Страстные сказки средневековья Глава 5.

ДРУЗЬЯ.

Иногда бывает, что люди были дружны, любили вместе проводить время, с нетерпением ждали встречи, а увидевшись, вдруг с горьким разочарованием убедились: время прошло, они изменились и им больше нечего сказать друг другу.

В разлуке принц скучал по Ярославу: часто вспоминал их веселые пирушки, скабрезные развлечения и долгие разговоры обо всём на свете за кружкой пива. Ему не хватало весёлого цинизма приятеля, его умения найти выход из любой ситуации и исполнить даже самое безумное желание. И вот долгожданная встреча состоялась.

Приятели, как и несколько лет назад, закатили весёлую пирушку с не менее весёлыми девицами, но уже через полчаса Генрих догадался, что друга это забавное безобразие не интересует. Пил Ярек умеренно, на девок вообще не обратил внимания, рассеянно хлопнув одну из них по заду, как будто и делать с ними больше нечего.  Зато он много говорил, и про вещи совсем неподходящие для дружеского застолья.

Принц с вежливым вниманием, поигрывая бокалом с вином, уныло слушал философские рассуждения. Имена Николы Кузанского, Плифона, Лоренцо Валло и Паджо Брачиоли срывались с губ Ярослава так же легко, как клички охотничьих собак с уст самого Генриха.

Да, Палацкий сильно изменился: посерьезнел, набрался впечатлений, знаний, и уже по-другому смотрел на жизнь. Тому, кто любит философию и увлекается новейшими течениями в богословии, вряд ли захочется ворваться в дом какого-нибудь бюргера и, напугав до полусмерти, подпалить полог кровати или вывалить содержимое горшка на голову его дородной жены!

Теперь компания Ярослава подходила разве что для посещения философских диспутов. Генрих почувствовал острое разочарование.

— Ярек повзрослел и остепенился, — с улыбкой заметила мать на следующий день, услышав горькие сетования сына,- скоро и ты поймешь, что веселое времяпрепровождение — не главное в жизни. Хотя мне бы не хотелось, чтобы твои желания уступили место доводам разума. Остывающая кровь — признак душевной старости!

— За то, что моим желаниям грозит угасание, можно не волноваться, — рассмеялся сын, почтительно целуя руку матери. -  Я сильно увлекся девицей Лукаши. Не откажите ли мне в любезности помочь нашим встречам, приглашая её вместе с мачехой ко двору?

Маркграфиня недовольно поморщилась.

— Я уже говорила, мой мальчик, о бароне Збирайде! — укоризненно напомнила она.

Генрих с шутовски преувеличенным возмущением округлил глаза.

— Матушка, моё чувство не оскорбит юную пани. По мнению Ярека, её красота напоминает витражи в соборах и не вызывает преступных вожделений.

— Генрих, не заиграйся! Мне надоело покрывать тебя перед отцом!

Тем не менее, и пани Мария, и Стефка получили высочайшее приглашение примкнуть к свите маркграфини. На барона это приглашение не распространялось, и пан Ирджих, скрепя сердцем, вынужден был отпускать женщин во дворец одних.

— Запомните, — хмуро пригрозил он пани Марии, -  главная ваша обязанность — не спускать глаз с  падчерицы! И если вы, заигравшись с Палацким, что-нибудь упустите и из-за вашей расхлябанности пострадает честь девушки, то горько пожалеете об этом!

Но женщина лишь  метнула на него неприязненный взгляд. Жизнь пани Марии чудесно изменилась с появлением графа: знаки внимания, которые ей оказывал Ярослав, недвусмысленно указывали на серьезные намерения с его стороны.

Мачеха сразу же догадалась, что падчерице понравился сероглазый молодой человек, и то, что он отдал предпочтение именно ей,  наполнило душу пани Марии ликованием. И что ей были угрозы Збирайды, когда появился шанс  стать графиней Палацкой — любимой женой богатейшего моравского вельможи, да ещё такого красавца!

Надо сказать, что основания для таких планов у неё были: выполняя приказ Генриха,  Ярослав сделал немало, чтобы уверить вдову в своих чувствах. Он постоянно крутился возле обеих пани Лукаши, отпуская комплименты одной и подчеркнуто игнорируя другую. И Стефка теперь постоянно была грустной и подавленной.

— Мы так печальны, — как-то подсел к вышивающей девушке принц, — в чём дело? Вам скучен наш двор? Может позвать шутов и менестрелей, чтобы вновь увидеть улыбку на этих прелестных устах?

Правду Стефка сказать ему не могла, но израненное безответной любовью сердце всегда нуждается в участии.

— Я скучаю по дому,  — со вздохом призналась она Генриху. — Прошло более двух месяцев, как мы приехали в Брно. Здесь, конечно, очень интересно:  много лавок, домов и людей, да и не скучно никогда. Но в конце февраля  в Черном лесу появляются проталины, пахнет весной и свежестью, а в городе всё провоняло едким дымом  да запахами нечистот.

— Вы правы, — покладисто согласился принц, — в лесу сейчас хорошо. Но наст режет ноги лошадям и охоту приходиться откладывать,  мех у зверья также плохой в эту пору.

Они еще немного поговорили на эту тему. Генрих вёл себя настолько деликатно и одновременно почтительно, что обычно скованная в его присутствии Стефка даже заулыбалась, поневоле всё чаще и чаще встречаясь с собеседником глазами. Принц по-своему оценил это проявление доверия со стороны робкой девушки.

— Как обстоят  дела с вдовушкой? -  деловито спросил он друга после того, как оставил юную пани.  — Готова ли она впустить тебя в свою опочивальню?

Ярослав  с опаской посмотрел на порядком возбужденного приятеля. Он не знал, о чём принц разговаривал со Стефанией, но заметил, что эта встреча спровоцировала новый приступ похоти.

— Пани Мария может и готова, — осторожно возразил граф, — но в доме Збирайды, наверняка, народу больше, чем горошин в стручке!

Но Генрих  только снисходительно похлопал его по плечу. В  темных глазах принца разгорался хорошо знакомый Ярославу дикий огонь азарта.

— На дворе весна, — самоуверенно хохотнул он, — не выдержит Збирайда, и хоть на несколько дней, но посетит свое поместье.  Вот в это время ты и договорись с пани Марией о встрече, а когда бабёнка впустит тебя в уснувший дом, обезвредишь её и откроешь мне дверь! А дальше… я уже справлюсь сам!

