Хроники одной еврейский семьи ( продолжение14)

Г Л А В А   14

Народу на вокзале тьма. Так Матвею, после их городка показалось.  Пока он сидел в подводе, с Менделем, и ждал бабушку. Та пошла покупать билеты. А он все вертел и вертел головой, разглядывая людей, снующих вокруг. Стояла обычная суматоха, которая бывает только на вокзалах. Гудение маневрового паровоза, крики встречающих и провожающих людей, плач детей. Почти все люди, проходившие мимо, что-то несли. Какие-то узлы, коробки, чемоданы, большие свертки непонятного назначения.  Все было интересно Матвейке: и булыжная мостовая, и большое скопление подвод и пролеток  на привокзальной площади, и  большие улицы, как казалось тогда Матвейке. И, конечно, само здание вокзала поражало воображение.  Величественное сооружение, с массивными колоннами, со ступенями, начинающимися прямо с мостовой. Ну и, конечно же, запах.  Этот специфический запах вокзала много раз будет Матвейка ощущать. Всегда,  независимо от того, в каком бы городе он бы ни находился, запах вокзала будет один и тот же. Дома,  уходящие по улицам от здания вокзала, с магазинами на первых этажах. Что больше всего поразило тогда Матвейку  — балконы на некоторых домах. 

— Эх, как бы мне было на этом балконе, интересно стоять и глядеть на все это скопление. Никогда бы отсюда не уходил, прямо бы жил тут, – думал Матвейка, с восхищением озираясь и вертя своей курчавой головой. 

Наконец, пришла бабушка и сказала:

— Все Мендель, разгружаемся. Взяла я билеты, сейчас и поезд подойдет. Сначала до Риги доедем, а там пересядем на Москву. Так, с Божьей помощью, и доберемся.

Мендель подхватил чемоданы, и пока они дошли, поезд уже стоял под парами на путях.  Он помог их затащить внутрь, после подхватил Матвейку и тоже занес его в вагон. Народу в вагоне было битком. Все суетились, пытаясь разложить свой багаж, толкались, шумели, незлобиво  переругиваясь. В вагонах того времени не было специальных полок для багажа.  Это был вагон 3 класса,  самый, как бы сегодня сказали,  экономичный,  насчитывающий 90 мест.  Но для Матвейки, впервые в своей жизни  увидевшего поезд   — это было сравнимо, по сегодняшним меркам, с космическим кораблем. От увиденного у него как будто язык отнялся. Обычно он, с невероятным упорством, расспрашивал бабушку: – А что это?  А сейчас только рот открывал и вертел головой на все 180 градусов.

— Давай, Матвейка, проходи. Вот наши места, — бабушка  показала ему на широкую скамью.

Долго упрашивать его не пришлось, он сразу занял место у окна и  стал глядеть на провожающих. Кто-то куда-то продолжал бежать,  кто-то кого-то искал,  что-то нес, вокруг сновали носильщики с тележками,  прошел военный патруль,  слышались звуки от паровоза,  свистки кондукторов, и вот, наконец, весь этот шум и гам перекрыл мощный гудок паровоза.  Вагон дернулся и потихоньку стал набирать ход. Мимо проплыло здание вокзала, большая толпа провожающих, кричащих, и махающих руками, шлагбаум, станционная будка, и  все, дальше земли Матвейка не увидел, потому что под ними была пропасть. 

Испугавшись, он вскрикнул, и прижался к бабушке, продолжая ждать, когда они ударяться о землю и разобьются. Но поезд, как будто летел по воздуху. Матвейка встал на скамейку и только тогда увидел, что поезд идет по мосту. Со своего места ему не было видно этого, а сейчас видно, что под ними была Даугава. От увиденного у Матвейки дух захватило.

— Бабушка! Бабушка, посмотри какая красота, – затараторил он, прижимая ее руку,  — а мы не упадем?

— Нет, Матвейка! Не бойся, посмотри, сколько здесь людей, и никто не боится.

