Виктория, с интересом прочитала Ваше посвящение Борису Пастернаку, жизнь которого была сложной. Борис Пастернак — великий поэт, но переводить Байрона — нужно большое мастерство иметь. Успехов Вам, Виктория, в творчестве! С теплом. Людмила.
Пародия на стихотворение Павла Горбунова «Женщина прекрасна, лебедями руки!..» Домик деревянный прохудился, верно, Рвётся он, несчастный, прямо в небеса. Дребезги и дрязги, сплетни, слухи, скверну Поглотил, наверно, катится слеза. Женщина страдает, платьице комкает, Руки лебедями, губы, как наждак. И душа, как знамя, лишь тихонько старит То ли плен, то ль мука, видимо, мукА. Кожа зеленеет, словно бы оливки. И с высокой шеей мёрзнет там одна. В колесе Вселенной рыцарь скачет дикий, Чтоб она очнулась, вспряла у окна.
Пародия на стихотворение «Зимою мёрз собачий нос»… Виталия Ворона. Собака не кусается, Её мороз кусает. Вяжу ей шапку; валенок Для лапок не хватает.
Прошу я шерсти, хоть клочок, Чтобы связать носки ей. Виляет хвостиком щенок И гавкает умильней.
Смотри, не рви свои носки: На две пары не хватит. Бывают в мире чудаки, Что пишут по-собачьи.
Второй вариант. У собаки мёрзнет нос. Я вяжу ей шапку. Чтобы счастлив был мой пёс И носил ушанку. Говорю: дай шерсти мне, Я свяжу носочки. «Не баран — я, бе не ме» — Гавкнул пёс, и точка.
Да. Мне очень не нравятся люди, ругающие молодёжь и сетующие на жизнь. Поэтому мой персонаж получился резко отрицательный. Но если бы старушке помогли донести сетку, то, вероятно, её настроение бы изменилось в лучшую сторону.
Руки матери, Мне приятные, Чистота есть в них, Не запятнаны. Беззаветные, Чуть обветрены. Незлобивые И любимые. Вспоминала я Руки матери И, печальная, Горько плакала.
Я люблю, друзья, Руки нежные, Руки сильные, В синих жилочках. Руки женские, Руки тонкие, Тоже нежные Для ребёночка. Руки матери. Руки Ангела, Пальцы длинные, Очи дивные. Крылья белые, Как у лебедя, Шеи длинные, Лебединые. Руки старые, Руки добрые, Скрыта тайна в них: Сердце трогают. И люблю, друзья, Руки детские, Руки чистые, В сердце — искренность. Как любила я, Сердцу милые, Очи дивные, Пальцы длинные…
Есть любовь на земле, Как звезда на челе. Светит в наших сердцах. В небесах и в глазах. В ней — и радость, и грусть, Завещал Иисус Всех любить и жалеть На печальной земле. Пусть печальна земля, Но грустили мы зря: Золотистой зарёй Свет любви неземной. Вдалеке уж давно Всё не гаснет окно. И любовь на земле Полыхает во мгле. Средь людей дорогих Мною очень любим Кареглазый мой сын, Дорогой Михаил. Я люблю озорных, Чистых, милых детей, И глаза, что грустны, Доброй мамы моей. Позабыть мне нельзя И отца честный взгляд, И улыбку его, И большую любовь. Хризантем голубых Лепестков лёгкий дым, И небесные сны — Золотой Херувим. Ночь; не видно ни зги. Мысли все о сынке. А окно всё горит В небесах вдалеке. Наяву, не во сне И люблю, и живу. Ничего нет сильней Доброты верных рук.
С уважением.
С уважением. Успехов!
С теплом. Людмила.
Домик деревянный прохудился, верно,
Рвётся он, несчастный, прямо в небеса.
Дребезги и дрязги, сплетни, слухи, скверну
Поглотил, наверно, катится слеза.
Женщина страдает, платьице комкает,
Руки лебедями, губы, как наждак.
И душа, как знамя, лишь тихонько старит
То ли плен, то ль мука, видимо, мукА.
Кожа зеленеет, словно бы оливки.
И с высокой шеей мёрзнет там одна.
В колесе Вселенной рыцарь скачет дикий,
Чтоб она очнулась, вспряла у окна.
Собака не кусается,
Её мороз кусает.
Вяжу ей шапку; валенок
Для лапок не хватает.
Прошу я шерсти, хоть клочок,
Чтобы связать носки ей.
Виляет хвостиком щенок
И гавкает умильней.
Смотри, не рви свои носки:
На две пары не хватит.
Бывают в мире чудаки,
Что пишут по-собачьи.
Второй вариант.
У собаки мёрзнет нос.
Я вяжу ей шапку.
Чтобы счастлив был мой пёс
И носил ушанку.
Говорю: дай шерсти мне,
Я свяжу носочки.
«Не баран — я, бе не ме» — Гавкнул пёс, и точка.
Всё, как в тумане,
В дыму сигаретном
За синим краем,
За птицей ветренной.
Столиком станет
Квадрат Малевича,
А запятая — Точкой во времени.
Столик — в сарае,
Но нет там Алисы.
Есть запятая,
Что выходы ищет.
Не виден кролик
В сарае запертом.
Кролик — на воле
За далью-дальнею.
Бежит с часами,
Страшно взволнованный,
Прочь от сарая
К автору новому.
Сидит в субботний, летний день
Старушечка с тяжёлой сеткой, и
Детей ругает за их лень.
Помочь ей, вероятно, некому,
И белый свет уже не мил.
Ругает девочку на «велике»,
Что не туда она рулит.
Всё ей плохим, несносным кажется:
И дети, и несчастный кот,
И солнце, что вот-вот покажется,
Из туч покажется вот-вот.
Тут дело, видимо, в характере:
Характер скверный у неё.
И летний день её не радует.
Злая на всех, злая на всё.
Мне приятные,
Чистота есть в них,
Не запятнаны.
Беззаветные,
Чуть обветрены.
Незлобивые
И любимые.
Вспоминала я
Руки матери
И, печальная,
Горько плакала.
Руки нежные,
Руки сильные,
В синих жилочках.
Руки женские,
Руки тонкие,
Тоже нежные
Для ребёночка.
Руки матери.
Руки Ангела,
Пальцы длинные,
Очи дивные.
Крылья белые,
Как у лебедя,
Шеи длинные,
Лебединые.
Руки старые,
Руки добрые,
Скрыта тайна в них:
Сердце трогают.
И люблю, друзья,
Руки детские,
Руки чистые,
В сердце — искренность.
Как любила я,
Сердцу милые,
Очи дивные,
Пальцы длинные…
Как звезда на челе.
Светит в наших сердцах.
В небесах и в глазах.
В ней — и радость, и грусть,
Завещал Иисус
Всех любить и жалеть
На печальной земле.
Пусть печальна земля,
Но грустили мы зря:
Золотистой зарёй
Свет любви неземной.
Вдалеке уж давно
Всё не гаснет окно.
И любовь на земле
Полыхает во мгле.
Средь людей дорогих
Мною очень любим
Кареглазый мой сын,
Дорогой Михаил.
Я люблю озорных,
Чистых, милых детей,
И глаза, что грустны,
Доброй мамы моей.
Позабыть мне нельзя
И отца честный взгляд,
И улыбку его,
И большую любовь.
Хризантем голубых
Лепестков лёгкий дым,
И небесные сны — Золотой Херувим.
Ночь; не видно ни зги.
Мысли все о сынке.
А окно всё горит
В небесах вдалеке.
Наяву, не во сне
И люблю, и живу.
Ничего нет сильней
Доброты верных рук.