Рейд в бессмертие

     Часть первая Разгром
Пятый день немецкая артиллерия усиленно обстреливала позиции пятьдесят четвертой стрелковой дивизии. Снаряды с грохотом рвали промерзшую землю, разлетаясь градом раскаленного чугуна. Шел очередной артобстрел. Вновь после зимнего затишья зазвенели лопаты, а пропахший кровью полевой санбат наполнился криками и стонами. Дивизия несла потери.
— Твою мать! — орал в блиндаже взбешенный комдив генерал майор Панин. — Чуйко! — вызови мне командира арт полка и начальника разведки.
— Есть! — схватил телефонную трубку молоденький адъютант. — Зобный! Это Краска. Первый вызывает пятого...
Вскоре на командный пункт прибыли подполковник Зинченко и майор Лыков.
— Зинченко! Твою мать! — пошел в разнос Панин. — Почему молчит наша артиллерия? До каких пор немцы безнаказанно будут молотить позиции полков? Бьют, бля, как на учениях! Этак мне и наступать не с кем будет.
— Товарищ генерал майор, — скороговоркой застрочил «бог войны». — Рад бы в рай, да грехи не пускают. Фрицам снаряды вагонами подвозят, а у меня три штуки на орудие. Одни лишь «сорокопятки» имеют полный боекомплект. Да толку-то с них. Разве что по воробьям стрелять. К тому же, вы сами отдали распоряжение открывать огонь только по вашему приказу.
— Даа… дела как сажа бела, — остыв, протянул комдив, нервно расстегивая тесный ворот. — Скоро наступление, а мы без артиллерии. И надежд нет. Вчера на подходе к Лоухам немцы раздолбали наш эшелон с боеприпасами. Обещали кое-что с армейских складов подбросить. Так что, родимый, не теряй время, дуй к тыловикам! — выпроводил артиллериста Панов.
— Ну что, Лыков, сам видишь, ты наш последний шанс. Готовь своих. Два дня на подготовку хватит?
— Маловато… — замялся майор и, взглянув на комдива, тут же исправился. — Мы постараемся, товарищ генерал майор!
— Постарайся, майор, лично прошу. Если не заткнем немецкие батареи, то дивизия и на шаг не продвинется. Людей только положим. Давай, родимый, дуй к оперативникам.* Готовьте диверсионные группы.

* Оперативный отдел штаба занимался сбором информации о противнике.

Из личного дела Лыкова… Гриф: Секретно.
Фамилия. Имя. Отчество: Лыков Николай Филиппович.
Год рождения: 12.04.1909.
Место рождения: Новосибирская обл. станция Мошкино.
Национальность: русский.
Сословие: из рабочих.
Партийность: член ВКП(б) с 9.12.1931.
Должность по штату: начальник дивизионной разведки.
В/звание: майор.
В/образование: Саратовская школа погранвойск НКВД 29.04.1931.
Близкие родственники:
жена, Лыкова Мария Тимофеевна. Эвакуирована 27.06.1941 по адресу: Казахская ССР, город Семипалатинск, ул Фрунзе 17, кв.5.
дети: Василий 4.07.1934, Ольга 8.05.1937 проживают по адресу матери.
Внешние приметы: волос темный, рост средний, фигура худощавая, слегка сутулая. Лицо славянское, неприметное. Нос прямой, глаза карие. Руки сильные, уверенные.
Характер: уравновешенный. В экстремальной ситуации не теряет контроля, действует решительно, хладнокровно. Чувство страха отсутствует.
Боевые навыки: владеет приемами самбо, рукопашного боя и всеми видами холодного и стрелкового вооружения.
Особые приметы: особых примет не имеет...

Диверсионная рота разведки «прижилась» километрах в трех от передовой. Уютное хозяйство: три взводных блиндажа, старшинский склад с кухней, землянка ротного. Жить бы, да не тужить.
Но за последнее время диверсанты понесли большие потери. Из трех рейдовых групп вернулись крохи. Бойцы в ожидании пополнения скучали без «работы». Лишь их командир усердно «лопатил» солдатскую гущу. Отбирал лично, так как не доверял «строевикам»* и не терпел случайных людей. Случайный человек мог сыграть роковую роль при выполнении задания или, того хуже, погубить всю группу. В своем отборе он отдавал предпочтение сибирякам. Считая их наиболее подходящими для выполнения диверсионных заданий.
— Товарищ капитан! — крикнул ординарец Губанов. — Вас пятый вызывает.
— Пятый, слушаю! — прижал трубу капитан. — Есть! Сейчас прибуду.
Надев полушубок, он шагнул за порог. Свежий весенний ветер облизал его потное лицо. Остановившись на мгновение, ротный вдохнул полной грудью. И как когда-то в детстве, роняя шапку, озорно задрал голову, глотая взглядом небесную синь.
— Эх, хорошо! — с силой выдохнул он.
— Разрешите, товарищ майор! — войдя к «штабным», приложил руку Щеголев.
— Да будет вам! — отмахнулся сидевший у карты майор Лыков. — Снимайте лучше полушубок и проходите, мозговать будем. Задача у нас сложная, а времени мало. В кратчайшие сроки надо совершить пятидесятикилометровый рейд в тыл противника и выйти к станции Титовка. По оперативным данным, там находятся немецкие склады боеприпасов. Объект обнесен колючей проволокой, по углам пулеметные вышки. В карауле до взвода два часовых по периметру, еще двое у складов. Но и это еще не все. С северной стороны, в метрах пятистах, казарма комендантской роты. Ваша цель — уничтожение этого объекта. Для этого, капитан, за двое суток нужно подготовить две группы. Сможем это сделать?
— Группы-то сформировать сможем, — немного подумав, ответил ротный. — Вот… насчет уничтожения, будет сложновато. Есть проблемы. В прошедших рейдах мы понесли большие потери, а новички не имеют диверсионного опыта. К тому же, рота осталась без проводника.
— С проводником мы вам поможем. Для этого дела дам вам своего переводчика, Якова Карловича Фрейзе. Он из тех мест. До войны работал инспектором в «Охотсоюзе». Хороший лыжник, знает финский и немецкий.
— Немец, что ли? — понурился Щеголев.
— Нет, он еврей. Надежный товарищ, из коммунистов, — успокоил Лыков. — Кто возглавит группы?
— На данный момент в роте осталось два офицера: я и командир второго взвода лейтенант Самохин. Так что, товарищ майор, как видите, выбор у нас небогатый, — без оптимизма доложил ротный.
— Ну, это уже хорошо, Самохина я знаю, опытный диверсант, — подбодрил его начальник разведки. — А теперь слушайте и запоминайте. Первую группу налегке отправите завтра, в шесть ноль ноль. Пройдя вот этим маршрутом, — склонился над картой майор. — Самохин должен выйти на левый берег реки Титовка к брошенному аэродрому. В дальнейшем — разведать и отыскать удобные подступы к объекту. «Обнюхать» его вдоль и поперек. Вы с грузом подойдете через сутки. Объединившись с разведчиками, действуйте по обстановке. Лично я рекомендую атаку провести в полночь, разделив отряд на две группы. Одна группа блокирует караульное помещение, вторая, уничтожив часовых, закладывает подрывные заряды. Готовностью к взрыву станет сигнал зеленой ракеты. Время отхода три минуты. Через три минуты, несмотря ни на что, склады должны быть взорваны. На все у вас пятнадцать минут. В противном случае вы не сможете оторваться от преследования. Запомните, — объект должен быть взорван любой ценой. Это приказ. Все ясно?
— Так точно, товарищ майор, — привстал Щеголев.
— Ну, раз ясно, забирай у оперативников карту и шуруй к своим. Готовь группы.

* Строевой отдел

Из личного дела Щеголева… Гриф: Секретно.
Фамилия Имя Отчество: Щеголев Павел Федорович.
Год рождения: 2.01.1920.
Место рождения: Алтайский край, село Староалейское.
Национальность: русский.
Сословие: из крестьян.
Партийность: член ВЛКСМ с 1.05.1937.
Должность по штату: командир роты.
В/звание: капитан.
В/образование: Новосибирское военно-пехотное училище. 9.10.1941 г.
Близкие родственники:
мать: Щеголева Наталья Сергеевна. Алтайский край, Локтевский с/с, село Покровка.
Внешние приметы: брюнет, рост выше среднего, фигура сильная, статная. Лицо славянское, мужественное. Нос прямой, глаза карие, умные. Руки большие, жилистые.
Особые приметы: не имеет.
Характер: Спокойный. В сложной обстановке сохраняет хладнокровие. В момент столкновения с противником проявляет обостренные чувства агрессии. Действует мгновенно и решительно. Чувство страха отсутствует.
Боевые навыки: владеет приемами рукопашного боя, всеми видами холодного и стрелкового вооружения.
Особые приметы: особых примет не имеет.
Особые отметки: отец, Щеголев Федор Макарович. 1898 г. рождения, крестьянин, член правления Староалейского потребительского общества. Арестован 3.01.1932 года, статья 58-10 УК РСФСР по обвинению в агитации против советской власти. 9.02.1932 осужден Рубцовским окр. судом на 12 лет ИТР с отбыванием срока в ИТЛ. Срок отбывал в ИТЛ 12. ГПУ СибЛОН («Сибирские Лагеря Особого Назначения»). С 8.09.1942 г. добровольно вступил стрелком 1-й штрафной роты. Погиб 29.10.1942 г., реабилитирован 1.11.1942 г. приказом Военного совета 51-й армии. Причина реабилитации: (смыл вину кровью)...

