Судный день «Энтерпрайза».
Атомный многоцелевой авианосец «Энтерпрайз» (USS Enterprise, CVN-65) вошел в боевой состав американских военно-морских сил 25 ноября 1961 года и стал первым в мире надводным боевым кораблем с атомной главной энергетической установкой.
Знаменит этот плавучий бандит тем, что был неоднократно торпедирован советскими подлодками: в 1969 году К-10 675-го проекта, командир — капитан 2 ранга Николай Тарасович Иванов, и ровно через десять лет в 1979 году Б-88 611-го проекта, командир — капитан 3 ранга Федор Иванович Гнатусин. Но давайте не спеша, по порядку.
Во время своего первого плавания «Энтерпрайз» совершил заход в военно-морскую базу Гуантанамо, расположенную на Кубе. Ибо демонстрация военно-морской мощи своим потенциальным противникам является неотъемлемым элементом внешней политики Вашингтона. Анализ результатов этих испытаний и проверок подтвердил — военно-политическое проектирование и ввод в боевой состав флота крупнотоннажного боевого корабля с атомной энергоустановкой полностью себя оправдали. Боевые качества атомохода поражали, причем реальность превзошла ожидания многих американских военно-морских специалистов, а скептики были громогласно повержены ниц. Интерес к новому американскому «чудо-оружию» был столь высок, что буквально через несколько дней после возвращения «Энтерпрайза» в свою родную базу Норфолк корабль посетила целая кавалькада высокопоставленных военных и правительственных чиновников, включая президента Джона Ф.; Кеннеди. Появилась новое поколение техники устрашения непокорных американским бандитам народов. Вавилонская Блудница США жаждала побыстрее испытать его в действии.
И вот в октябре 1965 года авианосец «Энтерпрайз» был включен в состав 7-го оперативного флота ВМС США. После чего совершил переход к берегам своевольного Вьетнама и уже 2 декабря 1965 года получил боевое крещение. В тот день самолеты из состава корабельного авиакрыла «Энтерпрайза» совершили 125 боевых вылетов и нанесли огневые удары по сражающемуся с агрессором вьетнамскому народу.
Высокая напряженность, с которой действовала американская авианосная авиация во Вьетнаме привела к высоким потерям — по некоторым данным, по 10–15 самолетов в сутки. Но потери были и не от средств ПВО противника. Возмездие настигало бандитов и на переходах, даже недалеко от своих баз. В условиях фактического отсутствия прямого огневого воздействия противника на американские авианосцы несколько кораблей получили весьма серьезные повреждения в результате пожаров, коих на авианосцах ВМС США в период 1965–73 годов случилось 51, в том числе 19 крупных.
В январе 1969 года атомный авианосец «Энтерпрайз» отправился на очередную боевую службу к берегам Вьетнама. На маршруте следования в районе Гавайских островов кораблю предстояло пройти ежегодную проверку боевой готовности. В ВМС США она именуется «Operational Readiness Inspection» и является фактически последним рубежом, который необходимо преодолеть боевому кораблю перед тем, как он приступит к решению задач боевой службы. Однако на этот раз последний рубеж едва действительно не стал самым последним в истории атомохода.
Самолеты дальней воздушной разведки Ту-95РЦ из состава 867 отдельного дальнеразведывательного авиационного полка ТОФ базирующегося на аэродроме Хороль, своевременно обнаружили выход американской АУГ. Командующий ТОФ адмирал Н.Н.Амелько предложил перехватить АУГ в самом неожиданном для американцев месте.
Подходящего исполнителя нашли быстро. Это была атомная субмарина первого поколения К-10.
Когда капитан второго ранга Николай Тарасович Иванов получил приказ выйти на перехват американской АУГ, он почувствовал себя как один из персонажей сказки «Конек-Горбунок», которому царь дал заведомо невыполнимое задание.
– Хотя Иванушке было легче, – говорил впоследствии контр-адмирал в отставке Николай Тарасович Иванов, – в его распоряжении был шустрый и безшумный Конёк. У меня же атомоход К-10 – самая шумная из всех атомных субмарин первого поколения. Подводники прозвали эти подлодки «ревущая корова». И это притом, что по другую сторону «фронта» были американские гидроакустики, чья аппаратура позволяла засекать за сто миль любую подводную цель. Тем более такую, как атомоход К-10.
Капитан второго ранга Иванов не мог знать тогда, что уже два года как Пентагон с одобрения президента США разрешил командирам АУГ уничтожать в мирное время советские подлодки, обнаруженные в радиусе ста миль от «Энтерпрайза»…
Голову, однако, Иванов вешать не стал, хотя общий взгляд на ситуацию не внушал оптимизма. Чтобы выйти на перехват отряда быстроходных атомных кораблей, надо было преодолеть около 800 миль (более полутора тысяч километров). На такой дистанции любое, даже самое незначительное, отклонение цели от своего главного курса на один градус или небольшое изменение скорости приводило к смещению точки встречи на десятки миль, а площадь района нахождения цели превышала полмиллиона квадратных миль. Тем более что данные о первоначальных координатах цели, переданные воздушной разведкой, уже устарели. А уточнить их не было ни малейшей возможности. Над Тихим океаном бушевал шторм, и погода была стопроцентно нелетной.
И все же отчаянный командир К-10 решился на погоню.
– Я надеялся, что посылки американских гидролокаторов мы услышим миль за сто и точно наведёмся на них, – вспоминает Иванов.
Но был еще один риск – чтобы перехватить американскую эскадру, надо было в течение полутора суток идти на максимальных скоростях. А это предельное напряжение всех механизмов в условиях, когда любая авария может стать фатальной. И все же К-10 летела на перехват на максимальных 28-и узлах.
У Иванова был свой расчет. В нужный район надвигался мощный тайфун «Диана». А это значило то, что противолодочные самолеты в воздух не поднимутся. Так оно и вышло.
К вечеру небо расцветилось удивительно красивыми красками. Командир не ошибся: по видимым признакам тайфун шел прямо на район нахождения лодки. В эфире радиоголоса слабели: все плавающее и летающее почтительно расступалось перед грозным явлением, уходя прочь из полосы движения «Дианы». А наверху - это чувствовалось - разверзся ад. Лодку мотало, как огромный маятник. Указатели кренометров угрожающе раскачивались.
В лодке укачались все, даже механик и боцман. Мореплаватели поминутно бегали к кандейкам и изрыгали зеленоватую слизь. Ходовые вахты у приборов неслись полулежа. Переносить качку в тесных и душных корабельных рубках было очень тяжело. А каково же было тем, кто находился наверху, на вздыбленных волнах? Американские командиры буквально голосили в эфире, сообщая флагману о том, как тайфун калечит их корабли. Все это советские радисты услышали в эфире, как и то, что американцы резко понизили скорость движения, а значит, то же самое должна была сделать и русская субмарина.
Командир чувствовал: команду надо расшевелить, "поднять". И дал команду — выдать на отсечные бачки, в старшинскую и офицерскую кают-компании все лучшее, что есть в провизионке. Есть от пуза. Транслировать по отсекам музыкальные записи, любые, от душещипательных до фривольных. На заказ из отсеков.
Кроме вахты, "господа-офицеры" собраны в кают-компанию. С полотенцами, в "разовых" трусах и майках. Командир оглядел присутствующих: обтянутые скулы, бледно-зеленые лица.
— Ну-с, дорогие товарищи. Качка качкой, жара жарой, а жить надо. Предлагаю товарищеский ужин, без всяких условностей и церемоний. Хозяинуем сами. Как вы понимаете, наш вестовой укачамшись. Поэтому открывайте все сами, кто и что захочет. Для ясности: крепкого не будет. Можете рассказывать байки. Любые. Вплоть до похабных.
