Хроники одной еврейской семьи (продолжение 19)

                                  ГЛАВА   17

Нихаму разбудила проводница вагона.

— Готовьтесь граждане, – сказала она — скоро Москва.

Нихама охнула, удивленно разглядывая пейзажи, мелькавшие в окне поезда.

— Вставай, Матвейка, – воскликнула Нихама, – ну, просыпайся скорей, уже скоро приедем.

А Матвейка тер глаза кулачками и все никак не мог окончательно проснуться.  Эти ночные таможенные проверки нарушили его режим сна, вот он и не мог быстро прийти в себя.  Вдруг взгляд его упал в окно, и он сразу встрепенулся.

— Что это? Бабушка!?

— Просыпайся скорей. Мы подъезжаем, а это за окном уже Москва.

И тут же, подтверждая слова бабушки, послышался голос проводницы:

— Граждане пассажиры! Готовимся! Рижский вокзал!

— Смотри Матвейка! – Это Крестовская застава, а за ней уже вокзал.  Давай, готовь свой багаж на выход.

Они быстро собрались и, подхватив каждый свой багаж, двинулись к выходу.

Выйдя на перрон, Матвейка разинул рот и не смог вымолвить ни слова.  Вокзал превзошел самые смелые представления Матвейки.  Особенно его поразило само здание вокзала. Уж на что в Риге было красивое здание, так, глядя на московское, ни в какое сравнение не шло.  Матвейка был еще маленький и, конечно, не разбирался в архитектуре,  но сейчас, задрав голову к верху,   с немым восторгом, смотрел на великолепный дворец, а как иначе  можно было назвать то, что он видел.

Вокзал и вправду был невероятно красив. Светло-бирюзовый, с великолепной, белоснежной лепниной,  был выполнен в традициях древнего русского стиля. Три, стилизованные под терема, строения соединялись  между собой крытыми переходами. В то время вокзал был одним из передовых по техническому оснащению.  У него была даже своя автономная электростанция, для освящения внутренних помещений и платформ.

— Бабушка, – спросил он, -  а там что, царь живет?

— Не говори глупостей, Матвейка – ты, что не видишь, сколько здесь людей?

— Это здание вокзала. Только раньше, он назывался Виндавским, а сейчас, смотри, Рижский.

— Бабушка! Я же не знаю русские буквы. В хедере, мы только на идише или иврите читали.

— Да, Матвейка! – Вздохнула Нихама,  — теперь тебе придется и русский учить.

— А как же Тора и все остальное?

— В этой стране Тору не изучают – здесь другие науки изучают.

— То есть совсем-совсем Тору не читают? – с надеждой спросил Матвейка.

— Совсем!

— Ух, ты! Красота! Да, бабушка, это хорошо, что мы сюда приехали.

Нихама погладила радостного Матвейку по голове  и с грустью сказала:

— Маленький ты еще у меня, многого не понимаешь. Ну да ладно, что-то мы с тобой тут задержались.Нас, поди, Бася уже ждет, волнуется.Пошли скорей, Матвейка. Сейчас опять на трамвае поедем.

— А где она живет?

— Не очень далеко, не переживай.

Они подхватили вещи, и пошли на привокзальную площадь.

— Ух, ты! Ах! – не переставал восхищаться Матвейкакрасотами, открывшимися на площади.

Прямо шла широкая улица, по которойв обоих направлениях шли люди. День был субботний, погода была достаточно теплая. Настроение у большинства было каким-то праздничным. По стенам домов висели яркие плакаты, портреты каких-то мужчин.

— Это главный раввин? – Спросил Матвейка, показывая на портрет одного усатого мужчины.

— Тише! — Зашипела на него бабушка. — Говори тише! Это не раввин – это Сталин!

— А?

— Это больше, чем раввин. Я думаю, это даже больше, чем царь. Но упаси тебя Бог говорить о нем плохо, даже вообще спрашивать про него кого-либо.