— Сержант Губанов, Самохина ко мне! Одна нога здесь, вторая там! — ввалившись в землянку, крикнул ротный.
По его тону ординарец сразу же вник, что командир получил важное задание. «Наконец-то!» — радостно подумал он и, накинув ватник, резво рванул во второй блиндаж.
Колька Губанов жил и дышал остротой ощущений, без них он скучал и чах. Несмотря на свою молодость (девятнадцать лет), Колька был ловок и силен. В рейдах держался уверенно.
— Ну что, Григорий Петрович, нашлась и нам работа, — усаживал подошедшего взводного Щеголев. — Лыков отдал приказ уничтожить склады в районе станции Титовка. Приказано сформировать две группы. Вы пойдете с первой.
— Товарищ капитан, у меня нет опытных бойцов. Мой взвод понес самые большие потери, — тут же возразил Самохин.
— Для вашей группы подберем самых лучших, — успокоил его ротный. — Возьмете ефрейтора Гатина, рядового Чупахина...
— Товарищ капитан! Разрешите мне. Засиделся я, — умоляюще заелозил ординарец.
—… и сержанта Губанова, — сжалился над ним ротный. — Задача у вас будет очень простая. Пройти вот этим маршрутом, — провел карандашом по карте ротный. — Произвести разведку и выйти вот к этому объекту. Это наш бывший аэродром. Проводником пойдет с вами старшина Фрейзе.
— Немец, что ли?! — вскочил от неожиданности Самохин.
— Нет. Еврей. Надежный товарищ, из коммунистов. Его лично рекомендовал майор Лыков.
— Сатана черта не лучше, — недовольно проворчал под нос Самохин. — Был Василий Петрович, так с ним хоть в рай, хоть в ад. Надежней самого господа Бога, а тут кота в мешке сунули.
Василий Петрович Ужинцев погиб в конце февраля, прикрывая отход товарищей. Благороднейший человек, бывший дворянин, родом из Петрозаводска. Посмертно старшина Ужинцев представлен к ордену Отечественной войны первой степени. Бойцы роты любили его как отца, уважали за храбрость, ему они доверяли свои жизни. Недовольство Самохина капитан Щеголев расценил как ревность к покойному, смолчал и лишь строго посмотрел в его сторону.
— Выйдя к месту аэродрома, — выждав паузу, продолжил ротный, — разбить лагерь и до нашего подхода провести тщательную разведку. Найти максимально безопасные пути подхода к складам. Действовать осторожно, не давая возможности противнику обнаружить себя. С собой взять лишь боекомплект и «сухпай»* на трое суток. Остальные детали на месте. Выход вашей группы назначаю на завтра, в шесть ноль ноль.

* Сухой паек

В шесть ноль ноль разведчики Самохина покинули расположение диверсионной роты. Щеголев лично провожал их. Обняв всех поочередно, он подал руку Самохину:
— Ни пуха ни пера тебе, Петрович!
— К черту! — выдохнул взводный, резко оттолкнувшись палками.
Группа, вытянувшись белой «змейкой», двинулась за ним и через миг слилась со снежной пеленой.
Разведка – особый вид войск, здесь у каждого свои ритуалы и традиции. Но всех объединяет одно — скупость слов. Отправляя людей на задание, в разведке нет пламенных речей, бурных проводов и слез. Здесь пишут и прощаются заранее.
Отправив группу Самохина, ротный вызвал старшину Рябчикова, командира третьего взвода. Рябчиков был одним из выживших в последней «мясорубке». Из двадцати бойцов его группы к своим вышло только трое.
— Иван Григорьевич, пойдете со мной? Я мог бы приказать, но хочется узнать ваше мнение.
— Спасибо, Павел Федорович! Сняли вы камень с моей души, — облегченно выдохнул старшина. — Я-то думал, что нет уж мне веры. Прости, Федорович, не смог уберечь ребят.
— Что было, то прошло, мы должны думать о предстоящем. Теперь у нас новая задача. Иван Григорьевич, ты лучше ознакомился с пополнением. Нужны четыре пулеметчика, да такие, чтобы с «ручниками» на «ты», займись этим. Через час доложить.
— Есть! — вскочил старшина.
Через сутки, как и планировалось, сорок бойцов выстроились на исходный рубеж. Четыре отделения автоматчиков, усиленных ручными пулеметами, вел Щеголев. Сто килограмм тротила несла его группа.
— Сержант Николаенко и рядовой Сербин, в головной дозор! Старшина Рябчиков, замыкающим, — отдал приказ ротный. — Пошли, родимые!
Скрипя лыжами, группа тронулась.

Карелия тяжелый, но красивый край. Край лесов, озер и рек, со своей душой, своими законами. Богат здесь животный мир. Повсюду видны следы диких зверей. Писать бы здесь редчайшие картины, слагать сказки. Но война испортила девственный мир Карелии. Молчаливые горные хребты превратились в укреп районы, а сонный лес наполнили отряды диверсантов.
Вот уже десятый час, с короткими передышками, обливаясь потом, группа шла к цели. Уставшие бойцы едва переставляли ноги. Никто из них не знал, что, по законам тактики, все они были обречены. Знали об этом лишь Щеголев и Лыков. Диверсия на таких объектах являлась делом сложным и требовала длительной подготовки. Даже у выживших при уничтожении склада надежды было мало. Оторваться от преследования на такой «глубине» практически невозможно. Лесные финские отряды без особого труда настигнут их. Лыков, зная это, действовал подневольно, для него важно было лишь взорвать склады. А дальше… Дальше «бабы еще нарожают». Щеголев же был оптимистом, он всегда верил в удачу.
— Товарищ капитан! — подлетел к ротному запыхавшийся Сербин. — Товарищ капитан! — отводя командира за рукав, повторил он шепотом, — там наши. Ножами порезали. Кровища кругом.
— Какие наши? — не понял капитан.
— Лейтенант Самохин со своими. Николаенко с ними остался, а меня к вам послал.
— Где это случилось?
— В километре, не дальше, — указал лыжной палкой дозорный.
Сообщение Сербина стало полной неожиданностью. Выбранный маршрут был самым безопасным. На его пути не было ни одного стратегического объекта, да к тому же, он шел лесным массивом. «Надо осмотреть место гибели. Но почти половина бойцов в рейде впервые. Неизвестно еще, как это повлияет на их психику. Не хватает мне только паники», — подумав немного, Щеголев принял решение и объявил привал. Изнуренные переходом бойцы с радостью восприняли его команду. Скинув лыжи, диверсанты глухариной стаей забились под кронами заснеженных елей.*
— Иван Григорьевич, выстави дозорных. И лично организуй фланговую разведку. Здесь заночуем.
— Что-то случилось? — тревожно спросил старшина.
— Позже поговорим. Остаешься за меня.
Еще издали ротный заметил место побоища. У корявого березника, на снегу, густо бурели застывшие пятна крови.
Самохин лежал на боку. Через шею, от уха до уха, обнажая белизну гортани, зиял кровавый разрез. Кровь темной печенкой спелась у его головы. В метре от него в такой же позе лежал Чупахин. «Финны, их почерк», — сразу же сделал вывод Щеголев. «Резали сонных, прижав коленом голову».
— Николаенко! Хватай Сербина и в радиусе пятьсот метров обшарьте каждый куст. Ищите еще двоих, — отдал команду капитан, осматривая Губанова.
Губанов лежал лицом вниз, в метрах десяти от Чупахина. Его изодранный маскхалат был насквозь пропитан кровью. «Сзади под лопатку. По следам видно, нападали трое. И все же он успел кого-то серьезно зацепить», — отметил ротный.
Недалеко от Губанова бурым пятном темнел глубокий отпечаток тела.
«А что с оружием? Странно… Оружие не взяли. У Чупахина и Самохина автоматы рядом. Один валяется в метрах пяти от них. Вероятней, это Губанова. Где еще два?..»
— Товарищ капитан! Гатина нашли, — оборвал ход мысли подъехавший Сербин.
Гатина Николаенко и Сербин обнаружили метров за сто от гибели товарищей. Его обнаженный труп весел вниз головой на изогнутой березе. Изуверы, вспоров ему брюшину, вывалили внутренности. Посиневшие кишки кровавым месивом застыли у разбитой головы. Поклеванный желудок серым пузырем примерз к изрезанной груди. По разлетевшимся бусинкам крови было видно, что резали его живым.
— Звери! — проскрипел зубами Николаенко.
— Поквитаемся, — твердо выжал ротный. — Снимите его. Соберите все и закопайте в снег вместе с ребятами. Назад пойдем, унесем. Дома похороним по-человечески.

* Зимой в Карельских лесах снег заметает ели выше нижних сучьев, образуя под кроной нечто шалаша. Диверсанты часто использовали такие естественные укрытия для ночлега или пережидая пургу.

«Вероятней всего, Фрейзе у них. Надо перестраивать схему, — возвращаясь к месту привала, ломал голову ротный. — Назад нельзя, это ясно».
Нет, он не был трусом! Он готов был понести наказание ради сохранения жизни своих товарищей. Но развернуть группу мог и дурак. А Щеголев был матерый диверсант, по ходу действий умевший менять планы. Для этого ему нужно было до мельчайших деталей прокрутить все события последних дней.
«Эх, Самохин, Самохин, как же это случилось? Засада… Ждали… Кто тогда предал? Фрейзе? Но маршрут тот узнал лишь по выходу. Да и передать такую информацию потребуется время. А его у него не было. Нет, он не мог, — оттолкнул эту мысль ротный. — Скорее, это роковая случайность».
«Так что же известно противнику? — начал итожить Щеголев. — Отсутствует карта Самохина. Но это была обычная карта и на не было ни одной обозначенной точки. Вооружение группы ППШа, ножи, гранаты. Обычное вооружение наших разведгрупп. Тут нет и намека на диверсию. Допустим, что им удалось взять Фрейзе. Что он знал? Ему было известно лишь задание, — провести разведку местности. О готовящейся диверсии и существовании второй группы знал только Самохин. Но тот погиб сразу. Да и Фрейзе мог сбежать, пока они возились с Губановым. Учитывая все эти факты, финны, скорее всего, приняли группу Самохина за глубинную разведку. Нет. Тут все шатко… немцы, узнав от Фрейзе, куда шла разведка, легко догадаются о готовящейся диверсии. Должно быть еще что-то важное… Численность?!!
Численность основного отряда была им объявлена за полтора часа до выхода. До этого ее не знал никто. — Нет, Пал Федорович, есть у вас шанс! Мы еще поиграем!» — воспрял духом ротный.
— Рябчиков, ко мне! — позвал он первым делом старшину по возвращению.

