Страстные сказки средневековья Глава 13.

БЕГЛЕЦЫ.

Страшно оказаться в одиночку на дороге осенней ночью.

Тьма такая, что звезды в вышине являются единственным источником света. Крупные и мерцающие они так сияют, что на земле становится ещё темнее, и припозднившийся путник не видит даже собственных ног.  В надежде, что не собьется с дороги, он ступает осторожно и пугливо, и всё равно спотыкается обо все кочки и ухабы.

Все звуки в пустынной осенней тишине кажутся преумноженными многократно. В страхе замирает усталый странник, пугаясь даже шороха собственных шагов. И даже стук копыт двух смирных осликов и то производит шум, подобный рокоту барабана.

По окутанной ранними сумерками проселочной дороге уныло плелись два полусонных ослика. На одном клевала носом  усталая Хельга, на другом животном в безотчетном ужасе перед зловещей тишиной прижались друг к другу Тибо и Стефания. Вечно мерзнущий карлик трясся мелкой дрожью и норовил забиться с головой под накидку своей хозяйки.

— В мире дьявольской тьмы блуждаем несчастные мы, — тоненько скулил он, — неизвестно куда попадем, прежде чем с ума от страха сойдем!

Стефка тяжело вздохнула: ещё недавно она даже приблизительно не знала, где они находятся, но отчаянно надеялась, что до Моравии осталось не так уж далеко. Конечно, до Нанси папское посольство добиралось полгода, но ведь легаты устраивались на долгие стоянки в имперских городах, а  беглецы, наоборот, старались все селения объезжать стороной.

Обстановка осложнялась ещё и тем, что все вокруг изъяснялись на непонятном Хельге и Стефке языке, а Тибо если и понимал местных жителей, то от его своеобразных ответов ситуация прояснялась мало.  А тут ещё озорной характер карлика, из-за которого они не могли перевести дух в каком-нибудь месте, расспросить о дороге и собрать сведения. Стоило только где-то расположиться на постой, и он непременно выкидывал очередное коленце, как будто нарочно выводя из себя содержателей постоялых дворов.

Конечно, потом Тибо горестно плакал, показывая багровое, пострадавшее от свирепой руки ухо, а уж зуботычин и подзатыльников было вообще не сосчитать, но факт оставался фактом — каждый раз измученные женщины вынуждены были убираться прочь, не успев ни толком поесть, ни отдохнуть.

— Уже давно должен  показаться Штутгарт, — изумлялась Хельга, с кряхтением держащаяся за круто вздымающийся живот, — но почему в харчевнях по-прежнему одна жиденькая капуста, вонючий сыр да кислое вино? Когда же я поем свиных колбасок и гороха со шкварками, запивая добрым пивом? Как же я по ним истосковалась!

Про колбасу и пиво она говорила с таким тоскливым и блаженным придыханием, словно монахиня о святых дарах.

— У меня урчит в брюхе и от капусты глаза выпучивает, — ворчливо вторил ей Тибо, — или с голоду умру, или тоска по мясу замучает!

Конечно, можно было заказывать в трактирах и более сытную пищу, но в этих странных местах царила отнюдь не немецкая дороговизна, а они и так потратились на покупку двух осликов. Деньги нужно было экономить, чтобы хватило до Моравии.

Стефания переносила лишения со стоическим смирением. Её мало волновала безвкусная грубая еда и отсутствие полноценного отдыха:  мысли были заняты более безрадостными вещами. Она едва ли замечала, что ела, механически все туже затягивая корсаж на похудевшей талии. Беглянка день и ночь размышляла, как ей жить дальше.

Конечно, она возвращалась домой, потому что больше не могла находиться с человеком, так унизительно пренебрегающим ею. Но крестный! При мысли о Збирайде Стефка начинала тяжело вздыхать:  своевольный пан Ирджих имел весьма твердые представления об обязанностях жены, и даже при таких обстоятельствах никогда бы не одобрил побега крестницы. Оставалось только одно — припасть к ногам принца Генриха, чтобы его высочество похлопотал о разрешении вступить в монашеский орден.

Стефка всегда считала, что не создана для монашеской жизни, но если и в супружестве она потерпела фиаско, пожалуй, покрывало монахини будет для неё наиболее подходящим головным убором. Не найдется, что возразить и де ла Верде:  перед небесным женихом отступают земные мужья! И бывшая графиня до конца  дней будет молиться за своего погибшего младенца и за попранную  любовь. Со временем сердце успокоится, боль уйдет, и она смирится с этим уделом.