— А что здесь, молитвы написаны? – Опять спросил Матвейка, маленькой ручкой указывая на один из плакатов.

— Да тише ты, наконец, – совсем рассердилась на него Нихама,- ты что, не видишь, на нас люди оборачиваются? А написано здесь — “Жить стало лучше”.

— Где лучше? – Почти шепотом произнес Матвейка.

— Здесь! Здесь в Москве стало жить лучше.

— Правда?

— Не знаю Матвейка. Поживем, увидим.А вот и наш трамвай.

И точно.Знакомо залязгали рельсы, и показался трамвай, весь увешанный какими-то плакатами и надписями, преимущественно красного цвета.

— Нам в Марьину Рощу.

— Там наша тетя живет? – Спросил Матвейка.

— Да! Уже волнуется наверно. Поезд давно пришел, а мы все никак не доедем.

Трамвай остановился, и когда Нихама с Матвейкой стали подтягивать свои чемоданы, какие-то молодые парни, весело смеясь, подхватили их и быстро затащили внутрь, а после подхватили Матвейку и тоже подсадили его в вагон. У Нихамы сердце почти остановилось, когда она увидела это. Она еще не забыла вот таких же смеющихся парней, избивающих пожилого мужчину в Риге. И сейчас от страха за Матвея не знала, как себя вести.

— Что, граждане, на праздник к нам приехали? – спросил один из парней.

Нихама непонимающе уставилась на него и молчала.

— Мы к тете нашей в гости приехали, – ответил довольный Матвейка.

— Понятно! Ну, все равно, приходите завтра к нам на праздник. Будет очень интересно.

— Куда приходить? – обрадовалсяМатвейка.

— На Красную Площадь, конечно, – рассмеялся парень и протянул Матвейке конфету в красивой обертке.

Молодежь отчего-то весело засмеялась, и парни с девушками прошли в конец вагона, оставив Матвейку и перепуганную Нихаму в недоумении.

— Какаявсе-таки разницамежду этой русской молодежью и рижской, – подумала Нихама. Здесь они какие-топриветливые, и лица у них совершенно другие.А мне такие страстирассказывали про ЧК.Ладно, разберемся.

— Приготовься, Матвейка. Мы, кажется, приехали. Давай, хватит рот разевать, тащи свой багаж на выход.

— Марьина Роща! – громко объявила кондуктор, – готовимся!

Нихама с Матвейкой вышли из вагона и огляделись.

По нешироким улицам, застроенным двухэтажными деревянными домами, проезжалиобозы с золотарями. Запах от них был нешуточный. Где-то впереди что-то стучало и ухало.Во дворах домов шумели играющие дети. Район был неухоженный, можно даже сказать, грязноватый, одно слово – окраина.

— Где-то недалеко здесь должна быть синагога, – сказала Нихама, – мне Бася писала об этом.

Факт исторический, и в своем роде уникальный. Это была единственная синагога, построенная в бывшемСССР после 1917 г.Построена синагога была в 1926 г.С самых первых дней после ее открытия, в ее стенах протекала активная общественная и религиозная жизнь. Евреи ежедневно приходили и молились, изучали священные книги, решали вопросы по оказанию помощи бедным и нуждающимся евреям. Естественно, свою деятельность приходилось тщательно скрывать от властей.

Особенно это касалось занятий севрейской молодежью. Власть всеми силами бороласьза полное искоренение национального еврейского самосознания.И все же старики ухитрялись передавать молодежисохранившиеся традиции: отмечали религиозные праздники, устраивали еврейские свадьбы, маскируя их под советские праздники, проводили священный обряд обрезания. Участие евреев в организации подобных мероприятий требовало большой смелости- за это можно было поплатиться свободой.

Для мирового еврейского сообщества деятельность этих людей стало символом стойкости и героизма в борьбе стотальным коммунистическим атеизмом и антисемитизмом.

Нихама повернула в ближайший переулок иувидела здание синагоги.

— Вот сюданаша Басяходит молиться, а в следующем переулке и ее дом.