Торопясь, Самохин изначально допустил роковую ошибку. Отойдя от линии фронта, он не стал обременять группу фланговой разведкой и шел открыто. Дойдя до назначенной отметки, не осмотрев окрестности, устроил привал. Находясь далеко от линии фронта, разведчики были уверены в своей безопасности и спокойно рухнули спать. К тому же уснул часовой Гатин. Никто из них не мог даже предположить, что уже два часа, параллельно им, шла финская разведка из лесного батальона. Не желая нести потери, они как голодные волки крались сбоку, выжидая удобного случая. Дождавшись пока разведчики уснут, финны спокойно подошли к группе. И, оглушив часового прикладом, навалились с ножами на спящих. Двое были убиты сразу. Но все же у этих матерых головорезов вышла осечка. То ли от предчувствия, или по какой-то другой причине, сержант Губанов очнулся и успел увернуться от ножа Коскенена. Это могло бы для них закончиться трагически, не сумей Антти Коскенен выбить автомат. Между ними завязалась схватка. Никко Виртанен и Пекко Корхонен кинулись на помощь. Но на долю секунды опоздали. Коскенен рухнул, тяжелораненый в бок. В это миг зашедший со спины Корхонен по рукоятку вогнал нож под лопатку русскому. Фрейзе же в это время сидел и онемело смотрел на дуло финского автомата.
Уложив раненого на палатку, разъяренные Виртанен и Корхонен кинулись к побелевшему Фрейзе.
— Этого не трогать! — резко мотнул стволом офицер.
Бросив обмякшего проводника, финны поволокли к березой чаще чуть очухавшегося Гатина. Жуткими криками наполнился лес. Долго наслаждались его муками садисты. Потом стихло, и два окровавленных изувера, пыхтя, вынырнули из чащи.
— Вы как мясники! — брезгливо сморщился офицер, разглядывая их маскхалаты.
Садизм был обычной тактикой лесных отрядов. Не желая долго возиться с языком, при удобном случае они брали двоих. Одному тут же устраивали жуткую казнь. И это давало свои плоды.
— А с этим что, Юхани? — холодно взглянув на Фрейзе, спросил Виртанен, вытирая окровавленный нож.
— О, Никко! Этот нам все расскажет. Это мой старый друг, — усмехнулся тот, поворачиваясь к проводнику. — Но почему-то он не рад меня видеть. Может у него от страха язык отнялся?
— Я рад, Иван Иванович! — наконец-то прорезался голос у Фрейзе. — Спасибо вам за мое спасение! — отрезвев от страха, узнал он своего бывшего начальника, председателя «Охотсоюза» Шмелева.
— Ты меня рано благодаришь. Твое спасение будет зависть от согласия на сотрудничество. Куда шли? С какой целью?
— Иван Иванович, все расскажу как на духу. Можете не сомневаться, — как пес заюлил Фрейзе.
Яков Карлович родился 1.04.1913 года в семье мастера Путиловского завода Фрейзе Карла Оттовича. Отец его был немец с Поволжья, мать польская еврейка. Обладая врожденным чутьем, быстро сориентировался и вступил в партию. В середине сорокового Петрозаводский обком направил его старшим инспектором в Кемское управление «Охотсоюза». Яков Карлович, как преданный делу партии, без колебаний принял это предложение. Там он и встретился с Иваном Ивановичем Шмелевым. Но верность Фрейзе, как оказалось, зависела от ситуации. Мгновенно оценив обстановку, он, не задумываясь, предал своих соратников.

После шестичасового привала старшина с трудом поднял роту. Вчерашний изнуряющий бросок дал знать о себе. Большая часть бойцов, не имевшая лыжной подготовки, едва переставляла опухшие ноги. Сделав перекличку, Рябчиков подошел с докладом:
— Товарищ капитан. Проверка личного состава произведена. Отсутствующих нет. В строю со мной сорок человек.
— Иван Григорьевич, накормите бойцов. Выход через полчаса. Вы с отделением пойдете последними. Дальше по плану.
— Павел Федорович, — поправляя сумку, пропыхтел подошедший к ним санинструктор сержант Васильев. — Большая часть бойцов в утомленном состоянии. Надо бы подбодрить ребят. Наркомовскую выдать, что ли.
— Надо, так надо. Иван Григорьевич, выдайте по пятьдесят грамм спирта.
Отдав распоряжение старшине, впервые за неделю Щеголев облегченно вздохнул. «Вот и все, вышли к финалу, теперь пан или пропал».
Через полчаса, построив свой отряд в походный порядок, ротный повел его к намеченной цели.
В это время лейтенант Шмелев прибыл в расположение своего батальона. И не желая ввязываться в бой с русскими, тут же приказал отправить Фрейзе в немецкую комендатуру.
Финны, после поражения немцев под Сталинградом, стали открыто межеваться от своих союзников. В финском воинстве повсеместно пал боевой дух, началось дезертирство. В строю держались лишь непримиримые враги «советов», но и те не желали участвовать в лобовых атаках, действовали в основном из засад.
Через полчаса два молчаливых егеря передали его коменданту Титовского гарнизона, майору Отто Риделю. Тот, узнав суть, не мешкая, вызвал командира комендантской роты обер-лейтенанта Вилли Крафта. Дождавшись обер-лейтенанта, приказал переводчику привести пленного.
— Фамилия, имя, отчество, воинское звание? — начал допрос переводчик.
— Мне не нужен переводчик, — на чистом немецком ответил пленный. — Я Фрейзе Яков Карлович, немец, из Поволжья.
— Во как! — воскликнул удивленно майор Ридель, разглядывая пленного.
От его пристального взгляда Фрейзе прошиб пот.
— Мобилизованный. Последнее время жил в Петрозаводске, там и мобилизовали в августе 1941 года. Служил переводчиком штаба 54-й стрелковой дивизии.
— Что вам известно? — изучив Фрейзе, спросил комендант.
— Русские готовят диверсию на складах с боеприпасами. Для этого в район станции Титовка высланы две группы. Первую возглавлял лейтенант Самохин. Ее уничтожили люди Шмелева. Вторую ведет капитан Щеголев, через сутки он выйдет к брошенному аэродрому. Вот здесь, — пальцем указал на карте Фрейзе.
— Численность группы?
— В нашей было пять человек. В группе Щеголева значительно больше. Думаю, не менее взвода.
— Откуда известны вам эти сведения?
— Во время разработки операции я занимался переводом немецкой почты. Нас разделяла лишь брезентовая перегородка. Я четко слышал весь разговор начальника разведки Лыкова и Щеголева. По составленному плану, Самохин должен был осуществить разведку объекта, а вторая группа доставить взрывчатку. В полночь, разделившись на два отряда, планировалось одновременно напасть на комендантскую роту и склады. Уничтожив охрану, подорвать объект.
— Это все?
— Так точно, гер майор! — вытянулся Фрейзе.
— Надеюсь, вы отдаете себе отчет? Если ваша информация окажется ложью, мы вас повесим, — сухо предупредил Ридель.
— За каждое свое слово, гер майор, я готов подписаться!
— Конечно, — согласно кивнул комендант, переведя взгляд на протокол допроса.
Выжав из пленного все, Ридель приказал увести его.
— Что вы думаете, Вилли. Может их перехватить в лесу? — спросил он, вопросительно посмотрев на обер-лейтенанта.
— Я думаю, что в лесу мы не сможем вести бой с русскими, — уверенно заявил Крафт. — У наших солдат нет такой подготовки, на это способны лишь наши союзники финны. Но скорее Дунай потечет вспять, чем они согласятся на это. Потому нам остается только одно, блокировать их на аэродроме.
— Вы полагаете, они не знают, что их разведгруппа уничтожена?
— Будем надеяться. Гер майор, времени у нас мало, я немедля должен выставить наблюдателей и выслать разведку к аэродрому. Разрешите отбыть в подразделение?
— С Богом, Вилли!
— Хайль Гитлер! — вытянул руку Крафт.
— Хайль.

Завершив последний привал, диверсанты приблизились к объекту. До точки встречи с Самохиным оставалось не больше трех километров. Приведя бойцов в боевую готовность, Щеголев ждал возвращения разведки. Разведка появилась как всегда неожиданно. Мелькая маскхалатами, она вынырнула из снежных барханов.
— Товарищ капитан, — отдышавшись, доложил сержант Кононов. Наших на аэродроме нет. Следов боя не видно. Похоже, что они не дошли.
— Засады нет? — выслушав, спокойно спросил ротный.
— Мы все обшарили, вышли к реке. Тихо.
— Ну, тогда веди.
Аэродром находился на каменном плато у берега Титовки. Вернее, то, что от него осталось. В начале войны его разнесла немецкая авиация. Судя по разбросанным обломкам техники и выгоревшему ельнику, нашим «соколам» пришлось здесь нелегко. Из строений уцелела лишь каменная кладка летной казармы. Внутри ее бушевавший пожар выжрал все. Лишь в спальном помещении сиротливо валялись искореженные огнем солдатские койки. «Вот вам, и если завтра война! Взлететь даже не успели, — подумал ротный, оценивая казарму со стратегической точки. — Шесть окон на восток, четыре на запад, с юга и севера дверные проемы. Круговой обзор в пределах двухсот метров. Стены крепкие. Прекрасно. Минут сорок продержимся».
Осмотрев здание, Щеголев приказал оборудовать в нем круговую оборону. Сбросив лыжи, бойцы тучно нырнули внутрь.

