Память сердца

      Дряхлый старик в кресле-качалке  равнодушно смотрел на  озерный пейзаж, открывающийся с террасы. За долгие годы его глаза привыкли к  этой красоте и душа очерствела. Он привычно потянулся  к столику, где стояла шкатулка с сигарами и  лежали свежие газеты. Закурив сигару (говорят, вредно, но после девяноста это  слово теряет свой смысл – согласитесь!), он взял газету. Глаза его лениво пробегали по заголовкам. И вдруг… Старик, схватив лупу, впился глазами в неприметную заметку: Клятва на монете: история запретной любви.

      В Японии в замке Мацуяма проводили очистку  пруда. Одной из находок  стала  русская золотая монета, переделанная в медальон.  Её сдали в местный музей, где кто-то разглядел в странных царапинах искусную гравировку: Айка Ниджи и Михаил Костин.

     Выяснилось, что поручик  Костин, сын генерала – участника обороны Порт-Артура, был ранен  и попал в плен. В  госпиталь Мацуямы он был доставлен в  1904 году. Айка Ниджи была  медсестрой Красного Креста. Летом 1905 года  Костин  исчез, возможно, бежал.  Айка по настоянию родни  вернулась в семью. Молодых людей наверняка разлучили, так как  эта  любовная история совершенно невероятна для того времени. Как  медальон оказался в пруду?  Кто и зачем бросил его? Этого  мы никогда не узнаем».

     Старик закрыл лицо ладонями. Сиделка бросилась к нему.

— Мистер Костин, с вами все в порядке? Я могу вам помочь?

— Нет-нет, оставьте меня, – сквозь зубы процедил  он. Рука  потянулась  к часам, нащупывая на цепочке брелок. Его пальцы  помнили на нем каждую выемку, каждый иероглиф...

— Бедная  девочка! Как же я виноват перед тобой! Я ведь  думал, что  ты предала меня. А ты… — шептал он, утирая  мутные старческие слезы.

     Он в отчаянии метался по  причалу, вглядываясь вдаль. Он ждал свою Песню о любви – так  переводится ее имя. Когда Айка в первый раз перебинтовывала ему раны, он ощущал  её легкие прикосновения как  любовную ласку. А встретился с ней глазами и понял, что она чувствует то же самое. Он и она сразу поняли без слов, что созданы друг для друга. С тех пор каждая перевязка стала для них  свиданием.

      Русские пленные в Мацуяме пользовались свободой передвижения, и  когда  Михаил стал поправляться, он  часто ездил на велосипеде по городку. Их редкие встречи   были, конечно, тайной. Эти  двое, едва понимающие друг друга,  только и мечтали о  той минуте, когда им не нужно будет  пытаться сказать, пытаться понять. Язык поцелуев, язык тела – он ведь всеобщий, ни границ, ни запретов для него не существует. Когда Айка говорила «иа теба рюбрю», он хохотал и закрывал ей рот поцелуем. Она так и не научилась выговаривать букву «л». А когда он произносил «Дато сти нанде моно», заливалась смехом  Айка. И ему ничего не оставалось делать, как снова поцелуем  заставлять ее молчать.

     Во время одной из прогулок они набрели на мастерскую часовщика. По-детски держась за руки, с восторгом рассматривали старинные часы. Они стали отбивать полдень —  стоял такой звон!  Там-то и пришла ему в голову  мысль превратить две  монеты в  медальоны и  нанести на них имена. Михаил  набросал эскиз, а старый  часовщик  выполнил  гравировку.

      По ночам, слушая  храп и стоны  раненых, он думал о будущем. О близком конце войны  шептались и русские  пленные,  и японский  персонал  госпиталя. Только каким он будет, этот  конец?  После Цусимы, после Порт-Артура…  Тем утром Михаил наблюдал за игрой  русских пленных в городки, когда  кто-то  коснулся его плеча. Он резко обернулся. Перед ним стоял бородатый американский шкипер.

— Мистер Костин?

— Чем могу служить?

— Вам просили передать,  — сказал тот, протягивая Михаилу  пакет.

      Это было письмо от  отца, где  были указаны дата, время и название судна, на которое он должен подняться в последнюю минуту перед отплытием.

— Я буду не один…

Шкипер равнодушно пожал плечами.

—  Главное – деньги.

      Михаил метался по  причалу и  верил, что Айка  вот-вот придет. Шкипер отказался ждать. Она не пришла…

Отец и брат  получили от врача госпиталя письмо о совершенном ею неслыханном преступлении, которое должно быть  сурово наказано. И вот они здесь, ждут, пока она соберет вещи.  Айка отложила в сторону сестринскую накидку.

— Я должна ее отдать.

     Отец молча кивнул, не желая даже  говорить с презренной девчонкой. Айка бежала со всех ног к пруду, к тем ивам, где они целовались по ночам, где он смеялся над ее «рюбрю», где  должен остаться этот  медальон – свидетель ее короткого счастья. Она сорвала его с шеи, слабо размахнулась. Всплеск – и тишина. Мужчины стояли на пороге. Айка  сложила руки, опускаясь перед ними  на колени и покорно припадая лбом к земле.

                                                                                ***

         Трясущимися руками  старик оторвал от цепочки медальон с  их именами. Ты все правильно сделала, девочка-песня. Пусть  озеро сохранит эту тайну. Слабо размахнувшись, он бросил монету. Она сверкнула на солнце – и тишина. Снизу все так же едва слышно доносились шлепки волн о скалу.