Пусть

1

Он сидел на берегу реки и ловил рыбу. Собственно, не совсем в рыбе было дело. Единение с природой, единение с собой — вот истинная цель этого занятия.

Солнце лениво двигалось по небосклону. Ветер цеплял облака и тянул их за собой, размазывая по голубому холсту белыми мазками. Линия противоположного берега бежала вдоль горизонта, лишь вдали прерываясь ненадолго для того, чтобы, перепрыгнув на этот берег, продлиться, образуя круг.

Круги разошлись от места, куда он закинул крючок. Рыбак улыбнулся. Солнце уже грело вовсе не по-весеннему, а по-летнему. Редкие прохожие поглядывали в его сторону, но почему-то очень захотелось оглянуться. Странно. Ведь люди, проходившие мимо, его вовсе не волновали. И все же он оглянулся. Взгляд его выхватил одинокую черную фигуру на берегу. Она, как и он, несколько мгновений назад, смотрела на другой берег и ему показалось, что ее мысли совпали с его. Она повернула голову в его сторону, но, встретившись с ним взглядом, тут же отвернулась.

«Смутилась», – подумал он, улыбнувшись. 

Поплавок вновь привлек его взгляд, но мерное течение мыслей было нарушено. Ему хотелось смотреть на нее. Он сам не понимал своего желания. Кто она? Одна из сотен, виденных прежде? Он даже не мог разглядеть черты ее лица издалека. И все же…

Рыбак отошел от удочки и лег на расстеленную рубашку. Глаза его вновь поймали женскую фигуру. Она так и стояла, только голова была чуть запрокинута назад. 

«Да, небо сегодня красивое», – согласился он, невольно читая ее мысли.

Она тоже посмотрела на него и опять отвернулась. 

«Ей, вероятно, неловко рассматривать полуголого мужчину, к тому же так пристально разглядывающего ее».

Незнакомка больше не смотрела на него, но он чувствовал, что ее мысли все еще сосредоточены на нем. И это грело даже лучше майского солнца. 

Поплавок задергался, настойчиво призывая хозяина. Безразлично вытянув пустой крючок, он вновь закинул удочку и мельком обернулся. Она смотрела на него. 

Осознание этого вызвало странную смесь чувств. Неудобство, радость, нет, пьянящий восторг. Стало даже смешно и почему-то неловко за старые нелепые резиновые сапоги. Чушь.

Он долго не поворачивался в ее сторону, пытаясь перестать думать о стоявшей позади женщине, а когда повернулся, то взгляд его скользнул по пустому берегу. Он искал ее глазами, перескакивая с тротуара на песок и обратно. Незнакомка исчезла, оставив чувство отчаянного неудовлетворения и досады. Ему хотелось вновь увидеть ее, возможно, подойти ближе, заговорить. Пусть даже о погоде. Или даже так, издалека, наблюдать за ней, когда можно придумать черты лица. Все равно как. Только пусть она будет.

2

Карандаш скользил по бумаге, казалось, хаотично и нервно. Следы грифеля были разными по тону, но вместе составляли единое целое. Она рисовала небо. Весеннее небо. Голубое с белыми прожилками облаков.  Картинка получалась черно-белая, но она все равно видела глубокую синеву и яркую сочную зелень майской листвы.

Этот образ давно запал ей в душу, однако рисовать она взялась только сейчас. Что разбередило ее память – кто знает? Вдохновение так нахлынуло, что рука сама потянулась к карандашу и бумаге.

Она не была художником. Просто любила рисовать так, как умела, как видела. И сейчас перед ее глазами стояла картина, виденная ею еще прошлой весной. Возникла, словно фотография.

Карандаш в руке замер, уступая воспоминаниям.

День тогда был чудесный. После затяжной зимы все ждали весны. Но это был по-настоящему летний день, несмотря на то что на календаре значился май. 

Воздух, напоенный влагой речной воды и свежестью юной листвы, вливался в легкие, опьяняя и кружа голову.

Рука вновь двинулась по листу. Не торопясь, мелкими штрихами, сверху, постепенно спускаясь вниз, туда, где на картине был берег реки. И застыл на месте, затеняя участок.

Еще там был он. В этом дне. Рыбак. Незнакомый знакомец. Ей тогда показалось, что ее душа на миг слилась с его душой. Издалека, не различая черт лица, она видела лишь очертания его фигуры, да клетчатую рубашку, расстеленную на земле. Удочка была закреплена, а он просто смотрел. Не то на поплавок, не то на реку. Смотрел, и она чувствовала, как ему сейчас хорошо, спокойно. И как это совпадало с ее состоянием, размеренно-ленивым, созерцательным. Он обернулся к ней, будто она своим взглядом потревожила его покой, позвала. И все.

Тогда она сбежала. Дождалась, пока он отвернется и сбежала. Не потому, что ей пора было возвращаться, а потому что испугалась вдруг чего-то. Но когда ушла, что–то осталось там, на берегу.  Частичка души? 

Она возвращалась потом на то место не раз, но не встречала больше того рыбака. Он пропал. Нарочно ли, случайно – не важно. Но с каждым разом, когда она приходила на берег и не находила его там, надежда в ее душе угасала, угасала. Пока память услужливо не истребила этот день, стерев его из своих списков.

Все лето она не вспоминала о нем, а в этот хмурый ноябрьский вечер вдруг вспомнила. Вспомнила и схватилась за карандаш, пытаясь удержать на бумаге тот момент единения их душ.

Сейчас, глядя на эту картину, она снова почувствовала дуновение ветра на своем лице, и краска вновь залила ее щеки, когда она увидела, что он обернулся. Нет, она не видела его глаз, просто чувствовала их. Бездонные и затягивающие, они словно откликались на ее зов. 

Рука ее вновь заиграла на листе и замерла, оставляя неясный контур мужчины среди ясного майского дня.

3

Вагон раскачивался и скрипел. Машинист набрал ночную скорость, и на каждом повороте ей казалось, что поезд сейчас выпрыгнет из рельсовой колеи и поскачет по шпалам прямо в обрыв. Успокоив разбушевавшуюся фантазию, уже нарисовавшую катастрофическую картинку, она переключилась на более приятную тему. 

Долгожданный отпуск. Она тихо усмехнулась, боясь разбудить соседей по купе. Образ ее всезнающей подруги тут же возник перед глазами, крутя пальцем у виска. «Ты сумасшедшая, — сказала та в последнюю их встречу перед отъездом. – Когда все едут на юг, в теплые края на бархатный сезон, ты едешь морозить нос».