А поезд уже давно переехал по мосту, и за окном были леса и перелески, чередующиеся с полями и огородами. Сначала Матвейка,  не отрываясь, смотрел в окно, на проплывающие мимо красивые пейзажи, но вскоре однообразие ему стало надоедать, и он переключил свое внимание на людей, сидящих вокруг. А посмотреть было на что. Вокруг него и сбоку, и сверху сидели люди.  В основном, это были крестьяне, ехавшие по каким-то своим делам в Ригу. Они весело переговаривались, что-то жевали, смеялись – а что, страшное позади, они на местах, и уже едут. Матвейка поднялся со своего места.

— Бабушка можно я посмотрю, что здесь и как? – умоляюще попросил он.

— А не забоишься?

— Чего мне тут боятся. Тут все едут.

— Ну, иди, а я за тобой присмотрю.  Только в другой вагон не уйди.

Матвейка осторожно выбрался со своего места, выглянул в проход и остолбенел.  Он и представить не мог, какой вагон большой, и сколько здесь было народа.     

-  Даже в нашей  синагоге и то меньше собирается, – с опаской подумал он, и идти по вагону ему стало страшно.

Но все-таки  любопытство взяло верх, и он пошел в край вагона, с разинутым ртом, глядя на сидевших пассажиров. Помимо крестьян, которых все же было большинство, ехали какие-то военные, строго посмотревшие на него, когда он проходил мимо, группа молодых и веселых парней, что-то громко распевавших.  Один из них угостил его пряником. В другом отсеке он увидел пожилого священника и богомольных старух вокруг него.  Наконец, он добрался до конца вагона, и увидел какой-то  железный, круглый ящик, внутри которого,  внизу горел огонь.

— Ну ка, малец, посторонись, – раздался грубый мужской голос.

Матвейка быстро отпрянул, а здоровенный мужик поднес большую кружку к этому ящику и, открыв кран, стал наливать горячую воду.

— Что уставился, в первый раз видишь что ли?

А Матвейка и вправду, видел титан впервые.

-   Вот, – сказал мужик — сейчас и чайку горячего попьем. Ты как? Хочешь чайку горяченького попить?

— Нет, – запинаясь и с опаской глядя на мужика, произнес Матвейка.

— Не дрейфь кучерявый, я не кусаюсь,   ладно ступай к своим ромалам.

Матвейка попятился и, повернувшись, стал пробираться  обратно.  И снова его страх охватил.  Народу много,  а где их место, и не найти никак. Кругом чемоданы, узлы, коробки,  шум, гам кругом. Растерялся Матвейка, вроде весь вагон обратно прошел, а не увидел он бабушки.  Только когда еще раз, медленнее, стал пробираться и, наконец, увидел бабушку. Да и мудрено ее было найти, сквозь нагромождения багажа, который стоял во всех проходах.

— Куда же ты запропастился, Матвейка? Я уже искать тебя собралась. Иди сюда скорей, я покушать тебе собрала.

Матвейка подскочил к бабушке и стал ей рассказывать, что нового он увидел, а в конце спросил:

— Бабушка, а что  такое ромалы?

— Ромалы!?

— Да! Тот дяденька, который меня сначала напугал, сказал, чтобы я шел, к своим ромалам.

— А! Понятно. Он тебя за цыганенка принял.  Ну да, ты и вправду похож, черненький такой, кучерявый.

— А кто  они такие? — Матвейка ни когда  не слышал этого слова и уж тем более не видел цыган.

— Цыгане Матвейка – начала бабушка  рассказывать, но вдруг замолчала, а после небольшой паузы  вдруг сказала:

— Такие же горемыки, как и мы.  Ты кушай, давай, а я пока за кипяточком схожу.

Два круто сваренных яйца, хлеб и кусочек рыбы — вот и наелся Матвейка, а тут и бабушка пришла, заварила чайку в кружке, они и попили. Притулился Матвейка к теплому бабушкину боку, да и задремал.  Шутка сказать, сколько нового  только за половину дня он  сегодня увидел.

Проснулся он от толчка – это поезд тормозить начал.  Глянул Матвейка в окно.  Ух, ты опять по мосту едут.

— Проснулся? Вот и хорошо, а мы уже подъезжаем.  Смотри  — это мост, а за ним скоро и вокзал будет.