Офицеры подсаживались, жались друг к другу, поглядывали на командира:
не сбрендил ли?
- Чего молчите? Тогда, с вашего разрешения, начну морскую травлю я.
Если неинтересно, кто-нибудь покашляйте. Уговор?
— Уговор, — помалу зашевелились будущие флотоводцы.
— Ну, значит, я первый, — приподнял мускат на полстакана командир.
— За наше благополучное плавание. За наш поход. А расскажу я вам курсантскую байку, из истории нашего училища. Наш курс был маленький, за вольность духа прозван "бандой Олейника", а перед нами был втрое больший, прозванный "китайским". И была в одной из рот этого "китайского" курса знаменитость — комроты капитан Бондаренко. Из тех кадровых служак, кто оплавился в окопах Сталинграда и до того стал упертый, что и противотанковой гранатой не своротишь. И, дотянув до ротного, гнул по-своему, когда и война давно закончилась. И стал ходячей легендой за свои служебные чудачества. Стоит Бондаренко дежурным по училищу. А втыкали его за службистскую безотказность в дежурство на все "круглые даты". Стоит под праздник и к ночи докладывает на квартиру начальнику училища: "Товарыщ капытан первого рангу. Докпадаю — усэ в порадки. Тильки тры пьяных буки избилы двух веди".
— Что? Что? Не пойму, повторите.
"Докладаю — тры пьяных буки избилы двух веди". Это он военную тайну соблюдал. Означало - три курсанта второго, то есть нашего, курса избили двоих курсантов третьего курса.
Рота капитана Бондаренко размещалась этажом ниже. И мы после поверки перед отходом ко сну всегда потешались, глядя на цирк у соседей. Крепко уважал капитан Бондаренко вечерние поверки. Длились в его роте они по полтора-два часа. За что курсачи люто ненавидели ротного.
Такая картинка: стоит рота, перед строем ходит Бондаренко. Смотрит в пол. Сосредоточенно смотрит. А из задних рядов строя — "дурак", "идиот"...
Бондаренко голоса на цвет не различал, но слух имел.
- От тут казалы "идиот". Хто казав? Два шага уперэд! Ага, нету! Немае таких!.. А бачитэ, шо за оскорблению начальника? Пры сполнении! Ага, нэ знаетэ! - строго оглядывал он шеренгу. - Положено десьят суток арэсту! Строгого режиму! Старшина, принэсть Дисциплинарный устав!
Старшина роты, из старых флотских мореманов, которому все это до чертиков надоело, уходил в канцелярию и, выкурив там беломорину, возвращался и докладывал:
— Разрешите доложить? Не нашел. Нет устава.
- Як нет устава? — от удивления Бондаренковы брови ползли вверх. — Должен быть!
— Разрешите доложить? Наверно, кто-то украл. Вернее, спер...
— Як спэр? Тэ ж казенно имущество! — удивление комроты переходило в негодование. — За тэ ж под трыбунал! Хто взяв?
Строй не сознавался. Из строя по-прежнему неслось: "идиот", "пяхота"...
Бондаренко продолжал шагать перед строем:
— Ходют слухи, шо капитан Бондаренко — идиот… И, подняв вверх палец:
— Уточняю! Капитан Бондаренко — не идиот! И продолжал невозмутимо вышагивать перед строем. И вдруг становился во фрунт, прикладывал руку к головному убору и прикрикивал, набрав в грудь воздуха:
- Для сплочения коллективу, ура! Из строя неслась разноголосица:
"Ур-раДур-рак!.."
Кают-компания сдержанно посмеялась. Настроение, однако, размягчалось. И глубинное раскачивание, и липкая духота не казались уже такими изматывающими.
— Ну, старпом, твоя очередь.
— Вы уж лучше еще что-нибудь. Вместо меня, — заскромничал Халваныч.
- Ну, что еще? Старпом отдал мне свою очередь. Ладно, расскажу про подгот. Для сведения, в 1944 году поступил я воспитанником в Горьковское военно-морское подготовительное училище. Были мы в основном из беспризорников, подобранных на дорогах войны. Был такой приказ Сталина: мальчишек-детей фронтовиков направлять в такие училища. В таком оказался в неполные 15 лет и я, хотя о море не имел ни малейшего представления. Но не об этом байка. Был у нас командиром курса некто капитан 2 ранга Кузькин. До войны командовал эсминцем на Черноморском флоте и в 1939 году умудрился посадить корабль на камни. Не верьте, что все тогда попадали на Воркуту или Колыму. Тогда придумывали египетские казни пострашнее. И приговорили Кузькину — платить ему стоимость аварии сполна. Тысяч, наверное, двести. А чтоб мог платить, служить Кузькину в доблестном флоте и дальше! Ну, ясно, что платил бы он лет двести и его потомство до восьмого колена. С тем и застала его война. Задвинули Кузькина в тыловые эшелоны да и забыли о нем. И вот на почве бесконечных удержаний Кузькин слегка того, чокнулся. Но службу тянул. Особой страстью капдва Кузькина было сбережение социалистического имущества. Любил командир курса копаться в свалках на хоздворе. И когда на уроках мы видели в окна, что комкурса с крюком проследовал к мусорной куче, уже знали - будет построение по тревоге. Найдя в мусоре рваный ботинок, Кузькин немедленно строил курс, носил находку перед строем и гневно обличал курсантов в преступном отношении к социмуществу.
А мы в то время только что приняли присягу и получили право на увольнение в город. Ходит Кузькин перед строем увольняемых. Придраться не к чему. Все по уставу. И начинает инструктаж, как вести себя в увольнении:
- Вот вы, товарищ курсант, идете по городу. А навстречу вам
проститутка. Ваши действия? — тычет он в ближайшего курсантика.
Получив такую вводную, пятнадцатилетний вояка хлопает лопухами, разевает рот и таращит глаза. И хватает воздух.
— Повторяю вопрос, - строго вопрошает Кузькин. - Навстречу вам идет проститутка. И виляет бедрами. И охмуряет! И охмуряет! Ваши действия?
Лопух молчит.
- А ваши действия, товарищ курсант, должны быть: стать во фрунт, приложить руку к головному убору и произнесть: "Никак нет, товарищ проститутка! Я — честный курсант! И не позволю! Не позволю! И кругом! Шагом марш! И доложить по команде!..
Ну, ясно, после такого инструктажа мы рьяно рассматривали всех встречных женщин: эта? А может, вот эта? И страшно хотелось, чтобы нас поохмуряли...
Мало-помалу офицеры ожили, пошли байки.
Когда же явно обозначился "выдох" морской травли, командир закруглил:
- Ну, господа-офицеры, продувка макарон кончилась.
Старпомом. Покажи парням, как играют в особый вид морского козла - в "шпоньку". Этой игрой мы отмечали важные события в походах: шпонька штормовая, шпонька курильская. Умственное развитие гарантирую. Кто свободен от вахты, рекомендую. Замполит, прояви инициативу. А мне — в центральный...
Время текло, невзирая на невыносимую духоту и качку.
К исходу третьих суток качка стала замедленно-пологой. Тайфун наверху явно уходил.
Уменьшив скорость, Иванов значительно снизил шумность турбин: шансы на незаметное подкрадывание повысились. А уже к вечеру акустики К-10 услышали в своих гидрофонах протяжные звуки – это работали гидролокаторы «Энтерпрайза», зондировавшие глубины. Иванов вышел на рубеж ракетной атаки.
Атомоходы 675-го проекта могли запускать свои крылатые ракеты только из надводного положения. Дай бог успеть выпустить последнюю ракету до того, как на тебя обрушится огненный шквал ответного удара!