Она снова усмехнулась. В Петербурге сложно отморозить нос в конце сентября. Да, там не так тепло, как на побережьях южных морей, но чем-то притягивал ее сентябрьский Петербург, точнее его пригороды. И она нарочно выбрала поезд, так как долгая дорога под мерное раскачивание навевала вдохновение, и строчки сами ложились на бумагу. Пусть даже неровно. А стихоплетение всегда настраивало ее на созерцательное времяпрепровождение. Ей хотелось привезти не просто фотографии, но настроение, воздух, восторг – все свои впечатления.

Поезд вновь прошел поворот, и она задела стенку головой. Отодвинувшись от стены, она поблагодарила кого-то за то, что выросла среднего роста и ее ноги не упирались в противоположную стенку купе. 

От размеров купе мысли перескочили к попутчикам. Поезд отправлялся поздно вечером, поэтому познакомились вскользь и ее это устраивало.  Завтра утром все будет по-другому. Двое молодых мужчин и бабушка. Бабушка должна ехать до конца. Уже успела рассказать о внуках в Петербурге. Мужчины же были сдержаны и молчаливы. Как же хорошо ничего не знать о людях. При желании можно спокойно что-нибудь придумать о них. Ну, вот, например тот, что напротив нее наверху. Конец сентября, а он совсем не загорел за лето, значит офисный работник. Может он налоговый инспектор, а может…может он едет домой, а вовсе не отдыхать. С тем же, кто расположился прямо над ней, было сложнее. Она видела его мельком. Лицо незнакомо, но фигуру будто видела где-то или похож просто. 

В окне замелькали огни. Какая-то станция. Вот ведь, никуда не спешишь, спи себе, а не спится, хоть глаз коли. Точно станция. Остановились. Интересно, долго будем стоять? Может быть поскладывать строчки? Что б уж точно уснуть. Мысленно улыбаясь, она подняла подушку и полезла в сумку за тетрадью. Тетрадь была старая, затертая и наполненная какими-то листочками. Размеры племянников, квитанции, стихи, рисунки, чьи-то телефоны – чего там только не было. Листочки регулярно выпадали, но она настойчиво вкладывала их обратно. Хотела было вклеить, но все руки не доходили. Вот и в этот раз, стоило ей только вытянуть тетрадь из сумки, как часть листочков веером разлетелась по купе. Так всегда, когда хочешь не шуметь, что-нибудь случится. И это что-нибудь будет скрипучим, шуршащим, звенящим или громыхающим. Громыхнула ручка, но не громко (ковровые дорожки в купе все же здорово), зашуршали листочки совершенно разных размеров и цветов. Пришлось вставать и скрипеть койкой. Потом собирать разлетевшиеся сокровища. Конечно же, не забыть стукнуться головой о столик, вновь проскрипеть койкой и замереть на мгновения, слыша, как скрипит верхняя полка. Разбудила все-таки. Но верхний сосед тут же затих, и она перевела дыхание. 

Пока собирала листочки, поезд уже тронулся, что, собственно, и стало причиной удара головой. Освещение включать она уже не решилась и, оставив тетрадь на столике, отринула мысль написать что-нибудь в темноте. Решив сочинять про себя, она почти сложила пару строк. Вот только упрямая рифма к слову «аромат» никак не хотела находиться. Сон все же победил.

4

Он лежал с закрытыми глазами. Колеса поезда так громко стучали, что сна не было, несмотря на то что усталость, казалось, свалит его. 

Мышцы гудели после тяжелого дня.  Суета, сборы, метание, закругление тысячи дел перед поездкой. И ведь, как всегда, именно в этот день ты понадобишься всем знакомым, даже тем, которых уже сто лет не встречал. И, конечно, всем срочно. А потом, конечно, пробки – и на вокзале чуть ли не в последнюю минуту. Но вот долгожданная ночь, поезд едет, вагон качает. И не спится, будто все еще бежишь куда-то, решаешь что-то. 

Попутчики. Пожилая женщина, девчонка, мужик.  Почти полный набор. Как хорошо, что вечерняя посадка. Не нужно знакомиться. Почему-то смущали его первые минуты знакомства в поезде. Вот только узнал человека и тут же спи с ним рядом. Странно. Небезопасно. Неуютно. 

Но завтра придется… Эх, завтра будет завтра. 

По скрипу койки внизу было понятно, что не спалось не только ему. 

Девчонку ему рассмотреть не довелось, выходил, когда она садилась, а после она вышла. В общем, не видел.

И вдруг, непонятно от бессонницы что ли, стало любопытно, какая она. 

Он улыбнулся в темноте. Как в детстве перед Новым Годом или днем рождения лежишь ночью и гадаешь, какой подарок получишь. И не спится так же, как сейчас.

Станция. Фонарь бьет прямо в глаз. Он подвинулся в угол, но это не особо помогло. Да, не под его размеры койка. Плечо вот-вот свесится. Он закрыл глаза и сквозь веки свет фонаря уже не казался таким слепящим. Почти как солнечный. В тот день.

Память постаралась изобразить все в красках, и он увидел темную фигуру на берегу среди яркой майской зелени.

Снизу раздался скрип, потом шуршание и шелест бумаги. Воспоминание тут же исчезло. И стало немного грустно и, пожалуй, досадно. Что она там внизу делает? 

Письма пишет…мелким почерком. Он снова улыбнулся. Раздражение тут же ушло.

Грохот снизу означал уже боевые действия. Он перевернулся на бок и мельком взглянул вниз. Ничего, никого. Успокоилась, кажется. Да, с такой суетливой поживи. Замучает. Досталось же сокровище кому-то.  То ли дело Мечта…

Сложилось так, что на следующий, после того памятного дня, ему выпала командировка. Да аж на два месяца. 

Он был на берегу после приезда каждый день в течение целых двух недель. 

Предполагая, что она работает неподалеку, и выходит погулять в обеденный перерыв к речке, он появлялся на берегу в начале двенадцатого и уходил в третьем часу. 

А потом, спустя две длинные недели, здравый смысл победил напрасную надежду на встречу с незнакомкой. И он не приезжал больше туда. Даже для того, чтобы порыбачить. Да какая там рыбалка летом? Людей видимо-невидимо. Ни покоя, ни наслаждения. И место теперь это было связано уже с другими мыслями, воспоминаниями. Дразнящими, недостижимыми и оттого еще более желанными. 