— Ну вот и все, Курт! — улыбнулся Крафт, наблюдавший в это время в бинокль. — Русские предсказуемы. Они сами лезут в «мышеловку». Для этого им просто не нужно мешать. Поднимайте своих. Тихонько берем их в кольцо.
— Слушаюсь! — резво вскинул руку командир штурмового отряда лейтенант Шнайдер.
Рассредоточив бойцов по казарме, Щеголев подошел к пулеметному расчету. Разгоряченные пулеметчики, потея, выкладывали в оконном проеме амбразуру из битого кирпича.
— Ефрейтор Устенко, передайте пулемет рядовому Михоношину, — прервал их усердие ротный.
— Не доверяете, товарищ капитан? — грустно усмехнулся первый номер.
— Ну что вы, Николай Васильевич! — отведя его в сторону, начал Щеголев. — Я вам доверяю больше, чем кому либо. Я знаю о вас все. Вы бывший командир стрелкового батальона. Майор. В ноябре сорок второго были разжалованы и отправлены полевым судом в штрафной батальон. Вину искупили кровью. Прибыв в часть, по своей воле напросились в диверсионную роту. Это известно мне из вашего личного дела. Но кроме этого, я хотел бы узнать подробности вашей стычки с начальником особого отдела майором Фельбуш. Не хотите об этом рассказать?
— А что рассказывать, — тяжело вздохнул боец. — За весенние бои под Кемью наградили меня орденом Красного знамени. Комдив вызвал в штаб. Ну я на радостях хлебанул немного и прямо с «передка» туда. Иду значит, а навстречу мне «краснорожие»* трех «бегунков»** на расстрел ведут. Средь них парнишка молоденький, на вид лет пятнадцать. Худенький, как воробушек, шея тонкая и взгляд растерянный, непонимающий. Видать, из деревни какой-то, годки приписали и на фронт. Капитан, сам посуди, ну что он мог видеть там до фронта?! Трактор, да и тот раз в год, а его с «марша»*** под танки… Закипело у меня все. Не стерпел, остановил конвой, да матом. Тут этот особист в кобуру полез. Врезал я ему. Арестовали, даже орден не успел получить. Но я себя не жалею и не виню. По-человечески подходить надо к людям, а не к стенке тащить. Вот и весь мой сказ! — закончил исповедь ефрейтор.
— Теперь картина ясна, — привстал ротный. — Не буду мучить вас догадками. Начну сразу. Скоро здесь будут немцы. Сейчас они, вероятнее всего, берут нас в кольцо.
— Так и что мы… — удивленно взглянул Устенко.
— Мы отвлекающая группа. Основную увел Рябчиков. Он должен уничтожить склады. А наша задача стянуть на себе все немецкие силы. И когда они втянутся, зеленой ракетой известить Рябчикова. Вот такие дела.
— А зачем вы все это раскрыли?
— В случае моей гибели, Николай Васильевич, примете командование и доведете операцию до конца, — привстал ротный. — С этого момента приказываю вам находиться возле меня. Идемте, я объявлю это личному составу.
Немцы оказались расторопней, чем ожидал ротный. Едва рота успела обложиться кирпичом, как их обнаружил дозорный.
— Товарищ капитан. Фрицы! — предупредил он ротного.
— Уже? — спокойно воспринял тот. — Приготовится к бою!
Прильнув к кирпичным бойницам, рота заняла оборону. Немцы действовали слаженно. В считанные секунды, мелькая за каменными глыбами, они плотно обложили казарму. Смачно защелкали затворы, сощурив глаз, противники выискивали друг друга в прицел. В эту секунду смертельного накала из-за каменной глыбы вынырнула чья-то голова с рупором.
— Не стреляйте, это я, Фрейзе, — донесся до диверсантов дребезжащий голос. — Сдавайтесь! Зачем вам умирать за Сталина! Братцы...
— Шакал тебе брат! Иуда! — злобно выкрикнул кто-то из бойцов и коротко резанул в три патрона.
Был ли это Суд Божий, то ли господин Случай, но одна из выпущенных пуль сочно чмокнула предателя в лоб. Мелькнув раздробленным затылком, он выронил рупор и густо окрасил наст.
— Сдохла, собака! — восторженно ликовала казарма.
В ответ обиженные не состоявшимися переговорами фрицы обрушили на нее свинцовый шквал с четырех сторон. Диверсанты не остались в долгу, и тут же, остужая их пыл, резко ударили наши пулеметы. В поддержку им дружно затрещали автоматы.
Стянув все силы, немецкие штурмовики в течение получаса пытались выбить защитников казармы. Однажды даже им удалось прорваться к иссеченным стенам. Но полетевшие гранаты защитников заставили их отойти.
— Ракету! Ракету давай! — прохрипел тяжелораненый ротный.
Услышав команду, Устенко, отбросив автомат, подполз к оконному проему и, высунув руку, выпустил ракету.
— Вилли! Немедленно отводите солдат! — увидев сигнал, заорал майор Ридель. Быстрее к складам!
— Поздно, господин майор. Не успеем. Русские переиграли нас, — мрачно усмехнулся обер-лейтенант Крафт.
Как бы в подтверждение его слов, через несколько минут страшный взрыв потряс всю округу. Дрогнула земля. Поднимая снежную бузу, с мохнатых лап сосен слетел осевший в зиму снег. Взметнувшийся в небо смерч багровым заревом затянул небо. Грохот рвавшихся боеприпасов слился в сплошную канонаду.
«Это катастрофа. В лучшем случае, фронт, рядовым», — обреченно подумал комендант.
— Господин майор! — оторвал его от мрачных мыслей подбежавший Крафт. — Финские огнеметчики прибыли.
— Эти, как всегда, «вовремя». Мы полроты потеряли, пока они добирались. Пусть спалят этих свиней дотла! В плен не брать! Если даже приползут на коленях.

* Бойцы заград отряда.
** Паникеров, самовольно оставивших позицию во время боя.
*** Рота, шедшая маршем из тыла на фронт для пополнения. Как правило, эти маршевые роты с ходу вступали в бой.

Незаметно отделившись от основной группы, старшина Рябчиков повел своих в обход. Его задачей стояло обойти станцию с запада и выйти на правый берег реки Титовка. Скрытно приблизится к складам. Ждать сигнала зеленой ракеты. По сигналу ракеты, расчету РПД уничтожить пулеметные вышки, затем начать основную операцию.
Рябчиков, как планировал ротный, бесшумно пересек реку и вышел к станции. Заняв удобную позицию у складов, уточнил время. Все шло по плану. Вскоре на левой стороне реки раздалась первая автоматная очередь. И через миг грохот боя заполнил всю округу. Белые клубы дыма взметнулись над макушками елей, сливаясь в сплошную завесу.
Самое страшное, это ожидание атаки. Рябчиков ждал, а сигнала не было. «Что же он тянет...», — сжимая автомат, томился старшина. И вот, наконец, долгожданный хвост ракеты прорезал завесу, зеленой змейкой всколыхнув его сердце.
— Огонь! — скомандовал Рябчиков лежащему рядом пулеметчику.

Дождавшись пока пули РПД искромсали пулеметные вышки, вскочил:
— Группа! Атака! Николаенко за мной!
Рассыпавшись, поливая охрану свинцом, диверсанты кинулись в бой. Бой был скоротечный. Положив большую часть охраны и оттеснив живых к северной стороне пакгауза, группа расчистила проход к складам. Прикрывая Николаенко короткими очередями, старшина рванул к ним. Сквозь рой пуль им удалось прорваться к стенам пакгауза. Под складским навесом, в деревянных обрешетках, ровными рядами стояли авиационные бомбы. Николаенко, не мешкая, сунул им под «пузо» заряд.
Вокруг гремела стрельба. На помощь охране, из комендатуры подтянулась группа немецких солдат.
— Быстрей, Ваня! — отстреливаясь, обернулся старшина. — Быстрей!
— Пуля попала! Я сейчас! — заорал в ответ Николаенко, судорожно разматывая искореженную катушку с «полевиком»*.
Немцы, смяв прикрытие, дугой двинулись к складам.
— Все, бросай, не успеем! Уходи!
— Старшина, слышишь падла, я не трус! Я тебя не брошу!
— Ваня, дойди до наших. В штабе должны знать, что все погибли. Это приказ ротного. Прощай! — зажав чеку, вырвал кольцо Рябчиков.
Для диверсанта, пропасть без вести, было сродни преступлению. Поняв его, Николаенко перебежками рванул к берегу реки. И через миг скрылся под ее обрывом.
«Ровно десять минут, — взглянул на стрелки старшина, — ну и Щеголев, ну и голова!» — ухмыльнулся он и разжал руку.

*Полевой телефонный провод. При подрыве заряда служил соединительной линией от взрывной машинки до электродетонатора.

Вот уже третий день жил в ожидании майор Лыков. «Склады взорваны, это факт… группа погибла. Нет, Щеголев не из тех, чтобы кануть безвестным, — в очередной раз грузил он мыслями свою голову. — Кто-то должен вернуться.
Сейчас было важно не проспать его. И первым узнать всю информацию о группе. Иначе «сопливый» особист нагородит три короба». Резкий звонок зуммера вернул его в действительность. Отпавший блинкер полевого коммутатора указывал, звонили из роты Щеголева.
— Слушаю! — включив соединение, схватил трубку майор.
— Зобный, это Конопля.
По голосу начальник разведки узнал старшину Терехина.
— Докладываю. Николаенко пришел...
— Какой Николаенко? — не понял Лыков.
— Из группы капитана Щеголева.
— Немедленно его ко мне! Слышишь, Терехин! Сам лично приведи! — надрывая мембрану,** заорал начальник разведки.
— Товарищ майор… его только что увел старший лейтенант Остапчук.
— Вот зараза! — разгневанно вскочил Лыков.
И схватив ватник, рванул к землянке «особиста». Скользя по обледеневшим кочкам, расстегнутый, он несся как горный архар. Подбежав, оттолкнул часового и, гремя сапогами, нырнул под маскировочный навес.
В землянке, при свете коптившей «молнии»,* за досчатым столом сидел Остапчук, а рядом стоял изнеможенный боец в прожженном маскхалате. Его исхудалое, прокопченное лицо было покрыто бусинками пота.
— Бумажками обложился? Человека мурыжишь?! — с ходу, матерым волком кинулся майор.
— А что, по-твоему, я его в зад должен целовать? Он один из-за линии фронта вернулся, — спокойно отбил атаку молодой «особист».
— Слышишь, «старлей», — заметив пустые листы остыл Лыков. — Потом допросишь, — приятельски похлопал он по плечу «особиста». — А сейчас нас ждет с докладом генерал майор Панов.

