Право на любовь

Тело затекло от длительного сидения на жестком металлическом сидении. Нещадно болела спина. Находясь здесь, в полумраке, Фабьен потерял счет времени. Сколько уже просидел он так, ожидая дальнейшего решения своей участи — двадцать минут, час… или вовсе полдня?

Самым страшным было хоть на мгновение отключиться, потерять самоконтроль и оказаться за пределами маленького невидимого круга, очерчивающего металлический стул и сидевшего на нем человека. Фабьен знал, какие методы применяли в Доме дознания для того, чтобы задержанный не сбежал. В далеком прошлом остались камеры-одиночки предварительного заключения. Теперь все стало гораздо проще. Захотелось бы Фабьену встать и попытаться сделать хоть один небольшой шаг в сторону, он был бы мгновенно поражен смертоносными лучами, чутко реагирующими на малейшее движение любого теплокровного биологического объекта. Степень поражения лучей была различной — от эффекта шока и потери сознания до смертельного исхода. И проверять эту степень на себе Фабьену очень не хотелось.
Он тяжело вздохнул и вытянул вперед затекшие ноги. Сердце глухо и больно билось в груди, во рту пересохло...
«Самая страшная пытка — ожидание» — всплыли в мозгу слова, когда-то ранее им читанные. Или слышанные от кого-то.
Чтобы отвлечься и ненароком не уснуть, он начал считать.
«Один, два, три, четыре, пять, шесть… сто одиннадцать, сто двенадцать...»
Он досчитал до одной тысячи двадцати семи, когда раздался легкий металлический щелчок, и небольшая овальная дверь плавно открылась, впуская в помещение одного из дознавателей. Зажегся яркий, даже слишком яркий, слегка флюоресцирующий свет.
Фабьен зажмурил глаза, затем открыл их, впервые разглядев помещение. Не очень большое, без окон. И вообще без какой-либо мебели, не считая стула, на котором он сидел. Точно на таком же стуле метрах в трех от него сидел дознаватель, устремив внимательный взгляд на задержанного.
Фабьен поежился, чувствуя какой-то непонятный скользкий холодок. Страх. Подобно маленькой верткой ящерице, он пробежал вдоль позвоночника вниз, затем поднялся — вверх и далее — по рукам, задержавшись там и вибрируя в кончиках пальцев. Фабьен почувствовал, как они дрожат и посильнее сцепил руки в замок.

— Приступим к допросу, — произнес дознаватель, слегка прищурившись, — ваше полное имя, возраст, род деятельности?
— Фабьен Аркур, двадцать семь лет, цифровой лингвист. Но вы же уже узнали все мои данные по идентификационной карте, во время задержания.
Фабьен перевел дыхание.
Дознаватель едва заметно кивнул:
— Да, нам все известно о вас, Аркур. Но хотелось бы узнать немного больше. В частности, каким образом вы стали зараженным? Это получилось у вас, так сказать, спонтанно, или же вы сознательно, с помощью посторонних лиц, произвели со своим организмом запрещенную манипуляцию? Вы должны знать, что подобные манипуляции караются в Федерации смертной казнью.
— Да, конечно же, я знаю об этом. Но...

— В то время, как спонтанное изменение является, в своем роде, смягчающим обстоятельством, — продолжил дознаватель. — Количество зараженных в последнее время растет, что, безусловно, не может не вызывать беспокойство Главного Совета, заботящегося лишь о благополучии и процветании Федерации.
— Да… конечно… я слышал об этом, — пробормотал Фабьен,- я смотрю федеральные новости и...
— И каким же образом получилось, что вы стали одним из них? — дознаватель слегка повысил голос. — Одним из зараженных?