Он уснул, улыбаясь, словно увидел то, чего давно желал. 

Поезд ехал, колеса отстукивали такт собственной мелодии…

5

Питерская погода. Семь погод на дню. Она улыбнулась и, сняв легкую куртку, повесила ее на спинку пластикового стула. Усевшись обратно, подвинула чашку с кофе ближе и с удовольствием обняла ее ладонями. Теплая чашка, горячий бодрящий кофе, открытое кафе и временно, как всегда в Питере, выглянувшее солнце. Дождик прошел, пока она ехала сюда в маршрутке. Уж было совсем расстроилась, что придется любоваться Царским Селом под зонтом, но погода вновь поменялась, и яркое солнце пригрело настолько, что пришлось разоблачаться. 

Обводя взглядом близлежащий пейзаж, отметила, что в листве уже появились желтые и красные оттенки. Ей всегда нравилась ранняя осень. Сколько красок, какие контрасты, какое разнообразие сочетаний. Да и сентябрь с каждым годом становится все теплее. И солнце сегодня прямо манило запечатлеть этот момент.

Течение мыслей прервал неясный гул голосов. Она повернула голову и увидела толпу туристов, всех как один одетых в хлопчатые брюки разных цветов, рубашки и болоньевые жилетки. Щелканье фотоаппаратов смешивалось с незнакомой речью. Она отметила про себя, что это не первая японская группа, встреченная ею сегодня. Какое-то восточное нашествие. Переключилась вновь на пейзаж и все-таки решила набросать его на листок бумаги. Тем более, что сейчас солнечные блики очень картинно украсили озеро, играя зайчиками на Чесменской колонне. 

Достала из сумки тетрадь, аккуратно придерживая края, чтобы вновь не ползать, собирая листочки. Интересно, насколько похож этот день на тот? Там тоже было солнце. 

Она порылась среди кучи бумажек и не нашла искомое. Нахмурившись, перебрала свою коллекцию снова. Солнечного майского дня как не бывало. Расстроилась. Потом решила сложить все по порядку. Наверное, всё же пропустила. Чеки оказались с чеками, рисунки с рисунками, телефоны с телефонами, солнечного дня нет. 

И тут перед глазами возникла картина: ночь, вагон и она ползает, собирая свои сокровища. Сердце подсказало, что она права и рисунок потерялся именно в ту ночь. Удивилась, как быстро набежали слезы на глаза. В душе поселилась тоска, словно по потерянному человеку. Нет, конечно, как взрослый, здравомыслящий человек она понимала, что может нарисовать тот день снова, но… это будет уже не то. Ведь в одну воду дважды не войдешь. Конечно, расстроилась. И, естественно, воспоминания, как потеряла и что можно было сделать, закрутились в голове. Ведь могла найти его на утро. Нет, не могла. Утром все завертелось с такой скоростью… 

Собираясь тогда рано утром умываться, пока не проснулись остальные пассажиры вагона, она еще ничего не планировала. Но, выходя из туалетной комнаты, услышала: "Не может быть! Золото, ты?" И сразу поняла, кому принадлежит эта фраза. С Юлей она была знакома уже сто лет. И уже давным-давно не видела и не слышала ее. Подруга, как и все, была жутко занята на работе, потом семья, муж, дети. В общем, как у всех. Когда созванивались, обе были рады слышать друг друга и обещали обязательно встретиться и, конечно, обе уже прекрасно понимали, что встречи не будет. Так что встретить ее в вагоне было очень неожиданно, но, по скором размышлении, показалось вполне возможным. Та, конечно, ехала с семьей на отдых. Тоже не поехали на юг. "Зачем, если туда все рванули, – сказала ёмко подруга. – Буду просвещать детей. Приучать к истории". Она покивала головой. Юля очень быстро разобралась, что к чему и перетащила ее в свое купе посидеть. Взяв только сумочку с деньгами и документами, Она отправилась к подруге. С Юлиным мужем они были знакомы, а детям кроме планшетов ничего не было нужно. В общем, засиделись дотемна. Возвращалась на место ночью, где там чего увидеть, а утром рано прибыли в Питер. 

Попутчиков видела только перед выходом. Бабушка, та рано поднялась, чуть ли не раньше нее. Мужчины спали почти до выхода. Уже последние полчаса все ехали сидя внизу. Тот, что ехал напротив нее, весело поглядывал в ее сторону. Поинтересовался, встретила ли она знакомых в поезде. Бабулька тут же нахмурилась, но уже через минуту, услышав про подругу с семьей улыбнулась, и принялась рассказывать какой-то случай из жизни. Своего верхнего соседа видела лишь сбоку, потому как расположился он именно там. Хмурый тип симпатичной наружности. Не выспался, наверное. Больше возможности рассматривать не было, прибыли на Московский вокзал. 

Она вышла первой, отметив, что оба ее попутчика с похвальным рвением помогают бабушке доставать, а судя все по тому же рвению, и нести в скором будущем ее багаж. 

И все, дальше был уже Питер. Пустой в столь ранний час, и всё же манящий приключениями…

6

Красный свет. Он устало прикрыл глаза, наслаждаясь минутной передышкой. Усталость, казалось, стала его второй натурой. Этот светофор был самым длинным. Можно было позволить себе расслабиться, хотя бы на минуту. Он усмехнулся. Хотя бы здесь его никто не дернет. Телефон, как будто сговорился со светофором и вырубился ровно пять минут назад. Зарядку он не взял, а нервоз, возникший по этой причине, уже схлынул, и он отдался на волю судьбы. 

Сколько уже можно? Звонки и встречи, встречи и звонки. Сегодня снова предстоял вечер на работе. А, собственно, почему бы и нет? Работу он любил, а вот одинокие вечера ненавидел. Уж лучше на последнем издыхании зайти в квартиру, принять душ и ухнуть в кровать. Нет, одинокие вечера образовались как-то совсем неожиданно. Последняя пассия покинула его, так и оставшееся холостяцким, жилище совсем недавно. Не сложилось. Снова. Он нахмурился. 

Включился желтый, но сквозь прикрытые веки он этого не видел, все еще переживая тягостный прощальный разговор. 

"Ты никогда не будешь счастлив", – резкая фраза вырвалась и повисла в звенящей тишине. 

Он даже не смог сказать прости. Или прощай? Он и сам не знал, что хотел сказать больше.