При мыслях о погибшем малыше  Стефка неизменно начинала плакать, а представляя решетки монастыря, уныло хандрить, и где уж ей было обращать внимания на дорогу и на недовольные жалобы окружения. Хельгу она взяла с собой из жалости, а Тибо увязался сам, клянясь, что не может оставаться дальше с жестоким графом, желающим определить его в шуты к самому богатому и могущественному человеку Европы.

— Страшно бедному шуту подниматься, чтоб кривляться, на такую высоту! Можно ведь не только упасть,  кабы совсем голове не пропасть!

А теперь этот маленький негодник ныл по каждому удобному и неудобному случаю.

— Надо вернуться скорее назад, заблудшей овечке наш граф будет рад!

Хельга, которая от дона Мигеля ничего хорошего не ждала, только злобно цыкала на уродца:

— Ты думаешь, о чём говоришь? Только Пресвятая Дева знает, как далеко мы сейчас от Лотарингии! Судя по всему,  уже скоро Бавария.  Вот только местность не знакомая, и люди как-то странно изъясняются:  ничего не поймешь! И деньги не те: менялы-грабители. А,  всё равно, лишь бы до свиной колбасы добраться!

— В голове у нашей Хельги только множество колбас! Скоро с жиру лопнет немка, в брюхе вон какой припас!

— Ах ты, сморчок поганый, ты же знаешь, что я на сносях!

— У зайчихи плод зайчонок, а хрюшки — поросенок!

Эти двое устраивали такие свары, что испуганно прядали ушами ослики, норовя разбежаться в разные стороны, и  своей пустой болтовней отвлекали госпожу от благочестивых размышлений о тлене всего мирского.

— Что б вас!  — сердилась она. — Вы отправите прямиком в ад даже святого! Прекращайте шуметь и не мешайте мне думать!

— Дамам вредно много размышлять, красоту так можно потерять! Испещрят весь лоб морщины, убегут стремглав мужчины!

Ещё пани Анелька, готовя старшую внучку к взрослой жизни, не раз её поучала:

— Холопы, как правило, все глупы и ленивы! Если было бы по-другому, они в рабы никогда не попали, поэтому имей в виду: толку от них мало, головной боли много! Только бесконечное терпение и железная воля хозяев могут заставить этих людей делать хоть что-то полезное. Но что поделаешь, других слуг нам не дал Господь: приходится нести этот терновый венец, чтобы они сами же не подохли от голода!

Тогда бабкины наставления показались ей преувеличенными, теперь же Стефка пришла к выводу, что пани Анелька была не далека от истины.

Истекало кровью её разбитое  вероломным супругом сердце, она оплакивала своего малыша, готовясь заточить себя в монастырских стенах, а эти двое вели себя, словно им и дела не было до её боли и отчаяния.

— Я хочу попросить принца Генриха о покрывале монахини! – наконец, решилась она признаться слугам, чтобы дать понять, насколько серьезна ситуация.

Но вместо благоговейной тишины и уважения к её столь выстраданному решению, за спиной раздалось подозрительное хрюканье. Даже ангел перед лицом такого бедствия потерял бы терпение!

— Я не сказала ничего смешного!

— Что вы, донна, какой там смех… просите монашеский чин уж для всех!

Это, конечно же, высказался Тибо, но Хельга также показала себя во всей красе.

— Я не хочу в монашки, — испуганно открестилась она, — у них там посты, да и с другим — ни-ни! Мне хочется выйти замуж и иметь в своей постели постоянного мужчину. А ещё варить домашнюю колбасу с чесноком,  кровяную колбасу, и рубец с луком, и пиво! Да и вы, по-моему, поторопились с таким решением: ведь тоже до постельных утех большая охотница, поэтому и на господина обиделись!

У Стефки даже слезы на глазах выступили. По словам немки выходило, что она бежала от мужа, потому что не смогла справиться с собственной похотью!

— Мне никто не нужен, — сердито отрезала она, — кроме Господа нашего… и замолчите наконец!

Легко сказать! Молчание продолжалось несколько мгновений, а потом зловредный шут опять задел Хельгу, и понеслось: крик, оскорбления, драка!

Юная графиня  только обреченно махнула рукой, мудро решив, что ей нужно учиться христианскому всепрощению.

Но к вечеру того же дня Стефке пришлось убедиться, что она окружена не просто глупцами, а  бесспорными претендентами на победу в любом турнире дураков. Это случилось, когда они проезжали через владения некоего барона де Ла Роша.

В небольшой придорожной харчевне почему-то собралось настолько много народа, что нашим странникам едва нашлось местечко за одним из отлакированных локтями посетителей столов. Здесь царил въевшийся застарелый запах плохого вина и кислого сыра.