Палацкий не смог сдержать возгласа шокированного изумления.

Одно дело — задрать подол какой-нибудь дочке пекаря, ворвавшись к ней в дом накануне свадьбы,  другое  -  сделать тоже с крестницей барона Збирайды! Здесь извинениями на жалобы городского капитула не отделаешься, строптивый барон мог пойти открытой войной на оскорбившего его сюзерена. А за ним подтянутся вечно недовольные властью северные кланы, и тогда спаси Господь их многострадальную Моравию! Но разве что-либо докажешь  избалованному сумасброду Генриху? Принц привык всегда получать своё даже ценой мира в собственной стране! Однако Ярослав всё-таки сделал осторожную попытку образумить зарвавшегося приятеля.

— Барон никогда не простит такого бесчестья, и ваш отец может сурово наказать нас за эту шалость. Изгнанием я уже не отделаюсь! Придется испытать на себе объятия подвалов Шпильберга, а то и вовсе познакомиться с палачом!

Но Генрих только отмахнулся.

— Не пугайся! Я всё продумал. Стефания от стыда и страха будет молчать. Пани Мария, надо думать, тоже в рот воды наберет. Не совсем же она дурочка?

Долго раздумывал Ярослав над создавшейся ситуацией, взвешивал все "за" и "против", и понял, что нужно незамедлительно действовать.

Недолюбливавший Палацкого Збирайда удивился, когда ему передали, что граф просит о тайной встрече. Он как раз осматривал на конюшне приболевшую лошадь, и ко всем неприятностям ему не хватало ещё визита прихвостня Генриха.

— Какого чёрта нужно от меня этому распутнику и богохульнику? Уж не руки ли пани Марии приплёлся просить? -  нахмурился Збирайда, но всё-таки вышел к незваному гостю.

Прошло всего несколько минут разговора,  и барон сменил гнев на милость.

— Я люблю вашу дочь, — признался ему до крайности взволнованный Ярослав, — и думаю, что пани Стефания ко мне тоже неравнодушна, но слишком опасно было проявлять свои чувства. Генрих решил обесчестить вашу крестницу, и как я не отговаривал его от этого шага,  не желает ничего слушать! Можно, конечно, отказаться  участвовать в этом бесчестном деле, но как бы тогда мы узнали, что он задумал?

У Збирайды от злости едва не случился припадок, по крайней мере, его лицо приобрело свекольный оттенок, и он несколько минут не мог произнести ни слова от охватившего удушья.

— Мерзкий щенок, — яростно взревел барон, едва обретя дыхание, — сейчас же поеду к маркграфу и открою глаза на поведение наследничка!

Этого Палацкий боялся больше всего.

— Злить и восстанавливать против нас Генриха крайне опасно! — категорически возразил он. — Жизнь заканчивается не завтра. А ну как заболеет маркграф и отдаст Богу душу, что будет со всеми нами? Едва ли дело ограничится только опалой!  Не придется ли нам со Стефанией бежать с родной земли, чуть ли ни в чём мать родила?

— Но что же делать? -  растерялся барон. — Как отбить охоту увиваться за моей крестницей?

— Давайте действовать его же методами, — тяжело вздохнув, предложил Палацкий, — попробуем обмануть Генриха!

И мужчины принялись кропотливо разрабатывать план действий.

— Подслушивала?- спросил ночью барон Хеленку.

— Да, мой господин, — не стала скрывать она. – Как узнала, что молодой человек здесь, так и прилипла к двери: сама ни слова не пропустила и никому подслушать не дала.

— Ты у меня умница! Как тебе граф?

Хеленка радостно ткнулась носом в его плечо.

— Весьма красивый и достойный пан!

— Мне Ярек тоже пришёлся по душе, — нехотя признался барон,- и пусть граф порядочный шалопай, но судя по всему, душа у него благородная!

Женщина помолчала, раздумывая, и когда барон уже засыпал, неожиданно разбудила его.

— Меня больше всего тревожит даже не принц, — озабочено поделилась она,- а пани Мария. Не слишком ли жестоко было так играть её сердцем?

Вот только чувствами пани Марии не забивал Збирайда своей и без того пухнущей от проблем головы.

— Ты же слышала, что Ярослав это делал по приказанию принца! — раздраженно повернулся он на другой бок.

Но лежащую рядом Хеленку мало смутила эта демонстрация недовольства.

— Может, всё и так, — усомнилась она, — но пани Мария об этом не знает!

— Да плюнь ты на мадьярку! Далась она тебе, — зевнул пан Ирджих, — гудишь, как шмель над цветком над моей несчастной головой. Тю, баба, спать!

— Не могу заснуть. Боюсь, что пани Мария нам всем жестоко отомстит!

— Вот, курья голова, — ругнулся барон, — мадьярки боится, а меня выводить из себя всякими глупостями не опасается! Ещё слово, и я не поленюсь встать и отходить тебя по мягкому месту, чтобы спать не мешала!

Угроз Збирайды Хеленка не боялась, хотя досаждать ему больше не стала. Зато на следующий день она уже плотно обосновалась возле дочери, презрев все свои остальные обязанности. Только она — её мать могла защитить свою кровиночку от всевозможных козней коварной мадьярки.

ГЕНРИХ.

В конце февраля Ярослав сообщил принцу, что Збирайда уезжает на несколько дней к себе в имение. Пани Мария согласна впустить его в дом и всё готово к осуществлению коварного замысла.

Довольный Генрих тут же отправился на женскую половину. Дамы маркграфини клевали носом под чтение какой-то книги, и никто не помешал ему подойти к сидящей у окна Стефке.

В последнее время отношения между ними выровнялись:  принц часто подходил к девушке во время посещений покоев матери, чтобы одарить парой-тройкой замысловатых комплиментов. Однако таким же образом он оказывал внимание ещё с десятку девушек, поэтому Стефку это не смущало. Но близкое осуществление заветного желания сделало Генриха дерзким.

— Пани Стефания, — игриво улыбнулся он,- не собираетесь ли вы вместе со Збирайдой посетить родные края?

— Нет, — вздохнула девушка,- крестный уезжает ненадолго и не берет меня с собой.

— Какое счастье! Лишившись такого украшения, наш двор  потерял бы половину своего блеска. От одной мысли, что буду лишен возможности любоваться вашей красотой, я сразу же погружаюсь в беспросветную тоску.

