их с лица и заметно нервничала. Жалко стало
воспитательницу. Понимала, что подвожу её, но больше я боялась приезда милиции. Представляла как у всех на глазах наденут наручники и увезут в самую страшную тюрьму на свете, где пытать и бить будут хуже, чем при режиме Зои Николаевны.
Началась беготня возле детского дома взрослого персонала. Нянечки, охранник, медсестра и
даже повар тётя Зина – все меня искали. Дети, сбившись в кучку, стояли в беседке.
На крыльце главного входа скопились воспитатели из соседних групп. Они о чём-то
переговаривались между собой, и только редкие обрывки фраз доносились до меня: «Говорила
директору, что дырка в заборе», «сбежала», «пусть милиция ищет».
И милиция приехала. Кто-то вызвал её.
Долго меня не искали. Милиционер с тремя полосками на погонах, сержант, почему-то сразу
же направился к деревьям, где я пряталась и вывел меня зарёванную к воспитателям. Светлана
Борисовна кинулась меня обнимать, а старшие воспитатели с укоризной в её сторону; мол, молодая ещё, без строгости и опыта, а девку выпороть надо.
Сержант строго посмотрел в сторону воспитателей. Те мгновенно замолчали.
– Ты чего надумала в прятки играть? – обратился он ко мне.
– Я лягушонка нечаянно убила. Накормила солдатиками и он умер. – серьёзно объяснила
сержанту. – Простите меня. Я не хочу в тюрьму.
Светлана Борисовна заулыбалась. А милиционер ласково потрепав меня по голове, шутливо
произнёс:
– На первый раз прощаем. Старайся больше не убивать никого.
– Не буду – утвердительно вымолвила я и побежала к ребятам, которые ждали меня у беседки.
С тех пор, до самого отъезда из детского дома, никакими насекомыми и земноводными я
больше не увлекалась.