Стефка вяло пережевывала лепешку с сыром и рассеяно поглядывала на двух рыцарей за соседним столом. Освободившись от шлемов, они быстро поглощали пищу, как торопящиеся по неотложным делам люди и вели разговор… по-французски! И если бургундский и лотарингский диалекты юной женщине были плохо знакомы (с той же госпожой Луазье говорила по-немецки),  то викарии своё дело знали, и на языке Иль-де-Франс графиня изъяснялась довольно-таки сносно.

— Герцог Карл призывает...

— Завтра нужно быть в Труа…

— Разрыв Перронских соглашений...

— Шампань готовится к войне, но на чьей стороне?

Эти люди собирались уже завтра попасть в Труа? Стефка моментально очнулась от безрадостных грез о сумрачной келье и недоуменно встрепенулась. Она не знала географии Франции, но всё же сообразила, что Труа находится в противоположной стороне от цели её путешествия.

Графиня перевела  полный пока ещё смутных подозрений взгляд на своих спутников.

Хельга с брезгливой гримасой хлебала овсяную похлебку, сдобренную сыром, и  сглатывала слюну при виде зажаренного каплуна на столе у соседей. Тибо же со смаком грыз большую луковицу, заедая её лепешкой и стреляя по сторонам лукавыми глазами. Никак опять замышлял какую-нибудь очередную пакость!

— Тибо, — вкрадчиво спросила она, — Труа — это место, где французский король Карл Безумный отрекся от престола в пользу англичан?

— Да, ваша светлость, именно так! Был Карл больной король и редкостный дурак!

— А как далеко находится Труа от Парижа?

— Думаю, в трех-четырех сутках пути…  это смотря как идти!

Стефка изумленно смотрела на бессовестного карлика, раздумывая, что с ним сделать: прогнать сразу или обойтись несколькими затрещинами? Гнев настойчиво советовал надавать ему пинков и отделаться от уродца навсегда. Да и чуть успокоившись, она пришла к точно такому же выводу: это было наиболее радикальное средство избавления от всех настоящих и грядущих неприятностей.

И тут беспечно рассматривающий закопченный зал трактира Тибо внезапно насторожился и осторожно оглянулся на застывшую  в негодовании юную госпожу.

— Ой, ой, — тотчас заскулил он, ещё больше искривив и без того морщинистую рожицу,- в глазах у донны хладный лед, Тибо несчастного она убьет! Несчастный шут...

— … прескверный плут! — оборвала его стенания злая Стефка.  — Неужели у тебя совсем нет совести? Где мы и зачем ты нас завел в это место?

Но как будто можно было воззвать к порядочности того, кто от рождения был её лишен!

— Совсем не знает бедный шут, куда дороги тут ведут! Измучился Тибо, совсем устал и направление потерял!

Встревоженная графиня решила больше не доверяться глупым слугам. Поправив вуаль на голове,  и разгладив помятые складки дорожного платья, она решительно направилась к тем самым рыцарям, которые заставили её вернуться в мир неприятной реальности.

— Мессиры, — странница потупила глаза под изучающими взглядами мужчин,-  я со своими спутниками немного заблудилась, выехав из Нанси.  Не объясните мне, где я нахожусь и что это за место?

Увидев перед собой худенькую фигурку бледной девицы несомненно благородного происхождения, рыцари галантно склонили головы в приветствии.

— А куда вы держите путь, демуазель?

Хороший вопрос!  Чтобы шевалье не решили, что перед ними сумасшедшая, едва ли было разумно признаваться, что она поспешает в Моравию!

— Я еду в Париж, мессиры!

— Тогда вы на правильном пути. Скоро Бар: там вы отдохнете и через дневной переход прибудете в Труа, — любезно пояснил один из рыцарей,  разглядев сквозь марево не первой свежести вуали красоту незнакомой девицы. – Только  говорят, что скоро эти места станут ареной военных действий, хотя перемирие пока продолжает действовать. Благородным девицам незачем подвергать себя таким опасностям!

— Благодарю вас, шевалье! Воспользуюсь советом и поверну назад!

Мужчины немного помялись, а потом один из них смущенно заметил:

— Дороги уже забиты рыцарскими отрядами: герцог Карл созвал ополчение. Такой девушке как вы лучше переждать это неспокойное время в надежном убежище. Мы сейчас находимся во владениях барона Армана де Ла Рош: попросите его о покровительстве.

Несомненно, что эти любезные рыцари хотели помочь путешественнице, но только для Стефки был неприемлем их совет. Что она скажет барону де Ла Рошу, когда он вполне обоснованно поинтересуется, кто перед ним? Сбежавшая жена испанского гранда? И графиня решила всё-таки добраться до Бара. И уже оказавшись под защитой городских стен подумать, что делать дальше практически без денег, в чужой стране, с двумя безголовыми слугами в попутчиках.