За  месяцы пребывания при дворе Стефка не приобрела особого лоска, но все-таки узнала, что нужно говорить в таких случаях.

— О, не сомневаюсь, что найдется немало красивых пани в свите вашей матушки, которые рассеют вашу печаль!

— Но глаза ни одной из них не сулят влюбленному такого блаженства, как ваши, — таинственно понизил голос Генрих.

— О каком блаженстве идет речь?- недоуменно приподняла брови Стефка, решив, что это очередной мудреный комплемент.

Неожиданно принц нагнулся совсем низко и, опалив девушку темными глазами, тихо прошептал:

— Я говорю о блаженстве, которое обещает мужчинам  ваше восхитительное тело!

Стефка залилась краской  стыда. Уткнувшись в вышивку, расстроенная девушка не знала, как ей отреагировать на такие непристойные слова. Но Генрих, посмеиваясь, уже отошёл от предполагаемой жертвы. В предвкушении опасного приключения у него приятно волновалась кровь, и было превосходное настроение.

От пани Марии  Палацкий узнал, что после отъезда барона в доме осталось лишь несколько человек прислуги, но они спят в людской, и доступ в спальню юной пани никем не охраняется.  Да и кого было бояться Збирайде в собственном доме?

Поздней ночью молодые люди подъехали к дому. Принц с несколькими  доверенными людьми из личного окружения затаился на соседней улице. Со своего места ему было хорошо видно, как Ярек постучал условным стуком в калитку и как ему открыли.

Генрих знал, что ему придётся долго ждать, но его желание овладеть юной красавицей было настолько велико, что от нетерпения он не чувствовал  промозглости пронизывающего до костей ветра.

И тут послышались  шум и крики. На подворье Збирайды явно что-то произошло: на улицу высыпала вооруженная дворня, и недоумевающему и разочарованному принцу  пришлось убраться восвояси, так и не дождавшись Ярослава.

Всю ночь Генрих ждал известий от приятеля,  одного за другим посылая  своих людей то в дом Палацкого, то к подворью Збирайды. Но те возвращались ни с чем: Ярослав как в воду канул. 

И только после обеда граф, наконец-то, соизволил появиться в Шпильберге. Генрих к тому времени совсем извёлся от нетерпения.

— Что случилось? — набросился он на Ярослава. — Почему в доме оказалось так много народа?

Палацкий замялся, пряча глаза от пронизывающего взора принца:

— Збирайда не смог пробраться через перевал в родные края:  бушует буран и всё завалило снегом. Поздно вечером он внезапно вернулся домой, едва успев к закрытию городских ворот!

— И?

— Все были порядком вымотаны и валились с ног, вот пани Мария и подумала, что никто не помешает нашей встрече, но она ошиблась! Когда мы пробирались по коридору в её комнату, навстречу нам вышел Збирайда собственной персоной! Пани испуганно пискнула и исчезла, а я оказался с ним один на один! — Ярослав сдержанно перевел дыхание и быстро договорил. — Убедить Збирайду, что я не хотел обесчестить его крестницу, оказалось невозможным:  мне ничего не осталось, как предложить пани Стефании руку и сердце!

Генрих не только стал багровым от ярости: от ненависти у него перекосилось лицо.

— Почему же ты не объяснил, что шёл не к падчерице, а к мачехе? — наконец, отдышавшись, процедил он сквозь зубы.

Ярослав с наигранным недоумением посмотрел на принца.

— Жениться на вдове без гроша за душой, с ребенком и далеко не первой свежести? Нет уж, если и надевать на себя этот хомут, то хотя бы ради молодой и красивой. Генрих, неужели ты  потребовал бы от меня такой жертвы?

Странный вопрос!  Конечно, потребовал бы!  Оба молодых человека это знали, но одно дело думать, другое — говорить. До такой степени Генрих ещё не обнаглел.

— Значит, ты теперь жених юной Лукаши? — криво усмехнулся он.

Ярослав, виновато улыбнувшись, смущенно пожал плечами.

— Я знаю,  как ты был увлечен пани Лукаши, но  Стефания  — не единственная красивая девушка в маркграфстве, найдутся и другие, не менее привлекательные.

Они помолчали: один с нарастающим ледяным гневом, другой с вполне оправданной опаской.

— Когда же свадьба? — мрачно поинтересовался Генрих.

— Решать маркграфине, ведь Стефания состоит в её свите. Сегодня вечером Збирайда обсудит этот вопрос с госпожой Бертой.

Генрих согласно кивнул головой, и перевел разговор на другую тему.

Если бы Ярослав не был так взволнован и счастлив одновременно, может и заподозрил в этой сдержанности недоброе. Но  молодой человек искренне посчитал, что все его неприятности теперь позади:  принц немного подуется и смирится с неизбежным. Что ему ещё останется делать?

Палацкий  понял бы, что сильно ошибается, доведись ему услышать разговор Генриха с матерью.

— Сегодня Збирайда будет просить вашего разрешения на венчание его крестницы с графом Палацким, — мрачно предупредил сын маркграфиню. — Он готов её выдать замуж  хоть завтра, но я вас попрошу насколько возможно оттянуть это событие.

Берта изумленно вздернула брови.

— Какие же возражения я ему приведу?

— Осталось чуть больше недели до Великого поста! Поясните Збирайде, что это время больше подходит для молитв, чем для свадеб!

— Допустим,-  недоуменно пожала плечами маркграфиня, — и что это тебе даст? Они всё равно поженятся!

Она видела, насколько расстроен сын из-за потери смазливой деревенской девчонки и полагала, что его увлечение глупая блажь. Однако Берта не посчитала нужным отказать  единственному отпрыску в такой безделице. Сам когда-нибудь поймет, насколько глупо выглядит его упорство.

— Теперь ты не сможешь вклиниться между ними, — всё же предупредила она.

— Даже если Стефания потеряна для меня, — зло ответил Генрих, — я обязательно  придумаю, как расстроить эту свадьбу! Не позволю обманывать себя безнаказанно!

— Почему ты считаешь, себя обманутым? Что между вами произошло?

— Ничего особенного, но подозреваю, что из вашего сына хотели сделать болвана! И обязательно узнаю, каким образом Ярек получил руку пани Стефании, — пообещал Генрих  матери.

Отсрочка венчания расстроила и Збирайду, и Палацкого. Инстинктивно они оба чувствовали нависшую опасность, поэтому хотели как можно быстрее провести обряд венчания, но ответ маркграфини прозвучал категорично, и настаивать на своём было, по меньшей мере, неразумно.