Громкий сигнал стоящего сзади автомобиля слился со звуком хлопнувшей двери из воспоминаний. Он резко открыл глаза. Зеленый. 

Уже на месте выяснилось, что встреча отменилась и вечер, который должен был пройти на работе, освободился. Телевизор, новости фоном, ужин. Давненько не приходилось готовить, все перекусы и кафе. А сегодня даже получил от этого удовольствие. На редкость удачный вечер. Он потянулся к полке за телефоном, нужно все-таки его зарядить. Телефон оказался в руке, а следом за ним с полки соскользнул клочок бумаги. Сделав пару витков в воздухе, он приземлился ровно на стол рядом с ним. Вот нарочно захочешь такой фокус проделать — не получится, а тут...

Сердце екнуло. И вечер перестал быть удачным. Солнечный день, река и он. И Мечта. 

«Мечта, да не твоя», – напомнил он себе. Потом встал, достал хранимое на такой случай горячительное и одним махом опрокинул рюмку, даже не поморщившись. Напиток обжег горло и тепло отозвался в груди. А перед глазами была лишь черная куртка, красная сумка и темные волнистые волосы, подхваченные сентябрьским питерским ветром. И улыбка. 

Ну как же он тогда ничего не почувствовал? А ведь два дня с ней рядом ехал. Хотя, каких дня? Скорее ночи. Две ночи и одно пасмурное питерское утро. Она ускользнула первой, оставив их с Серегой помогать Елизавете Петровне с чемоданами. Тогда это показалось таким естественным и обыденным. Он выходил из купе последним и, как всегда, обернулся напоследок проверить, все ли забрал. Взгляд упал на листок бумаги, валяющийся на полу. Подумал еще, что Елизавета Петровна забыла фотографию внука, которую им с Серегой настоятельно рекомендовала посмотреть. Пришлось снимать с плеча сумку, возвращаться. Но когда он поднял листок и перевернул его, то разглядел карандашный рисунок. Понял, что потеряла его соседка снизу, еще улыбнулся внезапно подтвердившейся догадке про ее суету. И вдруг как током дернуло. Знакомая картинка, река, солнце, небо и… он с удочкой. 

Да, это мог быть другой рыбак, другой день, другая река. Но сердце, которое пропустило пару ударов, уверенно сказало: Мечта. Он не знал, сколько простоял так, посреди купе, пока его не сдернуло с места всепоглощающее желание догнать ее, спросить, спросить обо всем. 

Еще никогда в жизни его так не бесили медлительные люди. Очередь на выход была длинной и медленной. Это сейчас он понимал, что в шесть утра люди не бывают другими, но тогда его душа уже готова была вылететь из переполненного вагона. А тело автоматически двигало людей, если это было ему по силам. Уткнувшись в окончательно заполнившую каждый сантиметр прохода людскую толпу, он в отчаянии уставился в окно, пытаясь хоть там разглядеть ее. И он увидел ее. Черная курка, красная сумка и темные волнистые волосы, подхваченные сентябрьским питерским ветром. Она покрутила головой, высматривая кого-то. И неожиданно улыбнулась. Ее улыбка до сих пор стояла у него перед глазами. 

Высокий молодой человек, не очень спортивного телосложения приблизился к ней и она, бросив сумку на перрон, с радостью обняла его. Он тоже улыбался. Не вымученно, а искренне, радостно. И обнимал ее. Его Мечту.

Как выходил, он уже не помнил. Помнил, что последним. Не хотел встречаться с ней. А листок так и остался у него. Он обнаружил его в своей руке уже в такси. Все также зажатый в ладони, этот невольный виновник его нежданного счастья и оглушительного падения грел ледяные пальцы, виновато сжавшись в гармошку. 

Конечно, потом были моменты, когда он логическими размышлениями доказывал сам себе, что Мечта – это не она, или что этот молодой человек никто для нее. Но ее улыбка для него и его для нее, всегда так вовремя воскрешаемые памятью, перечеркивали все логические цепочки. 

Однажды по приезде домой, после очередных терзаний была даже попытка найти ее. Помог друг, так кстати работавший в компетентных органах. Он без проблем помог найти ее данные. После чего во время встреч посмеивался по-доброму, нашел ли он свою попутчицу, называя ее по имени. Он же, напротив, спрятал ее имя на дно своей памяти. Она так и осталась Мечтой. А ее улыбка вновь одержала верх, и он не стал искать ее дальше. Так не улыбаются нелюбимому человеку. 

Он разгладил упавший перед ним рисунок, подошел к книжному шкафу и вложил бумагу в первую попавшуюся книгу.

7

После поездки в Питер прошло полгода, а она успела побывать там снова, но уже в командировке. Неделя пролетела незаметно. Семинары до вечера. Прогулки вдоль Мойки и Фонтанки, вечно шумный Невский. Мартовская промозглая погода с по-зимнему пронизывающим ветром. Мокрый снег, ледяные пальцы и теплые короткие вечера за столом с родственниками. Так приятно. На душе после этого посещения Питера у нее осталось какое-то спокойствие. Согласие с самой собой что ли. Она словно перестала ждать чего-то, и от этого стало спокойно. Потом вновь работа забрала все время, и о просьбе она вспомнила только сейчас. 

Сашка был ее двоюродным братом, точнее родство было еще более дальним, чего не скажешь об отношениях. В детстве она терпеть не могла этого несносного, вечно издевающегося мальчишку, всего-то на год старше нее, но строящего из себя такого взрослого старшего брата. И если бы кто-нибудь сказал ей тогда, что они будут понимать друг друга с полуслова, а он станет настоящим плечом для них с сестрой, она бы рассмеялась этому кому-то прямо в лицо. 

Последний джентльмен, так она его называла за глаза. Всегда поможет, обогреет, примет в любой ситуации. Надежнее человека она еще не встречала в своей жизни. Вот и тогда, в сентябре приехала к нему душой отогреться. 