Конечно, можно было бы провести ее условно, просчитать все нужные параметры, красиво нарисовать схемы, а потом представить отчеты начальству. Но ведь реальная атака была неосуществима, и если бы Иванову пришла в голову дикая мысль – всплыть и привести ракеты в боевое положение, то ураган «Диана» просто бы снес поднятые контейнеры с ракетами. А если бы и в самом деле – война?.. Так и уйти ни с чем, списав отказ от атаки на погоду? Вот тогда-то капитан второго ранга Иванов и решил выйти на дистанцию торпедного залпа! А это значит, что нужно подойти к цели намного ближе, чем при ракетном пуске.
Под прикрытием тайфуна, рискуя быть уничтоженной в случае обнаружения, «ревущая корова» прорвала кольцо охраны «короля океанов». А дальше, перейдя на режим минимальной шумности, «десятка» вышла на рубеж торпедной атаки. В торпедный автомат ввели данные о цели: курс, скорость, осадка…
В реальном морском бою торпеда с ядерным БЗО уничтожила бы не только плавучий аэродром, но и все корабли его охранения. Капитан второго ранга Иванов выполнил свое боевое предназначение, но на этом приключения подводников не кончились.
– Мы находились буквально внутри армады. «Энтерпрайз» практически накрыл нас своим днищем. Разумеется, мы находились на безопасной глубине, ни о каком столкновении не могло быть и речи, – продолжает Николай Тарасович. – Я мгновенно оценил преимущество нашего нового положения – мы находимся в мертвой зоне американских гидролокаторов, к тому же шум гребных винтов авианосца надежно прикрывает наши шумы. Мы неслышимы для кораблей охранения и невидимы для них. И я принял решение идти под «Энтерпрайзом» до тех пор, пока это возможно. Однако было опасение, что мои люди устали после дикой гонки и напряженнейшего перехода. Но тут замполит, капитан третьего ранга Виктор Агеев объявил по трансляции: «Товарищи подводники, сейчас мы находимся под днищем самого крупного американского авианосца…» И тут слышу в отсеках: «Ура!» Вот такие наши матросы, с ними нигде не пропадешь!
И они не пропали. Тринадцать часов кряду шла ракетная атомная подводная лодка под авианосцем «Энтерпрайз»! Это был высший подводный пилотаж. "У-у-ввоу! У-у-ввоу!" - мощные низкотональные посылки теперь прослушивались на корпус. Экипаж четко выдерживал безопасную глубину и курс. Несмотря на могучий шум авианосца (воду над лодкой молотили восемь гребных винтов, и выли восемь турбинных установок), акустики сумели взять пеленги на все корабли охранения.
Иванов провел еще серию торпедных атак – и по атомному крейсеру, и по атомным фрегатам, и по эсминцам. Более того, акустики записали на магнитофон характерные шумы всех кораблей АУГ. Солнышко светит, самолеты с катапульт взлетают, антенны крутятся — а стрельнуть нельзя ни разику. А как хочется влепить! Расписаться, как на Рейхстаге, только вместо надписи мелом "Здесь был кап. 2 ранга Иванов!" — дыру в два трамвая. Вот здесь бы, как раз посередке...
А этот гад — нарочно, что ли издевается? — ровно в полночь начал самолеты пускать: взлет-посадка, взлет-посадка, туда-сюда… Огоньки мигают, манят.
И капроновое терпение, наконец, не выдержало постоянного трения об ту грань между умственным и физическим трудом, которую ежедневно стирают советские подводники.
Капроновое терпение звонко лопнуло, и эхо разлетелось по всем отсекам веером команд.
Командир в сердцах звезданул кулаком по столу, разбудив закунявшего вахтенного офицера.
— Хватит, тудыть-растудыть! Торпедная атака! — И весь "Центральный" посмотрел на своего командира с восторгом.
— С учебными целями, — добавил командир, несколько охладив пыл экипажа.
— Цель — "Энтерпрайз". Ночь, однако, прямо к борту подлезем, хрен заметят.
В центральный вполз минер.
— Учебная фактически, тащ командир?
— Учебная, — подтвердил командир. — Пузырем. Пятый и шестой аппараты освободи.
И представил себе, как американские акустики, а следом за ними и все остальные наперегонки бегут на верхнюю палубу и в панике сигают за борт.
Шум воздуха, выплевываемого из торпедного аппарата, не спутаешь ни с чем, а поди, разбери — вышла вместе с воздухом торпеда или нет...
На таком-то расстоянии!
Командир потер руки, предвкушая приятное.
Держись, супостат.
Держись, лапочка.
Перископ провалился вниз, в “Центральный” ворохом посыпались доклады о готовности отсеков, и началось общекорабельное внеплановое мероприятие под волнующим названием "торпедная атака".
— Пятый и шестой аппараты — то-овсь!.. Пятый, шестой — пли!!! Имей, подлюка!
— Есть пли! — отрепетовал механик. — Воздуха не жалеть!
Шипение, бульканье, лодка слегка вздрогнула.
Через некоторое время в центральном появился неприятный запах, и все завращали носами.
Иванов, прикрыв глаза в блаженстве, представляет себе картину, происходящую сейчас наверху...
Сейчас бы еще стопочку!
Ладно.
Не выдержав, командир цедит: "На перископную глубину! Поднять перископ!"
Ну-ка, что там? Так...
Глянул в окуляры, повертел, та-ак… нашел "Энтерпрайз", и… мама!..
Нет. Не так.
— МА-МА! МАМОЧКА!!!
— Минер! Минер, ангидрид твою в перекись марганца!!!
— Здесь минер...
— Чем стрелял, румын несчастный?!
— Тащ...
— Я тебя… я… чем стрелял, фашист?!
— Ничем я не стрелял:
— Как это — ничем?!
— А так: мы эта… тут с механиком договорились, что он в момент залпа гальюны продует — звуковой эффект тот же, а заодно и гомно выкинем, две недели ж не продували, сколько можно его с собой возить:
— Сколько надо, столько и будешь возить! (минер недоумевает — почему именно я?) Пересчитать изделия!!!
— Тащ… а что случилось?
— Что случилось, что случилось… "Энтерпрайз" горит!!! Считай давай, гомнострел-умелец!
Минер пожал плечами и пошел тыкать пальцем по торпедным стеллажам: плюс в аппаратах: плюс корма. Всё на месте. Лежат, родимые. Зелёными мордами улыбаются. Загадка, однако…
О присутствии в данном районе советской субмарины командир авианосца наверняка знал, а значит, знало и все его охранение. Знал он также, что контакт с ней потерян. Это можно расценить как отрыв АУГ от лодки, но дальнее охранение — тоже подводные лодки — все равно должны были продолжать поиск. Наверняка знала о потере контакта и вся ходовая вахта авианосца. Знали, и потому смотрели в оба. И тут в лунной дорожке какой-нибудь сигнальщик видит перископ. Докладывает, разумеется, — у них за это дело крупная денежная премия, между прочим. Командование авианосца волнуется, луна прячется в облаках, и перископ скрывается (чтобы оптику в дерьме не запачкать). Все там напряженно лыбятся на воду, оповещают корабли охранения, а авианосец идет, не меняя курса, потому что самолеты заходят на посадку. Тут снова выглядывает луна, четко виден вышедший пузырь — в лунной опять же дорожке — и акустики кричат, что слышат торпедный залп… Рулевой и не выдержал, повернул, уклоняясь от "торпед", — так или иначе, советской стороне сиё точно не известно, но шедший в это время на посадку самолет не туда приземлился, врезался в стоящие наготове к взлёту.
А в перископе — картина!!! Глянем?