И пока жених и отец напряженно размышляли, каких ещё пакостей ждать от завистливого принца, не было на свете человека счастливее Стефки.

Когда она узнала о сватовстве графа, то покрыла восторженными поцелуями и крестного, и Хеленку, и даже мрачную  пани Марию.  Девушка танцевала от радости, легкомысленно забыв и о принце,  и о прежних ухаживаниях жениха за мачехой. 

 Зато вечером того же дня Генрих получил возможность увидеть её ликующее лицо и сияющие беспредельной любовью глаза, обращенные к Ярославу, в свою очередь словно прилипшему  к невесте. Теперь, когда состоялось обручение, влюбленные уже не считали нужным скрывать свои чувства: они о чем-то нежно ворковали друг с другом, то и дело переглядывались и обменивались улыбками. Не удивительно, что при виде столь откровенного счастья соперника  Генриха охватило бешенство, и он с трудом сдерживался, чтобы открыто не проявить обуревавшей его жгучей ревности.

— Какая красивая пара, — между тем, умилилась Берта. — На них хочется любоваться, не отрывая глаз. Пожалей ты их!

Но взглянув на сына, она прикусила губу. 

— Любуйтесь, матушка, как люди любуются на облако. Миг, и его уже нет!

Даже о намечающейся подлости при желании можно сказать поэтично.

Полные всепоглощающий ненависти глаза Генриха остановились на одинокой фигурке вблизи жениха и невесты. Не нужно быть особо проницательным знатоком человеческих душ, чтобы понять: пани Мария находится в не менее жутком состоянии. Женщина осунулась, и её бледность бросалась в глаза, как и чёрные тени под глазами.

Применив пару нехитрых уловок, принцу удалось поговорить с ней наедине.

— Надо же, — разыграл он удивление, — я предполагал, что в вашем доме  скоро быть свадьбе, но с другой невестой. И вдруг узнаю, что граф Палацкий обручен с пани Стефанией!

Из глаз пани Марии тотчас заструились слезы отчаяния.

— Это все Збирайда! — всхлипнула она.

— Но разве у вас с Ярославом не дошло дело до свиданий? Как с преданным другом он делился со мной  мечтами о встрече с любимой женщиной!

Лицо Генриха изображало такое участие, что пани Лукаши прорвало: ведь бедной женщине некому было излить всю горечь, скопившуюся за эти дни.

— Не знаю, как пан Ирджих прознал о готовящемся свидании, но только всё было заранее подстроено. Я расспрашивала  его людей,  и кое-кто мне поведал, что Збирайда и не собирался в Чёрный лес: он  выехал из городских ворот,  дождался вечера в ближайшем к Брно придорожном трактире, а потом вернулся, придумав несуществующую бурю. Барону хотелось поймать  Ярека в ловушку и женить на своей Стефке. А Палацкий как истинный рыцарь не стал позорить меня в глазах людей и утаил правду!

В отличие от  глупой бабы, принц сразу же сообразил, что произошло: сговорившись между собой, два неверных вассала провели его как неразумного ребенка.

— У вас появится возможность отомстить, — пообещал он вдовушке,- если вы согласитесь мне помочь!

— Но...  какого рода  нужна помощь? -  вытерла слезы мадьярка. — Збирайда ведь и убить может, если догадается, что я что-то замышляю против его крестницы!

— Не волнуйтесь, в случае необходимости я сумею вас защитить, — пообещал Генрих. – Только думаю, до этого дело не дойдёт!

Между тем потерявшая голову от любви Стефка готовилась к свадьбе: из Лукаши привезли её приданое, чтобы проверить, что нужно обновить, а то и пополнить. Все комнатные девушки были завалены работой, а местные торговцы заказами.  Пристрастно перебирающая содержимое сундуков Хеленка всю душу вложила в рубашки своей голубки, любовно украсив их вышивкой, лично проверила каждый отрез ткани, протрясла перины и подушки.  И всё же тревожное беспокойство не давало иногда ей спать по ночам.

— Быстрее, что ли бы они поженились, — пожаловалась она как-то Збирайде, — боюсь я! Сердце так и замирает.

— Тю, глупая баба! – рявкнул на неё пан Ирджих, но потом, тяжело вздохнув, погладил любовницу по голове. — Что я могу поделать, если маркграфиню вдруг обуяло неожиданное благочестие? Успокойся,  всё будет хорошо!

ПАПСКОЕ ПОСОЛЬСТВО.

Сказав, что на перевале бушует ураган, Збирайда не особо покривил душой.

Преодолевая Моравский крас, сражался с бешеными порывами метели  довольно большой отряд людей. Билось на ветру обледеневшее жёлтое знамя над сплошь облепленными снегом всадниками.

— Ваше преосвященство, этот снежный кошмар напоминает мне последние круги ада, столь гениально описанного Данте Алигьери:  тот же мерзкий холод, ураган  и лёд, — пробивался сквозь порывы ветра голос предводителя отряда, обращенный к священнослужителю в подбитой мехом фиолетовой мантии.

— Да, погода нас не балует, — согласился тот,- но это последний переход, сын мой: завтра мы прибудем в Брно.

  — Неужели в этом диком краю есть города и люди? — продолжал насмешничать мужчина. — После того, как мы выехали из Праги, только и видим, что леса, горы да озера. Мелькнут убогие  силуэты каких-то сооружений, да изредка появятся похожие на зверей люди в шкурах. А уж деревни: на редкость тоскливое зрелище беспросветной нищеты!

— Эти края совсем недавно были ареной большой смуты, вот люди и обнищали. Но в основном, они такие же добрые сыны и дочери нашей матери-церкви, как и все остальные католики,- укоризненно заметил епископ. — Хотя у его святейшества до сих пор есть повод огорчаться их поведением! Но какой же любящий отец не скорбит о заблуждениях детей?

Это посольство папы римского было не совсем обычным. Во-первых, его возглавлял  человек вполне светский — знатный испанский гранд дон Мигель граф де ла Верда. И хотя недостатка в викариях и секретарях в  не наблюдалось, прежде всего, это был очень хорошо вооруженный отряд, состоящий из опытных и сильных воинов. Графа сопровождал другой папский легат -епископ болонский Братичелли. На них была возложена достаточно деликатная миссия с широкими полномочиями и множеством тайных поручений.