А перед самым отъездом он попросил ее найти одну книгу, ну очень это было для него важно, для расчетов каких-то, что ли. Она в этом мало понимала, но помочь пообещала. Необременительная с первого взгляда просьба обернулась серьезным делом. Книга была довольно редкой, к тому же узкой специализации. Поэтому, безрезультатно перешерстив все крупные магазины и проверив все ссылки в инете, она пришла к выводу, что эту книгу издавали один раз и переиздавать вовсе не собирались. Совесть не позволила позвонить Сашке без должного результата. И она решила пройтись по специалистам в данной области. Начать всё же следовало с какого-то знакомого. А тут отец подруги был как раз по нужному профилю. Он, конечно, не являлся владельцем искомого раритета, но у него были свои знакомые, а у тех знакомых свои и так далее. Поэтому на момент мартовской командировки процесс уже был запущен. Результата пока не было. Сообщив Сашке, что поиск ведется и, заставив его жутко засмущаться, а также, выслушав его извинения за такое нецелесообразно потраченное свое собственное время, она мило улыбнулась и сказала: «Нет проблем». 

А по приезде, естественно, закрутилась.

Вспомнив о поиске и поборовшись с муками совести, она набрала номер Светкиного отца. 

Выслушала новости обо все еще нулевом результате, горестно вздохнула и вдруг услышала: «Не расстраивайся, знаешь, есть у меня еще один знакомый, точнее, был. Умер лет пять назад, но семья у него оставалась. Будешь искать?»

Хоть и была эта надежда призрачной, но попробовать стоило. Взяв старый адрес покойного знакомого Светкиного отца, она наметила навестить тех, кто там жил в ближайшие выходные.

Ничем непримечательная серая пятиэтажная хрущевка притаилась прямо за новомодной стеклянной высоткой. Подъезд довольно чистый и даже с замечательным, не по сезону цветущим декабристом на окне. На ее звонок дверь, конечно, сразу не распахнулась, но, услышав имя бывшего хозяина, заскрежетал замок, и на пороге обнаружилась пожилая опрятная женщина лет семидесяти. Та поинтересовалась, откуда ей известно имя бывшего владельца жилплощади и, услышав имя Светкиного отца, тепло улыбнулась, пропуская гостью в квартиру. 

Чай пили в зале, за столом с белоснежной скатертью. Ее любимое вишневое варенье завлекательно расположилось прямо перед хозяйкой дома, которая, заметив взгляд девушки, тут же переставила вазочку поближе к гостье. Она вдыхала аромат травяного чая, разбирая его на составляющие. Мята, мелисса, душица и, вероятно, что-то еще. Аромат приблизил и так не за горами дожидавшееся лето. Сразу вспомнился луг за деревней у бабушки, синее небо и бабушкины теплые обнимающие руки. В глазах защипало, а заботливая хозяйка не успокоилась, пока не вытянула из нее всю историю. Повздыхали, поделились каждая своими воспоминаниями, попили чайку. Вечер за разговорами и вовсе подкрался незаметно. О том, зачем пришла, она вспомнила лишь, когда за окном стемнело. 

Татьяна Ильинична, ставшая ей за это короткое время совсем близкой, вдруг всплеснула руками и заявила, что книга эта точно была у ее покойного супруга, а вот куда она делась позже припомнить не может, скорее всего, у кого-то из сыновей. Пообещав позвонить новой знакомой, когда выяснит, хозяйка проводила гостью, заставив поклясться, что та отзвонится ей сразу по прибытии домой. 

Окрыленная надеждой, она не помнила, как домчалась до дома, а, позвонив, получила положительный результат – есть книга. И долго не могла уснуть, не веря в такую удачу. Словно звезды выстроили мост из событий, чтобы всё так удачно сложилось.

8

Он смотрел то на листок бумаги, то на газету, на которой синими чернилами был выведен адрес новой маминой знакомой, и не верил собственным глазам.

Вечерний мамин звонок встревожил его, и даже после того, как причина выяснилась, чувство тревоги не ушло, напротив, укоренилось. Незнакомка с совершенно идиотской историей и мама впустила ее в квартиру. Он покачал головой и потер глаза рукой, стараясь не думать о том, что могло произойти. Сколько раз объяснял, да что толку-то. Но когда прозвучала просьба привезти книгу, он не выдержал. Сказал, что сам отвезет этой "замечательной девушке" отцовский раритет. Попросил ее адрес и телефон. Телефон у мамы был, адреса не было. 

Прослушав штук двадцать длинных гудков, он совсем уж было собрался прекратить попытки дозвониться, как на звонок наконец-то ответили. Да так, что пришлось отдёрнуть телефон от уха. В трубке что-то громыхало, потом послышалось тихое чертыханье. И только потом "Алло" с горестным вздохом в начале. Он попытался извиниться, не зная сам за что, потом предпринял попытку представиться, что получилось еще хуже. В конце концов, услышав "Татьяна Ильинична" в его сумбурной фразе, девушка на том конце провода сама догадалась, кто говорит. Он выслушал поток вопросов и такой же поток ответов на эти вопросы, заметив, что фразы девушка строит правильно, даже с некоторой изящностью. Это уже говорило об образованности собеседницы, а ее объяснение и рассказ все той же истории, которую пересказывала ему мама, вселяли надежду на ее правдивость. 

Объяснив, что книгу завезет сам, он попросил дать ему адрес и назначить удобное время. Собеседница относилась к тому же типажу, что и мама, с легкостью выложив незнакомому человеку, по какому адресу она проживает, и в какое время бывает дома. Почувствовав легкое раздражение от столь наивного доверия, и буркнув, что заедет завтра, он повесил трубку, все еще держа ручку в руках. Перечитал адрес, который показался ему знакомым. Попытался представить, где находится дом "замечательной девушки". И замер, не в силах поверить. 

Нет. Не может быть. Так не бывает. Сколько бы он ни повторял эти фразы себе, все они потеряли всякий смысл, лишь только на свет показался тот самый листок, который передал ему друг. "Не потеряй ее хотя бы на этот раз", – сказал он тогда. Адреса были похожи как братья-близнецы. Только почерки разные, да цвет чернил. 

Бросив оба адреса на стол, он даже попятился. Потом сел на диван и усмехнулся, пробормотав: "Обалдеть. Мечта".

Просидев минут пять, словно ударенный пыльным мешком, он вскочил и набрал номер мамы. Спросил, как выглядела ее гостья, и, выслушивая описание с закрытыми глазами, воскрешал подернутый дымкой образ, уже чувствуя, как в груди разливается жидкое золото. Потом сказал, что договорился, что все хорошо и положил трубку, полностью уверенный в идентичности девушек. Душа пела. Хотелось смеяться или врезать кому-нибудь по-дружески. Бежать к ней. Не ехать, а именно бежать. Так, чтобы ветер в лицо. "Мальчишка", – сказал он сам себе и расхохотался. Он просто был счастлив и осознавал это. Потом заставил себя успокоиться. Завтра. Завтра. Все будет завтра. И, взяв с полки нужную книгу, положил ее около выхода.