Стефка вернулась к своим притихшим спутникам и бессильно опустилась на скамью рядом с жующей Хельгой: немка с каждым днем становилась всё прожорливей, ссылаясь на беременность.

— Ну, — строго взглянула она на Тибо, тотчас шкодливо скрывшегося под столом, — и чего ты добился, водя меня за нос?  Вскоре мы окажемся посереди воюющих армий: без денег, без защиты, и даже толком не зная, в какую сторону нам податься!

— Я — несчастный дурак, чтобы не сделал, всё время не так! — печально всхлипнул, размазывая слезы карлик, высунув нос из-под столешницы, -  и ростом я всего вершок, и на плечах не голова — худой горшок! Меня обидеть просто из-за малого роста! А Хельга всё ест да ест, ей как жирной курице будет мал насест! Скоро лопнет от жира, последних наших денье транжира!

— Денье?! — взревела Хельга. — Да если бы я не торговалась с разбойниками моравами,  вы давно бы траву кушали! Я ли не берегу каждый грош, я ли...

Стефка в изнеможении закрыла руками уши. По крайней мере, хоть один из них пребывал в святой уверенности, что уже в Моравии: жаль, что не она сама!

— Мы отправляемся в Бар, — приказала женщина, когда выкричавшись, слуги наконец-то угомонились, — а там будет видно!

И оба ослика продолжили свой путь, груженные седоками и немудрящей поклажей. Но не успели они проехать и часа, как дорогу  преградила широкая, по-осеннему мутная и беспокойная Сена.

На переправе работал паром. Он как раз причалил к их берегу: толпящийся в ожидании разномастный люд и телеги с товаром загружались на его настил. Стефка с попутчиками зашли в последнюю очередь, с трудом втиснув своих осликов рядом с телегой местного крестьянина.

Недовольно кричащий о перегрузе паромщик уже отчалил, когда на берегу неожиданно появились несколько  роскошно разодетых всадников. Не раздумывая они направили лошадей прямо в воду и настигли отходящий паром.

Паромщик испуганно замолк, перекрестившись при виде такой напасти: паром угрожающе накренился, когда лошади впрыгнули на него, но покачнувшись, он всё-таки остался на плаву. С телег посыпались какие-то вещи,  а кто-то с жалобным криком упал в воду, но никто не поспешил ему на помощь. Все путники сохраняли подавленное и опасливое молчание, казалось, съежившись на своих местах чуть ли не втрое.

— Пресвятая Дева, спаси и сохрани, — незаметно перекрестилась испуганная Стефка, ослик которой оказался впритык прижатым к боку горячего скакуна.

Прямо перед её носом угрожающе маячила нога в сапоге с серебряной шпорой.

— Осёл с конягой подружился, -  буркнул из-за спины шут, — в корову голубок влюбился! Весь мир перевернулся и исчез, когда болван сей на паром наш влез!

— Тибо, — отчаянно зашипела женщина, торопливо затыкая рот безумцу, — сделай милость, помолчи!

   Увы, её предупреждение запоздало. Шпора опасно промелькнула в дюйме от лица, и её владелец спрыгнул с лошади. Миг, и он оказался напротив графини. Из-под забрала изукрашенного искусными насечками шлема на неё глянули серые глаза мужчины средних лет.

— Кто это тут пищит? — грозно приподнял брови незнакомец.

Тибо с тонким визгом так вжался в спину своей госпожи, что моментально превратился во внезапно обретенный горб. Хельга, подавившись виноградом, сначала задохнулась, а потом закашлялась. Однако глаза незнакомца заинтересованно остановились на прикрытом вуалью лице графини.

— Демуазель? Я хозяин этих мест -  барон Арман де Ла Рош, и мне приятно приветствовать вас в своих владениях! Кто вы и куда держите путь?

В этот раз Нанси показался Стефке слишком близким. Может у барона была там какая-нибудь родня!

— Мы едем из Страсбурга к моей тетке в Париж!

   Лгать было неприятно и стыдно, но барон  невозмутимо дожидался имени привлекшей его внимание  девицы, а у неё в голове царила пустота. Как эльзасцы называют своих дочерей?

— Мою госпожу зовут, болван, Иолантою Роан! — пришел на помощь, высунувшийся из-за спины карлик. — Её отец недавно умер, и она едет к родственникам матери — Азенкурам.

— Славная фамилия, — покладисто согласился барон, — только вы, демуазель, укоротили бы язык вашему шуту, а то я это сделаю сам!

— Что возьмешь с дурня, — кинулась на защиту Тибо испуганная Стефания, — он не ведает, что говорит! Совсем слаб умом!