Посмотрел Матвейка за окно и точно, мимо проплывали огромные и мощные крепления моста. Поезд постепенно замедляет ход, и он с интересом смотрит на дома и людей  в  квадратное окно вагона. А посмотреть было на что.  Рига в то время -  один из самых удивительных городов Прибалтики.  Человек, хотя бы раз прошедший по узеньким улочкам этого города  поймет, почему в 1930-х годах, его называли маленьким Парижем севера.

— Что, Матвейка, красиво? – спросила бабушка, разинувшего рот у окна внука.

— Очень! Очень красиво. А мы  насовсем сюда приехали?

— Честно скажу – не знаю, как сложится. Поживем у родственников, а там увидим.

В те годы Латвия была демократическим государством  и евреи, проживавшие здесь, пользовались широкой культурной автономией.  И Рига в те годы была одним из крупнейших политических центров Европы. В Риге действовала сеть начальных и средних школ,  получавших финансовую помощь от всевозможных еврейских партий и организаций. Были многочисленные еврейские клубы, был даже Еврейский театр.

Большая родня была у семьи Кукля, и здесь, в Риге, тоже проживали двоюродные  братья и сестры Нихамы,  вот к одной из сестер, она решила наведаться и разузнать, что и как.

Поезд все замедлял и замедлял ход, пока не остановился у здания вокзала. Снова Матвейка увидел  огромную толпу людей, встречавших пассажиров с их поезда.  Опять крики и шум,  кого — то зовут по имени,  все это перекрывает гудок паровоза.  Кто — то куда-то бежит. Раздаются свистки кондукторов.  Но сейчас Матвейка уже не  так боится. Они тоже подхватили свои чемоданы — один большой, у бабушки, и второй, поменьше, Матвея,  и стали пробираться к выходу.  Наконец выбрались из вагона.  Прямо дух захватывает, сколько тут людей!

— Нам на площадь надо, – сказала бабушка, – смотри внимательно и не вздумай отставать, строго за мной, а то пропадешь.

Выбрались они на вокзальную площадь. Матвей разглядел здание вокзала. Тогда, впервые увидев его, он подумал, что это какой-то дворец.  Два высоких трехэтажных крыла из бежевого камня с красивыми балконами на втором этаже, а посредине основное здание вокзала.

— Господи всемогущий, – это бабушка как вкопанная остановилась.

— Ты что? Случилось чего?

— Да на этом месте  красивая часовня стояла. Я тут с Гершоном была раньше и видела, а сейчас ее и след простыл.

Да и вправду стояла здесь еще совсем недавно  православная часовня  Александра Невского Красивая была. Построили ее в честь чудесного спасения семьи императора Александра 111  в железнодорожной катастрофе императорского поезда. Но вот 20 июня 1925 г решением Рижской городской управы ее снесли  как воспоминание о временах царизма.  А бабушка, хоть и не православная была, но все же с ужасом подумала:

— Как это легко, намоленное место, раз, и будто не было ничего. Да-а… – только и вздохнула бабушка тяжело.

-  Нам на трамвай надо.  Тут остановка близко.  На нем и доедем, наконец, до места.

Обошли они вокруг вокзала, оказались на площади, и опять Матвейка изумился.

— Что это? – воскликнул он, показывая на огромное здание.

— Это центральный рынок. Сюда мы и приезжали с твоим дедушкой.

— Баба, ну как же это может быть базаром,  он же такой огромный – никак не укладывалось в понимании Матвейки это строение.

Да и не только у него вызывал восторг только что построенный центральный рынок в Риге. Еще 10 лет назад было принято решение о строительстве центрального продуктового рынка. У немецкой армии,  в это время, Рижская дума выкупила  огромные ангары для дирижаблей, и начали строить. Много было вариантов и проектов строительства рынка. За основу все-таки приняли проект городского архитектора Павла Дрейманиса.   Строительство рынка  то шло, то приостанавливалось. Но осенью 1930 года  было торжественное открытие.  Рижане могли гордиться  самым большим и современным на то время рынком.

— Ты голову опусти, а то споткнешься.