*Самодельная лампа, сделанная из гильзы «сорокопятки», внутрь которой наливали керосин и, опустив в него ленту от портянки, сжимали края.
**Голосовая часть микрофона, телефонной трубкиЧасть первая Разгром

Пятый день, немецкая артиллерия, усиленно обстреливала позиции пятьдесят четвертой стрелковой дивизии. Снаряды, с грохотом рвали промерзшую землю, разлетаясь градом раскаленного чугуна. Шел очередной артобстрел. Вновь, после зимнего затишья, зазвенели лопаты, а пропахший кровью полевой санбат, наполнился криками и стонами. Дивизия несла потери.
— Твою мать! — орал в блиндаже, взбешенный комдив, генерал майор Панин. — Чуйко! — вызови мне командира арт полка и начальника разведки.
— Есть! — схватил телефонную трубку молоденький адъютант, — «Зобный»! это «Краска». Первый, вызывает пятого...
Вскоре, на командный пункт прибыли, подполковник Зинченко и майор Лыков.
— Зинченко! Твою мать! — пошел в разнос Панин. — Почему молчит наша артиллерия? До каких пор, немцы безнаказанно будут молотить позиции полков? Бьют бля, как на учениях! Этак мне и наступать не с кем будет.
— Товарищ генерал майор, — скороговоркой застрочил «бог войны». — Рад бы в рай да грехи не пускают. Фрицам, снаряды вагонами подвозят, а у меня, три штуки на орудие. Одни лишь «сорокопятки», имеют полный боекомплект. Да толку то, с них. Разве что по воробьям стрелять. К тому же, вы сами отдали распоряжение, открывать огонь только по вашему приказу.
— Даа… дела как сажа бела. — остыв, протянул комдив, нервно расстегивая тесный ворот. — Скоро наступление, а мы без артиллерии. И надежд нет. Вчера на подходе к Лоухам, немцы раздолбали наш эшелон с боеприпасами. Обещали кое что с армейских складов подбросить. Так что родимый, не теряй время, дуй к тыловикам! — выпроводил артиллериста Панов.
— Ну что Лыков, сам видишь, ты наш последний шанс. Готовь своих. Два дня на подготовку хватит?
— Маловато… — замялся майор и взглянув на комдива, тут же исправился — Мы постараемся, товарищ генерал майор!
— Постарайся майор, лично прошу. Если не заткнем немецкие батареи, то дивизия и на шаг не продвинется. Людей только положим. Давай родимый, дуй к оперативникам.* Готовьте диверсионные группы.
* Оперативный отдел штаба, отдел занимался сбором информации о противнике.

Из личного дела Лыкова… Гриф: Секретно.
Фамилия. Имя. Отчество: Лыков Николай Филиппович.
Год рождения: 12.04.1909.
Место рождения: Новосибирская обл. станция Мошкино.
Национальность: русский.
Сословие: из рабочих.
Партийность: член ВКП(б) с 9.12.1931.
Должность по штату: начальник дивизионной разведки.
В/звание: майор.
В/образование: Саратовская школа погран войск НКВД 29.04.1931.
Близкие родственники:
жена, Лыкова Мария Тимофеевна. эвакуирована 27.06.1941. по адресу: Казахская ССР город Семипалатинск ул Фрунзе 17 кв.5
дети: Василий 4.07.1934. Ольга 8.05.1937. проживают по адресу матери.
Внешние приметы: волос темный, рост средний, фигура худощавая, слегка сутулая. Лицо славянское, неприметное. Нос прямой, глаза карие. Руки сильные, уверенные.
Характер: уравновешенный. В экстремальной ситуации, не теряет контроля, действует решительно, хладнокровно. Чувство страха, отсутствует.
Боевые навыки: владеет приемами САМБО, рукопашного боя и всеми видами холодного и стрелкового вооружения.
Особые приметы: особых примет не имеет...

Диверсионная рота разведки, «прижилась» километрах в трех от передовой. Уютное хозяйство, — три взводных блиндажа, старшинский склад с кухней, землянка ротного. Жить бы, не тужить.
Но за последнее время, диверсанты понесли большие потери. Из трех рейдовых групп вернулись крохи. Бойцы в ожидании пополнения, скучали без «работы». Лишь их командир, усердно «лопатил» солдатскую гущу. Отбирал лично, так как не доверял «строевикам»* и не терпел случайных людей. Случайный человек, мог сыграть роковую роль при выполнении задания, или того хуже погубить всю группу. В своем отборе, он отдавал предпочтение сибирякам. Считая их наиболее подходящими для выполнения диверсионных заданий.
— Товарищ капитан! — крикнул ординарец Губанов. — Вас пятый вызывает.
— Пятый, слушаю! — прижал трубу капитан. — Есть! Сейчас прибуду.
Надев полушубок, он шагнул за порог. Свежий весенний ветер, облизал его потное лицо. Остановившись на мгновение, ротный вдохнул полной грудью. И как когда-то в детстве, роняя шапку, озорно задрал голову, глотая взглядом небесную синь.
— Эх хорошо! — с силой выдохнул он.
— Разрешите товарищ майор! — войдя к «штабным», приложил руку Щеголев.
— Да будет вам! — отмахнулся сидевший у карты майор Лыков. — Снимайте лучше полушубок и проходите, мозговать будем. Задача у нас сложная, а времени мало. В кротчайшие сроки, надо совершить пятидесяти километровый рейд в тыл противника и выйти к станции Титовка. По оперативным данным, там находятся немецкие склады боеприпасов. Объект обнесен колючей проволокой, по углам пулеметные вышки. В карауле до взвода, два часовых по периметру, еще двое у складов. Но и это еще не все. С северной стороны, в метрах пятистах, казарма комендантской роты. Ваша цель, — уничтожение этого объекта. Для этого капитан, за двое суток, нужно подготовить две группы. Сможем это сделать?
— Группы-то сформировать сможем. — немного подумав ответил ротный. — Вот… насчет уничтожения, будет сложновато. Есть проблемы. В прошедших рейдах, мы понесли большие потери, а новички не имеют диверсионного опыта. К тому же, рота осталась без проводника.
— С проводником, мы вам поможем. Для этого дела, дам вам своего переводчика, Якова Карловича Фрейзе. Он из тех мест. До войны работал инспектором в «Охотсоюзе». Хороший лыжник, знает финский и немецкий.
— Немец что-ли? — понурился Щеголев.
— Нет, он еврей. Надежный товарищ, из коммунистов. — успокоил Лыков. — Кто возглавит группы?
— На данный момент в роте осталось два офицера, я и командир второго взвода лейтенант Самохин. Так что товарищ майор, как видите, выбор у нас не богатый. — без оптимизма доложил ротный.
— Ну это уже хорошо, Самохина я знаю, опытный диверсант, — подбодрил его начальник разведки. — А теперь слушайте и запоминайте. Первую группу, на легке, отправите завтра, в шесть ноль, ноль. Пройдя вот этим маршрутом, — склонился над картой майор. — Самохин должен выйти на левый берег реки Титовка, к брошенному аэродрому. В дальнейшем, — разведать и отыскать удобные подступы к объекту. «Обнюхать» его вдоль и поперек. Вы с грузом, подойдете через сутки. Объединившись с разведчиками, действуйте по обстановке. Лично я рекомендую, атаку провести в полночь, разделив отряд на две группы. Одна группа блокирует караульное помещение, вторая, уничтожив часовых, закладывает подрывные заряды. Готовностью к взрыву, станет сигнал зеленой ракеты. Время отхода три минуты. Через три минуты, не смотря ни на что склады должны быть взорваны. На все у вас пятнадцать минут. В противном случае вы не сможете оторваться от преследования. Запомните, — объект должен быть взорван любой ценой. Это приказ. Все ясно?
— Так точно товарищ майор — привстал Щеголев.
— Ну раз ясно, забирай у оперативников карту и шуруй к своим. Готовь группы.
* Строевой отдел.

Из личного дела Щеголева… Гриф: Секретно.
Фамилия Имя Отчество: Щеголев Павел Федорович.
Год рождения: 2.01.1920.
Место рождения: Алтайский край, село Староалейское.
Национальность: русский.
Сословие: из крестьян.
Партийность: член ВЛКСМ с 1.05.1937.
Должность по штату: командир роты.
В/звание: капитан.
В/образование: Новосибирское военно-пехотное училище. 9.10.1941 г.
Близкие родственники:
мать: Щеголева Наталья Сергеевна. Алтайский край Локтевский с/с. село Покровка.
Внешние приметы: брюнет, рост выше среднего, Фигура, сильная, статная. Лицо славянское, мужественное. Нос прямой, глаза карие умные. Руки большие, жилистые.
Особые приметы: не имеет.
Характер: Спокойный. В сложной обстановке, сохраняет хладнокровие. В момент столкновения с противником, проявляет обостренные чувства агрессии. Действует мгновенно и решительно. Чувство страха, отсутствует.
Боевые навыки: владеет приемами рукопашного боя, всеми видами холодного и стрелкового вооружения.
Особые приметы: особых примет не имеет.
Особые отметки: отец, Щеголев Федор Макарович. 1898 г. рождения. крестьянин, член правления Староалейского потребительского общества. арестован 3.01.1932 года. статья 58-10 УК РСФСР. по обвинению в агитации против советской власти. 9.02.1932 осужден Рубцовским окр. судом на 12 лет ИТР с отбыванием срока в ИТЛ. срок отбывал в ИТЛ 12. ГПУ СибЛОН («СИБирские Лагеря Особого Назначения»). С 8.09.1942 г. добровольно вступил стрелком 1-й штрафной роты. погиб 29.10.1942 г. реабилитирован 1.11.1942 г. приказом Военного совета 51-й армии. причина реабилитации: (смыл вину кровью)...