Фабьен сглотнул. Неожиданно, перед глазами возник образ Дианы. Ее нежная улыбка, искрящиеся зеленые глаза, милая ямочка на подбородке, густые каштановые волосы, пахнущие лавандой… Ему нравилось зарываться в них лицом, а потом, сантиметр за сантиметром, целовать ее нежную персиковую кожу. Начиная от подбородка, вниз по гибкой шее… все дальше и дальше вниз.
Диана. Нежная страстная Ди. С которой он встречался два раза в неделю. Розового цвета талончики, полученные в Специальном Комитете, давали им право встречаться. Два раза в неделю по одному часу. В специальном Доме свиданий, где проходили подобные встречи всех граждан Федерации, не состоящих в браке, но имеющих сексуальные отношения «с целью поддержания здоровой физиологии организма». Ни слова о любви. Любовь, как само понятие, в Федерации уже четыреста лет была под строжайшим запретом. Прогресс шагнул настолько далеко, что любовь стала никому не нужным атавизмом. Более того — атавизмом вредным. Ряд крупнейших ученых, проведя исследования, убедительно доказали, что изменения, происходящие в организме влюбленного человека — почти полностью идентичны изменениям человека, принимающего наркотики. С этого момента всё радикально изменилось… «Ромео и Джульетта» Шекспира, «Анна Каренина» Толстого и еще множество и множество книг — прозы и стихов, посвященных вредному чувству — были отнесены к запрещенной литературе. Такая же жесткая цензура постигла театральную и кино-индустрии. Люди учились жить без вредоносного атавизма любви. И, нужно сказать, получалось у них это вполне успешно. Женщины, желающие родить ребенка, спокойно обходились без мужчины. К их услугам предоставлялись многочисленные банки донорской спермы. То, что в карточке ребенка вместо имени отца отныне записывалось: «донор номер такой-то» стало, фактически, нормой. Конечно, оставались еще и так называемые, традиционные семьи. Но мужчины и женщины создавали эти «ячейки» Федерации отнюдь не по любви. Ради социальной взаимовыгоды. Также удобным в браке было и то, что занятия сексом становились возможны без обязательных розовых талончиков. И у себя дома. Постепенно, после проведения государством определенной идеологической обработки населения и жесткой цензуры, врачи стали замечать, что дети, в большинстве своем, уже рождаются с определенными анатомическими изменениями. В первую очередь это касалось определенных участков головного мозга, отвечающих за эмпатию и, следовательно, за способность сопереживать и любить другого человека. Эти участки были, просто-напросто, атрофированы. Жизнь без права на любовь и даже без потребности в ней была спокойной и удобной… так продолжалось не одно столетие и, казалось бы, человечество нашло некую «волшебную пилюлю».
Но, буквально, последние десять лет, правительство Федерации обеспокоилось. И было чем… Появление так называемых «зараженных» стало неожиданностью и, в какой-то мере, непонятной проблемой. Откуда они брались? Люди, в какой-то момент своей жизни начинающие испытывать это мерзкое наркотическое опьянение, это запрещенное в Федерации чувство. Любовь. Зараженных выявляли и обезвреживали — либо насильственной лоботомией, либо аннигиляцией. Т.е. физическим уничтожением. Иных путей побороть заразу, правительство Федерации пока не находило. И страшно было подумать, что произойдет, если число зараженных превысит критическую массу. Пока их было еще немного, но… кто мог знать, что будет дальше.
В Домах свиданий в каждой комнате установили «красные кнопки». Так называемые кнопки мгновенного вызова. С целью быстрого выявления и изоляции зараженных. И действие такой кнопки Фабьен прошедшим днем успел испытать на себе.

Он и сам не понимал, как все это произошло. Прежде он был обычным, среднестатистическим гражданином Федерации, никогда не выбивался из общей толпы. Мать Фабьена — деловая женщина, родившая сына, как и большинство современных женщин — от донора — с целью продолжения рода и реализации материнского инстинкта — выросшим уже сыном почти не интересовалась. Они жили в разных городах. Год назад она умерла от внезапного кровоизлияния в мозг в возрасте пятидесяти семи лет. Больше родных у Фабьена не было. Да они и не были ему нужны. Он прекрасно научился жить один, подумывая, со временем создать ячейку Федерации, женившись на какой-нибудь приятной симпатичной девушке. Правда, перед процедурой бракосочетания было необходимо пройти тест на генетическую совместимость. Без этого Федерация не давала разрешения на брак. Но об этом Фабьен не думал совершенно… до тех пор, пока не встретил Диану...
Она жила в соседнем доме и встретились они случайно, столкнувшись на улице. Задумавшийся Фабьен, задел локтем девушку настолько сильно, что она покачнулась, а сумочка вылетела у нее из рук.
— Простите… — пробормотал Фабьен, наклонившись и поднимая легкий серебристый предмет.
Девушка кивнула, забирая протянутую сумочку. Их руки соприкоснулись… Все дальнейшие события развивались очень быстро. Она улыбнулась, и Фабьен увидел милую ямочку на ее подбородке. И утонул в лучистых зеленых глазах...
Откуда-то изнутри поднялась волна чего-то теплого, затопив горло и пульсируя в висках.
— А ты симпатичный, — как-то очень просто сказала девушка. — Но такой неловкий. Меня Диана зовут. А тебя?
Фабьен назвал свое имя. И дальше они уже вместе шли по улице.
— Знаешь что, Фабьен, — сказала девушка, когда они стояли перед ее домом. — Ты мне понравился. У меня сейчас никого нет, а для здоровья… надо бы… сам понимаешь. Если я тебе тоже понравилась, давай будем встречаться. Завтра можно будет попробовать получить талоны. Как ты на это смотришь?