В результате взрыва в кормовой части авианосца возник сильный пожар, который, в свою очередь, стал причиной серии взрывов авиационных бомб и неуправляемых авиационных ракет. Бандиты начали подрываться на том, что везли в подарок свободолюбивым вьетнамцам. По собранным американской комиссией данным и свидетельствам очевидцев, в течение всего лишь 20 минут на полетной палубе атомохода произошло 18 мощных взрывов, в том числе сдетонировали восемь авиабомб калибром 500 фунтов (227 кг).
Согласно восстановленным в ходе расследования американской стороной событиям того нашего победного дня, первым взорвался боезапас на находившемся в районе кормовой части правого борта авианосца истребителе-бомбардировщике F-4 J «Фантом II» (бортовой № 103), вследствие чего в том районе возник крупный очаг возгорания. Однако через некоторое время, а именно в 8 часов 26 минут в том же районе полетной палубы «Энтерпрайза» произошел еще один мощный взрыв — его причиной стала одновременная детонация боеприпасов, подвешенных на нескольких штурмовиках А-7 B «Корсар II» и включавших 500-фунтовые авиабомбы, неуправляемые авиационные ракеты «Зуни» и более 400 снарядов калибра 20 мм для авиационных пушек самолетов. После этого командир корабля развернул «Энтерпрайз» против ветра — чтобы дым от пожара не застилал надстройку и не ограничивал обзор с ходового мостика корабля. Аварийные команды авианосца приступили к тушению очагов возгорания. Однако огонь добрался до семи стоявших неподалеку самолетов F-4 J «Фантом II», каждый из которых был вооружен управляемыми ракетами «Спарроу» класса «воздух — воздух». На четырех самолетах к тому же находились еще и по шесть авиабомб калибра 500 фунтов и по восемь 127-мм неуправляемых авиационных ракет «Зуни». Последовали новые взрывы, площадь возгорания стремительно расширилась. В итоге аварийным командам, несмотря на всю их самоотверженную работу, не удалось локализовать пожар на правом борту, и пламя перекинулось с «Фантома» с бортовым № 112 на «Фантом» с бортовым №310, стоявший на полетной палубе по левому борту. По воспоминаниям очевидцев, занятый в борьбе за живучесть корабля личный состав экипажа едва успел развернуть дополнительные средства для борьбы с огнем в районе левого борта полетной палубы, как там прогремел новый мощный взрыв. На этот раз сдетонировал боезапас находившихся там двух истребителей-бомбардировщиков «Фантом» с бортовыми №№ 105 и 106, а также топливные баки находившегося рядом самолета радиоэлектронной борьбы А-3 «Скайуорриор». В результате детонации боезапаса в бронированной полетной палубе авианосца образовались три огромные пробоины, одна из которых захватила две палубы и значительную часть борта атомохода, а в правом борту «Энтерпрайза» зияла дыра диаметром 4,5 метра – размер чётко по заказу капитана 2-го ранга Иванова. Взрыв был такой силы, что от «фантомов» не осталось даже двигателей — лишь небольшой фрагмент носовой части фюзеляжа остался лежать на полетной палубе авианосца. В огромном шаре пламени возникшего пожара погибли практически все военнослужащие, находившиеся на момент упомянутого взрыва в составе расчетов аварийных команд левого борта, а значительное количество моряков получили тяжелые ранения. Через некоторое время пламя перекинулось на ангар, где оно продолжало бушевать более трех часов — на атомном «Энтерпрайзе» творился настоящий ад. Подошедшие на помощь атомоходу эскадренный миноносец «Роджерс» (USS Rogers, DD-876), типа «Гиринг», и эскадренный миноносец УРО «Бенджамин Стоддерт» (USS Benjamin Stoddert, DDG-22), типа «Чарльз Ф.; Адамс», обрушили на горящий корабль тонны воды. Капитан Роберт Хулхерст (Captain Robert A.;Hoolhurst), руководитель учебной группы Тихоокеанского флота ВМС США и очевидец, заявил: «Тушить пожар в таких условиях было делом практически невозможным. Постоянно взрывались бомбы и другие боеприпасы, нанося потери в личном составе. Я не знаю, сколько человек были убиты или ранены в результате детонации боезапаса, но после того, как пожар был потушен, я обнаружил, что обращенная в корму часть надстройки-остова корабля буквально изрешечена осколками и шрапнелью».
Фактически волна разрушений в той или иной степени достигла уровня ватерлинии авианосца. Всего в результате аварии погибли 28 человек, получили ранения различной степени тяжести 343 человека из состава экипажа и корабельного авиакрыла «Энтерпрайза» и эсминцев «Бенджамин Стоддерт» и «Роджерс», было полностью уничтожено 15 боевых самолетов. О различном оборудовании, которое было уничтожено в пламени огромного пожара и разрушено ударными волнами мощных взрывов, и говорить не стоит. Ущерб составил миллионы долларов, плюс к тому пришлось отложить боевую службу авианосца в районе побережья Вьетнама.
Ремонт корабля, осуществлявшийся на военно-морской верфи ВМС США в Перл-Харборе, штат Гавайи, занял шесть месяцев. Один из бывших членов экипажа атомохода, Майкл Джо Карлин (Michael Joe Carlin), написал и издал посвященную этому книгу под названием «Trial: Ordeal of the USS Enterprise», что можно перевести примерно как «Судный день «Энтерпрайза».
А через полгода "Энтерпрайз" снова вышел бороздить просторы и пускать авиацию, и снова за ним кто-то гонялся...
А он был такой чистенький, новенький, с иголочки, под флагом полосатым, и ничто не напоминало, что не так давно "Здесь был кап. 2 р. Иванов"...
Шла наиболее ожесточенная фаза американо-вьетнамской войны, и авианосная группа «Энтерпрайз» следовала на усиление ударной группировки 7-го флота США.
Ничего неожиданного в этом не было. Необычным было другое: прекратив базовую радиосвязь, авианосец не отмечался и в радиосетях межбазовых переходов. Это могло означать только одно — авианосная группа начала скрытный переход, с соблюдением полного радиомолчания. Из факта следовал вывод: главное командование США в зоне Тихого океана решило «утереть нос» разведке нашего родного ВМФ.
Установленные высокими штабами каноны требовали обеспечить систематическое слежение за авианосцами США, где бы они ни находились. А авианосец «пропал». Как бесплотный дух. Было неясно: каким маршрутом последует авианосная группа — северным, по «дуге большого круга», приближаясь к Алеутской цепи, либо обычным Сан-Диего-Гавайи-Гуам-Филиппины, либо ранее не используемым маршрутом вблизи экватора.
Прошло двое суток. ВРИО начальника разведки Неулыба, имевший статус «мальчика для порки», а с ним начальник планирования Рэмчик уже в сотый раз разглядывали предательски девственную карту обстановки и молчали: не было донесений ни от развернутых в океане подводных лодок, ни от проходящих торговых судов, не было информации и из центров космической разведки. А это означало — авианосная группа следует в полном радиоэлектронном молчании.
Не было вообще ничего. Кроме пустой карты. И предстояла неприятная тягомотина — утренний доклад комфлоту.
— А что тут такого, товарищи начальники? Надо убедительно доложить комфлоту — так и так, американцы начали скрытую операцию, наши возможности… — журчал доверительный голос Андрюши Поценка, начальника береговых частей. Неулыба чувствовал в интонациях бархатного голоса Андрюши прикрытую дозу злорадства, но молчал. А время текло.
В урочный докладной час Неулыба и Рэмчик предстали перед раздражительным и желчным начальником штаба флота. Вопреки ожиданиям — выдерет, как пить дать! — начштаба хмуро оглядел «мальчиков» и без слов, повелительным жестом указал на кабинет командующего.
