История одной еврейский семьи(продолжение5)

                                               Г Л А В А   7

Так прошел первый год, за ним второй, затем третий, в конце которого Матвейка уже довольно сносно читал тору и мог красиво написать небольшие предложения под диктовку учителя. Но вот и настал тот день, который перевернул жизнь маленького Матвейки.  День,  который даже спустя многие годы помнил и рассказывал мой папа, несмотря на то,  что тогда он был еще ребенком.

В тот вечер, когда закончились занятия, и Матвейка уже выходил из Хедера, на пороге его встретил старший брат Дов. Он был какой-то странный, с красным лицом и опухшими глазами.

— Шалом, Дов! – Воскликнул обрадованный Матвейка.  Он очень любил и обожал своего старшего брата.  Тот был для него непререкаемым авторитетом.

— Шалом, Матвей! – Ответил тот, почему-то назвав его по имени, хотя раньше так никогда не называл его.

— Слушай, что я тебе сейчас расскажу, — весело начал рассказывать Матвейка, не обратив внимания на необычное приветствие брата.

Он взахлеб стал пересказывать события минувшего дня в хедере, не понимая вначале, что брат не только не смеется, как раньше, когда он ему рассказывал про занятия, но и отчего-то хмурится и отводит в сторону глаза. Матвейка замолчал на полуслове и, пытаясь поймать взгляд брата, спросил его:

— Тебе что, не интересно слушать  про Хаима?

Вместо ответа  Дов поддел ногой упавшую листву и смотрел, как листья, подброшенные ногой, падают обратно, ложась цветным ковром на землю.

— Что-то случилось? – Спросил Матвейка настороженный поведением брата.

— Случилось Матвейка, — глухо ответил Дов.

Он все никак не мог решиться рассказать  о произошедшей трагедии. А случилось вот что. Когда Матвейка ушел  в хедер дедушка, как обычно, созвал всех и давал задания на текущий день.  Последним в комнату вошел Исаак, какой-то помятый с неестественно бледным лицом. Накануне они с работником перегружали мешки со щетиной на склад. Мешки были тяжелые, вероятно, из- за того, что щетина была не до конца просушена. Пришедший пораньше Дов слышал, как один из работников, Мендель, жаловался на то, что все поджилки у него от вчерашнего дрожат. Так вот,  когда появился Исаак, на него было больно смотреть, и дедушка Гершон сказал:

— Нам рассказал Мендель, как вы вчера работали, допоздна, и сильно устали, поэтому ты Исаак, сегодня, не будешь делать никакой серьезной и тяжелой работы.  Ты только подсчитай, сколько всего на складе у нас щетины и запиши в тетрадь, потом можешь отдохнуть, а то на тебе лица нет.

Там на складе его и нашли.  Он не пришел обедать со всеми, и Мендель решил найти и позвать его. Когда он зашел на склад, то не сразу в полумраке помещения увидел Исаака, лежащего на мешках.  Сначала Мендель подумал, что Исаак уснул, улегшись на бок на мешке со щетиной, но после поза, в какой он лежал, показалась ему не естественной, слишком прямой и вытянутой.

— Исаак – тихо позвал его Мендель и осторожно тронул  его за плечо.

Тело подалось на спину, и Мендель отпрянул, увидев широко открытые мертвые глаза.  Наклонившись к нему, он понял — Исаак мертв. Он лежал на мешке со щетиной и смотрел в вечность. Менделю  казалось, что сейчас он вдруг моргнет,  встанет и скажет какое-нибудь изречение вроде:

— Что наша жизнь, и что мы в ней делаем, и что весь наш мир со всем, что в нем происходит – суета сует, бессмыслица и ерунда!

Но молчал Исаак, плотно сомкнув свои уста, и только какая-то полуулыбка, угадывалась на его мертвенно-бледном лице.

Похоронили Исаака, как и положено, по еврейским традициям. Народу проводить в последний путь пришло неожиданно много. Пользовался уважением тот среди евреев, и хоть и не занимал высоких должностей при жизни, авторитетом большим слыл, особенно, что касалось святого писания. Иной раз и раввин, естественно не афишируя,  встречался с Исааком, чтобы, как он говорил, обсудить некоторые толкования. На самом деле, внимательно слушал, что по тому или иному вопросу думал Исаак, и запоминал умозаключения, сделанные им. А после, в своей форме, использовал знания, полученные от Исаака. Но никто из них не предъявлял друг другу претензий. Напротив, после таких бесед, оба прямо светились от счастья. И вот сейчас, читая молитву над телом Исаака,  многомудрый раввин не мог сдерживать слез, скорбя о невосполнимой потере.

Уход человека из жизни большое горе для его близких и друзей. Чем покойный был лучше, добрей, справедливей,  тем глубже скорбь живущих. Вот поэтому-то и велико было горе всех домашних.  Тяжелее всех этот удар воспринял  Гершон.  Он любил своего зятя, как родного сына, и все дело намеревался  вскорости передать ему, и тут такой удар.  Во время похорон он почувствовал, что не может стоять на ногах и, охнув,  опустился  на колени, с которых, уже после не встал. Соседи подняли его и донесли до дому.