Его звали Антон. Просто Антон, без фамилии и отчества. Откуда он появился на нашей улице, никто толком не знал. Ходили слухи о каком-то его темном прошлом, но люди любят напускать туман на неизвестность. Он поселился на нашей улице, купив небольшой дом. Дети всегда по-своему оценивают любое новшество, отсюда конфликты с предыдущим поколением. Странно, что взрослые не хотели, чтобы мы с ним водились, но сами уважали Антона, охотно беседовали с ним и, что самое главное – спокойно давали ему в долг. Во время нашей юности такое отношение к человеку имело большое значение, ибо каждая копейка в семье была на счету. Чем же он интересовал окружающих и нас мальчишек? Мне он казался кем-то потусторонним — выходцем с того света. Я не знаю, почему меня не оставляла такая мысль, но она присутствовала постоянно. Во взгляде его было некое загадочное пространство. Сначала взгляд, а в его пространстве находились люди, предметы, на которые он смотрел. Пространство у него было свое, а в нем сквозь свои звуки и лица он ловил наше присутствие рядом. Где накопил он этот мысленный объём, мы не знали, но осязали его. Скорее всего, мы и общались с этим пространством, а вовсе не с ним самим. Мы любили находиться рядом с ним, хотя он редко что-либо рассказывал, а только помогал своим присутствием говорить нам. О чем же мы говорили? Вовсе даже не о поэзии. Но она была. Она жила в пространстве, к которому мы обращались. Со стороны все это могло показаться странным. Мальчишки разговаривали между собой, а между ними находился взрослый человек, почти не говоривший слов, но между тем весь разговор предназначался ему. Дети первыми понимают значение личности. Они еще не наделены жизненным опытом и потому ошибаются редко. Антон часто куда-то исчезал. Видимо, уезжал на работу. Мы не то чтобы скучали о нем, просто без него нам не хотелось разговаривать между собой. Возвращаясь домой, Антон пускался в загул. Пил сам, угощал других. Напившись, он не ругался, не буянил, а только тоскливо глядел в свое же незримое пространство. Что видел он перед собой? Какие неудавшиеся мечты всплывали в его памяти? Я много раз наблюдал за ним в минуты его полного отчуждения. Мне было жаль его. Он казался отверженным в мире добра, и зла тоже, обрывком какой-то жизни. Жизни никому неведомой и потому загадочной. Он мог часами сидеть на скамейке у своего дома, глядя в себя. Но этот взгляд отнюдь не был взглядом помешавшегося умом пьяницы. В этом взгляде жила мысль. Это пугало. Но это был страх, свойственный всем людям, страх неизвестности, в которую хочется идти. И мальчишки шли, невзирая на недовольство отцов. Угрозы угрозами, но мы частенько видели самих отцов, оживленно беседующих в присутствии Антона. После этих их дискуссий у Антона мы – мальчишки несколько дней были свободны от отцовских окриков и наказаний. Отцы даже как-то совсем по-другому разговаривали с нами, как бы сочувственно, что ли. Приходили люди с других улиц и даже женщины о чём-то толковали с ним… Отдалившись теперь на расстояние прожитых лет, я все равно не могу понять этого влияния, оказываемого присутствием Антона, всего лишь присутствием, на окружающих его людей. Люди не то чтобы добрели, они становились задумчивее. Я не помню ни одного слова, сказанного им. Почему? Потому что слова не были важны, важно было само его присутствие. Антон умер неожиданно. Как и появился. Приехали его родственники, началась суета, какие-то тяжбы между ними. Это меня и моих сверстников мало интересовало. Мы ощутили пустоту. Пустоту наших разговоров. Никчемность отчаянного вранья, которое некому стало выслушать. Я смотрел на лежащего в гробу Антона, думая, что именно теперь он ушел туда, откуда пришел к нам. Он был видением, которому доверяли мысли, чтобы он передал их туда, откуда пришел. Куда, никто не знал. Да и зачем? Мысли, высказанные пространству, тоже мысли, но без всяких последствий, что иногда очень важно. Антон был прибежищем этих мыслей, духовным отцом, который, принимая исповеди, сохранял их тайну. К нему приносили свои неудачи, и он принимал их, плюсовал к своим, как бы отправлял грехи. Люди становились светлее, отдав ему свое темное, гнетущее душу. Он собирал всё. Собирал безвозвратно. И вот он умер, унося с собой бремя своих и чужих неудач, унося от нас мелочность и злость. Я смотрел на людей, провожающих Антона в последний путь и видел в их глазах благодарность за унесенный им, забранный у них, тяжкий груз. Мне казалось, что этот человек специально и приходил за всем этим, а теперь с чувством исполненного долга отправился к себе. Он был выходцем с того света, где еще живут люди, верящие в доброту людей. Наверное, таким и должно быть пришествие. Доброе пришествие. Вспомнилось и рас сказалось 25.08. 2021.