Начался второй этап доклада по бесцветной обстановке. Вооруженный рекомендациями Андрюши, Неулыба набрал воздуха и предательской скороговоркой начал о кознях вероятного противника и сложностях решения задачи.
Командующий флотом адмирал Смирнов, сам выросший на штабной мякине до степеней известных, с презрением оглядел изображавших все формы рвения и преданности «мальчиков» и с барственной истомой произнес:
— Если бы у меня было время, я бы вас наказ-зал! — и жестом вышвырнул докладчиков из кабинета.
К вечеру «проснулась» Москва: «Обращаем ваше внимание! Принять все меры!..» Добросовестнейший Рэмчик, виновато глядя на карту, вздохнул и выдавил:
— Надо выдержать нажим вождей еще сутки. Авианосец должен проявиться у Гавайев. Не может не проявиться. Следовать северной дугой вдоль Алеут… я бы лично не стал. Там наши торговые пути и скопления рыбаков. И если уж он решил скрытничать… Нет, там он не пойдет.
— А если уйдет в южную часть океана? Авианосец-то атомный. И охранение тоже. Дозаправок не требуют. Там, как в пустыне, ни судов, ни рыбаков… — вопрошающе возразил Неулыба.
Рэмчик пожал плечами: вообще-то, конечно, может.
— Давай-ка еще раз подумаем. А ну, давай сюда «мозговиков-киссинджеров».
«Киссинджеры» заняли упертую позицию:
— Авианосец «Энтерпрайз» крепко подзадержался с подготовкой к переходу в 7-й флот. Главный критерий — срок ожидаемой смены авианосцев в Южно-Китайском море. Авианосец «Констеллейшн» действует уже два месяца против планового срока; группа «Энтерпрайз» вынуждена поспешить. Отсюда вывод: пойдет, наиболее вероятно, средним маршрутом...
Прошли третьи томительные сутки. Наутро — облегчительная новость: базовые патрульные самолеты «Орион» проявили повышенную активность на восточных подходах к Гавайям.
А это уже что-то! Самолеты-разведчики обследуют водную акваторию, чтобы вскрыть надводную и подводную обстановку в интересах подходящей авианосной группы. Первая зацепка!
Но… на повестку дня вставал следующий вопрос: сколько времени авианосная группа будет находиться у Гавайев, когда и каким маршрутом пойдет дальше?
Прошло еще двое длинных суток. Москва выпрыгивала из штанов: где авианосец?
— В Тихом океане… — прикидывались дурачками тихоокеанские «Киссинджеры».
А тут — новые данные. Самолеты патрульной авиации из Перл-Харбор совершили веерный поиск западнее и юго-западнее Гавайев.
Из этого явствовало: авианосная группа могла начать переход на запад. Следовало полагать — маршрут перехода не будет обычным. По-прежнему со всей остротой стояла задача — вскрыть полосу движения авианосной группы. Любой ценой.
Веерный поиск самолетов «Орион» в юго-западном секторе мог свидетельствовать о том, что авианосная группа изберет маршрут на атолл Джонстон и далее проследует впритирку к экватору между Маршалловыми островами и островом Уэйк, куда (американцы это великолепно знали) отечественная дальняя разведавиация не достанет по радиусу.
Неулыба и Рэмчик выбили у командования два парных вылета дальних авиаразведчиков на время расчетного перехода авианосной группой меридиана острова Уэйк. Задача — провести поиск «гребенкой», обнаружить группу кораблей пассивными и активными РЛС и, это уже в идеале, выйти на аэрофотосъемку авианосца. Удастся — это уже, извините, документик-с!
Глухой ночью самолеты тяжело поднялись в воздух и пошли, огибая остров Хоккайдо с севера, в океан.
«Внимание! Внимание! Четыре «медведя» прошли в направлении на Уэйк. Всем! Всем! Русские держат на Уэйк!» — истошно завопили японские радиостанции оповещения.
К вечеру пришло донесение: «Район обследован. Возвращаемся. Командир авиагруппы».
Это означало — авианосная группа не обнаружена. Из скудного донесения, кроме того, явствовало: авианосная группа следует за пределами района поиска, возможно намного южнее, и в тихую посмеивается над неуклюжими усилиями противной стороны.
«Но все равно ты, гад ползучий, повернешь в Макассарский проход. Через море Зулу ты не пойдешь. Там сложновато плавать. Ты обязательно пройдешь на 200 миль южнее острова Гуам. Обнаружить тебя — дело чести. И это — последний рубеж», — стиснув зубы, разглядывал карту океана Неулыба.
Он решил использовать свой последний козырь и даже не туза, а так, козырную семерку — разведывательный корабль, карауливший у острова Гуам выходы атомных ракетных подводных лодок системы «Поларис». Этого тихошлепа, обладавшего смехотворной скоростью колумбовских каравелл. Неулыба поднялся на командный пункт, вытер о штанину авторучку и собственноручно настрочил боевое распоряжение:
«Барограф». Командиру. АМГ США «Энтерпрайз», предположительно, три корабля охранения — «Бейнбридж», «Тракстан», неустановленный, — скрытный переход радиомолчания в западном направлении… К 19… августа занять линию подвижного дозора центром… Задача — обнаружить авианосец, выявить состав охранения, вести слежение. Доносить — с обнаружением немедленно, при слежении каждые два часа… Начальник разведки».
Через полтора часа получена квитанция. Корабль, развив вторую космическую скорость, начал смещение. Теперь оставалось ждать. Ждать. И не глядеть на раскаленный московский телефон. Дабы не сорваться на дерзости.
Неулыба ушел, буркнув: «Я в 724-м кабинете». Оставаться на КП было невыносимо.
Наступил контрольный срок. Телефон молчал. Неулыба с ненавистью покосился на аппарат и отошел к окну, где развернулась широкая панорама рейда.
И вдруг телефон заверещал. Неулыба рванул трубку. В мембране срывающийся голос оперативного дежурного: «Товарищ капитан 1 ранга! От «Барографа» донесение! На обработке!»
— По расшифровке доложить, — сухо ответил Неулыба, сдерживая внезапно забухавшее сердце. И воровато оглянулся: никто не видел. Он прыжками рванул на КП, с предательской дрожью схватил бланк:
«По флоту. Авианосец "Энтерпрайз", 4 корабля охранения, широта… долгота… курс 275, скорость 22 узла. Командир "Барографа"».
— Доложить на Центральный командный пункт ВМФ: авианосец «Энтерпрайз» обнаружен визуально, ведется непосредственное слежение.
— Есть, доложить!
Командир авианосца «Энтерпрайз» несказанно удивился, обнаружив прямо по курсу кораблик, нахально устремившийся внутрь ордера и пристроившийся с правого борта. Авианосец включил на полную мощь бортовую боевую трансляцию. Над океаном загремело:
— О! Май дарлинг! Уот из ю? (О! Мой дорогой! Откуда ты?).
Все ясно. Янки проиграли. И по крупному счету. Авианосец найден.
А маленький кораблик, до последнего раскочегарив слабосильный дизелишко, бежал, сколько было сил, вызывающе держа на мачте истрепанный ветрами советский Военно-Морской флаг.
Янки поняли: коммунисты-Иваны появились в водах Куро-Сио неспроста и, если не дать им укорот, в недалеком будущем высыпят на океанские просторы как тараканы.
И предприняли жесткий прессинг. Для начала плотно заблокировали проливы Японского моря. Заставили сателлитов - южнокорейцев и японцев - организовать блокадную службу и развернуть противолодочные рубежи в западном и восточном проходах Корейского пролива на полный азиатский серьез.
Весьма быстренько практичные американцы организовали систематическое слежение за деятельностью советского Тихоокеанского флота на подходах к Приморью и поиск подводных лодок в Японском море силами базовой патрульной авиации и своих подводных лодок.
