​О мыслях, чувствах и переживаниях творчества К.Д.Бальмонта. Гл. 1-3

О мыслях, чувствах и переживаниях творчества К.Д.Бальмонта.

                        К юбилею поэта

Глава первая «О земной печали души»…

Я когда-то был сыном Земли,
Для меня маргаритки цвели,
Я во всем был похож на других,
Был в цепях заблуждений людских.
Но, земную печаль разлюбив,
Разлучен я с колосьями нив,
Я ушел от родимой межи,
За пределы — и правды, и лжи.

Строки К.Д.Бальмонтаиз цикла, само имя которого на языке литературоведения означает «противоречие» — вернее, — «образное сочетание противоречащих друг другу понятий» — оксюморон. «Снежные цветы» — то, чего не бывает. Не бывает в зримой очами природе, в нашей обыденной жизни земной. Но лирический герой словно разрывает «цепи заблуждений людских».

Только почему-то не звучит оттого радость – ни в одной строке не звучит – и трёхсложный размер (анапест) грусть эту усиливает. И не только грусть, а глубину размышлений прежде всего. А они у поэта очень непростые…

Нет здесь, конечно, мысли о том, что на человека «пустые давят небеса», — иначе вся жизнь смысл теряет, но грустит лирический герой о родимой Земле, «сыном» которой был «когда-то», о«цветущих маргаритках». И без этой «земной печали» жизнь человека, наверное, невозможна...

А теперь, видимо, следует ненадолго остановиться, отойти от размышлений К.Д.Бальмонта и вспомнить эти хорошо большинству известные, щемящие душу строки:

Милые березовые чащи!

Ты, земля! И вы, равнин пески!

Перед этим сонмом уходящим

Я не в силах скрыть своей тоски.

Слишком я любил на этом свете

Все, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что, раскинув ветви,

Загляделись в розовую водь.

Может быть, не плачет душа лирического героя в «Снежных цветах» так, как плачет в строках есенинских, но о «родимой меже» грустить не перестаёт...

…Прощальный взор бросая нашей жизни,

Душою, друг, вглядись в мои черты,

Чтобы узнать в заоблачной отчизне

Кого звала, кого любила ты,

Чтобы не мог моей молящей речи

Небесный хор навеки заглушить,

Чтобы тебе, до нашей новой встречи,

В стране лучей и помнить и грустить!

Создал строки эти поэт, творчество которого считают одной из вершин православной поэзии, — А.К.Толстой. Однако и у его лирического героя звучит эта «земная» грусть, даже, тоска, наверное. И достойное памяти искусство Серебряного века никогда не утрачивала связующей нити с веком «золотым».

И вот ещё строки того же поэта, о которых не вспомнить здесь просто невозможно.

Им отвечала она: «Я земли не забыла,

Много оставила там я страданья и горя.

Здесь я лишь ликам блаженства и радости внемлю,

Праведных души не знают ни скорби, ни злобы —

О, отпусти меня снова, создатель, на землю,

Было б о ком пожалеть и утешить кого бы» —

речь о душе, что «горними летела небесами». Очень серьёзный повод подумать – вернее, — задуматься о душе человеческой — о том, что она прежде всех нерушимую связь двух миров – нераздельное единство земли с Небесами являет. И без этой связи жизнь земная давно бы прекратилась…

Глава вторая «Тернистый путь познания…»

Возвратимся же, однако, к К.Д.Бальмонту и его «Снежным цветам»:

И в душе не возникнет упрек,
Я постиг в мимолетном намек,
Я услышал таинственный зов,
Бесконечность немых голосов.

Кажется совершенно очевидным, что «расставаниес колосьями нив» является некой «платой» за познание того, что Там, за «мимолётности», о которых скажет поэт через несколько лет в одном из самых известных своих произведений, где «мимолётности» словно антитеза «мудрости, годной для других». «Платой» за «великое познанье», как сказал другой поэт-символист М.А.Волошин. (См. «Готовность к Сораспятию» и «Преддверие Пути Христианского»).

М.А.Волошин отразил, наверное, некий «итог» жизненного пути. И чтобы «великое познание» «выстрадать», он сначала «в уединеньи выплавил свой дух» — «выплавил» в те времена нестерпимо тяжёлые, что после «русским апокалипсисом» назовут.