9

День не заладился с утра, точнее еще с вечера. Подумать только… Любимая ваза. Вот сто раз говорила себе: не бегай за транспортом и к сотовому телефону. В первом случае ногу сломаешь, во втором… вазу. Ну, в самом деле, ведь номер всё равно определяется, всегда можно перезвонить. Но нет, нужно выбежать из душа, оставляя на полу мини-озера, поскользнуться на мокром линолеуме, и, наконец-то, схватив телефон, снести любимую вазу в попытке удержать равновесие. 

Она вздохнула. Впредь будет наука. Она даже могла бы нагрубить в сердцах тому, кто звонил, если бы не хорошая новость, которую он сообщил. М-м-м, завтра книга будет у нее. От радости захотелось петь. И она мурлыкала себе под нос какую-то непонятную мелодию, собирая осколки с пола. Конечно же, порезалась, а как иначе. Наутро отключили горячую воду, и пришлось мыться, стуча зубами. Подскакивая то на одной ноге, то на другой, чтобы согреться, обнаружила еще один осколок уже ногой и, окончательно уверившись в собственном несчастье, решила никуда сегодня не ходить. Позвонила на работу и хрипящим голосом сообщила, что заболела и у нее высокая температура, горло болит. Попросила отлежаться пару дней, и, получив согласие и пожелание скорейшего выздоровления, расслабилась. Вообще, она не делала так часто. Всего пару раз. В дни обострившейся невезучести. Если день так начинается, то даже страшно подумать, чем он может закончиться. А так как болела она действительно пару дней в году, тьфу-тьфу-тьфу, то недоверия эти пару раз не вызвали. 

Решив намазаться зеленкой, естественно вымазала в зеленое все пальцы. Ну, кто, скажите, придумал такую ужасную крышку для сильно красящего вещества? Хорошо еще не додумалась зубами открывать, как в прошлый раз. Налила себе кофе и села в любимое кресло наслаждаться кофепитием. Чашка из белой стала бело-зеленой, но разве это влияет на вкус напитка?

Вообщем, оставшийся день прошел довольно удачно, и к вечеру она почти смирилась с утратой вазы, с собственной невезучестью и нашла мир в душе. Звонок прозвенел почти синхронно со свистком чайника, выключив который, она пошла открывать дверь.

На пороге стоял молодой мужчина симпатичной наружности. Что-то в нем показалось ей знакомым, но, памятуя о том, какой удачный сегодня день, она отбросила эту мысль. Поздоровавшись и отметив, что зеленые пальцы пользуются повышенным вниманием, быстро спрятала руки в карманы. А, проводив гостя на свою маленькую уютную кухню, уже спокойно расположилась напротив него за столом и принялась угощать незнакомца чаем, будто всегда так делала. 

На самом деле, незнакомых мужчин здесь не было никогда. Она предпочитала ходить на свидания, но в квартиру, в свой мир мужчин не пускала. А уж о том, чтобы поить их чаем и речи быть не могло. Здесь же случай был необычным. Во-первых, этот мужчина помог ей осуществить непреподъемную задачу, то есть принес книгу. Во-вторых, он был сыном Татьяны Ильиничны, а так она хоть как-то отблагодарит ее. Алаверды, так сказать. 

Он поначалу молча глядел на нее, чем безумно смущал. Потом она спросила про книгу, и теперь уже ему пришлось неловко себя чувствовать. Извинившись, он протянул ей книгу, а она, было, хотела уже ее взять, но взгляд вовремя задел зеленые пальцы и пришлось одернуть руки. Ну и еще признаться, что не может взять ее и попросить положить ее на полку. А также рассказать о том, что случилось в ответ на его вопрос. Оба смеялись. И после этого уже неловкости не было вовсе. Говорили обо всем подряд и ни о чём. Смеялись до слез и делились впечатлениями об увиденных местах. Только когда заговорили о путешествиях, он вдруг посмотрел на нее так, словно ждал чего-то. И замолчал. А когда она спросила, куда он в последний раз путешествовал, тихо сказал: "В Питер". И взглянул ей прямо в глаза, как в душу... 

 Словно вспышка: вагон, попутчики, он, сидящий рядом с ней. Заговорили оба разом. "Вы?" "Вы меня не узнали?" Она почувствовала, как мурашки побежали по телу. "Как же так? Вы? Здесь? Ну, надо же. Не может быть". Он просто улыбался и кивал: "Может". "Вот ведь, судьба, — качала она головой. — А Вы меня сразу узнали?" Он почему-то смешался и пробормотал что-то. Наверное, да. "Вы, значит, тоже отдыхать ехали, а я все гадала". И вновь вихрь вопросов и ответов, понравившихся мест и смешных случаев. 

Проговорив часа два, они условились, что она позвонит, когда отксерокопирует книгу. И он ушел. А она долго еще думала о судьбе, которая сводит людей так неожиданно. А еще о том, какой красивый у него голос. И взгляд его, такой тревожащий, когда застывал, заставляя тонуть в его глазах. И те пару раз, когда их руки случайно коснулись друг друга, обжигая теплом. Она потерла руку, словно могла так коснуться его. Улыбнулась, констатируя: влюбилась. Чушь какая. Покачала головой. Потом прислушалась к голосу сердца. Нет, правда, влюбилась. Нахмурилась. Как та влюбленная ворона из мультфильма. Сегодня в зайца, завтра в волка. А как же он? Тот Солнечный День? Нет, то чувство было другим: глубже и больнее, и несбыточнее. Поэтому сейчас не хотелось об этом думать, а хотелось услышать Его голос. Просто услышать голос. 

Позвонить? Нет, навязываться было не в ее принципах. Может же он позвонить. Ведь не может быть, чтобы только она почувствовала это болезненное томящее влечение. Или может? Она закрыла лицо руками. Ну как же хотелось, чтобы он что-нибудь забыл и вернулся. Пусть бы даже это была неправда. Пусть...