— Зато чересчур остёр языком, — хмыкнул барон. -  Так вы из Эльзаса? Страшные дела там творились недавно: говорят, на костре сожгли сразу же тринадцать ведьм?

Хельга и Стефка в растерянности переглянулись с шутом: они об этом ничего не знали. Наверное, это случилось, когда посольство отдыхало в Конствальце.

— Мы давно выехали из дома! — тихо пробормотала Стефка.

— Вот как! — насмешливо протянул собеседник.

Она бросила на него всполошенный взгляд и, сделав вид что ничего особенного не произошло, сосредоточила внимание на приближающейся пристани. Сердце тревожно стучало, хотя юная женщина и убеждала себя, что всё в порядке. Подумаешь, разговор на переправе со случайным попутчиком!

Вскоре паром причалил к берегу. Наши путешественники торопливо сошли по сходням, заплатили перевозчику, отдали бальи налог за право проезда по баронским землям и только двинулись вверх по круто вздымающемуся  откосу, как их остановили.

— Демуазель Иоланта, — подъехал к ним молодой мужчина, — мой сеньор приглашает вас погостить в его замке.

— Ваш сеньор? — испуганно вскинула голову Стефка.

-  Барон де Ла Рош. Его замок Шамбуаз недалеко отсюда.

Рано или поздно неприятности всё равно должны были начаться, но осознание этого не успокаивало.

— Передайте барону нашу благодарность, но мы очень спешим,- твердо отказалась графиня, пытаясь объехать всадника на своем ослике.

Однако незнакомец проявил упорство. Выглядел он щуплым, но очевидно это было обманчивым впечатлением.

— Дороги не спокойны, — юноша вновь преградил ей путь, — погостите некоторое время в замке Шамбуаз. Барон вскоре собирается посетить Париж и предлагает вам покровительство, а также место в своём отряде.

Стефка не нашлась, что возразить: предложение  было щедрым, и ничего кроме благодарности вызвать не могло. Однако ей не нужно было ехать в Париж,  да ещё к неведомым Азенкурам, в реальном существовании которых она очень сомневалась.

Ложь вызывает к жизни следующую ложь:  юная графиня с ужасом осознавала, что становится изощренной обманщицей, но другого выхода у неё не было.

— Передайте барону мою признательность, — Стефка растянула губы в улыбке, — и если вы укажите мне направление,  я с удовольствием приму это приглашение.  И как только мои ослики преодолеют расстояние до Шамбуаза, постучусь в ворота замка.

Возможно, юноша и не повелся  бы на такую наивную хитрость, если бы не откровенная радость на лице Хельги.

— Слава Святой Гертруде, — ликующе перекрестилась немка, — наконец-то выспимся и вдоволь наедимся. Судя по виду этого барона, он у себя дома не хлебает пустой суп! Ла Рош ведь не кролик, чтобы постоянно хрустеть капустой!

Юноша скупо улыбнулся: наверное, он хорошо понимал немецкий язык.

— В замке моего отца ещё никто не ложился спать голодным! — уверил он путников. – Если вы поторопитесь, демуазель, то подоспеете к обеду!

Проследив, как вслед за всадником клубится потревоженная  дорожная пыль, графиня зябко закуталась в дорожную накидку. Осенние денечки, хоть и радовали солнышком, но становились все холоднее и холоднее.  От реки  также тянуло промозглой сыростью.

— Что будем делать? — тоскливо спросила она спутников.

Странно, но Тибо промолчал — редкостный случай в его жизни.

— А как же еда? — разочарованно протянула Хельга. — У нас ведь очень мало денег! А этот барон, по крайней мере, не даст умереть с голоду!

— Кто о чём, — раздраженно посмотрела на неё Стефка, — а ты о еде. Сомневаюсь, что мне сейчас хотя бы что-нибудь полезет в рот. Кто знает, что у этого человека на уме?

— А чего боятся? — погладив свой живот, беспечно улыбнулась немка. — Что мужчина может вам сделать плохого? Вы, конечно, не знаете, а у меня есть кое-какой опыт в этом деле:  у них в штанах всё одинаковое!

Стефка даже взвыла, с  ужасом глядя на эту самодовольную бестолочь. В голове у Хельги царила полнейшая пустота, в которой затерялись даже последние остатки здравого смысла.

— Всё, — твердо сказала она, — никаких баронов и никаких замков!

И решительной рукой графиня направила ослика в сторону противоположную указанной молодым шевалье. Дорога здесь была малонаезженной, а вдалеке виднелось нечто похожее на рощу.

— И куда мы попадем, если в темный лес зайдем? — робко пискнул за спиной Тибо. — Ночь наступит очень скоро, волки вылезут из норок!

— Если есть дорога, -  устало оборвала эти причитания Стефка, — то есть и место, куда она ведет!