А лирический герой К.Д.Бальмонта ещё идёт трудным, тернистым, мучительным путём познания, дух, очевидно, ещё не «выплавив». И даётся ему нечто похожее на откровение, для М.А.Волошина уже ясное, очевидное…

Вот и снова оксюморон – «немые голоса» — человеческому пониманию «не поддающиеся». Впрочем, об этом уже говорилось.

А ещё словно ощущается некий «переход» от языческого мышления к христианскому — впрочем, может быть, это субъективно…

И вот финал, к которому стоит приглядеться, вернее, — вчитаться, размышляя. Итак:

Мне открылось, что Времени нет
Что недвижны узоры планет,
Что Бессмертие к Смерти ведет,
Что за Смертью Бессмертие ждет.

В Царствии Небесном и на отразивших Его Образах иконописных нет ни времени, ни пространства земного, ни силы земного тяготения – они то, что предназначалось, уже «исполнили».

А почему «узоры планет» недвижны? Возможно, говорит поэт о Вечности. Как сказал в одном из последних произведений своих М.А.Волошин, «море и земля извечно те же». А уж Небеса прежде всего...

Как может Бессмертие к Смерти привести? Что имел в виду автор этих строк? Наверное, тайна сия с ним и осталась.

А вот строка последняя, думаю, каждому христианину ясна — потому что смерть побеждена Воскресением Христовым.

Произведение невольно навевает мысли о том, что лирический герой совершает очень нелёгкий подъём в гору – вернее, словно ощущаешь это мучительное в чём-то восхождение. Только «гора» сия «нематериальна».

Восхождение… Вспоминаются невольно и другие, созданные несколькими годами раньше строки поэта:

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовались,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

Уходящие тени, дрожащие ступени – как и в предыдущем произведении, отражают внутреннее состояние лирического героя. Здесь тоже звуки его окружают – и, подобно теням, ускользают. Как всё зыбко, непостоянно вокруг…

Один из очень ярких примеров того, что символизмом зовётся – лирический герой «прочь от земли» устремляется. И «центром» произведения становится антитеза дня и ночи — а по сути – земли и… трудно сказать «Небес», скорее всего того, что там высоко в горах и разуму человеческому непостижимо…

Оба произведения от первого лица написаны, оттого что, как было уже сказано, отражают внутренние переживания, нелёгкий путь духовный.

А ещё кажется, что лирический герой, «ловящий уходящие тени», в большей степени одинок, чем в «Снежных цветах». Там после долгих сомнений, мучений всё же происходит постижение Истины, а здесь только и остаётся, что снова «ловить уходящие тени».

Итак, «прочь от земли» только не очень понятно куда – потому и «дрожат ступени» — и в начале, и в финале...

Многогранный образ теней, присущий и символизму, и более ранней литературе…

Вот начинается с него произведение поэта и религиозного философа В.С.Соловьёва:

В сне земном мы тени, тени…

Жизнь — игра теней,

Ряд далеких отражений

Вечно светлых дней.

Но сливаются уж тени,

Прежние черты

Прежних ярких сновидений

Не узнаешь ты.

Серый сумрак предрассветный

Землю всю одел;

Сердцем вещим уж приветный

Трепет овладел.

Голос вещий не обманет.

Верь, проходит тень,—

Не скорби же: скоро встанет

Новый вечный день.

Невозможно не увидеть, что финал — отражение одной из любимых русскими писателями разных времён, всеобъемлющей темы пасхальной. «Новый вечный день» приходит на смену «игре теней» — проясняются душа и сознание – оттого и преисполнены надежды и радости написанные хореем строки.

Нельзя и не ощутить, что произведения К.Д. Бальмонта – хотя бы здесь приведённые, отражают мучительный путь познания, но всё же в этом прекрасном стихотворении, что «в центре» «Снежных цветов», радости отнюдь не преисполненном, о чём мы ранее уже говорили, звучит та же мысль: «Смерть побеждена» — «За Смертью Бессмертие ждёт». Звучит после очень нелёгких искушений, испытаний на достигнутой «вершине».

Удивительное произведение, так непохожее на остальные из цикла «Снежные цветы»!

