Сцена из пьесы "На пороге ада"

За столом в приемной сидит дежурный Бес. Бросает кости от скуки. С грохотом открывается дверь. Задняя нога с круглым копытом осторожно шарит по ступенькам в поисках опоры.

Бес: Ты это чего кормой идешь, Круглокопытный? Рога в проем не лезут?

Копыто находит опору. К-К начинает пробираться спиной в дверной проем. Передними копытами он тащит большой мешок.

Бес: Алле! Здесь не мусоросжигательный завод.

К-К оставляет мешок на пороге. Сам садится на ступеньки. С трудом поднимает голову с маленькими рожками.

К-К: Во-первых, не круглокопытный, саркастичный ты наш! А дьявольский агент 2К. Я же не называю тебя куцерылым. Давай не забывать на работе о корпоративной этике. Не в козла ведь режемся в подворотне. А, во-вторых, не мусор это в мешке.

Бес: (достает журнал для регистрации доставленных грузов) Что за доставка? Откуда? Мне сменщик ничего не передавал.

К-К: Не доставка, ответственный ты наш. Там бабулька на ладан дышит… Чур меня. Скоро отойдет. Я решил на опережение сработать.

Бес: Не много ли чести? Ты уверен, что она наш клиент?

К-К: Знаешь, на земле святых нет. Один — не так подумал, другому — не то приснилось, третий тупо ничего не делал. В раю такие не нужны. Совсем не обязательно кого-то открыто гнобить, жестоко убивать, рвать на куски. Нам сойдут и обычные тунеядцы, и тихие завистники, и скрытые гомики. Во время эпидемии в храмы ходят от случая к случаю, исповедаются нерегулярно, причащаться опасаются. В такой обстановке все эти «типа безгрешные» — наши клиенты.

Бес (ехидно): Ну, ты завернул! Не пойму, чего это наш К-К до сих пор в рядовых ходит? Давно бы уж в управленцы пробился с эдаким подходом к делу.

К-К: (опускает голову, дотрагивается до рога) Не хочу. Мое место ближе к народу.

Бес: (сердится) Где это ты таких слов нахватался? Что за пропаганда?

К-К: Обижаешь, начальственный ты наш. Это не я, это граф Лев Толстой сказал. Гордость наша, наш добровольный поселенец. Его с почетом сам Дьявол у реки встречал. Апартаменты личные выделил.

Бес: (ухмыляется) А-а-а-а! Это те, в которых то канализацию рвет, то штукатурка с потолка отваливается…

К-К: Ну, на эти проблемы по-разному можно посмотреть, узколобый ты наш. У кого-то на пороге куча навоза, а кому-то просто «лошадка приходила». Граф никогда к роскоши не стремился.

Бес: (раздраженно) Ладно, понял я все про твоего кумира. Эта-то в мешке долго еще на ладан… Чур меня… дышать будет. Регистрацию задерживает.

К-К осторожно копытом пинает мешок. Раздается стон.

Бес (достает журнал вновь прибывших): Ну что, отошла? Пишем?

К-К (наклоняется к мешку, прислушивается): Нет погоди. Что-то шепчет из Достоевского.

Бес: (всплескивает передними конечностями) Ей из Библии в пору читать… Чур меня… А она из Достоевского. Это что за инакомыслие?

К-К: (пафосно) Не скажи, нетерпеливый ты наш. Достоевский может покруче Библии для простых смертных будет.

Бес: (встает в негодовании) Что несешь! Силу Библии каждый из нас на своей шкуре испытал. А Достоевский уже не один десяток лет все еще на первом круге в чан с дерьмом ныряет. Одна ему заслуга – номер чана козырный «21-но черное». Это единственное, что он при жизни заработал.

К-К: Успокойся, раздражительный ты наш. Я силу Библии не принижаю. Сам не раз в прах ею был обращен. Еле-еле собирался потом. Но Библию мало кто умеет читать, больно сложным языком она написана. Да и написана, ой, как давно. А перечитывают писание только особо Приверженные. Опять же, написана она самыми Приверженными.

А вот Достоевский другое дело. Слог простой, темы актуальные, написано с подтекстом. От того и читается не по разу, не по два. Иначе до сути не покопаться. И тот, кто пишет, автор значит, все грехи через себя пропустил. Можно сказать от первого лица излагает. Это тебе не о библейских чудесах читать, которые описаны теми, кто их не видел.

Нынче мы, черти из дьявольской разведки, к тем, кто Достоевским увлекается со стуком входим, боясь, что они просветлились и силу Божественную… Чур меня… почерпнули. О как!

Бес: (с ухмылкой) Ты еще скажи, что автор тем самым искупил и теперь, минуя оставшиеся шесть кругов, переместится в рай… Ха-ха!

К-К: (качает головой) Эх, глумливый ты наш… Конечно, нет. Он человек. А книги его своей жизнью живут. Но на месте нашего Главнейшего я бы все-таки послабление автору дал, распорядился над чаном пореже палашом махать.

Мешок начинает зашевелиться и ползти на выход. Бес и К-К вскакивают. Но замирают на месте. Из мешка отчетливо раздается голос.

Женский голос: (цитирует из «Преступления и наказания»): Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого”.

К-К: (присаживается рядом с шевелящимся мешком): Ползи, бабушка, ползи. Может, и доползешь до рая.

Бес (яростно кричит): Что раскис? Хватай! Уйдет!

К-К: (не двигается с места): Им там на земле путевки в рай раздают. Только они Библию без должного внимания читали. Может, хоть у Достоевского увидят, у него прямым текстом написано, что сейчас делать нужно: “Поди сейчас, сию же минуту, стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю, которую ты осквернил, а потом поклонись всему свету, на все четыре стороны, и скажи всем, вслух: “Я убил!” Тогда Бог опять тебе жизни пошлет”. Пандемия – это время покаяться за свои грехи. И времени каждому дано предостаточно, даже тем, кому дыхание уже сперло. Дорога в рай сразу откроется, обе воротины распахнуться мгновенно. Михаил встречать выйдет, коли пора пришла землю покинуть. Или минует болезнь, еще пожить придется, но уже с повзрослевшей душой.

А люди от страха оголдело ищут спасения в прививках.

Так что ползи, родимая, может хватит сил покаяться перед последним вздохом.

Бес (удрученно): Гнать тебя надо из чертей, проповедник хренов. Рога то совсем скоро изотрутся, работать нечем будет. Надо бы доложить о твоем несоответствии. Но я коварный, я тебя на карандаш возьму, и буду шантажировать при каждом удобном случае. Как тебе такой поворот дела?

Мешок за время этой фразы исчезает в дверях.

К-К: Поживем — увидим. К тебе посетители ломятся, готовься составлять компроматы. (улыбается) Всех взятых на карандаш не запомнишь, памятливый ты наш.