Это было самое безрассудное решение изо всех принятых в последнее время, но измученная беглянка уже действовала в порыве бессильного отчаяния, положившись на волю Господа. Она ощущала себя загнанной нелепо складывающимися обстоятельствами в неведомую и опасную ловушку, но как выйти из этого положения тоже не знала.

И вот наступила ранняя осенняя ночь. Ослики сонно плелись по едва угадываемой дороге по краю леса, а на человеческое жилье не было даже намека.

— Нам надо где-то остановиться, -  приняла решение измученная Стефка, — все выдохлись, устали… надо набраться сил!

— Мы костёр разведем, песнь пустого желудка споём, а потом под кустом все уснем, — уныло согласился Тибо. — Только, где же нам встать, чтоб спокойно поспать?

Место вскоре обнаружилось. Внезапно выкатившаяся из-за горизонта полная красноватая луна высветила пригорок с возвышающимся мощным дубом. Под его раскидистой кроной  валялось много сухих веток и опавших листьев.

— Здесь, — выдохнула Стефка, устало сползая с ослика, и помогая слезть коротконогому карлику. — Собирайте хворост!

И пока недовольно ворчащая Хельга занималась костром, сама графиня усиленно сгребала упавшую листву в одну большую кучу, устраивая какое никакое, но все же защищающее от сырости ложе.

— Что за мода укладываться спать на голодный желудок? — между тем бурчала немка. — Ведь звали нас в сытное, хорошее место, так мы пугаемся всякой тени! От графа тоже убежали...  Далась нам эта Моравия, если здесь кормят только травой, как будто мы коровы какие-нибудь!

Стефка даже отвечать на эти глупости не стала. Завернувшись поплотнее в плащ, она пустила под полу постоянно трясущегося от холода карлика и, протянув руки к огню, устало застыла.

Листья грели плохо, но всё-таки сидеть на подстилке было лучше, чем на ледяной земле. Бессовестный Тибо тем временем взгромоздился едва ли не к ней на колени. Стефка досадливо согнала его.  Тогда карлик принялся копаться, вертеться, устраиваясь поудобнее и, в конце концов, угнездился между двумя женщинами, выбрав самое теплое место.

— У, пакостник, — щёлкнула его по затылку возмущенная Хельга, — постыдись! Нам нужно оберегать госпожу, а ты пролез между нами, как хорь в курятник, и дела тебе мало до всех остальных: хоть вмерзни в землю!

Тибо тут же захныкал.

— Обидеть несчастного шута легко,  а от тебя, толстуха, прокисло б даже молоко! Да что там молоко, прокисла бы вода, если вода заглянула бы  сюда!

Кругом царила ночь, и установилась та особая осенняя тишина, казалось, в которой тонули звуки. Низко висел багрово-синий диск луны: всё располагало ко сну и покою, а эти двое опять затеяли свару, как будто им мало было дня. Слуги настолько надоели Стефке, что у неё истощились все запасы терпения.

— Спать! Немедля! — отчаянно рявкнула она. — Иначе...

Что "иначе" молоденькая женщина и сама не знала, но угроза как  не странно подействовала.

Невыносимая парочка мгновенно улеглась на опавшую листву и тотчас уснула, оставив свою госпожу в полнейшей растерянности. Она собиралась договориться с ними об отдыхе по очереди, а теперь выяснилось, что караулить сон этих двоих придется именно ей.

Страшно оставаться наедине с чужим непонятным миром, да ещё в такую осеннюю ночь, когда даже луна и то выглядит угрожающе. Впрочем, поднимаясь всё выше и выше, она меняла свой красный оттенок на голубоватый. Пронесся легкий ветерок, зашевелив ветки дуба.  Слегка шуршали засохшие листья, а рядом успокаивающе фыркали, прядая ушами, что-то выискивающие в пожухлой траве невозмутимые ослики. Сладко похрапывала Хельга и чмокал губами во сне Тибо.

Эти привычные звуки понемногу успокоили расстроенную и голодную Стефку. Она  потихоньку заклевала носом, не забывая подбрасывать прутья, чтобы поддержать огонь: всё-таки от его веселых язычков становилось легче на душе, и отступал давящий страх. Горьковатый дымок навевал воспоминания о замковой кухне в Лукаши: об окороке, коптящемся над очагом и вкусном свежеиспеченном хлебе, белом опрятном чепце Гуты, растирающей в ступке ягоды можжевельника…

Стефка  вздрогнула, сообразив, что всё-таки задремала, и увидела, что костер почти погас. Натасканные Хельгой ветки закончились и, тяжело вздохнув, она осторожно, чтобы не потревожить спящих слуг, встала со своего места.

