Розыгрыш

На каникулах, в домах нас видели редко. С утра до ночи были мы на улице. Играли в различные подвижные игры, вроде догонялок или казаков-разбойников, бегали купаться на речку, в золе от костра пекли картошку, а иной раз просто собирались, где-то в лесу и травили друг другу леденящие душу байки, пугая девчонок. А однажды летом, устроили им такое эффектное представление, о котором я и сейчас вспоминаю с дрожью в душе.
Недалеко от моей улицы, в переулке, в котором жили мои дедушка с бабушкой, стояла старая хата. В эту хату заселились новые жильцы и, как водится, стали наводить порядок. Около двора спилили несколько огромных тополей и сложили их возле своего забора. Вот как раз там все и играли. Иногда, в солнечные дни, мы сидели на тополёвом стволе и лупой выжигали на его коре причудливые узоры, а бывало забирались на массивные ветви и раскачивались на них, как на качелях.
И вот как-то раз, так качаясь, мой друг Максим предложил:
— Пацаны, а давайте девчонок разыграем?
— Как? – спросил я.
— Да просто, будем качаться, а когда они станут мимо проходить, мы тебя столкнём. Ты упадёшь и притворишься мёртвым, а мы тебе подыграем.
— Пойдёт, – сказал я, и мы стали ждать.
Вскоре, появились девчонки, а Максим с Юркой меня толкнули. Я, сорвавшись с веток, так натурально упал на спину, что не только девчонки, но и сами пацаны, наверное, поверили в мою неминуемую смерть. Я до сих пор удивляюсь, как тогда ничего себе не сломал.
— Лёшка, вставай! – крикнул Юрка.
Я лежал не шелохнувшись, вполглаза наблюдая за происходящим. Максим, спрыгнув с ветки, стал меня тормошить, призывая подняться, а потом всем объявил:
— Да он не дышит…
— И пульса нет, — вторил Максиму, перепуганный Юрка.
Что делать будем? Нужно скорую вызывать, — предложил Серёга.
— Ага, ты ещё в милицию позвони, – цыкнул на него Максим.
Надька, самая старшая из девчонок, подбежала ко мне. Стала щупать мой живот. Тут я, закрывши глаза, насколько мог задержал дыхание.
— Наташка, Олька, он правда не дышит! – проревела она и со всех ног побежала к дому моего деда. Олька и Наташка, визжа, кинулись следом за ней.
Пацаны стали свистеть и кричать им, чтобы те вернулись, да куда там! А я лежу и думаю: ну, всё, приплыли!
Природа изнывала от июльского зноя. Был полдень. Дед мой, вероятно дремал. И можно было себе представить, как он тогда спросонок испугался, влетевшего в дом девчачьего роя, сообщившего ему, что Лёшка – умер…
Минутой позже я уже видел, грузного, в одних семейных трусах мчавшегося ко мне деда и понимал, что сейчас я чудным образом воскресну, но как жить-то теперь… И эта мысль наводила на меня ужас похлеще, чем на девчонок наша разудалая шуточка.
Дед, подхватив меня на руки, горестно запричитал:
— Лёнька, внучок… Да как же так-то?..
Тут я открыл глаза и сказал:
— Дед, ты чо?
Бледный и без того дед, побледнел ещё больше и лицом стал похож на только что выбеленную печь. Но надо отдать ему должное, сориентировался быстро, больно ухватил меня за ухо и прищурившись, прорычал:
— Чтоб я тебя месяц в своём переулке не видал…
В следующее мгновение, я был дома. Мне было стыдно и очень жалко, горячо любимого деда Юру, который, вскоре, отошёл сердцем и уже через неделю смилостивился, позволив мне снова играть с ребятами у себя в переулке.