А Матвейка, глянув на землю, только сейчас разглядел рельсы.

— А что это, баба, и здесь поезда ходят? Трамвая-то он тоже никогда не видел.

— Сейчас увидишь что это за поезд.

И точно не прошло и пяти минут, как Матвейка услышал металлический лязг. Он поставил ногу на рельсы и почувствовал, как дрожит его нога.

— Ты что, с ума сошел – закричала бабушка – немедленно отойди, а то тебе быстро ногу трамвай перережет.    

Отошел  Матвейка, и тотчас из-за  угла выкатился трамвай.

— Ух, ты! – Только и смог сказать он, увидев такого монстра на колесах.

А по булыжной мостовой,  по проложенным рельсам, к остановке, где они стояли, медленно подкатил синий трамвай. В нем всего-то и было два вагона.   С лязганьем открылись двери, выпуская пассажиров, и бабушка скомандовала:

— Быстро залезай и принимай вещи, а то останемся.

Залетел Матвейка на трамвайную площадку,  а бабушка ему уже чемоданы протягивает.

— Уф! – тяжелый чемодан у бабушки.

Ну да ладно, сели.  Народу в вагоне мало.  День-то воскресный, выходной. Матвейка опять к окну прижался. Глаза горят, сколько всего нового за короткое время.  Дернулся трамвай и покатился, медленно, как бы давая рассмотреть все красоты Риги.   Старинный город  и здания старинные. А центр Риги – что-то вообще неописуемое.  Здесь расположились основные достопримечательности города.

— Смотри, Матвейка, – показала бабушка куда-то в сторону – видишь высокий шпиль, ну башня такая. Это одна из самых древних церквей – Церковь святого Петра  — это лютеранская церковь.

-  Баба, баба смотри, там птица какая-то, на самом верху.

— Это  не птица Матвейка — это петух,  вообще-то это флюгер, но по старой легенде, он защищал  город от всякой нечисти.   

— Ух, ты – только и сказал Матвейка.

— А вот дальше смотри, сейчас будет здание театра.

-  Вот это да, – протянул он с восторгом, глядя на здание театра. Это поистине настоящий дворец.  Огромное здание, с колоннами светлого цвета.  Перед ним была большая площадь, в центре которой находился фонтан – скульптура какой-то женщины.

-  Бабушка, а это что?

— Это фонтан называется, а именно этот — фонтан нимфы – морская богиня, поднявшая над головой огромную раковину.

Нихама тоже с восторгом смотрела на всю эту красоту, но больше всего она радовалась за Матвея. За последнее время на малыша выпало много горя, и в довершении ко всему, издевательства Меера.

— Пусть малыш хоть немного отвлечется  — думала она — забудутся побои  и травмы, полученные им в последнее время, да и разлука с матерью, хотя бы в первые дни, будет не так сильна. Они ехали на трамвае  мимо прекрасных старинных зданий, мимо ухоженных и чистых парков  и скверов.

Много сотен лет насчитывает история этого города. Можно часами бродить по рижским улочкам,  открывая для себя новые виды. Здесь оставили свой след  русские и латыши, немцы и евреи. Рига впитала в себя культуры разных наций, и постоянно удивляет своей многоликостью.

Ехали они к ее двоюродной сестре, которая была замужем, и муж работал управляющим в одном доходном доме.

— Все, Матвейка, подъезжаем – сказала бабушка – подтаскивай вещи к выходу.

Двери открылись и они, уже в обратном порядке, вышли из трамвая.

— Идем за мной, здесь недалеко дом наших родственников.

Вскоре они подошли к большому дому и остановились напротив.

— Здесь недалеко наша синагога.   Но сначала мы разыщем наших, а уж после пойдем и помолимся.

Они  подошли к дому. В огромных двухстворчатых дверях они увидели швейцара, который уставился на них и глядел, с подозрением, не мигая.  Затем он все-таки открыл дверь и спросил довольно грубо:

— Что вам тут надо?

Матвейка спрятался за бабушку и выглядывал из-за нее, но бабушка не растерялась.

-  Урмас здравствуй! Ты что, не узнал меня?