Посольство высадилось в Любеке, проехалось по городам Ганзы, побывало при польском дворе, обсудив с королём  ряд насущных вопросов. Затем они побывали в Силезии и Чехии, а теперь папским посланникам предстояла работа в Моравии.

Что же заставило этих людей посетить маленькое,  зажатое между гор маркграфство?

В Риме не могли без содрогания вспоминать потрясшие весь христианский мир события, позволившие последователям мерзкого еретика Яна Гуса ввергнуть Чешское королевство в кровавую смуту. Папскому престолу пришлось организовать крестовый поход против непокорных чехов.  Тогда Моравия оказалась в самом центре событий, и хотя прошло уже значительное количество времени, маркграфство по-прежнему не давало Риму покоя.

До престола доходили слухи об организации "Моравских братьев" — последователей таборита Хельчинского, который только по недосмотру инквизиции не попал на костер и умер своей смертью. Но особо настораживали святого отца  доносы, что некоторые дворяне при дворе маркграфа несколько вольно трактуют те догматы святой матери-церкви, о которых двух мнений быть не может.  Вот поэтому сюда и было решено прислать графа де ла Верду — человека светского, и одновременно служащего престолу. Что изо всех сил станут скрывать от епископа, могли доверить столь блистательному гостю.

Дон Мигель был чарующе обаятелен, красив мужской зрелой красотой, а главное, хорошо разбирался в хитросплетениях интриг. По моде того времени его черные пышные локоны опускались ниже плеч. Точёный гордый профиль надменного лица смягчали  бархатистые и проникновенные черные глаза, а хорошо очерченные губы умели прельстительно и таинственно улыбаться. Стройная подтянутая фигура человека, много времени проводящего в движении довершала картину: не удивительно, что де ла Верда имел успех у прекрасных дам и легко выпытывал среди смятых простыней даже то, что прелестницы скрывали на исповедях.

  Граф умудрялся проникать в самые тайные замыслы сильных мира сего. Это был прирожденный дипломат и лазутчик, твердо знающий, чего он хочет и кому он служит. Его отличали острый ум, бьющая через край энергии  и беззаветная преданность католической церкви.

  Дон Мигель был выходцем из старинного каталонского рода. Он появился на свет вторым сыном, поэтому вынужден был сам пробивать себе дорогу. По обычаям того времени, семья решила посвятить его церкви, да и сам дон Мигель с радостью избрал духовную карьеру. Он грезил о кардинальской шапке, и что уж греха таить,  о папской тиаре!

  Будучи в отдаленном родстве с весьма могущественным кланом кардиналов из арагонского дома  Борджиа, юный Мигель решил сделать карьеру в Риме. Кардинал Родриго Ленцуоло Борджа приходился ему троюродным дядей по матери. Он всегда был привязан к родственникам, поэтому в свое время оказал протекцию бойкому племяннику. Его святейшество сначала уступил, не желая связываться с могущественным испанским кланом, усилившимся до невероятности за годы правления папы Каликста III. Однако когда юный каталонец с необыкновенной ловкостью справился с рядом довольно сложных заданий, папа стал доверять ему  деликатные и требующие большой осмотрительности дела.

Де ла Верда уже  готовился к принятию сана, когда из дома пришло известие о смерти старшего брата. С честолюбивыми мечтами о папской тиаре пришлось расстаться, но к тому времени дон Мигель уже плотно завяз в тенетах европейской политики и не мог всё бросить ради возвращения в родной лен.

Епископ Братичелли  поначалу был недоволен, что над ним поставили человека светского, да еще столь дерзкого и стремительного, но потом и он в очередной раз восхитился мудростью папы, когда увидел каталонца в действии. Где бы ему понадобились месяцы упорного труда, дон Мигель добивался своего за считанные дни.

Перевалив через засыпанные снегом горы, спутники с удовольствием отогревались на неярком, но уже по-весеннему теплом солнышке.

Ничто так не сокращает путь, как беседа с умным и знающим человеком. Епископ и дон Мигель знали об этом не понаслышке.

— Не могу я понять этих людей, — с досадой говорил де ла Верда, — живут в нищете: не доедают, одеты в лохмотья, но с упрямством, достойным лучшего применения, ищут Небесное царство, когда им давно и четко  сказано: его нет в земной юдоли! Но смутьяны упрямо талдычат: мол, если все оденутся в рубище и станут питаться отбросами, Горние сферы непременно предстанут перед их алчущими взорами!

— Дьявол везде найдет лазейку, — со вздохом заметил епископ. — Постоянно твердя о нищете и смирении, как о способе достижения высшей гармонии, они сами о них невольно забывают, выступая против нашей общей матери-церкви.

— Меня  бесит человеческая глупость! Почему молитвы грязного нищего священника в их понимании ближе к Богу, чем чистого и сытого? Разве в последнем случае благодарность Создателю не более искренняя? Мне кажется, что еретиками движет обыкновенная зависть. Работать они не хотят, содержать себя в достатке не могут: вот и решили, раз они лодыри и неудачники, то нужно всех низвести до состояния нищеты! Положите перед носом самого закоренелого сторонника бедности и смирения два куска мяса — один жесткий, плохо прожаренный, да еще тухлый вдобавок, и кусок отличного жаркого! Что он выберет?

— Всё это гордыня, — согласился епископ, — убогие и нищие духом они вообразили, что умнее всех, даже наместника Бога на земле и начали мутить народ.  Чего же в результате они добились? Кровь, обнищание и смерть…  Кстати, о жарком! Конечно, сейчас пост, но очень  хотелось бы  где-нибудь пообедать! Боюсь, до Брно нам не найти ни одной приличной харчевни.

В город посольство попало только к вечеру, едва успев к закрытию городских ворот.

Путники отогрелись, отдохнули, сменили дорожную одежду на парадную, и в один из дней третьей недели поста посетили  Шпильберг.

— Какой захудалый двор, — брезгливо поморщился де ла Верда,- при таком только и процветать всяким убогим ересям!

— Сердце нашей матери-церкви одинаково широко распахнуто и для богатых народов, и для бедных, -  упрекнул каталонца епископ.

Впрочем, он знал: когда дело коснется целей поездки, его спутник перестанет брюзжать  и покажет себя с наилучшей стороны.

Маркграф был заранее предупрежден, что его лён навестит папский посланник. Наслышан он был и о самом доне Мигеле как о лицемерном и коварном интригане. Не сказать, чтобы его порадовал этот визит, но Корвин упомянул в личном послании, что крайне заинтересован в благополучном исходе переговоров между папским легатом и маркграфом.