— Сержант Губанов, Самохина ко мне! Одна нога здесь, вторая там! — ввалившись в землянку, крикнул ротный.
По его тону, ординарец сразу же вник, что командир получил важное задание. «Наконец-то!» — радостно подумал он и накинув ватник резво рванул во второй блиндаж.
Колька Губанов жил и дышал остротой ощущений, без нее, он скучал и чах. Не смотря на свою молодость, (девятнадцать лет) Колька был ловок и силен. В рейдах, держался уверенно.
— Ну что Григорий Петрович, нашлась и нам работа. — усаживал подошедшего взводного Щеголев. — Лыков отдал приказ, уничтожить склады в районе станции Титовка. Приказано сформировать две группы. Вы пойдете с первой.
— Товарищ капитан, у меня нет опытных бойцов. Мой взвод, понес самые большие потери. — тут же возразил Самохин.
— Для вашей группы подберем самых лучших. — успокоил его ротный. — Возьмете, ефрейтора Гатина, рядового Чупахина…
— Товарищ капитан! Разрешите мне. Засиделся я, — умоляюще заелозил ординарец.
—… и сержанта Губанова, — сжалился над ним ротный. — Задача у вас будет очень простая. Пройти вот этим маршрутом — провел карандашом по карте ротный. — Произвести разведку и выйти вот к этому объекту. Это наш бывший аэродром. Проводником пойдет с вами старшина Фрейзе.
— Немец что ли?! — вскочил от неожиданности Самохин.
— Нет. Еврей. Надежный товарищ, из коммунистов. Его, лично, рекомендовал майор Лыков.
— Сатана черта не лучше. — недовольно проворчал под нос Самохин. — Был Василий Петрович, так с ним хоть в рай, хоть в ад. Надежней самого господа Бога, а тут, кота в мешке сунули.
Василий Петрович Ужинцев, погиб в конце февраля, прикрывая отход товарищей. Благороднейший человек, бывший дворянин, родом из Петрозаводска. Посмертно, старшина Ужинцев представлен к ордену Отечественной войны первой степени. Бойцы роты, любили его как отца, уважали за храбрость, ему они доверяли свои жизни. Недовольство Самохина, капитан Щеголев, расценил как ревность к покойному, смолчал и лишь строго посмотрел в его сторону.
— Выйдя к месту аэродрома, — выждав паузу, продолжил ротный. — Разбить лагерь и до нашего подхода провести тщательную разведку. Найти максимально безопасные пути подхода к складам. Действовать осторожно, не давая возможности противнику обнаружить себя. С собой взять лишь боекомплект и «сухпай»* на трое суток. Остальные детали на месте. Выход вашей группы назначаю на завтра, в шесть ноль ноль.
* Сухой паек.

В шесть ноль, ноль, разведчики Самохина, покинули расположение диверсионной роты. Щеголев лично провожал их. Обняв всех поочередно, он подал руку Самохину:
— Не пуха не пера тебе Петрович!
— К черту! — выдохнул взводный, резко оттолкнувшись палками.
Группа, вытянувшись белой «змейкой», двинулась за ним и через миг слилась со снежной пеленой.
Разведка, особый вид войск, здесь у каждого свои ритуалы и традиции. Но всех объединяет одно, — скупость слов. Отправляя людей на задание, в разведке нет пламенных речей, бурных проводов и слез. Здесь пишут и прощаюся заранее.
Отправив группу Самохина, ротный вызвал старшину Рябчикова, командира третьего взвода. Рябчиков был одним, из выживших в последней «мясорубки». Из двадцати бойцов его группы, к своим вышло только трое.
— Иван Григорьевич, пойдете со мной? Я мог бы приказать, но хочется узнать ваше мнение.
— Спасибо Павел Федорович! Сняли вы камень с моей души. — облегченно выдохнул старшина. — Я то думал, что нет уж мне веры. Прости Федорович, не смог уберечь ребят.
— Что было, то прошло, мы должны думать о предстоящем. Теперь у нас новая задача. Иван Григорьевич, ты лучше ознакомился с пополнением. Нужны четыре пулеметчика, да такие, что бы с «ручниками» на ты, займись этим. Через час доложить.
— Есть! — вскочил старшина.
Через сутки, как и планировалось, сорок бойцов выстроились на исходный рубеж. Четыре отделения автоматчиков, усиленных ручными пулеметами вел Щеголев. Сто килограмм тротила несла его группа.
— Сержант Николаенко и рядовой Сербин, в головной дозор! Старшина Рябчиков замыкающим, — отдал приказ ротный. — Пошли родимые!
Скрипя лыжами, группа тронулась.

Карелия, тяжелый, но красивый край. Край лесов, озер и рек, со своей душой, своими законами. Богат здесь животный мир. Повсюду видны следы диких зверей. Писать бы здесь редчайшие картины, слагать сказки. Но война испортила девственный мир Карелии. Молчаливые горные хребты, превратились в укреп районы, а сонный лес, пробудили отряды диверсантов.
Вот уже десятый час, с короткими передышками, обливаясь потом, группа шла к цели. Уставшие бойцы едва переставляли ноги. Никто из низ не знал, что по законам тактики, все они были обречены. Знали об этом лишь Щеголев и Лыков. Диверсия на таких объектах, являлась делом сложным и требовала длительной подготовки. Даже у выживших при уничтожении склада, надежды было мало. Оторваться от преследования, на такой «глубине», практически невозможно. Лесные финские отряды, без особого труда, настигнут их. Лыков, зная это, действовал подневольно, для него важно было лишь взорвать склады. А дальше… Дальше «бабы еще нарожают». Щеголев же, был оптимистом, он всегда верил в удачу.
— Товарищ капитан! — подлетел к ротному запыхавшийся Сербин. — Товарищ капитан! — отводя командира за рукав, повторил он шепотом, — Там наши. Ножами порезали. Кровища кругом.
— Какие наши? — не понял капитан.
— Лейтенант Самохин со своими. Николаенко с ними остался, а меня к вам послал.
— Где это случилось?
— В километре, не дальше, — указал лыжной палкой направление, дозорный.
Сообщение Сербина, стало полной неожиданностью. Выбранный маршрут, был самым безопасным. На его пути не было ни одного стратегического объекта, да к тому же, он шел лесным массивом. «Надо осмотреть место гибели. Но почти половина бойцов в рейде впервые. Неизвестно еще, как это повлияет на их психику. Не хватает мне только паники». Подумав немного, Щеголев принял решение и объявил привал. Изнуренные переходом бойцы, с радостью восприняли его команду. Скинув лыжи, диверсанты, глухариной стаей, забилась под кронами заснеженных елей.*
— Иван Григорьевич, выстави дозорных. И лично организуй фланговую разведку. Здесь заночуем.
— Что-то случилось? — тревожно спросил старшина.
— Позже поговорим. Остаешься за меня.
Еще издали, ротный заметил, место побоища. У корявого березника, на снегу, густо бурели застывшие пятна крови.
Самохин лежал на боку. Через шею, от уха до уха, обнажая белизну гортани зиял кровавый разрез. Кровь, темной печенкой, спелась у его головы. В метре от него, в такой же позе лежал Чупахин. «Финны, их почерк». — сразу же сделал вывод Щеголев. «Резали сонных, прижав коленом голову».
— Николаенко! Хватай Сербина и в радиусе пятьсот метров обшарьте каждый куст. Ищите еще двоих. — отдал команду капитан осматривая Губанова.
Губанов лежал лицом вниз, в метрах десяти от Чупахина. Его изодранный маскхалат, был насквозь пропитан кровью. «Сзади под лопатку. По следам видно, нападали трое. И все же он успел кого-то серьезно зацепить», — отметил ротный.
Недалеко от Губанова, бурым пятном темнел глубокий отпечаток тела.
«А что с оружием? Странно… Оружие не взяли. У Чупахина и Самохина автоматы рядом. Один валяется в метрах пяти от них. Вероятней, это Губанова. Где еще два?...»
— Товарищ капитан! Гатина нашли. — оборвал ход мысли подъехавший Сербин.
Гатина, Николаенко и Сербин обнаружили метров за сто от гибели товарищей. Его обнаженный труп, весел вниз головой, на изогнутой березе. Изуверы, вспоров ему брюшину, вывалили внутренности. Посиневшие кишки, кровавым месивом застыли у разбитой головы. Поклеванный желудок, серым пузырем примерз к изрезанной груди. По разлетевшимся бусинкам крови, было видно что резали его живым.
— Звери! — проскрипел зубами Николенко.
— Поквитаемся. — твердо выжал ротный. — Снимите его. Соберите все и закопайте в снег вместе с ребятами. Назад пойдем унесем. Дома похороним по человечески.
* Зимой в Карельских лесах, снег заметает ели выше нижних сучьев, образуя под кроной нечто шалаша. Диверсанты часто использовали такие естественные укрытия для ночлега или пережидая пургу.

«Вероятней всего Фрейзе у них. Надо перестраивать схему». — возвращаясь к месту привала, ломал голову ротный. — «Назад нельзя, это ясно».
Нет, он не был трусом! Он готов был понести наказание ради сохранения жизни своих товарищей. Но развернуть группу мог и дурак. А Щеголев был матерый диверсант и по ходу действий умевший менять планы. Для этого, ему нужно было до мельчайших деталей прокрутить все события последних дней.
«Эх Самохин, Самохин, как же это случилось? Засада… Ждали… Кто тогда предал?». Фрейзе?
— «Но маршрут, тот узнал лишь по выходу. Да и передать такую информацию потребуется время. А его у него не было. Нет, он не мог». — оттолкнул эту мысль ротный. «Скорее, это роковая случайность».
«Так что же известно противнику?» — начал итожить Щеголев.
— «Отсутствует карта Самохина. Но это была обычная карта и на не было ни одной обозначенной точки. Вооружение группы ППШа, ножи, гранаты. Обычное вооружение наших развед групп. Тут нет и намека на диверсию. Допустим, что им удалось взять Фрейзе. Что он знал? Ему было известно лишь задание, — провести разведку местности. О готовящейся диверсии и существовании второй группы, знал только Самохин. Но тот погиб сразу. Да и Фрейзе мог сбежать, пока они возились с Губановым. Учитывая все эти факты, финны, скорее всего приняли группу Самохина за глубинную разведку. Нет. Тут все шатко… немцы узнав от Фрейзе куда шла разведка легко догадаются о готовящейся диверсии. Должно быть еще что то важное… Численность?!!»
Численность основного отряда, была им объявлена за полтора часа до выхода. До этого, ее не знал ни кто. — «Нет Пал Федорович есть у вас шанс! Мы еще поиграем!» — воспрял духом ротный.
— Рябчиков ко мне! — позвал он первым делом старшину по возвращению.