Результаты не заставили себя ждать. В 1962 году японцы обнаружили прорывающуюся через Корейский пролив подводную лодку Фоменко и организовали ее преследование. При попытке отрыва лодка действовала не лучшим образом — легла на грунт в проливе на глубине 120 метров. Обложив "хитрого Ивана", сыны микадо любезно передали контакт хозяевам-янки; те вынудили лодку всплыть и выгнали обратно в Японское море. В начале 1963 года скрытно форсировала Корейский пролив и вырвалась в Филиппинское море подводная лодка Христова. Там она, однако, была обнаружена. Янки поступили просто: гоняли на глубинах подводную лодку до полного расхода ею плотности аккумуляторной батареи и вынудили всплыть. Всплывшую же субмарину поставили "в конверт" из 4 кораблей и подняли флажный сигнал: "При попытке погружения открываем огонь". И в этом "конверте" провели лодку через три моря - Филиппинское, Восточно-Китайское и Японское - до острова Аскольд, где подняли издевательски-вежливый сигнал: "Желаем счастливого плавания" — и скрылись в южном направлении. Третья, лодка Тарановского, все же прорвалась в океан. За ней проторенным путём ушла С-141 Штырова…
Советская субмарина Б-88 в 1977 году, когда на нее пришел Федор Иванович Гнатусин, была уже 20-летней старушкой с ограничениями из-за износа корпуса по глубине погружения и автономности.
— Мы смертники, — вещал он на офицерских занятиях по тактике в махонькой кают-компании. — Мы тихоходы, мы можем подкрасться, дождаться, затаившись, выйти на перехват. Залп четырьмя носовыми торпедными аппаратами, две торпеды — с ядерными боеголовками… Это — при оптимальном раскладе — парочка фрегатов или флагман ОБК (отряда боевых кораблей). И все. Ни убежать, ни перезарядиться нам уже не дадут. Точка залпа засекается мгновенно. Возмездие неотвратимо: через 5-7 минут мы медленно и красиво испаряемся вместе с сотней тонн термоядерной морской воды в виде огромного синего гриба-дождевика. Или нас, как консервную банку, сплющивает ударной волной нашего же залпа. Поэтому годы учебы и месяцы боевой подготовки экипажа дизельной ПЛ служат только одному: качественно нанести один мощный удар. Тогда и помирать не страшно...
Крейсерская дизельная подводная лодка 611 проекта ("Зулу" — по классификации НАТО). Водоизмещение — 1800/2100 т, длина — 90 м, осадка — 5,5 м, скорость хода максимальная — 15/16,7 узла, экономическая подводная — 2,7 узла, три дизеля 37Д по 2 тысячи л/c, автономность — 45 суток, экипаж — 87 человек (12 офицеров, 10 мичманов). Вооружение — 6 носовых и 2 кормовых торпедных аппарата, боезапас — 24 торпеды и 4-6 мин для баночной постановки.
Универсальнейший проект использовался для любой работы в любой точке Мирового океана. В частности, Б-88 за десять лет до описываемых ниже событий трудилась гидрографическим судном: с группой прикомандированных пиджаков на борту почти год изучала гидрологию австралийских и антарктических морей, базируясь на научных станциях островов Маврикий и Кергелен.
Командир дизельной подводной лодки «Б-88» Федор Иванович Гнатусин вспоминал: «В начале 1979 года мы расслаблялись — стояли в очередном заводском ремонте, когда началась эта малопонятная война двух азиатских социалистических государств. Но уже через неделю нас выпнули из завода в море. Скоростная сдача задач, погрузка боевых мин и торпед, еще неделю — загрузка и утрамбовка в и так-то тесных отсеках тонн регенерации, ЗИПов, продовольствия, аппаратуры прикомандированных разведчиков… Мы шли на войну. Во Владивостоке, Находке, Одессе грузились караваны военной помощи маленькому азиатскому государству. Завтра в Южно-Китайском море их могли встретить джонки и мотоботы-камикадзе, артиллерийские и торпедные катера, СКРы и эсминцы "братьев навек", с которыми вступят в бой советские катера, СКРы и эсминцы тех же самых проектов. А мы, подводники, будем встречать огнем и мечом китайские ВМС на путях их вероятного подхода к берегам Вьетнама"
Естественно и американский флот не мог обойти район конфликта стороной. Авианосно ударное соединение во главе с авианосцем «Constellation» (CV-64), находилось на боевой службе у берегов Юго-Восточной Азии с 6 декабря 1978 года. Для того, чтоб держать их подальше от района широкомасштабных боевых действий, американским кораблям перекрыли пути подхода наши дизельные подводные лодки. Часть из них оставалась на глубине, а некоторые в наглую держались в надводном положении. Нервы наших моряков оказались крепче — американцы созданную морскую заградительную линию перейти не решились. 6 марта АУГ во главе с авианосцем «Constellation» ушло в район Аденского залива, где бушевал конфликт между Северным и Южным Йеменом.
Январь, море, холодища, автономка. Днем — в подводном положении, в лодке еще терпимо, ночью — всплытие, зарядка АБ (аккумуляторных батарей), "воздух — напросос дизелем в пятый" — минус хуже, чем на мостике… Но через недельку явственно потеплело. Вылезший из "чертовой кожи" меховой "канадки" щупленький Гнатусин весь день — командирскую вахту в подводном положении — спит, привалившись к переборке гальюна на разножке в центральном в трогательных марлевых шортиках. "Тишина в отсеке! — шепотом рычит вахтенный офицер минер Леха. — Гнатусин устал!"
Наконец Цусима. Корейский пролив. С послевоенных лет преодолевается советскими подводниками ночью и в надводном положении. Вот как описывал этот процесс А. Штыров, прорывавшийся там на С-141:
«Под вечер Неулыба оставил центральный пост и пошел по отсекам. Неуклюжие привставания, бормотня докладов и вопросительные полуулыбки. И уже осунувшиеся лица, обтянутые скулы. Неулыба не реагировал на мелкие упущения — в докладах, действиях, валких вставаниях. И в каждом отсеке повторял одно и то же:
- Как командир, ставлю в известность — ночью нам предстоит самая трудная часть похода - форсирование сильно охраняемого пролива. Будем действовать на форсированных режимах. Сигналы и команды выполнять молниеносно и без ошибок. Предупреждаю — за трусость и разгильдяйство, как командир, не остановлюсь перед применением любых мер. По законам военного времени.
В отсеках настороженно провожали спину командира: такие словечки
слышались впервые. Но Неулыба сознательно шел на такую форму общения: время воспитательно-увещевательных бесед закончилось.
В глубоких сумерках, обнаружив в перископ мигающий огонь маяка Каминосима, командир Неулыба аварийным продуванием выбросил лодку на поверхность, запущенные дизеля нагружались на самый полный ход.
В лица выбежавшим на мостик резко пахнула соленая свежесть ночи. Объявлена боевая тревога. С выключенными ходовыми огнями лодка ворвалась в пролив.
Справа — море огней южнокорейского порта Пусан; впереди по курсу — кажущаяся сплошной россыпь огней массового скопления рыболовных судов; слева — черные на фоне неба гористые зубцы островов Цусима. А где-то под подводной лодкой — глубоко вросшие в грунт ржавые остовы русских кораблей, погибших в Цусимском бою почти 60 лет назад.
На мостике — Неулыба, дублер Шепот, боцман Михалыч и сигнальщик — кошачьи-востроглазый Котя. Все прильнули к биноклям, отыскивая главное — огни и силуэты сторожевых кораблей. Вот он, первый "гад" - южнокорейский СКР, под берегом. Вот второй, японец; но этот — позади траверза, сторожит вход в пролив. Прозевал-таки, господин самурай!