Дело, прежде всего, касалось брака принца Генриха.

Династия Люксембургов была связана изнутри брачными союзами,  но на этот раз разговор пошел о Габсбургах, владения которых примыкали к маркграфству с юга. Принцессе Анне-Марии едва исполнилось десять лет, но ничто не мешало провести обряд венчания. Маркграф внимательно выслушал все доводы в пользу этого брака и не стал возражать, понимая, что всё уже решено за его спиной.  Матиаш Корвин списался с папой, и эти люди, дабы обсуждая с ним кандидатуру невесты, по сути дела ставили его в известность о принятом решении.

Проведя первый официальный раунд переговоров, дон Мигель немедля перешёл ко второму. Услышав о еретиках при своем дворе, маркграф всполошился не на шутку. Не хватало только, чтобы его земли опять подверглись разграблению, как во время крестовых походов четверть века назад. Он в ту пору был совсем молод, но помнил, во что превратили его удел орды созванного со всей Европы Святым престолом отчаянного сброда.

— Ересь? — удивленно приподнял он брови. — Уверяю, что вы ошибаетесь!

— И тем не менее, — холодно улыбнулся дон Мигель, — могу ошибиться я, но никак ни его святейшество, который уверяет, что по его сведениям при вашем дворе обретаются тайные еретики.

Такое утверждение трудно оспорить.

— Разве что-нибудь позволяет себе молодежь? — недовольно пожал плечами маркграф. — Поговорите с Генрихом: может ему что-то известно? Обычно в это время он обретается на половине матери.

Так дон Мигель оказался в покоях маркграфини, где сразу же произвел переполох своими великолепными глазами и неотразимыми манерами. Было нечто в нём такое, от чего женщины всех возрастов сразу же начинали прихорашиваться, улыбаться и кокетничать, пытаясь обратить на себя внимание столь привлекательного мужчины.

— Надо же, что посол его святейшества — вы, дон Мигель,- удивилась маркграфиня, — мы привыкли к легатам в сутанах!

— Служить церкви — великая честь, ваша светлость, — заметил граф, одаривая женщину обаятельной улыбкой и заинтересованным взглядом, — я чувствую себя польщённым столь высоким доверием.

Первое, что интересует любую женщину независимо от возраста и положения при виде привлекательного мужчины — женат ли он?

— Кто ваша супруга? – поинтересовалась Берта.

— Пока холост, — удовлетворил её любопытство собеседник, — и только ищу подругу жизни!

— Как знать, может именно  в Моравии найдете свою половину? — рассмеялась женщина. – Наш двор славится красавицами!

— И это не пустые слухи, — улыбнулся дон Мигель, -  я вижу здесь даже небесных ангелов!

— Ангелов? -  удивился Генрих, до этого молча внимающий их легкой болтовне.

Отец успел предупредить наследника, что каталонец не просто так пожаловал на женскую половину, и его ждёт очень серьезный разговор. И теперь принц терпеливо дожидался, когда  иноземец перестанет морочить головы дамам и начнет говорить по существу. Но граф почему-то не особо торопился.

— Ангел, мой принц, — охотно пояснил дон Мигель, — сидит за вышиванием в обществе красивого молодого мужчины. Очевидно, разговор между ними весьма увлекателен. Ручаюсь, эта парочка даже не заметила вашего покорного слугу!

Генрих с легким недоумением взглянул на каталонца. Он мог поручиться, что де ла Верда ни разу не посмотрел в сторону Стефки и Ярека, да и сидели жених с невестой в дальнем углу. Как он смог их разглядеть на таком расстоянии?

— Настоящая красота бросается в глаза как огонь в ночи,- в ответ на его молчаливое удивление заметил дон Мигель,- особенно настолько редкостная!  Впрочем, судя по поведению сидящего рядом молодого человека, у неё уже нашелся хозяин.

— Вы проницательны, дон Мигель, — сделала чужаку комплимент маркграфиня. — Эта девушка Стефания Лукаши — крестница барона Збирайды и круглая сирота. Она недавно обручилась с графом Ярославом Палацким, и после Пасхи состоится их свадьба.

— Вот так всегда, — нарочито сокрушенно вздохнул дон Мигель,- стоит только встретить подходящую девушку, как она либо оказывается чужой невестой, либо вообще замужем! Но, возможно, я еще найду утешенье в чьих-нибудь объятиях?

Все присутствующие рассмеялись, кроме принца, который не нашел в словах папского посланника ничего смешного. Граф исподволь наблюдал за молодым человеком. Для такого знатока человеческих слабостей  как дон Мигель не составило труда мгновенно разобраться, что перед ним типичный любовный треугольник, и изощренный в интригах ум каталонца лихорадочно перебирал варианты использования данной информации в своих целях.

Разговор между ними состоялся несколько позже, когда вдоволь наболтавшись с дамами и полностью их очаровав, дон Мигель попросил принца о приватном разговоре. Генрих отослал приближенных.

— До престола его святейшества, — поставил его в известность де ла Верда, — дошли слухи о неподобающих разговорах среди ваших дворян, отдающих откровенной ересью!

— Мои дворяне и ересь? — удивился Генрих. – Уверен, вас ввели в заблуждение!

— А вы можете отличить ересь от философских умствований? — с располагающей улыбкой поинтересовался дон Мигель. — Для этого нужны специальные познания! Может, вам и кажутся эти высказывания безобидным, а на самом деле они смертельно опасны, потому что ведут бессмертную душу прямиком в ад. Не лучше ли позволить во всем разобраться людям сведущим в подобных материях?

— Инквизиции? — с горькой иронией поинтересовался принц. — Но в маркграфстве нет суда инквизиции!

— Инквизиция — не пугало, а скальпель хирурга, который вскрывая зловонные язвы, выпускает из больного тела гной, делая его здоровым, — укоризненно заметил каталонец. — И хотя в Моравии действительно нет суда инквизиции, но отцы-доминиканцы сопровождают наш отряд и с радостью помогут заблудшим душам!

— Я далек от теологии, — с неожиданной готовностью признался принц, остановив взгляд на паре обрученных в углу. — Могут ли считаться еретическими учения Николы Кузанского, Плифона и Лоренцо Валло?

— О, — восхитился граф, — вы знакомы с передовыми идеями гуманистов? Неужели изучали их труды с вашими наставниками?