Прежде чем отправиться на поиски хвороста, юная женщина окинула рассеянным взглядом окрестности.

Засиявшая в полную силу луна заливала ровным светом затаившийся у подножья холма лес,  отдельные участки дороги. Ярко поблескивала даже  вдалеке серебристая лента Сены. Всё выглядело мирно и величественно красиво, пока её взгляд не наткнулся на непонятный предмет в отдалении. Расстояние было довольно большим, поэтому Стефка не сразу догадалась, что это кого-то высматривающий всадник, а когда сообразила, то в ужасе затоптала ногами и без того едва тлеющий огонь.  Затаившись в тени дуба, она стала настороженно наблюдать за незнакомцем.

Всадник ещё немного постоял, а потом направился по дороге к месту их стоянки. Испуганная Стефка сообразила, что зря жгла подошвы башмаков, гася костер: он всё равно заметил дымок. 

В ночной тиши грозный цокот копыт скакуна приводил на память всадников Апокалипсиса. Мысли перепуганной юной женщины метались в голове, как  мыши в закроме. Будить Хельгу и Тибо и поспешно бежать? Но вряд ли их ослики разовьют такую прыть, что их не догонит всадник. Да и пока её бестолковые слуги проснутся, пока зададут свои обычные дурацкие вопросы, их сможет взять в плен даже немощный калека, а приближающийся рыцарь такого впечатления не производил.

На удивление, он был без привычных лат, и его плащ легко раздувался ветром, а на голове вместо рыцарского шлема красовался огромный берет. Блеснул в свете луны драгоценный аграф в виде сплетенных серебряных змей, и облегченно выдохнувшая Стефка обессилено опустилась на прежнее место: от волнения подогнулись ноги. Во всаднике она узнала молодого человека, представившегося ей на переправе сыном барона де Ла Роша. Особой радости его появление не доставило, но было хотя бы ясно, зачем он их разыскивает.

Всадник уже подъехал к дубу, а Хельга и Тибо даже не пошевелились, мирно посапывая во сне, поэтому принимать незваного гостя пришлось одной графине.

— Шевалье, — поднялась она навстречу спешивающемуся молодому человеку.

Но рыцарь почему-то молчал, пристально рассматривая юную женщину: скользил  изучающим взглядом по лицу и фигуре. Совсем не обрадовавшись такому повышенному вниманию, Стефка инстинктивно попятилась от мужчины.  В свете луны его лицо выглядело неестественно безжизненным: такими бесстрастными и безукоризненно совершенными  бывают мраморные изваяния в соборах, но не живые люди.

— Я искал вас, демуазель! — наконец, разжал он губы.

Графиня смущенно отвела глаза.

-  Мы… в общем, заблудились: повернули не туда, — залепетала она, — и вот...

-  Вы поехали в сторону противоположную той, на которую я вам указал, — заметил мужчина,- и, конечно же, заблудились! Счастье ещё, что вам хватило ума не соваться в лес. Эта дорога ведет на  заброшенную мельницу, ей уже давно никто не пользуется кроме  охотников в сезон отстрела оленей!

— Мне очень жаль, но мы так торопились в Бар!

Молодой человек небрежно пожал плечами.

— Чтобы попасть в Бар, нужно проехать мимо замка Шамбуаз, — пояснил он. — Отец  обеспокоился, не дождавшись вас, и послал меня на поиски.

Стефка понемногу приходила в себя, оправившись от первоначального испуга.

— Да, — торопливо согласилась она, — получилось неловко:  из-за меня вы лишились отдыха. Зато теперь вы убедились, что с нами всё в порядке и можете вернуться домой.  Поутру, когда мои люди и ослики отдохнут, мы тронемся в путь уже в правильном направлении.

   Возможно, собеседник хотел что-то возразить, но тут Стефка, бросив случайный взгляд на костёр, заметила, что среди головёшек ещё теплится огонёк. Страх перед холодом ночи заставил её отвлечься от беседы на более насущные дела.

— О, простите… — пробормотала она и  начала поспешно совать в костер сухие листья и мелкие прутья.

— Без вуали вы выглядите лучше, — сменил тему разговора и баронский сын, подыскав  подходящую корягу и с треском ломая её на дрова. – Неужели ваша родина — Эльзас, демуазель Иоланта?

Стефка сделала вид, что занята разжиганием огня, но потом робко осведомилась:

— Почему вы задали мне этот вопрос?

Молодой человек  привязал своего коня к дубу.

— Моя крестная мать из Эльзаса! У вас другой акцент… необычный!

Стефка раскрыла было рот, чтобы выдать очередную ложь, и тут же растерянно его закрыла, потому что ничего не смогла придумать.