Стоящие на мостике оцепенели: форштевень, кипящие борта и вспененный за кормой вал горели ослепительным в ночи огнем. Бурное свечение планктона. Забрасываемые на мостик брызги осыпали подводников тысячами гаснущих и вспыхивающих искр. Подводная лодка походила на светящуюся небесную комету. Казалось, корпус и кильватерный след видны невооруженным глазом с обоих берегов и без всякой радиолокации.
Оставалось одно — вперед!
— Мостик! Радиометристы. Работают две корабельные, три береговые РЛС. Сигналы сильные! Слева девяносто, береговая РЛС перешла на режим сопровождения, — доклад из центрального поста"
— Доклад принят, — с мостика.
Подводная лодка — в скоплении рыбаков. Обстановка быстро наращивалась. Лодка стремительно маневрировала среди сгрудившихся рыболовных судов. С мостика видели испуганные отмашки фонарей; рыбаки отчаянно сигналили непонятному, проносящемуся в белой кипени чудовищу: прочь, нечистая сила. Прочь!
Но Неулыбу пугали не эти отмашки: вряд ли разберутся, кто там промчался с немыслимым грохотом, и застучат морзянкой в эфир. В мозгу гвоздем торчал вопрос: у них ярусные снасти или сети? Снасти — это чепуха, они простираются вдоль течения, а сети — это плохо!
— Боцман, правее десять по компасу! — вполголоса командовал Неулыба.
— Есть, правее десять.
— Левее пятнадцать!
— Есть.
Неулыба стоял как на раскаленных углях: ход! Предательский ход! Любая собака легко выделит на экранах БИП (боевой информационный пост) быстроперемещающуюся отметку среди малоподвижных целей. И кипящий след. И давящий грохот дизелей! Но другого варианта не было. Неулыба следовал требованиям боевого распоряжения...
И вдруг: вот он! Собачьим шестым чувством Неулыба мгновенно усек: настоящая опасность! На густой цепи белых рыбацких впереди слева — характерные огни боевого корабля: белый топовый, бортовой зеленый.
Сторожевой корабль. Становилось ясно — выскочил, гад, из-под берега, идет на перехват по наведению БИП. Стремительно перемещающиеся вправо огни остановились. Появился красный. Лег на контр-курс! Внезапно огни исчезли. Выключил ходовые, собака!
— Кажется, влипли. Сторожевик! — сквозь зубы цедил Неулыба, впаяв глаза в бинокль.
— Ну, возможно, это и не сторожевик, — успокоительно возразил Шепот.
— Ему кажется… Вниз! Все вниз!..
Мостик опустел. Неулыба один. Руки и бинокль дрожали от сильной вибрации корпуса. Неулыба выбросился на сигнальный мостик, откинул крышку герморепитера
(прибор, дублирующий показания основного гирокомпаса, вынесенный за пределы прочного корпуса в водонепроницаемом кожухе), навел оптический пеленгатор. В мгновение он увидел: в подсветах машинных люков, открывающихся и закрывающихся дверей - разбегающиеся по тревоге черные фигуры и разворачивающиеся стволы орудий. Прямо в пеленгатор. Расстояние — кабельтов, полтора. СКР разворачивался на подводную лодку.
"Идет на таран!" — обожгло молнией. Неулыба прыгнул в люк и рванул на себя полутонную крышку:
— Стоп дизеля! Срочное погружение! — и спрыгнул в центральный пост.
— Нырять на глубину тридцать метров! Лево на борт! Дифферент десять на нос!
— Есть!.. Есть!.. — сыпались доклады из красноватого полумрака. Лодка стремительно проваливалась в глубину.
— Отводи дифферент! - и внезапно, это услышали все в центральном, над головами пронесся звенящий гул и начал стремительно уходить за корму. СКР пронесся над рубкой лодки в трех-пяти метрах.
Мысль работала с бешеной скоростью: от тарана спасли стремительный провал на глубину и поворот под корабль; маневр обеспечивал, в худшем случае, только скользящий удар и во всех остальных - уход лодки в кильватерный бурун СКР, где в возмущенной среде гидролокаторы-перехватчики не смогут нащупать цель.
- Глубина тридцать! Лодка катится влево! — глухие доклады рулевых, горизонтальщика и вертикальщика.
- Держать глубину! Право на борт! Ложиться на прежний курс двести двадцать! Осмотреться в отсеках. Акустик, обстановка?
— Шум винтов СКР справа сто сорок, быстро удаляется!
— Боцман, всплывай!
- Есть, всплывать! — боцман перевалил рули на всплытие.
— Дифферент семь на корму. Работают оба — средний вперед!
— Приготовить оба дизеля на винт-продувание!
Неулыба ввинтился в шахту рубочного люка.
- Поднять командирский перископ!
Вот он, быстроперемещающийся и удаляющийся силуэт с гакабортным (ходовой огонь-сигнал (белый огонь), который судно зажигает на корме во время хода в темное время суток) огнем. Включил ходовые, сволочь. Крутится среди рыбаков. Потерял цель! Силуэт СКР растворялся в зареве береговых огней Пусана.
- Продуть среднюю! Отдраен верхний рубочный люк! Сигнальщику, на мостик!
В лица ударила свежесть ночи. Ослепительно сверкала вода в ограждении рубки и вокруг змеящегося и фырчащего корпуса. Запущены дизеля. По напряжению корпуса Неулыба чувствовал: мотористы нагружают дизеля до предела. Выдержат ли? Но вмешиваться времени не было.
Лодка быстро разворачивалась в черный прогал между огнями рыболовных судов.
Неулыба "думал за противника": маневр сбил японца с толку. Стремительно сближавшаяся на экранах радиолокаторов цель внезапно исчезла. Вместо этого — вздымающийся вверх и кипящий водоворот, над которым, как над извергающимся вулканом, пронесся корабль. Выдержать такое способен не всякий. Ясно: японец потерял обстановку и помчался обследовать ближайших рыбаков. Ищет черного кота в черной комнате.
Лодка на ходу вышла в крейсерское положение, набирая скорость на отрыв. СКР исчез.
На юго-востоке слабо светлело. Рыбаки редчали, пролив расширялся. Впереди море.
Вот он, третий СКР! Однако тем же собачьим чувством Неулыба усекал: этот послабее. Судя по силуэту, староват. И дал команду — отвернуть в темную часть горизонта. Но СКР рванул на пересечку курса.
"Вот настырный азиат! — сплюнул Неулыба.
— Радиолокатор-то у тебя, брат, ничего! А акустика наверняка хреноватая".
И скомандовал срочное погружение. Слушая доклады акустиков и наблюдая хаотические броски пеленгов, Неулыба утвердился в правильности своего вывода: для лодки под водой слабоват ты, друг любезный! И резко отвернул в сторону от шумов. Лодка вышла в Восточно-Китайское море.»
Супостат, естественно, не дремлет, ждет, садится на хвост, отслеживая строго секретные районы наших предполагаемых боевых действий. А мы прячемся в толще Мирового океана, ныряем в сложные "гидрологии", уползаем на экономходе, когда лодка еле слушается руля, от их сонаров...
Б-88, идущую почти полным ходом, без огней, в позиционном (чтобы меньше отсвечивать для радиолокаторов) все же ущучил настырный южнокорейский СКР, уже на выходе из узкости — Гнатусин очень ловко и долго маскировался под рыбачью джонку. Б-88 срочно провалилилась на 100-метровую отметку. И тут они вцепились. Федор Иванович "мотал" корейцев трое суток. Скрючившись в центральном посту с планшетом на коленях, автоматически улавливая гомон докладов и команд, командир набрасывал быстроменяющиеся пеленги на проносящиеся наверху корабли и лихорадочно соображал, как найти лазейку из бешеного хоровода ударов гидролокаторов и шумов. Б-88 выработала весь энергоресурс, отключила от электропитания все, что можно, экипаж три дня питался сухарями, соком и "курицей в собственном соку", но азиаты оказались упорными, опытными и грамотными противолодочниками.