Торопясь, Самохин изначально допустил роковую ошибку. Отойдя от линии фронта, он не стал обременять группу фланговой разведкой и шел открыто. Дойдя до назначенной отметки, не осмотрев окрестности, устроил привал. Находясь далеко от линии фронта, разведчики были уверены в своей безопасности и спокойно рухнули спать. К тому же уснул часовой Гатин. Никто из них, не мог даже предположить, что уже два часа, паралельно им, шла финская разведка из лесного батальона. Не желая нести потери, они как голодные волки крались сбоку, выжидая удобного случая. Дождавшись пока разведчики уснут, финны спокойно подошли к группе. И оглушив часового прикладом, навалились с ножами на спящих. Двое были убиты сразу. Но все же, у этих матерых головорезов вышла осечка. То ли от предчувствия, или по какой то другой причине, сержант Губанов очнулся и успел увернутся от ножа Коскенена. Это могло бы для них закончится трагически, не сумей Антти Коскенен выбить автомат. Между ними завязалась схватка. Никко Виртанен и Пекко Корхонен кинулись на помощь. Но на долю секунды опоздали. Коскенен рухнул тяжело раненый в бок. В это миг зашедший со спины Корхонен, по рукоятку вогнал нож под лопатку русскому. Фрейзе же, в это время сидел и онемело смотрел на дуло финского автомата.
Уложив раненого на палатку, разъяренные Виртанен и Корхонен кинулись к побелевшему Фрейзе.
— Этого не трогать! — резко мотнул стволом офицер.
Бросив обмякшего проводника, финны поволокли к березой чаще, чуть очухавшегося Гатина. Жуткими криками наполнился лес. Долго наслаждались его муками садисты. Потом стихло и два окровавленных изувера, пыхтя вынырнули из чащи.
— Вы как мясники! — брезгливо сморщился офицер, разглядывая их маскхалаты.
Садизм, был обычной тактикой лесных отрядов. Не желая долго возится с языком, при удобном случае они брали двоих. Одному, тут же устраивали жуткую казнь. И это давало свои плоды.
— А с этим что Юхани? — холодно взглянув на Фрейзе, спросил Виртанен вытирая окровавленный нож.
— О Никко! Этот нам все расскажет. Это мой старый друг, — усмехнулся тот, поворачиваясь к проводнику. — Но почему-то он не рад меня видеть. Может у него от страха язык отнялся?
— Я рад Иван Иванович! — наконец-то прорезался голос у Фрейзе. — Спасибо вам за мое спасение! — отрезвев от страха, узнал он своего бывшего начальника, председателя «Охотсоюза» Шмелева.
— Ты меня рано благодаришь. Твое спасение будет зависть от согласия на сотрудничество. Куда шли? С какой целью?
— Иван Иванович, все расскажу как на духу. Можете не сомневаться — как пес заюлил Фрейзе.
Яков Карлович, родился 1.04.1913 года, в семье мастера Путиловского завода Фрейзе Карла Оттовича. Отец его был немец с Поволжья, мать польская еврейка. Обладая врожденным чутьем, быстро сориентировался и вступил в партию. В середине сорокового, Петрозаводский обком, направил его старшим инспектором в Кемское управление «Охотсоюза». Яков Карлович как преданный делу партии, без колебаний принял это предложение. Там он и встретился с Иваном Ивановичем Шмелевым. Но верность Фрейзе, как оказалось, зависела от ситуации. Мгновенно оценив обстановку, он не задумываясь, предал своих соратников.

После шестичасового привала, старшина с трудом поднял роту. Вчерашний, изнуряющий бросок, дал знать о себе. Большая часть бойцов, не имевшая лыжной подготовки, едва переставляла опухшие ноги. Сделав перекличку, Рябчиков подошел с докладом:
— Товарищ капитан. Проверка личного состава произведена. Отсутствующих нет. В строю со мной сорок человек.
— Иван Григорьевич, накормите бойцов. Выход через пол часа. Вы с отделением, пойдете последними. Дальше, по плану.
— Павел Федорович, — поправляя сумку пропыхтел подошедший к ним санинструктор сержант Васильев. — Большая половина бойцов в утомленном состоя. Надо бы подбодрить ребят. Наркомовскую выдать что-ли.
— Надо, так надо. Иван Григорьевич, выдайте по пятьдесят грамм спирта.
Отдав распоряжение старшине, впервые за неделю, Щеголев облегченно вздохнул. « Вот и все, вышли к финалу, теперь пан или пропал».
Через пол часа, построив свой отряд в походный порядок, ротный повел его к намеченной цели.

В это время, лейтенант Шмелев, прибыл в расположение своего батальона. И не желая ввязываться в бой с русскими, тут же приказал отправить Фрейзе в немецкую комендатуру.
Финны, после поражения немцев под Сталинградом, стали открыто межеваться от своих союзников. В финском воинстве, повсеместно, пал боевой дух, началось дезертирство. В строю держались лишь непримиримые враги «советов», но и те не желали участвовать в лобовых атаках, действовали в основном из засад.
Через пол часа, два молчаливых егеря, передали его коменданту Титовского гарнизона, майору Отто Риделю. Тот, узнав суть, не мешкая вызвал командира комендантской роты, обер лейтенанта Вилли Крафта. Дождавшись обер лейтенанта, приказал переводчику привести пленного.
— Фамилия имя отчество, воинское звание? — начал допрос переводчик.
— Мне не нужен переводчик. — на чистом немецком ответил пленный. — Я Фрейзе Яков Карлович, немец, из Поволжья.
— Во как! — воскликнул удивленно майор Ридель, разглядывая пленного.
От его пристального взгляда, Фрейзе прошиб пот.
— Мобилизованный. Последнее время жил в Петрозаводске, там и мобилизовали в августе 1941 года. Служил переводчиком штаба 54-й стрелковой дивизии.
— Что вам известно? — изучив Фрейзе, спросил комендант.
— Русские готовят диверсию на складах с боеприпасами. Для этого в район станции Титовка высланы две группы. Первую, возглавлял лейтенант Самохин. Ее уничтожили люди Шмелева. Вторую, ведет капитан Щеголев, через сутки, он выйдет к брошенному аэродрому. Вот здесь. — пальцем указал на карте Фрейзе.
— Численность группы?
— В нашей, было пять человек. В группе Щеголева значительно больше. Думаю не менее взвода.
— Откуда известны вам эти сведения?
— Во время разработки операции, я занимался переводом немецкой почты. Нас разделяла лишь брезентовая перегородка. Я четко слышал весь разговор начальника разведки Лыкова и Щеголева. По составленному плану, Самохин должен был осуществить разведку объекта, а вторая группа доставить взрывчатку. В полночь, разделившись на два отряда, планировалось, одновременно напасть на комендантскую роту и склады. Уничтожив охрану, подорвать объект.
— Это все?
— Так точно гер майор! — вытянулся Фрейзе.
— Надеюсь вы отдаете себе отсчет? Если ваша информация окажется ложью, мы вас повесим. — сухо предупредил Ридель.
— За каждое свое слово гер майор я готов подписаться!
— Конечно. — согласно кивнул комендант, переведя взгляд на протокол допроса.
Выжав из пленного все, Ридель приказал увести его.
— Что вы думаете Вилли. Может их перехватить в лесу? — спросил он, вопросительно посмотрев на обер лейтенанта.
— Я думаю, что в лесу, мы не сможем вести бой с русскими. — уверенно заявил Крафт. — У наших солдат нет такой подготовки, на это способны лишь наши союзники финны. Но скорее Дунай потечет вспять, чем они согласятся на это. По тому нам остается только одно, блокировать их на аэродроме.
— Вы думаете они не знают, что их развед группа уничтожена?
— Будем надеяться. Гер майор, времени у нас мало, я не медля должен выставить наблюдателей и выслать разведку к аэродрому. Разрешите отбыть в подразделение?
— С Богом Вилли!
— Хайль Гитлер! — вытянул руку Крафт.
— Хайль.

Завершив последний привал, диверсанты приблизились к объекту. До точки встречи с Самохиным, оставалось не больше трех километров. Приведя бойцов в боевую готовность, Щеголев ждал возвращения разведки. Разведка появилась как всегда неожиданно. Мелькая маскхалатами она вынырнула из снежных барханов.
— Товарищ капитан. — отдышавшись, доложил сержант Кононов. Наших на аэродроме нет. Следов боя не видно. Похоже что они не дошли.
— Засады нет? — спокойно спросил ротный.
— Мы все обшарили, вышли к реке. Тихо.
— Ну тогда веди.
Аэродром, находился на каменном плато у берега Титовки. Вернее то что от него осталось. В начале войны, его разнесла немецкая авиация. Судя по разбросанным обломкам техники и выгоревшему ельнику, нашим «соколам» пришлось здесь нелегко. Из строений, уцелела лишь каменная кладка летной казармы. Внутри ее, бушевавший пожар, выжрал все. Лишь в спальном помещении, сиротливо валялись искореженные огнем, солдатские койки. «Вот вам, и если завтра война! Взлететь даже не успели», — подумал ротный, оценивая казарму со стратегической точки. «Шесть окон на на восток, четыре на запад, с юга и севера дверные проемы. Круговой обзор в пределах двухсот метров. Стены крепкие. Прекрасно. Минут сорок продержимся».
Осмотрев здание, Щеголев приказал, оборудовать в нем круговую оборону. Сбросив лыжи, бойцы тучно нырнули внутрь.