10

Заснуть не удалось ни в двенадцать, ни в час, ни в два. Встречу с Мечтой проиграл в уме бесчисленное количество раз. Он лежал с закрытыми глазами, тем проще было вспоминать. Все детали, что казались незамеченными, неожиданно всплывали перед глазами. Как она, разливая чай по чашкам, пыталась из-под ресниц разглядеть его, думая, что он не видит. Как, не задумываясь, поправляла упрямую челку. Как теребила кольцо на руке, когда нервничала. Как на ее щеках появлялись ямочки, когда она улыбалась. Как временами от ее фраз веяло теплом и уютом. Как заставляла его смеяться почти без повода. И тот миг, когда он сказал: «В Питер» и встретился с ней взглядом, словно утонул. Как так получилось, сам не понял. Только в то мгновенье он ничего не слышал и не видел больше. Лишь ее бездонные манящие глаза. Удивленные, глубокие, и в тот момент зеленые, как ему показалось. 

Воспоминания о ее глазах вызвали дрожь во всем теле. Если можно было бы остановить время, он остановил бы его. Простоял бы вечность, ведь этим чувством невозможно насладиться. Нет, даже вечности было бы мало. Потом он буквально ощутил, как воспоминания проносятся у нее перед глазами. Как она вспоминает, кто он. И еще более удивленно смотрит на него. А тот момент, когда он протянул ей книгу. Он усмехнулся в темноте. Как она растерянно убирает руки за спину и смущенно объясняет, что не может взять ее.

Книга. Подумать только, какая малость может перевернуть всю жизнь. Он завел руки за голову и открыл глаза. Что же теперь? Ждать звонка от нее? Нет. Нельзя тянуть. Он же все уже решил. Точнее его сердце уже все решило и это нисколько не претило его разуму. Как же хотелось поцеловать ее, черт возьми. От невозможности это сделать даже кулаки сжались. Но он боялся напугать ее своим напором. Ведь это только он знал, что она Мечта, а она ни о чём не догадывалась. Он даже не смог ей сказать, как давно он ждал ее, искал, терял. Как узнал ее по рисунку. 

Рисунок. Он сел. Какой же он идиот. Нужно было взять его с собой, показать. Он вскочил с кровати и, открыв шкаф, стал искать ту книгу, в которую тогда засунул рисунок. Пришлось перерыть весь шкаф. В четыре часа утра, так и не найдя искомое, он снова лег раздраженный непонятным исчезновением. Разум подсказывал, что нужно поспать хотя бы пару часов. Завтра же на работу. И как только после мечущихся мыслей пришло спокойствие, с кристальной ясностью пришла разгадка. Рисунок в той книге, которую он отдал ей. Он у нее. Судьба уже все расставила по местам. Найдет ли она его? Если нет, тогда он сам ей его отдаст. Прямо в руки и еще раз посмотрит в эти бездонные глаза. Сердце снова застучало в бешеном ритме. И о сне даже на пару часов пришлось забыть.

Утром, по дороге на работу он все еще прокручивал в голове варианты поводов для звонка. И весь день прошел кувырком. Ночью все было легко, словно темнота скрыла все страхи и сомнения. А сейчас, держа в руке телефонную трубку, он боялся набрать ее номер. Перед его глазами тут же воскресла сцена ее встречи в Питере с мужчиной. Что если ее любезность и гостеприимство он принял за влечение? Внутри предательски екнуло. Если она с другим, что ему остается? Крылья, выросшие за ночь, упали за пару минут, полных мучительных размышлений. 

Нет, теперь отступать поздно. Его жизнь уже связалась с ее жизнью. Их судьбы уже переплелись. 

И в тот момент, когда он уже собрался ей позвонить, телефон ожил, а на экране высветился ее номер. Испуг. И тут же сердце застучало где-то в горле. Он ответил, и собственный голос показался ему чужим. Она звонила сказать, что книгу откопировала и может вернуть. Он предложил встретиться в кафе, благодаря Небо за то, что не нужно выдумывать повод. Нашла ли она уже рисунок? Пусть она найдет его. Пусть вспомнит. Пусть...

11

Она пришла в кафе вовремя, но его увидела сразу. Он смотрел на вход, ожидая ее появления. Улыбнувшись ему так, издалека и, получив ответную улыбку, пробралась к столику и поздоровалась. Он тоже поздоровался, и, переведя взгляд на меню, спросил, что она будет. Попросила для начала воды. Ужасно хотелось пить. Весна набирала обороты и, добираясь сюда, она хорошенько поджарилась на солнце, нещадно пригревавшее через стекло маршрутки. 

Машину она никогда не водила. В их семье вообще не было автомобиля, и за столько лет она привыкла к такому положению вещей. К тому же водить машину с ее-то везучестью? Это перебор. Она любовалась небом и маленькими островками пейзажей из окна общественного транспорта и даже не представляла себя на месте водителя. Зачем тратить лишние нервы, когда можно просто ехать? 

Он молча разглядывал ее. С трудом сдержавшись от того, чтобы не перевести взгляд туда, куда смотрит он, и не обнаружить там пятно, взявшееся невесть откуда и путешествующее по одежде вместе с его взглядом, она полезла в сумку за книгой. Все-таки бросила незаметно взгляд на себя. Обнаружила расстегнутую пуговицу на блузке и жутко смутившаяся, но все еще держащая лицо, протянула ему книгу, одновременно приводя в порядок одежду. Вот ведь, нарочно не придумаешь. Ну, если учесть, как она сюда неслась… Удивительно, что все пуговицы не отлетели. 

Он сделал вид, что не заметил ее жеста и положил книгу на стол. Принесли бутылку воды и стакан. Он по-джентльменски открыл бутылку и наполнил ее стакан водой. И пока она пила просмотрел книгу, буквально каждую страницу. Увидел ее удивленный взгляд, и, вновь наполняя стакан, спросил, не находила ли она чего-нибудь между страницами. Она улыбнулась. 

Конечно, она нашла рисунок. Нужно было видеть ее лицо, когда она, копируя книгу, перелистнула очередную страницу и увидела его. Удивление, нет, это слишком слабое определение того, что она почувствовала. Она пару минут, не понимая смотрела на рисунок, потом осторожно провела по нему пальцами и, почувствовав, как на глаза наворачиваются слезы, взяла его в руку. 

От рисунка все еще веяло теплом. Будто тот солнечный свет согревал лист. Она словно встретила давно потерянного человека. И верилось, и не верилось в это. Но рисунок, еще некоторое время пробыв в ее руках, переместился на место, в тетрадь. 

Она недолго думала, как он попал в книгу. Разве это было удивительным? Он нашел листок и забрал, потом, наверное, вложил в книгу. Удивительным было другое. Зачем он вообще забрал какой-то листок бумаги с дурацкой карандашной зарисовкой? 