Федор Иванович носился по лодке, как шустрый зверек белка в легендарном колесе: вычислял на торпедном автомате стрельбы пути уклонения, чего-то вычитывал в своих совсекретных командирских справочниках, даже ложился на грунт...
Влипли. И крепко. Че дэ? Че дэ? — пытался сообразить он, повернувшись спиной к перепуганным боевым помощникам. — Ясно, будут гонять до полного разряда батареи. До вынужденного всплытия. Но где же выход?" Как вырваться из этой дикой свистопляски шумов, он не знал.
Прошло время завтрака, обеда, подходило время ужина. А лодка металась, как зверь в клетке. Командир обтирал мокрой тряпкой лицо, не обращая внимания на текущие по хребтине и животу струйки, и мучительно соображал: "Кажется, на глубине тридцать метров была слабая температурная полоса..."
— Всплывать на тридцать!
Командир втихую пододвинул толстенный МСС (международный свод сигналов) и, словно от нечего делать, перелистывал: подыскивал подходящий сигнал по всплытии вроде: "Совершаю учебное плавание, вашими действиями вы затрудняете мне маневр". Оставалось одно: тянуть до полного расхода плотности батареи и приготовить гордый флаг ВМФ. Размером побольше.
Корейцы, чуть потеряв слабенький шум винтов, включали сонары и мигом засекали лодку…
А потом вдруг наступило счастье. У корейцев случился (как сообщил радостный особист) великий праздник, и они пошли пьянствовать в базу, передав контакт подоспевшим америкосам — олухам царя небесного, потерявшим лодку, несмотря на все свои чудо-ЭВМы и компьютеры, ровно за два часа.
И Б-88 оторвалась, и всплыла, и пробила зарядку, и определила место по радиомаякам и "Лорану", и обменялась со штабом ТОФ сеансами связи, и услышала по "Маяку" об ожесточенных боях на территории Вьетнама. А утром Гнатусин сообщил экипажу, что в пролив идёт американская АУГ (авианосная ударная группа) во главе с атомным "Энтерпрайзом", и Б-88 приказано идти на нее в учебную торпедную атаку...
Но поскольку разведданные запоздали, сказал Федор Иванович, — мы же три дня не всплывали, то, чувствует мое сердце, лодка уже внутри авианосного соединения. Давайте теперь гадать, где он, этот "Энтерпрайз". И офицеры часа два вместо сна и заслуженного отдыха рисовали на карте пролива АУГ, варианты его построения и прохождения пролива. И ведь угадал Федор Иванович! Не зря был чемпионом бессрочного командирского чемпионата бригады по нардам и шахматам, не зря дважды в неделю мурыжил торпедный расчет на тренажере, не зря ходил в моря (и побеждал!) на призовые стрельбы Главкома.
Б-88 настолько точно заняла точку в проливе, что в течение трех часов на расстоянии 20-40 кабельтовых от неё проползла вся американская группировка во главе с парочкой атомных крейсеров и авианосцем "Энтерпрайзом" в центре. Они забили шумами своих винтов весь горизонт. Они не слышали Б-88, несмотря на хваленые сонары, опускаемые и буксируемые ГАСы, самолеты и вертолеты ПЛО.
Фёдор Иванович скомандовал старпому:
— Ввести на торпедный автомат стрельбы — авианосец, текущий пеленг от акустика, дистанция сорок, курсовой семьдесят правого борта.
Включить автомат сопровождения.
- Есть. Цель — авианосец, дистанция сорок два. Данные ТАС - курс семьдесят три, скорость шестнадцать. Цель на сопровождении.
— Данные в цепь стрельбы не вводить. Записать в ЖБД (журнал боевых действий) данные условного залпа. Время… координаты… от штурмана.
Командир Гнатусин и торпедный расчет дряхлой дизелюхи Б-88 — четырежды выходили в торпедную атаку "пузырем" (вместо торпеды из аппарата выстреливается пузырь сжатого воздуха) на авианосец вероятного тогда противника: с носовых курсовых, дважды в проплывавший борт, а напоследок — еще и в грохочущую здоровенную американскую жопу.
Сделав главное дело своей жизни, Б-88 поползла на юг, к островам Нампо, в район боевого дежурства. А капитан 3 ранга Федор Гнатусин, не таясь от экипажа, приказал боцману просверлить на парадной тужурке дырку для обещанной Красной Звездочки. Подводная лодка, ворча дизелями, уходила в непроглядную темь. Теплый океан был зеркален и отражал блики звезд. В бархатной ночи с трудом просматривались форштевень лодки и расходящиеся усы волн. Как всегда, внезапно вылетела из-за горизонта звезда - планета Венера и, мигая разноцветными огнями — голубовато-белым, изумрудным, кроваво-красным, - стремительно понеслась на подводную лодку, удивительно напоминая приближающийся патрульный самолет. Многие сотни раз подводные лодки всех флотов удирали срочным погружением от этой коварной, всегда неожиданно выскакивающей из-за горизонта, безстыдницы. А внизу по-прежнему царила душегубка. Втянувшийся в режим экипаж, тем не менее, был предельно измотан. В насыщенных испарениями отсеках люди натужно подсасывали обедненный кислород. Включенные установки регенерации "проскакивали", не справляясь с поглощением углекислоты. И работали "на сугрев", как иронизировали подводники. В головах стучало, на несущих вахту наплывала сонная одурь. Только предельное напряжение воли держало склонившихся к указателям приборов моряков на "красной черте" внимания.
В апреле 1979 года Б-88 вернулась из автономки — с затекшими перископами, оглохшей акустикой, нулевым сопротивлением изоляции, крякнувшей гидравликой носовых горизонтальных рулей, изуродованным южными штормами легким корпусом и невязкой счисления в 17 миль...
Но её атака "Энтерпрайза" стала хрестоматийной. До сих пор будущих подводных асов России учат на том блестящем успехе.
Источники:
1. Анатолий Тихонович Штыров. Приказано соблюдать радиомолчание. Москва, Андреевский флаг, 1993 г.
2. Анатолий Тихонович Штыров. Жизнь в перископ. Видения реликтового подводника. 1998 г. Издание автора.
3. Николай Николаевич Курьянчик. Пузырь в нос! 2001 г. Издание автора.
4. Кожевников В.А., Турмов Г.П., Илларионов Г.Ю., Подводные лодки России: история и современность. Владивосток, "Уссури", 1996 г.
5. В.Г.Лебедько. Подводный фронт "Холодной войны"., Москва, "АСТ", 2002 г.
6. Русский подплав. Сайт www.submarines.narod.ru/
7. «Russia: Power Play on the Oceans» Журнал «Time» 23.02.1968г.
8. Тамарин Александр Яковлевич «Энтерпрайз» 07.06.10 13:35 с сайта 9. Киличенков А.А. «"Холодная война" в океане. Советская военно-морская деятельность 1945-1991 гг. в зеркале зарубежной историографии» Москва, 2009 г.
10. Амелько Н.Н. «В интересах флота и государства». Москва. «Наука» 2003 г.
11. «A NEW LESSON IN THE LIMITS OF POWER» Журнал «Тайм» 25 апреля 1969 г.
12. HISTORY OF THE USS HENRY W. TUCKER 1965 -1969.
13. «Instant Armada» Журнал «Тайм» 2 мая 1969 г.
Прочли стихотворение или рассказ???
Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.