— Граф  Палацкий недавно увлеченно о них рассказывал!

Дон Мигель чуть не рассмеялся: этот мальчишка прямолинейно шел к цели, пытаясь отдать в руки инквизиции счастливого соперника.  Если дело пойдет и дальше таким образом,  его миссия окажется значительно легче, чем он думал вначале.

— Святая церковь отличается широтой взглядов и никогда не преследовала людей, которые будучи добрыми католиками, вносили кое-что новое в науку об устройстве человеческого общества. Может, она в чем-то с этими философами и не согласна, но её сердце, как и сердце любящей  матери, наполнено пониманием и всепрощением! Насколько мне известно, граф совсем недавно вернулся из длительного путешествия? Злокозненные речи, направленные против его святейшества, появились при вашем дворе гораздо раньше.

— Тогда я не знаю, о ком вы выговорите! — разочарованно поморщился принц.

Собеседники немного помолчали: их взоры  вновь сосредоточились на счастливых влюбленных, которым и дела не было до проносящихся над их головами опасностей.

— Сегодня мы с вашим отцом обсудили кандидатуру вашей невесты, — неожиданно сменил тему разговора дон Мигель, — это десятилетняя Анна-Мария Австрийская. Понятно, что она пока не сможет выполнять обязанности супруги, да и сейчас уже заметно, что вряд ли будет такой же красавицей, как пани Лукаши, но что поделаешь:  таков удел принцев — наслаждаться счастьем подданных в ущерб собственным чувствам!

Генрих отреагировал на это известие сдержанно, и лишь прикушенная губа выдавала обуревавшие его страсти.

— Впрочем,  бывают всякие обстоятельства, — после затянувшейся паузы туманно намекнул де ла Верда, — и свадьбы распадаются в последний момент. Только такая красавица, если даже не выйдет замуж за Палацкого, быстро найдет себе другого жениха!

И принц вновь отмолчался. Что же, многого дон Мигель от него пока и не ожидал, но был уверен, что молодой человек заглотнет наживку. Теперь можно было с лёгкой душой возвращаться к фривольной болтовне с дамами.

Прошло две недели.

Де ла Верда уже знал имена дворян из свиты принца, которые опрометчиво распустили языки, но не спешил отдавать их в руки инквизиции. Он хотел услышать имена еретиков из уст самого принца, чтобы не раскрывать легкомысленный источник, от которого в одну из пылких ночей узнал информацию. А ещё его интересовало, чем закончится тайная война, которую вёл принц против своего друга и его красавицы-невесты.

Приближалась Пасха, следовательно, и свадьба этой пары. Теперь нужно было ждать от Генриха решительных действий.

Конечно, дон Мигель видел,  насколько хороша пани Лукаши, но это никак не затрагивало его чувств до одного вечера в покоях маркграфини. Чтобы развлечь дам, в тот день посланник принёс во дворец шкатулку с приобретённым в Пруссии янтарём. Женщины с восторженным удивлением любовались четками, ожерельями и брошками. Но особое восхищение вызвал кусок янтаря, внутри которого как будто застыло перламутровое золотое облачко блесток.

— Божественно, — восхитилась Берта, — даже не знаю, видела ли я когда-нибудь подобную красоту?

— Ах, матушка, -  мрачно улыбнулся  Генрих,  наведя уникальный янтарь на свет свечи,-- вы не замечаете очевидного!

Дон Мигель удивленно вздернул брови, когда принц обратил взор в сторону интересующей его девицы.

— Пани Лукаши, — громко позвал он,- подойдите сюда!

Впервые дон Мигель увидел эту красавицу вблизи. Обычно Стефания сидела в отдалении, и у него сложилось стойкое впечатление, что кроме своего жениха девушка никого не видит. Сейчас же, покорно улыбающаяся пани Лукаши подошла к маркграфине.

Из-под плоской квадратной шапочки, подвязанной под подбородком широкой лентой, струились распущенные золотистые локоны длинных волос, отдельные пряди которых были перевиты нитками жемчуга. Принц с горькой миной приблизился к девушке и, дерзко приподняв одну из прядей, поднес к подсвечнику в своей руке. Эффект превзошел все ожидания! Волосы заискрились золотистым перламутром, подобно облачку внутри янтаря.

Увидев, с чем сравнивают её локоны, девушка порозовела от смущения, и тёмно-синие глаза испуганно попросили помощи у жениха. Палацкий ободряюще кивнул головой, и Стефания тотчас засияла облегченной улыбкой в ответ. Она даже в данной ситуации умудрилась никого не замечать, кроме своего Ярека. Дон Мигель внезапно почувствовал себя задетым и этой редкостной красотой, и этим обидным пренебрежением. Он с удивлением ощутил, как сладко замерло его сердце при виде безукоризненно прекрасного лица, и поневоле залюбовался синим безмятежным взором. И в этот момент из головы восхищенного де ла Верды вылетел знаменитый постулат папских легатов: «Не только ты смотришь на всех, но и все смотрят на тебя!» И лишь поймав заинтересованный взгляд Генриха, каталонец с досадой догадался, что его особое внимание к красавице не прошло незамеченным.

— Я вижу, вы не остались равнодушным к нашей моравской Диане? -  позже с кривой улыбкой осведомился принц.

— Надо быть незрячим, чтобы не заметить подобного совершенства, — не стал отказываться граф. — Жаль только, что нам никогда не пить воды из этого источника!

— А что,  при виде этой девушки у вас появилась жажда?

— Как и у любого нормального мужчины!

Разговор стал по-настоящему интересовать де ла Верду. Он догадался, что у Генриха есть, что ему предложить.

Собеседники неспешно прогуливались по коридору, ведущему из маркграфских покоев в дворцовую часовню. Сейчас здесь было пустынно, и их размеренные шаги гулом отражались от каменных стен.

— Почему я должен отдать дурному вассалу девушку, которую страстно желаю, — между тем, вслух рассуждал  принц, — неужели мои объятия не будут для неё предпочтительнее? В конце концов, именно я — сеньор, а он лишь подданный.

Де ла Верда со скрытой насмешкой покосился на малахольного юнца. Амбиций тому было не занимать, вот только чувства меры недоставало. А это серьезное упущение для будущего правителя.

— Теоретически вы правы, — охотно согласился он, — но в наше время принято сквозь пальцы смотреть на старинные кутюмы. Сомневаюсь, что девушке и её родственникам подобные доводы покажутся бесспорными.