Его звали Антон. Просто Антон, без фамилии и отчества. Откуда он появился на нашей улице, никто толком не знал. Ходили слухи о каком-то его темном прошлом, но люди любят напускать туман на неизвестность. Он поселился на нашей улице, купив небольшой дом. Дети всегда по-своему оценивают любое новшество, отсюда конфликты с предыдущим поколением. Странно, что взрослые не хотели, чтобы мы с ним водились, но сами уважали Антона, охотно беседовали с ним и, что самое главное – спокойно давали ему в долг. Во время нашей юности такое отношение к человеку имело большое значение, ибо каждая копейка в семье была на счету. Чем же он интересовал окружающих и нас мальчишек? Мне он казался кем-то потусторонним — выходцем с того света. Я не знаю, почему меня не оставляла такая мысль, но она присутствовала постоянно. Во взгляде его было некое загадочное пространство. Сначала взгляд, а в его пространстве находились люди, предметы, на которые он смотрел. Пространство у него было свое, а в нем сквозь свои звуки и лица он ловил наше присутствие рядом. Где накопил он этот мысленный объём, мы не знали, но осязали его. Скорее всего, мы и общались с этим пространством, а вовсе не с ним самим. Мы любили находиться рядом с ним, хотя он редко что-либо рассказывал, а только помогал своим присутствием говорить нам. О чем же мы говорили? Вовсе даже не о поэзии. Но она была. Она жила в пространстве, к которому мы обращались. Со стороны все это могло показаться странным. Мальчишки разговаривали между собой, а между ними находился взрослый человек, почти не говоривший слов, но между тем весь разговор предназначался ему. Дети первыми понимают значение личности. Они еще не наделены жизненным опытом и потому ошибаются редко.
Антон часто куда-то исчезал. Видимо, уезжал на работу. Мы не то чтобы скучали о нем, просто без него нам не хотелось разговаривать между собой. Возвращаясь домой, Антон пускался в загул. Пил сам, угощал других. Напившись, он не ругался, не буянил, а только тоскливо глядел в свое же незримое пространство. Что видел он перед собой? Какие неудавшиеся мечты всплывали в его памяти? Я много раз наблюдал за ним в минуты его полного отчуждения. Мне было жаль его. Он казался отверженным в мире добра, и зла тоже, обрывком какой-то жизни. Жизни никому неведомой и потому загадочной. Он мог часами сидеть на скамейке у своего дома, глядя в себя. Но этот взгляд отнюдь не был взглядом помешавшегося умом пьяницы. В этом взгляде жила мысль. Это пугало. Но это был страх, свойственный всем людям, страх неизвестности, в которую хочется идти. И мальчишки шли, невзирая на недовольство отцов. Угрозы угрозами, но мы частенько видели самих отцов, оживленно беседующих в присутствии Антона. После этих их дискуссий у Антона мы – мальчишки несколько дней были свободны от отцовских окриков и наказаний. Отцы даже как-то совсем по-другому разговаривали с нами, как бы сочувственно, что ли. Приходили люди с других улиц и даже женщины о чём-то толковали с ним…
Отдалившись теперь на расстояние прожитых лет, я все равно не могу понять этого влияния, оказываемого присутствием Антона, всего лишь присутствием, на окружающих его людей. Люди не то чтобы добрели, они становились задумчивее. Я не помню ни одного слова, сказанного им. Почему? Потому что слова не были важны, важно было само его присутствие.
Антон умер неожиданно. Как и появился. Приехали его родственники, началась суета, какие-то тяжбы между ними. Это меня и моих сверстников мало интересовало. Мы ощутили пустоту. Пустоту наших разговоров. Никчемность отчаянного вранья, которое некому стало выслушать. Я смотрел на лежащего в гробу Антона, думая, что именно теперь он ушел туда, откуда пришел к нам. Он был видением, которому доверяли мысли, чтобы он передал их туда, откуда пришел. Куда, никто не знал. Да и зачем? Мысли, высказанные пространству, тоже мысли, но без всяких последствий, что иногда очень важно. Антон был прибежищем этих мыслей, духовным отцом, который, принимая исповеди, сохранял их тайну. К нему приносили свои неудачи, и он принимал их, плюсовал к своим, как бы отправлял грехи. Люди становились светлее, отдав ему свое темное, гнетущее душу. Он собирал всё. Собирал безвозвратно. И вот он умер, унося с собой бремя своих и чужих неудач, унося от нас мелочность и злость. Я смотрел на людей, провожающих Антона в последний путь и видел в их глазах благодарность за унесенный им, забранный у них, тяжкий груз. Мне казалось, что этот человек специально и приходил за всем этим, а теперь с чувством исполненного долга отправился к себе. Он был выходцем с того света, где еще живут люди, верящие в доброту людей. Наверное, таким и должно быть пришествие. Доброе пришествие.
Вспомнилось и рас сказалось 25.08. 2021.