— Ну вот и все Курт! — улыбнулся Крафт, наблюдавший в это время в бинокль. — Русские, предсказуемы. Они сами лезут в «мышеловку». Для этого им просто не нужно мешать. Поднимайте своих. Тихонько берем их в кольцо.
— Слушаюсь! — резво вскинул руку командир штурмового отряда лейтенант Шнайдер.
Рассредоточив бойцов по казарме, Щеголев подошел к пулеметному расчету. Разгоряченные пулеметчики, потея, выкладывали в оконном проеме, амбразуру из битого кирпича.
— Ефрейтор Устенко, передайте пулемет рядовому Михоношину — прервал их усердие ротный.
— Не доверяете товарищ капитан? — понуро усмехнулся первый номер.
— Ну что вы, Николай Васильевич! — отведя его в сторону начал Щеголев. — Я вам доверяю больше, чем кому либо. Я знаю о вас все. Вы бывший командир стрелкового батальона. Майор. В ноябре сорок второго были разжалованы и отправлены полевым судом в штрафной батальон. Вину искупили кровью. Прибыв в часть, по своей воли напросились в диверсионную роту. Это известно мне из вашего личного дела. Но кроме этого, я хотел бы узнать подробности вашей стычки с начальником особого отдела майором Фельбуш. Не хотите об этом рассказать?
— А что рассказывать. — тяжело вздохнул боец. — За весенние бои под Кемью, наградили меня орденом Красного знамени. Комдив вызвал в штаб. Ну я на радостях хлебанул немного и прямо с «передка» туда. Иду значит, а на встречу мне, «краснорожие»* трех «бегунков»** на расстрел ведут. Средь них парнишка молоденький, на вид лет пятнадцать. Худенький, как воробушек, шея тонкая и взгляд растерянный не понимающий. Видать из деревни какой-то, годки приписали и на фронт. Капитан, сам посуди, ну что он мог видел там до фронта?! Трактор, да и тот раз в год, а его с «марша»*** под танки… Закипело у меня все. Не стерпел, остановил конвой, да матом. Тут этот особист в кобуру полез. Врезал я ему. Арестовали, даже орден не успел получить. Но я себя не жалею и не веню. По человечески надо к людям, а не к стенки тащить. Вот и весь мой сказ! — закончил исповедь ефрейтор.
— Теперь картина ясна. — привстал ротный. — Не буду мучить вас догадками. Начну сразу. Скоро здесь будут немцы. Сейчас, они вероятнее всего берут нас в кольцо.
— Так и что мы… — удивленно взглянул Устенко.
— Мы отвлекающая группа. Основную, увел Рябчиков. Он должен уничтожить склады. А наша задача, стянуть на себе все немецкие силы. И когда они втянутся, зеленой ракетой известить Рябчикова. Вот такие дела.
— А зачем вы все это раскрыли?
— В случае моей гибели, Николай Васильевич, примите командование и доведете операцию до конца. — привстал ротный. — С этого момента, приказываю вам находится возле меня. Идемте, я объявлю это, личному составу.
Немцы, оказались расторопней, чем ожидал ротный. Едва рота успела обложится кирпичом, как их обнаружил дозорный.
— Товарищ капитан. Фрицы! — предупредил он ротного.
— Уже? — спокойно воспринял тот. — Приготовится к бою!
Прильнув к кирпичным бойницам, рота заняла оборону. Немцы, действовали слаженно. В считанные секунды, мелькая за каменными глыбами, они плотно обложили казарму. Смачно защелкали затворы, сощурив глаз, противники, выискивали друг друга в прицел. В эту секунду смертельного накала, из-за каменной глыбы вынырнула чья-то голова с рупором.
— Не стреляйте, это я Фрейзе. — донесся до диверсантов дребезжащий голос. — Сдавайтесь! Зачем вам умирать за Сталина! Братцы...
— Шакал тебе брат! Иуда! — злобно выкрикнул кто-то из бойцов и коротко резанул в три патрона.
Был ли это Суд Божий, то ли господин случай, но одна из выпущенных пуль, сочно чмокнула предателя в лоб. Мелькнув раздробленным затылком, он выронил рупор и густо окрасил наст.
— Здохла собака! — восторженно ликовала казарма.
В ответ, обиженные не состоявшимися переговорами, фрицы, обрушили свинцовый шквал с четырех сторон. Диверсанты не остались в долгу и тут же, остужая их пыл, резко ударили наши пулеметы. В поддержку им, дружно затрещали автоматы.
Стянув все силы, немецкие штурмовики в течении получаса пытались выбить защитников казармы. Однажды даже, им удалось прорваться к иссеченным стенам. Но полетевшие гранаты защитников, заставили их отойти.
— Ракету! Ракету давай! — прохрипел тяжело раненый ротный.
Услышав команду, Устенко, отбросив автомат подполз к оконному проему и высунув руку выпустил ракету.
— Вилли! Немедленно отводите солдат! — увидев сигнал, заорал майор Ридель. Быстрее к складам!
— Поздно господин майор. Не успеем. Русские переиграли нас, — мрачно усмехнулся обер лейтенант Крафт.
Как бы в подтверждение его слов, через несколько минут, страшный взрыв потряс всю округу. Дрогнула земля. Поднимая снежную бузу, с мохнатых лап сосен слетел осевший в зиму снег. Взметнувшийся в небо смерч, багровым заревом затянул небо. Грохот рвавшихся боеприпасов, слился в сплошную канонаду.
«Это катастрофа. В лучшем случае, фронт, рядовым» — обреченно подумал комендант.
— Господин майор! — оторвал его от мрачных мыслей подбежавший Крафт. — Финские огнеметчики прибыли.
— Эти, как всегда, «во время». Мы пол роты потеряли, пока они добирались. Пусть спалят этих свиней дотла! В плен не брать! Если даже, приползут на коленях.
* Бойцы заград отряда.
** Паникеров, самовольно оставивших позицию во время боя.
*** Рота, шедшая маршем, из тыла на фронт для пополнения. Как правило эти маршевые роты с ходу вступали в бой.

Незаметно отделившись от основной группы, старшина Рябчиков повел своих в обход. Его задачей стояло, обойти станцию с запада и выйти на правый берег реки Титовка. Скрытно приблизится к складам. Ждать сигнала зеленой ракеты. По сигналу ракеты, расчету РПД уничтожить пулеметные вышки, затем начать основную операцию.
Рябчиков, как планировал ротный, бесшумно пересек реку и вышел к станции. Зняв удобную позицию у складов, уточнил время. Все шло по плану. Вскоре на левой стороне реки, раздалась первая автоматная очередь. И через миг грохот боя заполнил всю округу. Белые клубы дыма, взметнулись над макушками елей, сливаясь в сплошную завесу.
Самое страшное, это ожидание атаки. Рябчиков ждал, а сигнала не было. «Что же он тянет...» — сжимая автомат, томился старшина. И вот наконец, долгожданный хвост ракеты, прорезал завесу, зеленой змейкой всколыхнув его сердце.
— Огонь! — скомандовал Рябчиков, лежащему рядом пулеметчику.
Дождавшись пока пули РПД искромсали пулеметные вышки, вскочил:
— Группа! Атака! Николаенко за мной!
Рассыпавшись, поливая охрану свинцом, диверсанты кинулись в бой. Бой был скоротечный. Положив большую часть охраны, и оттеснив живых к северной стороне пакгауза, группа расчистила проход к складам. Прикрывая Николаенко короткими очередями, старшина рванул к ним. Сквозь рой пуль им удалось прорваться, к стенам пакгауза. Под складским навесом, в деревянных обрешетках, ровными рядами стояли авиационные бомбы. Николаенко не мешкая сунул им под «пузо» заряд.
Вокруг гремела стрельба. На помощь охране, из комендатуры, подтянулась группа немецких солдат.
— Быстрей Ваня! — отстреливаясь, обернулся старшина. — Быстрей!
— Пуля попала! Я сейчас! — заорал в ответ Николаенко, судорожно разматывая искореженную катушку с «полевиком»*.
Немцы, смяв прикрытие, дугой двинулись к складам.
— Все, бросай, не успеем! Уходи!
— Старшина, слышишь падла, я не трус! Я тебя не брошу!
— Ваня, дойди до наших. В штабе должны знать, что все погибли. Это приказ ротного. Прощай! — зажав чеку, вырвал кольцо Рябчиков.
Для диверсанта, пропасть без вести, было сродни преступлению. Поняв его, Николаенко перебежками рванул к берегу реки. И через миг скрылся под ее обрывом.
«Ровно десять минут» — взглянул на стрелки старшина. «Ну и Щеголев, ну и голова!». — ухмыльнулся он и разжал руку.
*Полевой телефонный провод. При подрыве заряда, служил соединительной линией от взравной машинки до электродетонатора.

Вот уже третий день, жил в ожидании майор Лыков. «Склады взорваны это факт… группа погибла. Нет, Щеголев не из тех что бы кануть безвестным». — в очередной раз «грузил» он свою голову. «Кто-то должен вернуться.
Сейчас было важно не проспать его. И первым узнать, всю информацию о группе. Иначе «сопливый» особист нагородит три короба». Резкий звонок зуммера вернул его в действительность. Отпавший блинкер полевого коммутатора, указывал, звонили из роты Щеголева.
— Слушаю! — включив соединение, схватил трубку майор.
— «Зобный», это «Конопля».
По голосу, начальник разведки узнал старшину Терехина.
— Докладываю. Николаенко пришел...
— Какой Николаенко? — раздраженно прервал Лыков.
— Из группы капитана Щеголева.
— Немедленно его ко мне! Слышишь Терехин! Сам лично приведи! — надрывая мембрану,* заорал начальник разведки.
— Товарищ майор… его только что увел старший лейтенант Остапчук.
— Вот зараза! — разгневанно вскочил Лыков.
И схватив ватник, рванул к землянке «особиста». Скользя по обледеневшим кочкам, расстегнутый, он несся как горный архар. Подбежав, оттолкнул часового и гремя сапогами нырнул под маскировочный навес.
В землянке, при свете коптившей «молнии»,** за досчатым столом сидел Остапчук, а рядом стоял изнеможденный боец в прожженном маскхалате. Его исхудалое, прокопченное лицо, было покрыто бусинками пота.
— Бумажками обложился? Человека мурыжишь?! — с ходу, матерым волком кинулся майор.
— А что по твоему, я его в зад должен целовать? Он один из-за линии фронта вернулся. — спокойно отбил атаку молодой «особист».
— Слышишь «старалей», — заметив пустые листы остыл Лыков. — Потом допросишь, — приятельски похлопал он по плечу «особиста». — А сейчас, нас ждет с докладом генерал майор Панов.
*Голосовая часть микрофона, телефонной трубки.

**Самодельная лампа, сделанная из гильзы «сорокопятки», внутрь которой наливали керосин и опустив в него ленту от портянки, сжимали края.