Потому надо ещё кое-что добавить – но в следующей главе…

Глава третья «О духовной «кульминации…»

«За Смертью Бессмертие ждёт» — кажется, что такие слова — логическое завершение не только стихотворения, но и всего цикла – а что ещё сказать?

Однако, нет, – это удивительно стихотворение, столько мыслей и чувств пробуждающее, – лишь середина – «центр», как было уже сказано…

Снова обратимся к другому поэту-символисту М.А.Волошину и снова вспомним, что любое направление вторично по сравнению с мыслями, образами, чувствами. Некое «обрамление» внутреннего содержания. Почему вспомнили об этом? Потому, что обращались уже и обратимся ещё и к другим направлениям Серебряного века, и к поэзии века «золотого».

Вспомним снова цикл из двадцати произведений М.А.Волошина – «Киммерийскую весну», который, конечно же, много больше по времени и пространству, чем «Снежные цветы». И всё же…

Тоже почти «в центре» цикла произведений о киммерийской весне стихотворение, которое незамеченным остаться не может. Строки о «возносящемся над седым холмом» Юпитере, о «певучем пламени» в душе, о воплощающей душу лирического героя «переполненной светами» чаше. (См. «Преддверие Пути Христианского»).

Только у М.А.Волошина все переполнено радостью, как душа лирического героя, – светом, а в стихотворении К.Д.Бальмонта словно открываются одна за другою «двери» познания – и переполнены душа и мысли если не страхом в привычном понимании, то трепетом перед неизведанным, перед тем, что разумом не постичь.

Снова вспоминается век «золотой» и лирический герой великого А.А.Фета:

И с замираньем и смятеньем

Я взором мерил глубину,

В которой с каждым я мгновеньем

Всё невозвратнее тону.

(См. также «Звезда, в литературе русской просиявшая». Гл.3). Кажется, автор «Снежных цветов» похожий трепет ощущает – трепет перед тем, что людям на земле познать не дано. Лирический герой А.А.Фета ощущает себя «первым жителем Рая», а лирический герой К.Д.Бальмонта приходит к мысли, что «за Смертью Бессмертие ждет», к чему мы каждый раз возвращаемся. Мысли фактически об одном...

И, наконец, как мы сказали уже в предыдущей главе, стихотворение, завершающееся мыслью о бессмертии души человеческой, находится в цикле не в начале, не в финале, а в середине. А потому можно назвать его духовной «кульминацией» — таких мыслей и образов нет в произведениях цикла ни до, ни после. Есть образы призраков, сказочных царств, а в последнем произведении лирический герой ассоциирует себя с ветром, что прикасается ко всему окружающему мирозданию, что «забвеньем веет». Несколько похоже на образы дохристианские – Сварога, например.

А христианское понимание мира только здесь, где сказано, что «за Смертью Бессмертие ждет»...

О счастье мы всегда лишь вспоминаем.

А счастье всюду. Может быть, оно —

Вот этот сад осенний за сараем

И чистый воздух, льющийся в окно.

В бездонном небе легким белым краем

Встает, сияет облако. Давно

Слежу за ним… Мы мало видим, знаем,

А счастье только знающим дано.

Окно открыто. Пискнула и села

На подоконник птичка. И от книг

Усталый взгляд я отвожу на миг.

День вечереет, небо опустело.

Гул молотилки слышен на гумне…

Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне.

Отчего обращаемся мы напоследок к строкам стихотворения «Вечер» И.А.Бунина? Оттого, что и здесь главная мысль не в начале, не в финале, а в самом «центре». А после что-то вроде «дополнения» к главному.

«Счастье только знающим дано» — мысль эта так или иначе звучит и у поэта, творчество которого ни к одному направлению не относится, и у обоих поэтов-символистов. Да у очень многих ещё.

Только лирический герой одного из них, изнемогая от усталости, пробирается к «знаниям» по тернистому пути, другой возносится, преисполненный света и радости, а третьему словно всё давно уже ясно, может быть, уже давно выстрадано, потому что в стихотворении лишь созерцание столь близкого русскому сердцу вечернего пейзажа.

«Счастье только знающим дано» — знающим, что смерть побеждена Воскресением Христовым – и потому «за Смертью Бессмертие ждет»…

А о других мыслях, чувствах и образов поэзии К.Д.Бальмонта в следующих главах. 

(Продолжение следует)