-  Постой, постой,  Нихама!?    Ты ли это?

— Наконец-то, признал. Неужели я так изменилась? А мы с Гершоном последний раз лет 7 назад были. А я тебя сразу узнала. Все такой же, бравый.  Живот только побольше стал.

-  А где же сам — то Гершон?

— Все! Нет его больше с нами.  Схоронили мы его.

-  Боже ж  ты мой, ведь не старый был  еще!?

-  Не старый говоришь? Так Исаака помнишь? Зятя  нашего. Так вот и он тоже преставился, перед Господом нашим.

— Боже мой! Горе-то, какое. Что за напасти на твою голову? Видать прогневался за что-то ваш еврейский бог. 

— Сама постоянно об этом думаю.  Извелась вся. Поэтому, наверно и не признал ты меня сразу.

— А это, что за мальчонка, с тобой, что- то не признаю никак?

-  Это вот единственная у меня отрада и осталась от всех — внучок мой самый любимый Матвейка.

-  Исаака, что ли, сынок?

-  Он самый.

-  То – то, я смотрю, порода-то ваша. Похож на отца,  похож.

-  Вот я и говорю, что одна память мне и осталась, за моих мужиков, – сказала бабушка и вздохнула тяжко. 

— Ну да ладно. Будем дальше жить. Скажи мне, Урмас, мои-то дома?

— Где ж им еще быть-то. Дома, конечно.  Совсем недавно к ним молочница приходила. Свежего молочка им два раза в неделю приносит.  Так что поспешайте, может и вам свеженького достанется.

— Спасибо тебе, Урмас,  — грустно сказала Нихама.

— Да за что же спасибо-то?

— За слова добрые спасибо, а то что-то в последнее время и не слышала слов-то добрых.

— Ничего, Нихама, ваш род всегда крепкий был,  что бы не случилось, всегда на ногах.

Взяла бабушка чемодан свой  и пошла наверх, по ступеням.

— Не отставай, Матвейка.

Жила сестра Нихамы на первом этаже. Дом был доходный, и квартира у них была служебная. Подошли они к массивной большой двери. Бабушка чемодан поставила и говорит:

— Давай, Матвейка, звони.

— Как, бабушка? Куда звонить?

— А вот видишь наверху кнопочка, вот на нее  нажимать надо.

Не  видел Матвейка до сегодня таких звонков,  заробел немного.

— Ну чего ты мнешься? Звони, давай.

— Не достану я до кнопки, высоко очень.

— Ладно, я тебя подсажу.

Подхватила его бабушка под мышки. Достал сразу Матвейка до кнопки и нажал.  Тут же, за дверью, он услышал мелодичную трель звонка.  А после, через паузу, женский голос спросил:

— Кто там?

— Это я. Нихама. Открывай Фира, не бойся, все свои.

Щелкнул замок, и Матвейка увидел дородную тетю, в цветном халате.

— Азохен вей! Нихама! Боже! Что случилась? Почему так неожиданно? Почему не предупредила? Мы бы обязательно встретили.

Она прямо-таки засыпала вопросами бабушку, не давая ей ответить.

— Ой! Ну что же вы стоите, проходите скорей.

Бабушка подхватила свой чемодан и, подталкивая Матвея, прошла вслед за своей Фирой.

— Абрам! Абрам! Иди скорей сюда! – Кричала она кому-то, вдаль квартиры.

— Нихама приехала! Наверно, у них опять начались погромы! А ведь я тебе говорила.

Что и кому она говорила, Матвейка не понял. В прихожую, где они стояли, быстро вошел пузатый дяденька  в синих подтяжках.  Они, эти подтяжки, сразу приковали внимание Матвея, потому что крепились на двух золотистых пуговицах.

— Шалом, мои дорогие! Какими судьбами? – спросил он – неужели опять эти гои устроили погромы?

Что такое погромы,  Матвейка тоже не знал, но по интонации понял, что погромы это что-то плохое.

— Ой! Ну, проходите, проходите, – наперебой заговорили хозяева. Проходите, раздевайтесь, сейчас как раз мы садимся завтракать.