Отец Афанасий

Отец Афанасий – человек бескорыстный. Мы идем к подъезду, где его ждут несколько человек, не работают, бомжеватого вида. Я раздражаюсь, потому, во-первых, я часто раздражаюсь. Во-вторых — эти люди оберут моего старого друга. В-третьих, все это повторится снова и снова в пятый, десятый, сороковой раз. В-четвертых, мы прикупили вкусное к столу. И я не готов с этим расстаться. Стою в предбаннике подъезда, жду. Мой друг о чем-то говорит, просит элемента молиться, уповать на небо, исправить свою жизнь. Страдающая рожа получает купюры и радостном блаженстве сверкает белками глаз.

У меня нет такой веры, я захожанин, а не прихожанин. Но меня религия интересует. И все, что с ней связано. Но вот такие люди, как отец Афанасий вселяют надежду, даже уверенность в том, что жизнь продолжится и после физической смерти. Авва Афанасий абсолютно равен себе.

Я давно знаю отца Афанасия. Он пришел в девяностые менять лампы дневного света в храм и случайно зашел в алтарь, прямо через царские врата. Каким-то странным образом этот момент отпечатался в моей памяти. Бабушки загудели, отца Афанасия завернули обратно, но из церкви он уже никогда не уйдет. Мне было лет шесть.

А я уходил, но не об этом сейчас.

Наша дружба с тех пор продолжается. Отец Афанасий стал монахом, теперь ходит в черном и радуется. Радость – это его нормальное состояние. Она даже немного заразительна.

Его телефон разрывается от различных просьб, приглашений приехать в гости. Мы всегда, когда я приезжаю на север, проводим вместе много времени: трапезничаем, гуляем, ведем душеспасительные беседы. Я их не веду, я больше слушаю. И проповедь я принимаю не от всех, но от отца Афанасия – охотно. Потому что, говорю, он равен себе.

— Отец Афанасий, вас снова развели.

Поднимаемся по лестнице.

— Почему вы отдали ему нашу еду. Деньги – окей, но еду! Нас только что обобрали.

Отец Афанасий улыбается. Он понимает, что я в целом, шучу. Хотя определенная доля досады во мне есть.

В его квартире высокие пололки. Дом строили пленные немцы. Жители нашего небольшого городка эту подробность помнят, берегут ее, напоминают приезжим. В библиотеке до сих пор висят фотографии в трещинах. Люди в черном что-то волокут, кто-то смотрит в объектив.

Из окна чернеет озеро, оно теряется вдали, не просматривается.

У отца Афанасия брат-инвалид. Он сломал позвоночник. Я помню, как он передвигался с помощью самодельных перилл, которые смастерил отец Афанасий. Сейчас брат практически восстановился, спустя какое-то время женился. Турников больше нет. Есть дочь.

Такой у меня загадочный друг. Их всего человека три, друзей. Со всеми я познакомился в школе. Там, видимо, работают механизмы, которые с годами атрофируются. Какое-то мощное скрепляющее начало. Сейчас я небрежно дружу. Приятели злятся, шикают помаленечку.