Фабьен стоял, как оглушенный. Пока он провожал девушку до дома, эта мысль появлялась и у него. Но он сразу же отогнал ее, не надеясь, что его предложение примут. А тут она сама… Сердце возликовало. Но он постарался выглядеть как можно сдержаннее.

— Смотрю только положительно, — ответил он.
— Ну и прекрасно, — отозвалась Ди ( как он уже мысленно ее назвал). — Я рада.

На следующий день они без особых затруднений получили в Специальном Комитете розовые талончики. И Дом свиданий гостеприимно распахнул для них двери. Два раза в неделю, по одному часу. Этого часа для Фабьена было всегда катастрофически мало. Кроме физиологического процесса ему хотелось еще просто побыть с девушкой, поговорить, узнать о ней побольше. Но Диана оказалась на редкость скрытной. Ему удалось узнать, что она учиться на журналистку и подрабатывает рекламным агентом. А узнав, что ее родители живут в браке и рождена она от полноценного супружества, помрачнел.
— И, что такое? — спросила Ди, проводя пальчиком по его щеке, когда они, в очередной раз лежали на широкой кровати, в Доме свиданий. — Почему ты так расстроился?
— Потому что это значит, что я никогда не смогу на тебе жениться. Комитет разрешает браки людей, рожденных от донора, только с такими же.
— Ах, вот оно что! — рассмеялась Диана. — Да забей ты. Нашел из-за чего расстраиваться.
— Но… — у Фабьена перехватило дыхание. Запрещенные слова едва не сорвались с его губ, но он сдержался.
— Может быть, я вообще никогда не выйду замуж. А если захочу реализовать материнский инстинкт, рожу ребенка от донора.
— Ты это серьезно?
— А почему бы и нет?
Диана перевернулась на спину и закинула руки за голову.
— А я думал, что мы… что ты тоже хотела бы...
— Что хотела?
— Быть со мной.
— Я и так с тобой.
Девушка повернула голову и с удивлением посмотрела на Фабьена зелеными лучистыми глазами.
— Мы и так видимся два раза в неделю. Регулярно занимаемся сексом.
— Да… — кивнул Фабьен. — Но я хотел бы, чтобы ты была со мной дольше. Всегда.
— Дольше… всегда… это как?
— Мы могли бы поехать куда-нибудь на природу, Ди. Представь, мы бы сидели на берегу озера. Просто сидели, обнявшись. Или ты сидела бы, а я бы лег и положил голову тебе на колени. И не надо было бы смотреть на часы, как я делаю это здесь. Час. Всего лишь час! Ди, пойми, для меня это чертовски мало! Я… я люблю тебя.
Фабьен, не удержавшись, все-таки произнес запрещенные слова.
В комнате повисло напряженное молчание. Диана смотрела на него широко открытыми глазами, в глубине которых плескалось что-то, похожее, на ужас.
— Ты что же… — прошептала она. — Значит, ты… ты тоже из этих… зараженных? Вчера по телевизору показывали, как раз.
— Я не знаю, Диана! — в отчаянии произнес Фабьен. — Просто… я не мог это не сказать. Прости, прости...
— Ты болен! — воскликнула девушка. — И тоже прости, но я не хочу иметь к этому никакого отношения. Не хочу заразиться!

И, сделав быстрое движение, она нажала на красную кнопку у изголовья кровати.

***

— И каким же образом получилось, что вы стали одним из зараженных?
Дознаватель повторил вопрос, вырвав Фабьена из воспоминаний.

— Точно не помню, — ответил он. — Наверное, в тот день, когда увидел ее.
— Вы про Диану де Фрей?
— Да.
— А вот она поступила сознательно, своевременно проявив гражданскую бдительность.
— Бдительность, да… — автоматически повторил Фабьен, чувствуя, как внутри, пульсируя, словно разрастается какой-то шар… Он становился все больше и больше… все горячее и горячее. И, наконец, лопнул. Как будто прорвало плотину и наружу хлынула бурная полноводная река, сметая на своем пути жалкие деревянные мостки.

— Гражданская бдительность… — повторил Фабьен, повышая голос. — К чёрту… к чёрту вашу бдительность! К чёрту ваши запреты! Я люблю ее. Люблю, понимаете! Хотя… кому я говорю… смешно, смешно… Бред! Не поймете все равно!

И он истерично засмеялся, опустив голову и закрыв лицо руками.

— Что же, гражданин Аркур, — ледяным тоном произнес дознаватель, когда Фабьен умолк. — Собственно, с вами все понятно. Симптоматика вашего заражения, похоже, протекает в самой неблагоприятной форме — агрессивной. В таких случаях, увы, предусмотрена только аннигиляция. Вы пройдете еще один допрос, когда успокоитесь. И медицинский осмотр, но он только подтвердит мои слова.
Он встал и нажал на синюю кнопку у двери.