Валечка

Валечка

(Рассказ Валентины Ивановны Григорьевой, пережившей блокаду Ленинграда,

в редакции Кузнецовой Елены Михайловны).

В погожее июньское утро 1941 года шестилетняя Валечка со своей бабой Сашей, как обычно, шли на рынок за молоком и овощами. От их дачного домика, в пригороде Ленинграда, до рынка было полчаса ходьбы и, по пути, бабушка рассказывала внучке разные интересные истории из своей жизни.

Дошли до рынка и с удивлением увидели, что весь народ столпился около столба с репродуктором, из которого Валечка услышала слово «война». Женщины плакали…

— Бабушка, а что теперь?

— А теперь поехали домой, в Ленинград. Беда, Валюшка, беда…

В Ленинграде, на ул. Якубовича д.9, кв. 11, где жила семья, им стало ещё тревожнее. Валин папа, Иван Павлович, и мама, Анастасия Фроловна, уже собирали чемоданы для эвакуации, в которую отправляли всю семью, кроме Валиного отца. Кировский завод должен был и в войну работать, поэтому часть специалистов оставляли в городе.

Бабушка запричитала:

— Я никуда не поеду, ты у меня один, я останусь с тобой, Настя с дочкой пусть эвакуируются.

Но, как не плакала Александра Петровна, в назначенный день Иван Павлович повёз свою семью на вокзал, но их поезд так и не тронулся – недавней бомбёжкой были разрушены рельсы. Ни в город, ни из города никакого движения нет.

Началась блокада Ленинграда.

Семья жила в трёхкомнатной коммунальной квартире, но соседи успели уехать раньше. Стало холодно и непривычно тихо.

Какое-то время спасали запасы продовольствия, что имелись до блокады. Потом продукты  получали по карточкам. Папа и мама – по рабочим, бабушка – по иждивенческой, а Валя по своей – детской.

Родителей Валя видела только раз в неделю, а то и реже, когда они приходили на несколько часов с работы домой, усталые, с тёмными лицами, худые и приносили часть своего пайка Вале и бабушке.

29 декабря 1941 года отец умер…

А маму Валя стала видеть совсем не часто. Даже в свой выходной день, уже реже, чем   раз в неделю, она с трудом поднималась дежурить на крышу, чтобы гасить там зажигательные снаряды. А утром, усталая, пешком шла на работу, потому что трамваи не ходили.

Чтобы не мёрзнуть, Валя и бабушка спали на одной кровати, а в другой комнате, тоже на одной кровати, спали мама и тётя Надя, сестра отца.

От кусочка черного хлеба, что был положен блокадной нормой, бабушка отламывала дольку и совала внучке в ротик со словами: «Не глотай, соси медленно, как конфетку».

 Мама с тётей Надей от слабости уже не могли ходить на работу и только лежали, грея друг друга. Бабушка и Надя через силу ходили получать паёк, перешагивая через замёрзшие тела на заснеженной улице. А отдохнув, шли на Мойку за водой, каждая со своим ведёрком.

В одну из бомбёжек, у бабушки не было сил, и они не пошли в бомбоубежище. А потом Валя из окна увидела, как из разрушенного бомбёжкой соседнего дома выносили трупы мёртвых и тела раненных. После такого стресса она надолго замолчала.

Март 1942 года. Валюшка утром услышала надрывный бабушкин крик:

— Что же вы наделали? Оставили старого и малого!

Валя вошла в комнату и увидела маму и тётю Надю, которые обнявшись, согревая друг друга, так и умерли.

Выносить их было некому, и две недели Валечка  с бабой Сашей жили с умершими в одной квартире. Только бабушка накрыла тела простынёй и закрыла дверь в эту жуткую комнату.

Однажды у Валюшки из руки вырвали хлебные карточки, которые бабушка дала ей подержать на время, пока она заворачивала кусочки хлеба в платочек.

Беда…

Дома сидели молча, лежали молча — сил говорить не было. Соседка, работающая на раздаче хлеба в магазине, несколько дней приносила засохшие хлебные крошки, почти пыль. Бабушка и Валя заваривали их кипятком и по глоточку пили, растягивая этот хлебный напиток на весь день.

Однажды бабушка не встала с постели и сказала внучке:

— Я буду умирать, а ты слезь с кровати, подойди к двери и подай голос, как услышишь, что кто-то идёт.

— А как ты будешь умирать?

— Буду закрывать и открывать глаза и крепко засну.

— А как голос подать, бабушка?

— Говори: «Я здесь одна», только громче, как только хватит сил.

Бабушка вскоре захрипела и затихла…

Стало страшно – темно, холодно, в квартире никого нет. Валечка села на пол около двери и стала прислушиваться.

Послышались шаги и тихие голоса. Сил кричать и плакать у девочки не было и, шедшие за дверью люди, услышали только тихий скулёж…

— Собака, что ли? Раздался мужской голос.

— Да ребёнок скулит… голодный. Ответил тревожный женский голос.

— Открой дверь, это соседка.

— Я не могу достать до цепочки.

— Подставь стульчик.

— Стульчик в комнате, а там мертвая бабушка, я боюсь…

Валя отползла от двери, как ей велели и затихла.

Взрослые взломали замок, и соседка взяла Валю к себе, а потом девочку определили в детский дом и после прорыва блокады вывезли вместе с ним во Владимирскую область. Так началась взрослая жизнь семилетней Валечки Григорьевой.