Все дома в Марьиной Роще были преимущественно деревянные.Вот и дом тети Баси тоже был деревянным.

Они зашли во двор, обнесенный деревянным забором. От угла дома до самого забора протянута веревка, на которой висело белье. Группа мальчишек, немного старше Матвея, около стены дома играли в пристенок. Когда Нихама с Матвеем проходили мимо, все мальчишки обернулись на них.

— Приходи к нам играть, – сказал один из мальчишек, обращаясь к Матвею.

Но бабушка, крепко держа его за руку, потянулав полуоткрытую деревянную дверь.Бася жила на первом этаже.Звонка нигде не было и они постучали. Дверь тут же открылась, и на пороге Матвейка увидел свою двоюродную тетю.В таких тонкостях он не разбирался, а вот вкусные запахи, раздающиеся из глубины квартиры, унюхал.

— Нихама! – ВоскликнулаБася.

— Азохен вей! Помилуй Бог! Батья! – Нихама назвала ее полным именем.

Они обнялись, непрерывно ахая и охая.

— Я уже место себе не нахожу, — наконец членораздельно сказала Бася,- сколько времени прошло, а вас все нет. Все глаза проглядела. Еще немного, и я отправилась бы вас искать.

— Ну, я не знаю! Вроде столица, а трамваи ходят хуже, чем у нас.

— Ой, и не говори. У этих гоев постоянно какие-то праздники. Вот и завтра тоже, поэтому и порядка нет.

— Да!- встрял в разговор Матвейка, – меня уже пригласили на праздник.

— Это он? Исаака сынок!? – Бася вопросительно посмотрела на Нихаму.

— Мой любимый внучок – Матвейка.Матвей Исаакович.

— Да, – протянула Бася, – красивый мальчик.

Она так внимательно разглядывала Матвея, что тот засмущался и спрятался за спину Нихамы.

— Ой! Что же вы стоите! Давайте быстро заносите свой багаж и к столу. Я уже второй раз разогреваю.

Матвейка затащил в небольшую прихожую свой чемодан и прошел в комнату.Посрединестоял круглый стол, накрытый, белоснежной скатертью. В середине стола стояла красивая супница и порезанный крупными ломтями на доскехлеб. Рядом стояла длинная тарелка, в которой, аккуратно нарезанная тонкими ломтиками, лежала большая селедка, густо посыпаннаякрасным луком.Пока Матвейка разглядывал накрытый стол, Бася внесла блюдо, от запаха которогорот сразу наполнился слюной.

— Сегодня суббота, – торжественно сказала Бася, – да и вообще, в честь вашего приездаприготовила.

Она поставила блюдо на стол, открыла крышку, ивносу возник тот самый феерический запах, исходивший когда-то из бурлящей кастрюлис рыбой. Запах, который по праздникам заполнялих дом, забивался во все щели и углы, вырывался на улицу, опьяняя проходивших мимо прохожих.

Это был запах сладких воспоминаний, бабушкиных пирогов, это был запах мамы.Матвейка, до этого момента оглушенный обилием впечатлений, свалившихся на него в последнее время, как-то не вспоминал про маму, а сейчас вдруг с грустью посмотрел на бабушку и заплакал.

У обеих сестер тоже глаза повлажнели. Первой опомнилась Бася.

— Ну-ка, не стой, давай руки мой и садись, – строго сказала она, – иди Нихама, помоги ему.

Они вымыли душистым мылом руки и уже успокоившийся Матвейка сел за стол.Все, что ему ни накладывали, он с жадностью съел.Исуп с клецками, и рыбу. Вкуснотища была просто запредельная. Наконец, он уже не смог больше съесть ни одного кусочка и, откинувшись, сыто икнул.Обе сестры смотрели на него с умилением, и когда он покушал, Бася сказала:

— Я приготовила для него постель. Надо, чтобы ребенок после такой дороги отдохнул.Пойдем Матвейка со мной, я покажу тебе твою кровать.