И глядя сейчас в его глубокие и сбивающие с толку глаза, она задавала себе все тот же вопрос. Потом, поняв, что он все еще ждет от нее ответа, кивнула и спросила его о том, что интересовало ее. 

Он стушевался и на миг замолчал. Потом пожал плечами. Ответил, что просто понравился, вот и взял, но ей показалось, что за этим "просто" стоит что-то еще и это что-то очень важно для него. 

Он снова посмотрел ей в глаза как тогда, дома и спросил, почему она не изобразила на рисунке его клетчатую рубашку. Она сначала задумалась, а почему правда… Стоп. Откуда он мог знать? 

Она ничего не понимала и даже отодвинулась от него подальше. Он не сводил с нее взгляда. Казалось, что этот взгляд пронзает ее насквозь. Будит в ней надежду. Нет. Этого уже точно не может быть. Он не может быть… Ее губы выдали самопроизвольное "Какую клетчатую рубашку". И она увидела в его глазах удивление, потом смешинку. Оба молча смотрели друг на друга. Она уж точно ничего не собиралась говорить. В горле совсем пересохло, и ее рука потянулась к стакану. 

Пока пила воду, закрыла глаза и тут же почувствовала, как лихорадочно бьется сердце. Не хватало воздуха, и она поставила все еще наполовину полный стакан на стол, пытаясь отдышаться. А открыв глаза, вновь встретилась взглядом с Ним. 

Мысли бежали, обгоняя друг друга. Значит это Он, тот рыбак, тот Солнечный День. Как давно он об этом знает? А о чем он может знать? Что он вообще подумал, увидев рисунок? Значит, он тоже запомнил тот день. Тепло от осознания этого разлилось волной по телу и, видимо, отразилось в ее глазах, потому что его глаза потемнели, а выражение лица стало серьезным. Она даже подумала, что он сейчас очень сдерживает себя от какого-то шага. И даже знала от какого. 

Пришлось отвести взгляд, слепо разглядывая пузырьки в стакане. Не выдержала и всё же спросила, как давно он все понял. А у самой сердце словно замерло. Она вспомнила тот первый раз. Вспомнила, как он смотрел на нее там, и чувство пьянящего восторга наполнило ее всю, когда он сказал, что понял все, когда нашел рисунок. Она вновь посмотрела на него, потом полезла в сумку и достала из тетради листок с карандашным солнечным днем. Молча протянула его. Рисунок предназначался ему, а у нее и так было много воспоминаний. Он протянул руку к рисунку, а потом чуть дальше и коснулся ее пальцев. Она почувствовала тепло его прикосновения и как-то сами собой ее пальцы переплелись с его, а стол вдруг стал гораздо меньше. В этот момент ей показалось, что время остановилось. Она доверится ему. И пусть будет, что будет. Пусть...

12

Он ждал ее и время, казалось, стоит на месте. Ежеминутно смотря то на часы, то на входную дверь, сомневался, придет или нет. В голове тысяча причин для ее отсутствия. Волнение, что не придет и страх, что придет и что сейчас решится вся его, да и ее судьба. Он буквально чувствовал, как линии их судеб приближаются друг к другу. 

Она шла по улице, щурясь от яркого солнца. Пальто на ней было расстегнуто, а ветер играл то с легким шарфом, пытаясь сорвать его с изящной длинной шеи, то с волосами, задувая их на лицо, то с ее женственной фигурой, нежно обнимая и укутывая ее в пальто. Она пыталась бороться с ветром, но попытки были тщетными и, глядя на нее через окно кафе ему хотелось, чтобы она скорее зашла. 

Она остановилась в дверях, вглядываясь после солнечного света в сумрак кафе, и практически сразу увидела его. Ее улыбка и его ответная. Приветствие, и чтобы скрыть волнение, он предложил ей выбрать что-нибудь из меню. Она попросила воды и села напротив него. 

Ее волосы, растрёпанные ветром, улеглись в прическу и обрамляли лицо, взволнованное, но прекрасное. Длинная шея, нежная кожа, теперь, когда решение было принято, он с удовольствием разглядывал ее. Гордые плечи. Он еле сдержался от улыбки, увидев, что ветер всё же обогнал его и расстегнул пуговицу на ее блузке. От этой малости его бросило в жар. 

Она протянула ему книгу, и он обрадовался возможности скрыть свою так не вовремя вспыхнувшую страсть. Положил книгу на стол и налил ей принесенной воды, а пока она пила просмотрел все страницы. Рисунка не было. Спросил про него и замер. 

Ее молчание сбивало с толку и заставляло еще больше волноваться. Потом ее кивок и вопрос, которого он не ожидал. Ну как ей сказать, почему он подобрал тот листок, почему забрал себе. Сейчас, сейчас он скажет. А губы сами выдали "просто понравился". Разозлился на себя. Сейчас, нужно это сделать сейчас. И тогда спросил про рубашку. Как в омут головой. Захотелось запомнить каждое выражение ее лица, изменение взгляда, осознание, недоверие, потерянность, испуг. И ее фразу, "какую клетчатую рубашку", насмешившую его своей нерешительностью. Ее неумелая попытка сбежать от принятия факта. Она закрыла глаза и отпила воды из стакана. А затем открыла их, нет, распахнула. Его взгляд поймал удвоенный темп ее дыхания, и его накрыло волной тепла от нее. О чем она подумала сейчас? Желание накатило повторной волной. Остатками разума он понимал, что нельзя сейчас напугать ее. А так хотелось прижать ее к себе, зарыться руками в волосы и поцеловать. 

Он понял, что не уйдет отсюда без нее. Она спросила, как давно он все понял. И он признался. В глазах снова воскрес вагон и сиротливо лежащий листочек. И чувство, будто ударили в поддых от осознания поворота судьбы. 

Она каким-то незаметным движением выложила на стол листок. Ее рисунок. Их встречу. Подвинула листок к нему, отдавая. А он ухватился за эту возможность и коснулся ее пальцев. Они были холодные, нежные и такие хрупкие. И как только их пальцы переплелись, в сердце поселилась уверенность. Он не отпустит эту руку. Не потеряет эту ниточку. Не отдаст никому. И она будет с ним. А он. Он просто будет счастлив. 

Так должно быть, ведь сегодня снова солнечный день как тогда. Пусть все их дни будут солнечными. 

 А Судьба тихо улыбнулась… Пусть.