О том, что растёт, расцветает, несёт семена

*   *   *

Где камень скомканной газетой

лежит в подножии травы,

там ночь разута и раздета

идёт на вы.

Шаги бесчувственно-смертельны,

не намекая, не грозя,

отдельно или же артельно

ведёт стезя.

Здесь мимо кладбища на небо

тропой знакомых мужиков

при свете дня иду нелепо,

на всё готов.

Бликует камень, не газета,

чья ложь раскрыта белым днём,

впечатаны кусочки света

сухим огнём.

*   *   *

Рой синих и коричнево-зелёных

вокруг моих колен, не видя их, -

ликует брачный танец насекомых

вне времени, но вот уже затих,

почуя ветерок из-за пригорка.

Они не видят неба, как колен,

тяжёлой тучи мокрая уборка

эфемеридный не пугает тлен,

волокна воздуха, его колечки

укажут безопасные кусты…

Вниз по горе, и зря дрожит сердечко -

дойдёшь и ты.

*   *   *

Опираясь рукою на тень на незримой стене,

еле видным ступеням свою доверяя нагрузку,

подымаюсь к себе, оставляю внизу костенеть

хрящ бесцельных минут,                

                                       пустоту-трясогузку.

Напишу на прозрачной стене свой невидимый след,

эхо лёгких касаний — рецепты продления жизни.

Письмена помогают и темноте просветлеть,

но помогут ли мне                

                             тени словесной отчизны?

По неверным ступеням иду к тебе, письменный стол,

утешая себя, предавая старенью минуты.

Дом столетний                

                        клавиатуру обрёл,

из-под клавиш ступеней получая мелодию утра.

Обретенье теней. Безбоязненно, как объектив,

огляди своё тело беспощадным рентгеновским взглядом,

огляди своё время                

                             и пиши, удила закусив,

не о теле и времени, о невидимых гранях распада,

а о том, что растёт, расцветает, несёт семена,

проникает корнями, бетонные треплет заборы,

выпрямляет сердца                

                                и дыхание женского сна.

Пустоту трясогузок наполняю внутренним взором.