Он послушно встал и пошел за Басей, чувствуя большую усталость, накопившуюся за все его путешествие. Как только голова коснулась подушки, Матвейка закрыл глаза и провалился в сон.

— Уснул? – спросила Нихама.

— Да! Почти сразу.

— Намотались мы с этим переездом.

Они сели за стол. Бася, достав небольшие рюмки, налила в них припасенную настойку.

— Ну, с приездом дорогая.

Дальше Нихама, как могла, подробно рассказала все, что случилось в их семье за последнее время. Бася только ахала и охала, возмущаясьпредательством и вероломствомМеера и слабохарактерностью Добы. Они проговорили до полуночи и тутвыяснилось, что и в Москве обстановка не такая уж радужная, как сначала показалась Нихаме. У Баси были очень хорошие знакомые в Украине. Они-то и рассказали о грядущей опасности. В прошлом году случился у них страшный неурожай, и в этом году снега не очень много было. Поговаривают, что засуха будет большая, а значит, и голод может случится.

Вообще голодные года в России случались. В начале11 векаи до конца 16-го, на каждое столетие приходилось примерно по 8 неурожаев, и причины почти всегда были одни и те же: или засуха, или наоборот, затяжные дожди, или ранние морозы. Но число неурожаев в 17, 18 и 19 столетиях неуклонно растет.В 18 столетии – 34 неурожая, а в 19 столетии только до 1854 года уже35.

Нихама помнила рассказы своей матери о сильнейшем неурожае 1891 г., который повлек за собой сильнейший голод, а затем эпидемии тифа, и чумы, и холеры.Массовый голод охватил 17 губерний.Аномальный неурожай стал серьезным вызовом для экономики России.Но этот голод не идет в сравнение с голодоми трагическими событиями, произошедшими совсем недавно — с 1918 по 1922 г.г. Он оценивается по жертвам от 10 до 14 млн. человек.

Это уже Нихама зналахорошо. И вот сейчас, когда Бася стала рассказывать ей о надвигающийся беде, она как-то вся подобралась и слушала ее, не перебивая. А та, рассказывала ей о коллективизации, и что это значило для крестьян. Рассказывала о раскулачивании, под которое попали более 2-х миллионовздоровых и энергичных крестьян, которые были изгнаны со своихземель и отправлены в отдаленные районы. Рассказала и про хлебозаготовки- фактическое изъятие собранного хлеба у крестьян, и про обобществление домашней скотины.

— Откуда? Откуда все тебе это известно? – Стараясь говорить тише, спросила Нихама.

— А ты что, думаешь, это какая-нибудь тайна? – Ответила вопросом на вопрос Бася, – все, про что я тебе рассказываю, я знаю из газет. Все эти постановления мы читаем свободно, без купюр.

— Что же делать, Бася? – С тоской произнесла Нихама, – Мы так долго к вам ехали. Если бы я была одна, ноМатвейка! Он еще такой маленький.

— Утро вечера мудренее. Завтра будет день и, тогда и будем дальше думать, а сейчас тебе надо отдохнуть, дорогая.

Они быстро убрали со стола и, помолившись, легли отдыхать.

С самого утра Матвейка стал умолять бабушку пойти на праздник, о котором он слышал вчера от молодежи в трамвае.

— Ну, бабуленька! Ну, пожалуйста! Там так интересно! – Причитал возбужденный Матвейка.

— Да откуда ты знаешь?

— Ну как же! Ты ведь сама слышала, как вчера об этом говорили.

— Да мало ли о чем на улицах болтают, – все еще не сдавалась Нихама.

Ей не хотелось никуда выходить сегодня. Она посмотрела на Басю, хлопотавшую у плиты. Та улыбалась, слушая, как причитает Матвейка.

— Ладно! — Сейчас позавтракаеми сходим.Я сама вас отвезу, а то, не дай бог, заблудитесь. Да и погода сегодня хороша. День солнечный, теплый.

Было воскресенье1 мая 1932 г.