— Вы задаете столько вопросов, -  спустя некоторое время раздраженно заметила она, — но так и не удосужились представиться!

Мужчина сначала неторопливо нагреб кучу листвы, застелил её попоной, и только потом ответил:

— Вы правы, демуазель, это недопустимое упущение с моей стороны! Меня зовут Рауль де Сантрэ. С моим отцом вы уже имели честь познакомиться! Хотите есть?

Он вытащил из седельной сумки солидный сверток.

Стефка хотела было отказаться, но её несчастный желудок настолько возмутился, что даже не заурчал, а грозно зарычал.

Рауль между тем разложил на салфетке два куска отварного мяса, сыр и хлеб, достав из другой седельной сумки  мех с вином.

— Я подумал, что вы остались без обеда и прихватил на всякий случай с собой еду.

Не успела Стефка раскрыть рот, чтобы поблагодарить его за такую заботу, как мигом подскочившие со своих мест Хельга и Тибо окружили плотным кольцом импровизированный стол. До этого они вполне удачно притворялись не просто спящими — мёртвыми!

— Мясо, — с умилением пробормотала немка, жадно вдыхая аромат разложенной снеди, — мясо!

— Это дар небес, — деловито потер руки облизывающийся Тибо, — ниспосланный нам за жизнь безгрешную. Вот сыр и  мясо: ешь его!

И они с таким нетерпением посмотрели на хозяйку, что та быстро сложила руки для молитвы, но не успела Стефка произнести и двух строф по-латыни, как шут скороговоркой выпалил остальные слова и вцепился в самый большой кусок мяса. Возмущенно вскрикнувшая Хельга схватила его за ухо, но Тибо настолько быстро затолкал мясо в рот, что чуть не подавился, стремясь как можно скорее прожевать и проглотить отвоеванную еду.

— Бессовестный, — заплакала разочарованная немка, -  чтобы ты подавился!

Стефка взглянула на  слезы  беременной женщины,  и от жалости у неё сдавило сердце. Бедная Хельга: пределом её мечтаний всегда была колбаса, ну пусть хоть мясу порадуется!

— Ешь, — отдала она немке последний кусок, — я не хочу!

И преодолевая протест сведенного голодной судорогой желудка, протянула руку за сыром и хлебом.

Карлик, покончив с мясом, естественно принялся причитать и жаловаться.

— Никто Тибо вином не напоит и сыру не отломит! Всё сами съедят, голодным спать ляжет несчастный дурак!

— Прорва, а не человек, — гневно щёлкнула его по затылку Хельга, — куда в тебя вмещается? Сам ростом с вершок, а желудок что твой горшок! Дай госпоже графине хоть кусок в рот положить!

Стефка чуть не подавилась сыром, с опаской покосившись на рыцаря, но тот наблюдал за сварой слуг с невозмутимым выражением лица. Ничего в нём не дрогнуло и после слов Хельги. Может, он всё-таки не понимал их?

И пока Тибо ловко тянул из-под носа всё более выходящей из себя Хельги кусочки сыра и хлеба, Стефания рылась в вещах в поисках чашки под вино. Но так как назло куда-то запропастилась, и искать её в темноте было бесполезно.

— А, -  беспечно махнул рукой шут, — можно и так! Подставит рот мучимый жаждою дурак!

— Обойдешься, вино-то лакать, -  оборвала его Хельга, — сначала пусть выпьет донна Стефания!

Но графиня только отрицательно качнула головой.

— Моё платье и так грязное и пропылённое, и если я ещё оболью его вином...

И тут же увидела перед собой вытянутую руку, в  которой красовался позолоченный резной кубок. Стефку  в жар бросило, когда она осознала, что Рауль прекрасно понимает их слова и теперь знает, что они ему всё время лгали.

Её безголовая прислуга, ясное дело, никаких выводов делать не стала, лишь радостно взвизгнув при виде кубка.

Страшась поднять глаза на де Сантрэ, Стефка дождалась, когда Хельга наполнит кубок вином и осторожно приложила его к губам. Такого вина молодая женщина никогда не пила! Оно было не просто сладким,  но ещё  настолько опьяняющим, что не успела она сделать и глотка, как весёлая искрящаяся волна достигла пустого желудка, согрела всё тело, и зажгла румянцем щеки.

— Вкусно! — удивленно прошептала Стефка и в несколько глотков допила содержимое.

Пока Хельга и Тибо яростно спорили, кому пить следующему, она изумленно прислушивалась к себе, наслаждаясь теплом и приятным головокружением.

Внезапно ей непреодолимо  захотелось спать: опьяневшая Стефка под неумолчный гвалт своей свиты улеглась на примятое ими ложе и немедля погрузилась в глубокий сон.