Принц нервно подтянул перчатки и неуверенно взглянул на собеседника:

— А не могли бы вы мне помочь в этом деле?

— Счастлив, что вы почтили меня своим доверием, но что я могу сделать?

Генрих надолго замолчал, казалось, сосредоточенно изучая узорчатые своды галереи. Может, ждал наводящих вопросов, но дон Мигель не собирался ему помогать. Он уже предчувствовал, что услышит нечто экстраординарное, и его немало забавлял этот упрямый юнец.

Однако когда принц заговорил,  де ла Верду от нелепости затеи даже оторопь взяла.

— Не могли бы вы выкрасть девушку, — тихо предложил Генрих, — обесчестить её и бросить где-нибудь по дороге?

— Интересную роль вы предлагаете папскому посланнику!

— Сделаете вид, что уезжаете, но сами тайком вернетесь, — живо пояснил ему молодой человек.  — С помощью одной женщины из дома Збирайды выкрадите девицу! Затем, не открывая лица, изнасилуете её и бросите. Что тут сложного? Стефания и не поймет, что это были вы!

Граф судорожно вздохнул, но всё равно поперхнулся, досадливо ухватившись за горло. Такой дикости ему ещё не приходилось слышать.

— Изнасиловать девушку с закрытым лицом? — прохрипел он, с трудом прокашлявшись. — Но вам-то от этого какая польза?

— Обесчещенная девушка попадет на покаяние в монастырь,- терпеливо растолковал принц. — Ярослав после такого позора не сможет на ней жениться. А я подожду пока уляжется шум, потихоньку извлеку девчонку из обители и сделаю своей тайной любовницей.

Дон Мигель, сжав подбородок пальцами, задумчиво разглядывал принца. Надо же, какая невообразимая дурь у него в голове — вплоть до святотатства! На редкость мерзкий тип!

— Хорошо, — мягко согласился он, — мне понятно, что вы задумали! Но поставим вопрос иначе — а что я получу от этой авантюры?

— Разве овладеть такой красавицей само по себе не является наградой?

— Что же, всегда забавно сделать из ангела грешницу, — насмешливо согласился каталонец,- хотя меня не привлекает смирять изо всех сил сопротивляющуюся девственницу! Я не любитель подобных развлечений, но чего не сделаешь, чтобы угодить вам, мой принц! Правда, есть одно "но", которое делает все ваши замыслы бесполезными.

— Что это за "но"? — осведомился недовольный Генрих.

Дон Мигель обескуражено развел руками.

— Я не могу уехать из вашего маркграфства, пока не выясню имена дворян, запятнавших себя связями с еретиками. А это может затянуться так надолго, что пани Стефания не только успеет выйти замуж, но и даже родить графу первенца.

Принц озадаченно задумался.

— Что с ними будет? — хмуро полюбопытствовал он.

— О, не забивайте себе голову, — беспечно рассмеялся де ла Верда, -  поговорят… по-отечески, а потом наложат епитимью, да отправят на какое-то время в монастырь на покаяние. Откуда это предубеждение против инквизиции? Не понимаю! Невинному человеку нечего боятся!

— А виноватому?

— Всё зависит от степени вины, — тонко улыбнулся дон Мигель. — Дворяне — опора престолов, к ним отцы инквизиторы всегда снисходительны!

— Если вы гарантируете их безопасность...

— Я гарантирую не безопасность, — поспешил прервать его граф, — а справедливый и снисходительный суд!

— Это одно и то же, — досадливо согласился принц. — Ладно, попробую выяснить имена болтунов, но… если вы согласны мне помочь?

— Буду рад оказать вам эту услугу, но от вас, в свою очередь, жду чёткого плана действий!

— Вы его получите! — обрадовано пообещал принц.

Дворяне были арестованы накануне Пасхи.

— Быстро вы провернули это дело! — восхищенно поздравил графа с благополучным завершением дела епископ Братичелли.

Но мрачный де ла Верда почему-то не принял комплимента.

— Оно еще не завершено, — рассеянно пояснил он, — но это уже, так сказать — постскриптум! Приготовьтесь, мы выезжаем в Австрию на третий день Пасхи.

На большом приеме по случаю праздника в Шпильберге каталонец случайно оказался рядом с влюбленной парочкой и,  спрятавшись за колонну, подслушал их разговор. До этого он даже голоса девушки ни разу не слышал.

— Скоро, любимая, я стану самым счастливым человеком на земле,- говорил Палацкий, пожимая пальцы невесте.

Влюбленные разговаривали по-чешски, но де ла Верда быстро осваивал языки, поэтому  понимал, о чём так страстно шепчется эта пара.

— А разве ты сейчас не счастлив? — робко улыбнулась девушка.

— Мы ещё только в преддверие настоящего счастья, когда сможем воссоединиться навсегда, пока смерть не разлучит нас. Как же я хочу испытать блаженство твоих объятий! Через четыре дня венчание: не будь ко мне жестока, позволь поцеловать себя!

— Ах, Ярек, — смутилась и даже испугалась девушка, — может, все-таки подождем четыре дня?

— Ты просто не любишь меня, — рассердился молодой человек, — иначе бы почувствовала, какую муку я терплю!

Огорчать возлюбленного наивная девушка, конечно же, не хотела, поэтому с мольбой заглянула в его хмурое лицо.

— Но, любимый, — просительно прошептала она, — всего четыре дня… и тогда ты навеки станешь моим господином! Не принуждай меня, сам же потом будешь упрекать в нескромности.

  — Тебя и в нескромности?! — покровительственно рассмеялся Палацкий, — ты — моя прекрасная снежинка, непорочная белая лилия, чистый горный родник, из которого я вскоре утолю свою жажду. Хорошо, милая, я подожду, не буду смущать твою чистоту и невинность. Но потом  я припомню  все муки, на которые ты обрекла нас своим упорным нежеланием ответить на мою страсть!

  — Хорошо, любимый, -  стыдливо вспыхнула Стефка, — ты отомстишь мне, но не раньше чем через четыре дня!

Они так часто называли эту цифру, что дону Мигелю не составило труда понять, с каким нетерпением считают дни влюбленные.

Он невесело усмехнулся и отошел от парочки. Генрих уже ознакомил его с планом похищения: тот был составлен настолько идеально, что посланник не нашёл в нем ни одного изъяна.